В спальнях окон нет

***

      - Думаешь нужно дать ему имя? – задумчиво спросил Солнышко у Харззы.       Они сидели в тени у стены хижины, Солнышко ел мелко нарезанные фрукты и наблюдал за Стражем.       Тот полупрозрачной пленкой обтянул его голень до колена – чуть сдавливал, пульсировал и переливался всполохами нежных розовых оттенков. Излучал довольство.       Солнышко розовых чувств не разделял, но сомнительные нежности терпел. А что поделать – завел питомца, неси ответ.       Змей отвлекся от своего занятия – очищения свежей порции фруктов – и тоже посмотрел на маленького Стража. Посмотрел с благоговением.       - Впервые вижу столь… молодого Стража. - Харзза подбирал слова с трудом, - Страж морфов другой, сильный. Этому же требуется защита. Твоя, твоей Семьи.       - Потому имя давать должен не я, - вздох. – Вот брат обрадуется…       - Он понимает всю важность. Не возводи на него лишнее, - в голосе змея послышался укор.       - То, что ты его муж, дает тебе право его защищать, - Солнышко вдруг окрысился, но быстро взял себя в руки. – Я все пониманию, морф. Но не лезь со своим расположением ко мне.       И Солнышко, кряхтя, опираясь на стену хижины, поднялся, и поплелся в сторону от змея. Тот омегу не останавливал и не пытался предложить помощь. Улыбался.       Молодой омега был несдержан, упрям и неподделен в своих реакциях. Таким был когда-то и Отто – возможно, Харзза сможет понять мужа, глядя на его младшего братишку.       Солнышко проковылял внутрь хижины и без сил упал на лежанку. Слабость раздражала неимоверно. И пока он не отъест потерянное мясо, это мерзкое чувство дрожащих ног будет преследовать его, как прилипчивый Страж.       Пришлось cнова собирать себя в кучу и, сжав зубы, подниматься – слабым быть Солнышко не хотел. Хотел быть капризным, холимым, обожаемым – но не слабым. И потому он достал из самой глубокой сумки подарок Отца Змей.       Как мерзко улыбался старый хвост, когда преподносил сей дар, Солнышко аж передернуло – от одного воспоминания.       Что же в этой шкатулке? Ларец был небольшим, помещался в узкой солнышкиной ладони. Резной, тонкий, возможно из кости какого-то животного.       Страж вдруг перестал лучиться розовым довольством и приобрел глуховатый фиолетовый оттенок, отдающий угрозой и предвкушением лакомства. Солнышко поглядел на метаморфозу и уже с опаской приоткрыл шкатулку.       Вспышка.       Страж подрос – за один удар сердца. И с удвоенным усердием обвился уже вокруг всей солнышкиной ноги, доставая бедра.       «Что-то сожрал…» - решил омега.       Это что-то наверняка было мерзопакостным и несущим угрозу ему, Солнышку, и теперь уже поздно выяснять, что же это было.       Он заглянул в шкатулку. Пусто. Только зеркальце, искусно вставленное во внутреннюю часть крышки, мутное и ничего не отражающее.       Но в какой-то момент марево внутри зеркальца дрогнуло, забрезжил свет внутри его и…       - Ты не торопился открыть мой подарок, человек.       В сухом голосе Отца Змей не было ни тени того расположения, что сочился в нем в последнюю их встречу. Только презрение, выделенное безликим обращением «человек».       Картинка в зеркальце сместилась, и Солнышко увидел, что Змей не один.       Двое с той стороны переговаривались, совершенно не заботясь о реакции слушателя. Тот, молясь, чтобы на лице сохранилось придурковато-удивленное выражение, судорожно соображал.       Шкатулка дарилась на всякий опасный случай. Вот, дорогой родственник, держи при себе и никому не показывай. Могло ли быть в ней что-то, что сделало бы Солнышко послушным воле змей? Или и того хуже, просто беспамятным?       Омега покосился на своего Стража. Тварь излучала ровный розовый цвет и ничем не давала подсказки. Как же сложно-то, а!       А на той стороне зеркальца разговор все продолжался.       - Ничего не понимаю. Почему он открыл ее так поздно? У него цикл был ровно вчера. Он должен был еще накануне сделать все возможное, чтобы не отдаться альфам на корабле.       - Видимо его старший что-то опять удумал, ошибка неба! – Солнышко даже подумать не мог, что высохший от времени Отец Змей может эмоционально ругаться. И на кого? На человеческого омегу!       - Слушай сюда, человек! – шипение в голосе заставило Солнышко вздрогнуть и вперить наивный взгляд в говорящего. Это тоже был без сомнения морф, но его ипостась было не определить. Совершенно точно омега его раньше не видел, но этот голос… что-то в нем было очень знакомое.       Незнакомец тем временем вещал в приказном тоне. Солнышко слушал и ужасался.       Он должен убить брата. Родить наследника от морфа. И поставить его во главе Семьи. Так просто.       Он полностью во власти их подчиняющей печати – так вот что сожрал Страж! – он четко должен выходить на связь в указанное время. Он не должен дать понять брату, что находится под печатью. Он должен…       Солнышко кивал, как послушная кукла, и таращил бессмысленные голубые глаза.       Собеседники ему верили – и говорил все больше между собой, уточняя детали того, что Солнышко «должен».       Изматывающий спектакль закончился резким хлопком закрывшейся шкатулки. Омега выдохнул и снова рухнул на лежанку.       Было страшно. Что предпримут змеи, как только поймут, что подчинение не сработало? Вестимо, найдут другой путь к своей цели – и тогда неизвестно, сумеет ли Отто вовремя им противодействовать. А еще он – Солнышко – навсегда попрощается с надеждой на свободу и месть.       Брат не позволит ни того, ни другого. Он в своем праве старшего и до сих пор ни разу не отказался это право использовать. Стоит отдать ему должное – он делал много по желанию младшего брата, даже замуж выдал по «большой любви». Но все это дозволялось до определенного момента и со своими выгодами.       Сейчас же… Отто не обманется наивными глазами и капризным поведением, он уже внимательно смотрит на брата – и в его голове наверняка зреет очередной план: с десятком целей и подпунктов.       И часть из них завязана на том, как поведет себя Солнышко. Снова топать ногами и играть в капризулю не хотелось. У этого амплуа есть один существенный минус – отношение окружающих. Невозможность действовать самостоятельно – везде сопровождающие: поклонники, соглядатаи, просто те, кто хочет чего-то от Солнышка получить. И не всегда это одна похоть…       Иногда к похоти примешиваются далеко идущие планы, и контроль этих планов – очень утомительное дело. Солнышко вырос из этих штанишек, как ни грустно это признавать.       Да и брат. Он ждет – дает Солнышко право хода, редкая щедрость от довольно властного Отца Семьи Ростовщиков. Сейчас у Солнышко есть выбор: остаться красивым омегой семьи, хорошей ценной пешкой в игре брата, или…       Доказать, что достоин иного места в партии.       И Солнышко снова с кряхтением поднялся с лежанки – поднялся, вышел на свет и попросил Харззу проводить его к Старейшей.       Старуха даже не удивилась неожиданному визиту. Только отослала прислужниц-бет да указала на место подле себя.       И вот они уже втроем сидят в тени хижины, едят подаваемые Харззой фрукты и обсуждают Стража. Чем кормить, как ухаживать, отчего растет...       Морф в беседе не участвовал. Ему было интересно наблюдать и пытаться просчитать своих омег – как любой сильный альфа он знал, что хорошее потомство даст только не менее сильный омега. И если физическую выносливость можно было оценить в банальном спарринге на плацу, то возможности интеллекта открывались сложнее.       Спроси у него Отто, что думает альфа о младшем родственнике - и тот затруднился бы с ответом. И потому оставалось лишь наблюдать – и подмечать.       А Отто спросит – Харзза даже не сомневался. Не сомневался так же и в том, что мнение альфы в расчет примется только в том случае, если совпадет с мнением Отца Семьи Ростовщиков.       Если с Отто-мужем у змея проблем почти не было: взаимопонимание вполне на уровне, секс отличный, впереди течка… То с Отто-Отцом-Семьи ситуация не радостная. Положение самого Харззы в семье до сих пор не определено, и вовсе не потому, что они еще не добрались до своих земель.       Сам Отто не принял еще решения. И отчего-то медлил так же, как и с братом. Давал право на ход?       Отто размышлениями в этот момент не задавался. Ему было некогда. Он был на охоте.       Беловолосая упорствовала недолго – в конце концов, исчерпала аргументы «против» и мужчина отправился с охотницами-альфами. Пятеро легконогих стремительных хищниц неслись с такой скоростью, что казалось, и их жилах струится воздух. Отто не отставал. По крайней мере старался. Сосредоточенно, следя за дыханием, он максимально тихо следовал за охотницами. У него была своя цель – и девушки это знали, потому не обернулись даже когда он свернул к утесам.       Там суша и море грызли друг друга в извечном противостоянии. Побеждало время – сыпались неустрашимые скалы песком, пропадала вода в бесчисленных пещерах. Коса тянулась глубоко в море – вдавалась песчаным языком, и волны оставляли на ней слизистые сгустки выброшенных медуз.       Они противно чавкали под босыми ногами, Отто морщился и спешил – поскорее добраться до конца косы. Добрался и замер, обозревая неспокойное, в барашках предштормовых волн, море.       Что есть глубинный Ужас? Что приписывают ему местные?       Хищничество. Поживу. Нападение на пловчих. Корабли и лодки он не трогал, а ночами появлялся на пляже. Его следы – неровные полосы, будто из моря тянули пласты чего-то довольно легкого и обширного.       С косы было видно, что эти следы – косые. Их сносило, как и волны, под углом к берегу.       Чтобы это значило? Ужас… огромен, но легок. Аморфен, но все же принимает какую-то форму при движении.       А цели его не ясны.       Если тварь хищная – давно бы уже в округе не было теплокровных. Но фауна по-прежнему богата, одни охотницы здесь у косы пропадают, сунувшись в воду.       Светловолосая сказала, дальше богатое место с жемчужницами. Потому женщины сюда и плавают – считается, достойным принеси своей омеге крупную жемчужину на рождение первенца. Вот альфы и безрассудствуют, идя прямо в объятия смертельной твари.       Отто подобрал тонкий, но узнаваемый, обломок раковины. С одной стороны сиял нежный перламутр, с другой – абсолютная гладкая поверхность. Без единого нароста, какие довольно скоро образуются при нахождении в морской воде.       Раковины жемчужниц подвижны и очень тонки. Не долговечны. При такой хрупкой защите, как успевает пройти немаленький срок формирования жемчужины?       Отто покрутил еще раковину и бросил в море. Можно было возвращаться, здесь он больше ничего не поймет.       В поселке он проведал брата, поблагодарил мужа за заботу о нем – покладистость альфы настораживала и не позволяла расслабиться и принять ее, как должное. Змей затаился и выжидал, а Отто не спешил давать ему повод для решительных действий – время его альфьей натуры еще не пришло. Вот доберутся до Севера – и будет морфу раздолье, все как альфы любят: защита семьи, бои с врагами, козни шпионов. И он – Отто, полностью зависящий от его силы, нуждающийся в поддержке.       Отто отогнал мысли об изменившемся своем положении. Пусть до последнего его альфа останется спокоен и уверен, а время нервным страхам еще не пришло.       - Старейшая, - обратился Отто к старухе. – Могу я взглянуть на одну из реликвий каждого местного дома?       - Зачем тебе, омега? Ты еще не отец.       - Хочу понять кое-что...       Солнышко навострил уши. Братец задумал что-то. И зачем ему «Дар за дитя»?       Жемчужина нашлась и у Старухи. Крупная, с ноготь большого пальца, розовая и будто заключившая в себе свет – неровный, замерший.       Мертвый.       Откуда пошла традиция, Старейшая не захотела говорить. Да и саму жемчужину в руки дала с неохотой – и то, отобрала почти сразу, сурово сдвинув брови, а после и вовсе выпроводила гостей из своей хижины.       Харзза выразительно молчал, ожидая пояснений. Солнышко был менее терпелив:       - Ну что ты задумал, а?       - Ничего, - Отто едва улыбался, хитро, – но вот почему не сообразит змей, а уж ты – державший разгадку в себе, я понять не могу!       Харзза пожал плечами – мало фактов.       - Поделись, - велел спокойно.       - Женщины пропадают в одном месте. Жемчужницы хрупкие и очень легко ломаются. Жемчужины крупные и будто внутри держат свет. Солнышко «лечили» одной такой жемчужницей – и у него появился Страж.       Отто прекратил перечислять. Солнышко икнул от нетерпения:       - Ну?! – поторопил.       - Му-уж, - протянул Отто, - не разочаровывай меня.       Харзза размышлял. Может ли быть, что жемчужины – некая форма, содержащая в себе что-то очень ценное? Ценное для большого, сильного существа… способного защищать свои владения.       - Да это же яйца! – воскликнул Солнышко.       Отто возвел очи горе – ну наконец-то. Морф помрачнел.       - Вот и нашлись…       Тут уже Отто вынужден был соображать, пытаясь свести концы с концами и не зная всех фактов.       - Здесь теплое течение упирается в берег, - начал Харзза пояснять. – В косу врезается все, от мелких камней до дрейфующих рыб. Внизу под берегом – надежно укрытые пещеры. А у Солнышка молодой Страж, появившийся из раковины. Здесь обитает самка Стража. Очень древняя, раз дает потомство уже не первый раз – не все на это способны. Мы изучали, как размножаются Стражи. Хотели… как-то найти подход к нашему.       - А они размножаются на расстоянии. Коса – сачок для «материала», отделившегося от носителя, - Отто не верил, что все так просто.       - Феерично хитрый план, – резюмировал Солнышко и оглядел своего Стража подробнее. – Так ты из яйца, малек. А все туда же – Стра-аж, та-айна, великий ужа-ас.       Они рассмеялись. Тайна оказалась весьма природного происхождения. Нужно будет сюда направить кого-то из Путешествующих с Пером. Историю Стражей стоит изучить дальше.       На следующее утро они вернулись на корабль. Солнышко был снабжен сушеными фруктами для восполнения пошатнувшегося баланса организма и кувшинчиком побольше – дабы не шокировать окружающих своим приобретением. Стражу кувшин не нравился – потому он снова сердито чавкал и светил чернильной тьмой на всякого любопытного.       Хорошо было вот так – за одно с братом делать что-то. Участвовать в беседе с ним без различий и скидок на маски. Но проклятая шкатулка была на дне сумки, а Коршун следил за Солнышко своими круглыми хищными глазами.       Только ступив на корабль, омега сразу почувствовал его внимание и уже не смог от него избавиться. Коршун был вездесущ.       Ритель к Отто вышел странной походкой неуверенно-стоящего на ногах человека.       Змеи ехидно на него поглядывали, а Тисса мрачно отвернулся…       Что-то произошло на корабле без «кота». Мыши явно плясали всласть.