И пусть мне не сносить головы, если этот король - ничей. Королевство его - весь мир, его замок - вершины скал. Его сердцу дай волчьих сил, дай душе - негасимый жар.
***
Предоставив Чимина самому себе, Тэхен некоторое время размеренно блуждает в тени деревьев, обдумывая сказанное другом. Тот прав совершенно: если Тэхен не хочет навлечь беду на себя и свое королевство, ему стоит навсегда забыть о Чонгуке и о том, какой теплотой может быть пронизан его голос, когда тот обращается к нему. Это ведь не должно быть особенно сложно: через какое-то время делегация покинет их замок, и Чонгук больше не будет появляться в поле его зрения. Выкинуть его из головы не составит труда — так сперва думает Тэхен. Думает, а затем вспоминает, как тяжелеет у него на сердце каждый раз, когда Чонгук закрадывается в его мысли. Вспоминает, насколько цельным он ощущает себя, когда тот оказывается поблизости. Вспоминает дрожь в своих руках, что появляется от невыносимого желания Чонгука коснуться — и шлет свое «не составит труда» к черту. Без Чонгука Тэхену так горько. Он плетется, понурив голову, и машинально раскатывает меж пальцев цветок, сорванный с куста мимоходом. Его лепестки мнутся, сочатся соком, и они так похожи на самого Тэхена, которого также безжалостно рвет на части его неуместная, такая бестолковая любовь. Руки пахнут травой и — ему чуточку кажется — сожалением. Почему им было суждено родиться именно сейчас? Почему от его действий зависит так много? Слишком много, чтобы Тэхен мог терпеливо все снести. Он ведь пытается — правда. Отталкивает Чонгука столько лет, хотя под ребрами у него от этого вперемешку болезненно копошится все самое хрупкое и личное. Все, что Чонгука касается. Все, что ему принадлежит. И сердце тэхеново глупое: ему бы просто качать его кровь, не отвлекаясь на чонгукову широкую улыбку, но оно каждый раз отзывается, бьется быстрее и стремится ему навстречу, потому что сердцу своему не объяснить, что ждет, если Чонгук его когда-нибудь все-таки получит. И до дрожи страшно признать, что все бои против самого себя, которые он так долго ведет в голове, вот-вот будут проиграны. Цветок на то, чем должен являться, уже не похож: у Тэхена в руках остаются пожухлые скомканные ошметки, и он все идет и идет вдоль аллеи, погрязший в своих мыслях. Он совсем не ожидает, подняв взгляд от земли неподалеку от старого пруда, наткнуться на замершего в отдалении альфу, которого и так слишком много в тэхеновой жизни даже в его отсутствие. Чонгук замечает его мгновенно: стоявший до того неподвижно над прозрачной водой, он стремительно оборачивается на шум шагов и, узнав в потревожившем его покой человеке Тэхена, тут же приветливо склоняет голову к плечу. Улыбается. У Тэхена живот сводит от этой улыбки. — Я думал о тебе, — произносит он вместо приветствия, и сердце тут же заходится в бешеном темпе. Тэхен сглатывает. — Надеюсь, в хорошем ключе, — и несмело зеркалит улыбку. — Несомненно. Едва слова срываются с губ, Чонгук делает шаг Тэхену навстречу, протянув в его сторону руку. Тот безотчетно отступает назад, и это на мгновение стирает улыбку с его лица. Она возвращается, стоит Чонгуку уцепиться взглядом за румянец у Тэхена на щеках, и он остается на месте. — Хорошо, что ты оказался здесь. Тэхен глядит на него вопросительно из-под ресниц. Его пальцы напряженно сжимают полы камзола. — Не придется искать тебя по замку, чтобы сказать то, что хочу, — голос Чонгука мелодичный и успокаивающий, слушая его, Тэхен не сразу улавливает момент, когда тот делает пару шагов в его сторону, — Мы уезжаем завтра. Слова заставляют Тэхена вскинуться и поперхнуться воздухом. Завтра? Уже завтра? Он нервно облизывает губы и отводит взгляд. Одно дело — находиться в постоянном напряжении, зная, что в любой момент Чонгук может найти и начать испытывать на прочность его силу воли, и другое — медленно выгорать, не имея возможности даже мельком увидеть. Тэхену действительно кажется, что он горит: рано или поздно огонь в его груди выжжет все внутри и вырвется на свободу, полыхая ужасно ярко и слепяще. От Тэхена тогда, кроме света, ничего не останется. Без Чонгука — не останется. Он осознает это так ясно, что желание кинуться альфе на шею и укутаться в его тепло хотя бы ненадолго накатывает на него и становится невыносимым. Тэхен специально отворачивается, чтобы лишний раз не подстрекать собственных демонов видом чонгукова безмятежного лица. — Значит, нужно попрощаться, — словно издалека Тэхену слышится его охрипший голос. Он прочищает горло, все еще опасаясь поднимать глаза. — Только не сейчас. Я обязан увидеть тебя еще хоть раз. Тэхен шумно набирает воздуха в грудь, взывая ко всей своей выдержке, готовый обороняться. Пусть — словами, пусть — самому себе делая только больнее, и ладно: у него все еще есть на это силы. — Не думаю, что это возможно, — и произнести это дается с огромным трудом. — Я и не ждал от тебя другого ответа, — смеется Чонгук, — Но все же. Я буду ждать тебя здесь, у пруда, через час после полуночи. Тебе ведь не привыкать совершать ночные вылазки в сад? — Я не приду, — обрывает Тэхен глухо, и ощущение, что с каждым словом одно за другим дробятся его ребра, заставляет поморщиться. — Ну и зря. Глядя на то, какими светлыми становятся глаза Чонгука под настырными солнечными лучами, Тэхен понимает, что та броня, которую он безуспешно пытался вокруг себя выстроить, совсем истончилась и вот-вот развалится на бесформенные куски, оставляя его абсолютно беззащитным перед удивительным чонгуковым упрямством. Это дает Тэхену повод предпринять попытку к бегству. — Уезжай, Чонгук. И не вспоминай про мое существование больше, — говорит он устало и разворачивается, почти сразу срываясь на бег. Сбегать позорно, но единственно действенно: Тэхен не готов продолжать эту глупую борьбу за свое благополучие, пусть оно и будет лишь мнимым, стоит Чонгуку покинуть его: изнутри его уже так долго гложет тьма, и рассеять ее способен один только свет чонгуковой глупой улыбки. И не готов Тэхен также к тому, что его, такого сейчас уязвимого, Чонгук ухватит за запястье и потянет назад. Выходит немного резко, Тэхен дергается вперед вновь, но замирает, напарываясь на яростный взгляд и — Тэхен, пожалуйста! вид беззащитного, отбросившего свою напускную храбрость Чонгука. Столь же уязвимого, и, возможно, еще более отчаянно влюбленного. — Пожалуйста… — Тэхен мечтает, чтобы Чонгук отвернулся, хотя бы прикрыл глаза. Нельзя, нельзя смотреть так открыто и навылет, в нем слишком мало осталось прочности, и он почти видит, как крохотные ее остатки буквально утекают сквозь пальцы. Чонгуку словно недостаточно: он становится непозволительно близко, запястье не выпускает и подносит его к лицу. Прикрывает глаза и губами жмется прямо к сердцевине ладони. Это выбивает у Тэхена из легких весь воздух. Он стоит, ошарашенный, и чувствует. Как закипает в жилах кровь, как разливается в груди тепло. Как трепетно касается Чонгук его руки. Тот делает шумный вдох, втягивая в себя аромат цветочного сока, и в этот момент, который растянулся, казалось, на целую вечность, Тэхен застывает посреди руин, что остались от его брони, совершенно растерянный. «Запах!» — проносится в голове запоздалая мысль, и он отдергивает руку, отшатываясь. — Ты… — начинает он, как только альфа по инерции делает шаг вслед за ним, — Это так нечестно, Чонгук… И, прежде чем альфа успеет ответить хоть что-то и сломать его своей нежностью вновь, Тэхен разворачивается и уносится прочь. Он не придет.***
До приближения вечера Тэхен успевает заняться всем, чем вообще только можно заняться в его положении, лишь бы не думать. Он просиживает пару часов в библиотеке, бездумно пялясь в книгу и не видя перед собой ни строчки. Просит учителя танцев о внеплановом занятии и до изнеможения оттачивает свои навыки в менуэте, хотя каждый второй в замке знает, как сильно он его терпеть не может. Тэхен даже зовет к себе портного, встречу с которым ради своего нового парадного костюма он откладывал черт знает сколько времени. Когда солнце начинает медленно заваливаться за горизонт, он, бесцельно блуждающий по дворцовым коридорам, натыкается на встрепанного альфу из делегации, направляющегося в свои покои. Тот притормаживает, чтобы поклониться ему, и Тэхен запоздало вспоминает, что этот чересчур бледный и всегда собранный молодой мужчина постоянно таскается где-то подле Чонгука. Мысль о том, что раз уж он мог ему встретиться, то и Чонгук вполне может, заставляет Тэхена развернуться на пятках, чтобы скрыться поскорей в своих покоях, но его отвлекает вылетевший из-за угла Чимин. Тэхен оглядывает его с интересом. — Ты весь день в саду провел? Загнанный такой, — спрашивает он. — А? Да я там это, — отзывается притормозивший друг, и торопливо приглаживает растрепанные волосы, — Гулял. На кухне помог немного. Да, — тараторит он и выглядит он до неприличия раскрасневшимся и довольным. Пирожных урвал себе, наверно. Или еще чего. — Вот как. А я только что видел того альфу, который из приближенных Чонгука. Юнги, или как его там, — произносит он задумчиво, — Тебе не кажется, что он странноватый? Угрюмый такой. — А-ага, — кивает омега заторможенно, — Вообще. Тэхен пристально глядит на него пару секунд, и отворачивается, пожав плечами. Ладно, так и быть, сегодня растрепанный вид омеги он спишет на дворцовые хлопоты. Если вспомнит завтра, то попытается завести об этом разговор, но сейчас на дружеские расшаркивания с Чимином у него совсем не хватит сил. Ни на что, по сути, не хватит, кроме чтения или еще чего не требующего особых махинаций, но позволяющего на время перекрыть поток бесконечных «а если», что возникают в голове. И каждое из них к Чонгуку так или иначе относится, а от этого только хуже. Тэхену хуже не надо. Он берет в библиотеке первый попавшийся том и устраивается на широком подоконнике у себя в покоях. Но тот так и остается зажатым в пальцах между животом и согнутыми коленями. Тэхен долгое время сидит без движения, уставившись в окно, и из последних сил ограждает себя от мыслей, что кипят внутри и никак не дают покоя. Ему нельзя позволить себе отпустить их: стоит забыться, и вдруг окажется, что его категоричное «я не приду» превращается в робкое «но ведь никто не узнает». Тэхен легонько похлопывает себя по щекам. — Не думать. Не допустить, — шепчет он и устремляет взгляд вдаль, к темной поверхности бурлящей воды, на которую открывается вид с его окна. Море волнуется, чернеет — может, будет шторм, и это не самая лучшая перспектива, учитывая, что один шторм уже разбушевался у Тэхена в душе, и успокоить его до крайности сложно. Последние солнечные лучи лениво пробиваются сквозь облака, прошивают водную гладь и тонут в ней, забирая с собой весь свет. Небо тяжелое, серое, и тучи нависли так низко, что граница между небом и водой почти стирается, становится едва заметной. Огромный простор, открывающийся взору благодаря этому, притягивает к себе. Тэхен ощущает сильнейшее желание хотя бы на минуту позабыть, кем он является, как много от него зависит, и оказаться там, у подножия скал, и слиться с этим серебристым полотном. Ледяной ветер бы путался в его волосах и складках одежды, влажный соленый воздух наполнял собой легкие, шуршание волн закрадывалось в уши и приносило покой. Но Тэхену не видать покоя, пока чонгуково «я буду ждать тебя здесь» тяготеет над ним. Он закусывает щеку изнутри, откидывая голову назад, и крепко смеживает веки. «здесь, у пруда» — повторяет Чонгук у него в голове. «через час после полуночи» — а который сейчас час? Тэхен едва слышно стонет сквозь зубы и пару раз прикладывается затылком о карниз позади. Прекрати, проносится в мыслях. Хватит думать, что ты еще можешь решать. Он не придет. Не придет, не придет, не Придет.