Pickaxe

Эндрю пытается не медлить, но для всего в этом мире нужно время. Недели уходят на то, чтобы Аарон пошел у него на поводу. Эндрю записывается на анатомию в начале семестра; теперь он намеренно неправильно выполняет домашние задания и проваливает тесты, пока учитель не остановит его после занятий и тихо не попросит о встрече. Эндрю соглашается. Однажды Эндрю заходит в комнату Аарона, и видит, как его любимый брат лежит в постели, весь дрожа, и находит не размазанный белый порошок, а трубку. Когда он дергает покрывало, то обнаруживает, что и подушка, и лицо Аарона измазаны в крови. Носовое кровотечение. Его сердце колотится, а глаза почти черные от размера его зрачков. Впервые Эндрю задается вопросом, может ли он потерять Аарона, прежде чем он сможет его спасти.

***

— Мне нужно, чтобы они думали, что я стараюсь, — объясняет Эндрю Аарону, когда он просит заменить его на конференции по анатомии. У Аарона один из его лучших дней: он трезв, вымыт, логичен, каким он кажется последнее время. Эндрю не может осознать все на свете, но он может понять, как Аарон позволяет наркотикам своей матери превратить свой мозг в гниль, одновременно успешно решая любой тест о человеческом теле. — Ты даже не пытаешься, — прямо говорит ему Аарон. Но он берет одежду из рук близнеца, укладывает волосы, пока они не выглядят примерно также и садится в школьный автобус, чтобы сдать анатомию вместо Эндрю. Эндрю хочет сигарету, но Аарон не курит, поэтому он воздерживается. Вместо этого он роется в шкафу близнеца, набрасывает один из его старых свитшотов и плюхается на диван, выжидая. Тильда приходит через полчаса. Ее темные волосы жирные от грязи, приплюснутые к голове сеткой, которую она должна носить на работе. Судя по ее виду, она была трезва весь день и из-за этого она злится еще больше. Она скидывает туфли, бросает сумку у двери и переводит злобный взгляд на Эндрю. Вопреки всем инстинктам в его теле, он отшатывается от ее взгляда и сворачивается калачиком. Глаза Тильды темнеют от гнева. Двадцать минут спустя Эндрю едет на велосипеде по направлению к дому Лютера и Марии. Это не так уж и легко, когда каждое движение тревожит его ноющие от боли ребра, а левый глаз опухает, но он сделал большее с меньшими затратами. Просто это немного неудобно, и он все еще не может курить. Его пальцы крепко сжимают руль, он жаждет сигарету. Лютер и Мария садятся за хороший ужин, склонив головы в молитве, когда Эндрю спотыкается, войдя через парадную дверь. Мария бросает на него взгляд и задыхается, глаза Лютера широко раскрываются. Эндрю падает на диван в гостиной и чувствует, как кровь стекает по его телу. — Боже мой, Аарон, что с тобой случилось? — Как только к Марии возвращается голос, спрашивает она, плача. Она падает на колени рядом с ним и осторожно кладет руку ему на щеку. Лютер следует за ней в гостиную и нависает над ее плечом. Эндрю медленно анализирует ощущение руки Марии на щеке и позволяет себе застонать. — Мама, — хрипит он, как будто ему больно говорить. Их лица становятся бледными, потрясенными, как будто они не могли этого предвидеть. Типично. Эндрю резко закрывает глаза, потому что ему надоело на них смотреть. Мария приносит ему холодный компресс для глаза, а Лютер врывается на кухню. Эндрю слышит грохот, а затем голос Лютера, низкий и сердитый. От запаха запеченного мясного рулета его начинает подташнивать, но компресс помогает избавиться от тошноты. Тильда появится через двадцать минут. Лютер и Мария больше не пытаются говорить с Эндрю, но он чувствует их взгляды на своем лице. Они не глупы; ни один из них не хочет принять то, что он говорит, но они видели дурные знаки еще давным-давно. Они знали, что Тильда скатывается в пропасть и просто отказывались признавать это. Их ошибка. Дверь открывают так сильно, что она с треском ударяется о стену. Лютер пытается перехватить сестру прежде, чем она доберется до Эндрю. Тильда с широко раскрытыми глазами, дикая и, вероятно, на полпути к забвению, учитывая, что Эндрю знает, что она приняла, когда он выскользнул из дома. Удивительно, что она не покончила с собой по дороге сюда. Жаль, но тогда Эндрю не смог бы придать ее смерти личный оттенок. — Матильда, это сделала ты? Ты сделала это с Аароном? — Спрашивает ее Лютер ледяным тоном. Приятно видеть, что ему не насрать, когда ему говорят правду. Может, Эндрю надо было устроить так, чтобы Лютер вошел к нему и Дрейку. Тогда он бы не назвал это недопониманием. Даже через наркотическую дымку Тильда должна понимать, что угрозами и запугиванием она ничего не добьется. Ее голос становится мягким и умоляющим, когда она говорит со своим братом. Эндрю приоткрывает единственный здоровый глаз, чтобы наблюдать за ними. — Лютер, это просто недоразумение. Аарон, он... уже какое-то время он был не прав. Я знаю, это вышло из-под контроля, но мы все исправим. Это смехотворная попытка. Лютер тоже так думает, но дальнейшие споры противоречат остальным планам Эндрю. Он получил то, зачем сюда пришел. Секрет Тильды известен Лютеру и Марии. Теперь пришло время перейти к следующему шагу. — Дядя Лютер, все в порядке. Она права, все вышло из-под контроля, — Эндрю садится, осторожно передает компресс Марии и пытается улыбнуться маленькой, дрожащей улыбкой. Аарон никогда бы так не улыбнулся, но никто в этой комнате не знает его брата достаточно хорошо, чтобы заметить подвох. Они видят, как он улыбается, и думают, может быть, все наладится. — Пойдем домой, мама. Мы с этим разберемся. К их чести, Мария и Лютер вяло протестовали. К их позору Эндрю видит в их глазах, что они предпочли бы, чтобы Тильда и Эндрю убрались прямо сейчас, чтобы они могли вернуться к притворству, что их маленький мир прекрасный и безболезненный. Эндрю чувствует это в объятиях Марии, в том, как Лютер отводит от него взгляд, вместо того, чтобы встретиться с ним прямо. Неудивительно, что его кузен уехал в Германию. Он никогда не встречал Ники, но догадывается, что он один из самых умных в этой семье. Они выходят на улицу, и Тильда садится на место водителя своей маленькой изношенной Хонды Цивик, а Эндрю забирается на пассажирское сидение. Он мог бы сесть сзади, где ему было бы безопаснее, но он этого не делает. Дело не в его безопасности. Речь идет о выполнении обещания. Велосипед Аарона остался у Лютера и Марии; если он захочет, то сможет прийти и забрать его. — Какие гребаные игры ты затеял, Эндрю? — Поворачивается к нему Тильда. Ее зрачки расширены, и от нее несет дерьмом. Эндрю понятия не имеет, как Лютеру и Марии удалось притворяться так долго, что они не осведомлены в происходящем. Умышленное невежество, предполагает он. — Поняла, да? Золотую звездочку для мамочки, — лениво говорит он. Когда Тильда поднимает руку, замахиваясь, он хватает ее за запястье и выкручивает его, пока она не издает крик боли и не обмякнет. Эндрю сжимает его еще один раз, сильно, и отпускает. Тильда больше не пытается его ударить. — Я не знаю, почему я позволила Лютеру привести тебя сюда, — мрачно признается она, заводя машину и рывками выезжая на дорогу. — Надо было оставить тебя в чертовой тюрьме, где тебе и место. — Твои слова глубоко меня ранят, дорогая мама. Кажется, я чувствую, как у меня наворачиваются слезки на глазах. Я знаю, это тяжело, когда заканчивается приход, но постарайся не убить нас обоих по дороге домой, хорошо? У Тильды проблемы с тем, чтобы оставаться на своей полосе, но все не так плохо, поэтому Эндрю не переживает. Кроме того, дорога пуста. Любимый наркотик Тильды имеет в лучшем случае двадцатиминутное действие, так что Эндрю знает, что она должна быть в отключке прямо сейчас. Вот почему она потеет, хотя на улице холодно, и скрипит зубами, когда превышает скорость. — Знаешь, когда вы двое родились, я знала, что с тобой что-то не так, — продолжает Тильда. У нее отвратительный тон. — Аарон был нормальным маленьким ребенком. Он плакал, смеялся и держал мой палец. Однако ты. Ты просто смотрел на меня. Я знала, что у тебя не все в порядке с головой. С детьми нет покоя. Так что я бросила вас обоих, но потом подумала, что, может быть, Аарона еще можно спасти. Может быть, он не был заражен тем, что тебя испортило. Так что я взяла его обратно, и надеялась, что никогда больше не увижу твое злое личико. Надо было сказать брату, чтобы он заткнулся, когда предлагал привезти тебя сюда. Аарон был хорошим сыном, пока ты не появился. Эндрю ищет в глубине души некое подобие эмоции по поводу этого откровения и ничего не находит. Значит, его бросили, потому что он недостаточно плакал. Еще одна запись в его списке неудач как человека, предполагает он. Никто не может сказать, что Эндрю не стойкий. Небо уже потемнело, и участок шоссе в основном пустынен. Маленькая дорога с двумя полосами — та, на которой местные жители обычно превышают скорость, потому что они знают каждый поворот и местоположение полицейских с их радарами. К этому моменту Тильда разошлась в громкой тираде; Эндрю игнорировал ее в пользу наблюдения за лобовым стеклом, но ей, похоже, было плевать. Грузовик, надвигающийся на них с противоположной стороны, огромный, черный, и на нем неприятная решетка, похожая на маниакальный, ухмыляющийся рот. На нем двойной набор фар, которые ослепляют весь передний вид. Он, вероятно, мог бы пропахать целую линию таких Хонд и остаться неповрежденным. — Снизь скорость, — говорит Эндрю. Тильда издает вопросительный звук. — Снизь. Скорость. — Теперь уже приказывает он. Тильда тянется, чтобы ударить его за неуважение, но ее нога все равно нажимает на тормоз. Грузовик несется к ним, хромированный бок вспыхивает в ночи. — Прощай, Тильда, — говорит Эндрю и выкручивает руль.