В спальнях окон нет

      Отто и Ритель не сомкнули глаз это ночью. Что думал Харзза, не увидев супруга в спальне, где, как известно, окон нет? Отцу Семьи Ростовщиков было совершенно в ту ночь не до этого.       Нужно было решать - оставаться на положенный свадебный месяц в гостеприимном городе южан или же выдвигаться на Север.       Отто сорвал голос, доказывая Рителю необходимость немедленного возвращения в родные земли, а Ритель с бесшумной настойчивостью убеждал в обратном - нужно закончить дела здесь. Его руки порхали неутомимо складывая знаки: «Солнышко, кот, новый партнер, слуги Харззы - шпионы, дела Утако».       Отто закатывал глаза - все это можно решить и в дороге. Лучший способ приглядеться к подчиненным змеям - испытать их в пути, по дороге на Север. Солнышко и вовсе сейчас не первостепенная задача, пока он будет переживать распавшийся брак и разве что блядовать начнет - тогда да, потрепит нервы. И опять же, в пути это контролировать проще. Кот - закрытая страница, лишнего он ничего не сболтнет, а змеи, возможно, даже у себя на службе оставят… разве что уже не так часто будут пользоваться. Но, опять же, Отто до этого нет никакого дела.       Единственное, чем реально стоило заняться до отъезда - это дела почившего мастера Утако. Старик оставил разветвленную сеть: связь с торговцами, доходными домами, ночлежками и прибежищами легкодоступных девиц. Все это добро следовало срочно подобрать под руку, а то Отто уже шкурой чувствовал, как нити расползаются из под его пальцев, и замена Утако - пока не в состоянии справиться с этим.       Молодой еще, зеленый.       Или - пусть его, учится? Но было жаль времени - и не было совершенно никакой возможности остаться и поучить нового главного южной ветви Семьи.       Отто чувствовал, как неприятности нагревают пятки, еще чуть-чуть промедления - и запахнет паленым мясом. Потому он убедил все же Рителя начать готовиться к отъезду, а сам - обмотавшись в альфий бурнус и вооружившись своими парными, волнистыми кинжалами, двинулся по ключевым точкам.       Первая, кого он посетил с дружеским визитом, была искусница Бри. Старая шлюха стелилась шелком вокруг Отто, заверяя в вечной преданности и удивляясь, «как такое в голову досточтимому Отцу пришло». Ее словам он не верил ничуть, а вот то, что она согласилась произнести слово «Вхождения под руку» - говорило о многом. Именно эта хитрая лиса в свое время оповестила Отто о том, что Утако заварил свою кашу, в обход общего котла - и Отто оценил жест высоко, отдав ей печати второго права. Теперь искусница была второй по значимости в южной ветви Семьи.       На этом простые встречи кончились.       Главу купеческой гильдии он посетил, как ночной тать - в окно «не спальни». И выбив дверь в его опочивальню, некоторое время наблюдал, как тот барахтается с двумя своими молоденькими наложниками. Омеги были, что примечательно, из мышей - юркие, розовоухие - и вмешательством оказались недовольны даже сильнее, чем сам купец. Смешно пищали и топорщили усы, и их воинственность навела Отто на мысль, что не только тепленькими попками живут они в доме зажиточного купца. Танцевал с ними Отец не долго - двое противников на две руки с кинжалами. Купец трясся и молил не резать симпатичных мордашек - и Отто снисходительно лишь отхватил мелкоте косы. Ибо нечего на старших скалить зубки.       Дальнейшая беседа прошла тихо, без затей - и третья печать упала в широкую ладонь.       А ночлежки и доходные дома Отто оставил более сильным - альфам из приближенных. Те вернулись лишь под утро, такие же уставшие, как он сам, и доложили об отданных печатях. Теперь с ключевыми лицами сети Отто мог связаться лично из любой точки как Южного, так и Северного материка.       На всю возню ушла ночь и Отто качал головой - староват он уже для таких вылазок. Потому сидел сейчас в кабинете и смотрел на отчитывающегося Рителя.       Все собрано, день на официальные визиты и завтра выдвигаемся. Ага, как мужу только все это сказать - заставить подчиниться.       А вот, кстати, и он - выразительно оглядывает так и не сброшенный альфий бурнус. От омежьего он отличается цветом - темнее. И способом укладки складок, говорящим о роде деятельности носителя. Отто повязал, как наемник.       - Полагаю, ты знаешь, муж мой, что на тебе надето и о чем это говорит.       Отто кивнул и начал снимать ненужный уже убор, а змей за этим наблюдал светя глазами в неясном выражении. Не одобряет - и так ясно, но было что-то еще на самом дне черных ущелий его зрачков.       Ритель неслышной тенью покинул кабинет и они остались наедине.       - Если бы не мой наблюдатель, я бы тебя сейчас выпорол, - раздельно, выделяя каждое слово, начал Харзза. - Это неуважение альфы еще можно простить тебе, как главе Семьи, но неуважение гильдии - нет. Ты не имеешь права…       - Имею, - резко перебил его Отто, вмиг сатанея и почему-то позабыв о том, что он сдержан и сух. - Что ты знаешь обо мне, альфа, что смеешь диктовать мне условия? Я тебя ни в чем не ограничиваю, младший, помня твою иную натуру, отличную от моей. И требую от тебя если не уважения, то хотя бы невмешательства!       Харзза сверкнул глазами, шикнул, не сдержавшись, но все же взял себя в руки.       - Я с-сзнаю, куда ты ходил этой ночью, и догадываюсь, зачем. Более того, ничего из доложенного мне не дошло до ушей Отца Змей. Это ли не мое к тебе уважение, муж мой? - обращение младшего к старшему он почти выплюнул, отвечая яростью на эмоции Отто. И оба потеряли контроль - метнулись, сшиблись и… разошлись, откатившись волнами друг от друга, обменявшись лишь взглядами-укусами.       Вокруг них распустила тенета аура душных эмоций - злости, желания одержать верх - густо замешанных на сексуальном притяжении устоявшейся пары. Метка Отто нагрелась и обожгла его, принуждая повиноваться своему альфе, а Харзза шипел и тряс голову - брачные обеты младшего не позволяли ему приказывать старшему!       И ни один не мог одолеть другого, ни один не мог противиться узам. В следующую сшибку они уже не откатились так быстро друг от друга, уставившись нос к носу, глаза в глаза: серый лед и огненный янтарь - противоборствуя и давя силой внутреннего духа.       И… омега дрогнул. Расширил глаза, моргнул и не поверил самому себе - ему захотелось, самому захотелось, отступить, склонить голову и подставить нежное место под челюстью для укуса, чтобы победитель сам решил его судьбу.       Поставить нежное место…. подставить нежно-е…       - Чаруешь, змей! - рыкнул он, и кулак с зажатым кинжалом рванулся к виску альфы, опуская рукоять с силой на висок.       И наваждение спало. А Отто, тяжело дыша, опустился вместе с обмякшим телом своего альфы на мягкий ворс ковра. Уложил того поудобнее, сам пристроился к боку, даже закинул руку ему поперек груди.       - Ну вот, так ведь гораздо лучше, змеик мой. И почему ты не молчалив, как Ритель?       Так он лежал рядом, пока Харзза не зашипел болезненно, приходя в себя. Ощутил приятную близость омеги, обнял в ответ и, изменив положение, оказался с ним лицом к лицу.       - Ты все решаешь с помощью кинжалов? - спросил миролюбиво, заправляя за розовое омежье ухо выпавшую прядь черных с сединой волос. Отто поморщился, но ответил:       - Это всегда был самый весомый аргумент, - и помолчав, добавил, - прости.       - Но в следующий раз сделаешь то же.       Отто просто прикрыл глаза - чтобы не выдать согласие выражением в них. Но Харзза и так это понимал и поцеловал трепетные веки - в немом предупреждении, что спор их не окончен.       Многолетний опыт общения с безмолвным Рителем приучил Отто эти оттенки отличать, потому он на ласку вздохнул - и потянулся губами за поцелуем. Почему они ни разу еще не целовались?       Губы у обоих были сухими и сдержанными, привыкшими лишь цедить слова да усмехаться саркастически. Но это не мешало им сейчас исследовать осторожно друг друга, делиться теплом и нежеланием продолжения. Это был просто поцелуй-знакомство, так, будто они встретились впервые, и один не был морфом самого влиятельного клана на Юге, а второй - главой самой влиятельной Семьи на Севере.       Отто нежился в уверенных, тяжелых объятиях, позволяя покою завладеть собой, проникнуть вглубь и угнездиться там, отголоском простой и такой важной истины: «Ты не один». Омега вздохнул, погружаясь в новое ощущение с головой, знакомясь с ним так же, как знакомился с лицом своего альфы: осторожными касаниями кончиков пальцев формируя портрет. Дуги бровей, плосковатый нос с узкими ноздрями, жесткий ряд ресниц, рельефная скула и шрам у уха. Харзза был крутоскулым, луноликим - как если бы змеиная голова распласталась на человеческий череп. И это было правильно - такое единство ипостасей.       Не позволяло забыть, кто именно сейчас мерно дышит под пальцами и прихватывает его губы губами…       Но их прервали. В окно - по-южному не закрытое ни рамой, ни занавесью - ворвался коршун. Огромная птица неловко упала прямо на стол, подломив крыло, и больше не двинулась. Ее размер впечатлял - Харзза тут же вскочил и принял боевую стойку, готовый защищать себя и своего омегу, а Отто, как юнец, растерялся и лишь тупо пытался осознать, что крылья исполинской птицы укрыли весь его стол и заняли пол кабинета.       - И вот по-этому в спальнях окон нет, - проворчал Харзза, убедившись, что коршун недвижим. - Гость без сознания. Джазза, Эрххо, ко мне!       В кабинет ворвались двое позванных змеев - мгновенно оценили обстановку, оттеснили Отто к стене, подхватили коршуна под крылья - голова его свесилась к полу, как мертвая - и вынесли прочь.       - Куда его? - опомнился омега.       - Пока в комнату побольше, подождем, пока очнется. Ну и Эрххо его осмотрит, он врачеватель, - пояснил Харзза, выходя следом за своими воинами.       Отто остался в кабинете один, потрясенно качая головой - какая птица! огромная!       - Ритель! - позвал он. - Нам убирать теперь до вечера.       Пока разбирали бумаги, вернулся озабоченный Харзза.       - Идем, - позвал, - тебе нужно это услышать.       Коршун оклемался и принял человеческую ипостась - стал крючконосым сутулым парнем серой масти и с желтыми глазами навыкате.       Он кутался в поданный плед.       - Принесите один из моих кафтанов, - приказал омега. И, удивительно, приказ отправился выполнять не Ритель, а Джазза - младший змей из тройки. Отто отметил эту деталь и зафиксировал - оставил на потом.       - Эххо угостил его укрепляющим отваром, - пояснил Харзза, присаживаясь рядом с Отто. Теперь гость сидел на софе, а хозяева заняли кресла напротив. Змей Эххо караулом устроился у дверей, Ритель - встал у окна неслышной тенью.       Кальяна не хватало - Отто уже привык к этой очень удобной детали, позволяющей потянуть время и обдумать свои ходы, пока делаешь затяжку. Но сейчас ситуация располагала к собранности.       - Что я должен услышать?       Коршун с благодарностью принял кафтан, стыдливо прикрываясь пледом, быстро его натянул. И лишь запахнув как следует полы и усевшись прямо, вперил взгляд в Отто.       Из-за характерной особенности морфов - сохранять в человеческой ипостаси свои звериные глаза - выглядел коршун потешно. Этакие круглые камушки со вбитым гвоздиком зрачком на человеческом лице. И он характерно поворачивал голову вбок, чтобы осматривать периферию.       Птичьи повадки.       - Я должен был сразу явиться к заинтересованным лицам, как только получил этот заказ. Но… не успел, - начал он. - Я был не в городе, когда вы - почтительный поклон в сторону Отто - изволили передать печати. И потому принял заказ, будучи не в курсе об изменении расстановки сил. И в результате…       Отто уже в принципе догадался, о ком пойдет речь, но все же хотел услышать имя.       - Ты выполнил заказ, - поторопил он, - получил деньги, сдал долю гильдии, а потом тебя слили?       - Да, - кивнул коршун. - Я знал, что Шесс Черный кот работает на змей, и когда они его заказали, решил, что тот заигрался. Но потом узнал, что он под вашей рукой - и было уже поздно. Кот мертв, господин, и я осознаю, что нанес вам… убыток.       Отто хмыкнул. Убыток - интересная характеристика.       - Я отвечаю за своих слуг. И только потому до сих пор жив, что держу слово, - протянул он. Потом глянул на мужа, что он думает обо всем этом? Но лицо Харззы, как и остальных змеев, было непроницаемо.       - Почему тогда ты вломился ко мне в кабинет, оторвав эм… от дел?       Коршун клекотнул - и омега понял, что это он так смеется.       - Потому что знал, что у вас меня точно искать не будут.       - Но я ведь тоже могу тебя убить, сам или приказать своим людям?       - Я… надеюсь, что отслужу вам долг жизни. И… - коршун замолк, не решаясь выговорить.       - И выживешь за нашими спинами, спасясь от своей же гильдии, - закончил Харзза, перебив Отто на полуслове. - На что ты рассчитываешь, коршун? Наемники - чтят закон печати, ты по факту взял заказ на своего.       Тот вздыбился но под изучающим взглядом Отто опал обратно на софу. Харзза хотел еще что-то добавить, но тут его прервал уже Отто.       - Скажи, птица, почему, как ты думаешь, змеи тебя в итоге решили…так использовать?       - Потому что заказ на убийство дал Отец Змей, - заклекотал яростной дробью коршун, - но дал его в гильдию, и там точно знали о том, что связь с Ростовщиками восстановлена! Меня свои же слили, а вовсе не змеи.       - Я же еще и виноват, - покачал головой Отто. - Ты что-то попутал, пернатый.       - Я о вас ни слова пока не сказал, Отец! - снова взвился наемник, так, будто его действительно задели за живое слова Отто. - Я пытаюсь сказать, что в гильдии кто-то продался Змеям. Продался и…       Докончить ему не позволил нарастающий шум - кто-то несся по анфиладам комнат, и все ближе звучали голоса:       - Господин, не торопитесь, Отец может быть занят! - стелился с посвистом голос.       А ему в ответ звонкое:       - Мне все равно! Ты рад мне, бра-атик?!       И в дверях явился Солнышко - в вихре долгополого одеяния и легкого шелкового шарфа. За ним маячил старший змей - Тисса, кажется. И был хмур, как никогда.       Никто еще ничего не понял - а Солнышко уже обежал всех ясными глазами и хищно нацелился на коршуна.       - Ты! Убийца моего мужа! - и кинулся на него, выдернув острую спицу из толстой, золотой косы.       Отто приложил руку к виску - забилась болезненная жилка. Будто солнышкина спица вошла прямиком ему в мозг - что за бардак творится в его доме?       Солнышко быстро оттащили.       - Все успокоились? - вопросил Отто устало, - продолжим.       И Отец Семьи Ростовщиков решил.       Как всегда с жестокой справедливостью.       Отто присел над распятым коршуном - он лежал, распластанный на сухой земле в центре жарко нагревающегося двора.       - Малаяма, - начал омега, - очень сочный и сладкий фрукт. Ты уже чувствуешь, как мелкие муравьи сбегаются к тебе и пьют сладость с твоей кожи?       Коршун бешено вращал глазами, и мотнул головой. Рот его был занят кляпом, кожа блестела в высыхающем на солнце фруктовом соке.       - Близится полдень, - Отто продолжал, - к ночи сбегутся любители сладкого по-крупнее. Их укусы становятся ядовиты, когда жертва слишком сильно сопротивляется. Так что лежи тихо. Выживешь до следующего полудня - придешь под мою руку в замен кота, позволю отдать долг жизни. Не выживешь - значит так решил твой празверь.       Отто поднялся и пошел прочь с открытого солнцу двора. Его подташнивало - как всегда в такие случаи, когда нужно было быть жестоким.       Коршун прикрыл глаза, готовясь к тяжкому времени. Он конечно выживет. Ему есть, для кого выживать. Золотокосый строптивец еще ничего не понял, а он - альфа, хищник - учуял еще от кота этот нужный, правильный, но подпорченный связью с непарой запах.       Солнышко таращился на происходящее дикими глазами и в них плескался ужас. Его гнев уже остыл, и истеричная ярость спала, оставив опустошение. Но брат… он не ярился и не злился на коршуна, как Солнышко и… просто выполнял свою работу. За Отто такой же невозмутимый следовал Ритель - вымороченная бета без грамма эмоций - парочка эта юного омегу в серьез сейчас пугала.       Он зажмурился и отвернулся - брат всегда вызывал опасения этой своей невозмутимостью. И смотреть на него сейчас было неприятно. Потому юный омега тоже ушел со двора - в тень и безопасность поместья, постаравшись выбросить из головы неприятные мысли.       В конце концов ему сегодня еще разминаться.       Один Харзза еще в задумчивости постоял, наблюдая, как цепочки насекомых побежали к беззащитному телу, распластанному и зафиксированному в неподвижности. Распространенное на юге испытание выдержки, но змей и подумать не мог, что его мужу оно известно.       Вечером змей снова не дождался мужа в спальне и, уже с неудовольствием, отправился его искать. Одно дело - раз отступить от традиции - и провести ночь порознь, хотя допустимых причин для такого не наблюдалось. И совсем другое - дважды. Это уже совершенно точно можно трактовать, как несоблюдение семейного этикета. И Харззе было совершено не важно, что муж его из людей, и что короткоживущие давно позабыли тонкости поведенческих кодексов.       Отто буквально крался по коридору - и змей замер, боясь спугнуть такую странную картину. В своем же доме скользить из тени в тень на цыпочках? Что опять в голове у этого невыносимого омеги?       А тот обзавелся ведром с водой, губкой и со всеми возможными предосторожностями тащил все это во двор, молясь, чтобы вода не плеснула через край ведра. В такие моменты Отто отчаянно мечтал хоть об искре дара, чтобы приглушить шаги, а еще лучше - воспарить в невидимости над полом. Или приказать воде сделать все за него.       Коршун вытянулся струной. Руки и ноги, привязанные к вбитым в землю колышкам, вздулись жилами от напряжения и отчаянной борьбы с собственным телом. По нему кишмя кишели насекомые, привлеченные сладким соком. Отто закусил губу - он ведь и сам когда-то так же мучился - но все равно обрек на кошмар этот живое существо. После такого избавитель становится богом, и не важно, что он же был судьей, обрекшим на ужас, когда движение крошечных ножек по коже еще долго мерещится наяву и во сне.       И потому Отто принялся оттирать сладкий сок малаямы с дрожащего в судорогах тела и тихо шептать, что все: теперь будет легче, и до утра даже можно поспать, и ни одна многоногая тварь больше не подползет, и вот попей, и - ты держался истово, так, как ни один до тебя.       Отто шептал этот бред, а сам глушил в себе чувство стыда. Он никогда не творил свою «работу» на глазах кого-то, столь далекого от дела Семьи. И змей, наблюдающий за ним, омега это чувствовал по связи, сейчас был на грани эмоционального шторма: еще миг и его сорвет со всех креп.