***
— Откуда? — промакивая волосы полотенцем, Джон указал подбородком на огромную раковину, украшавшую претенциозной наружности белый рояль у панорамного окна. — О, это Джесс со Стелланом привезли мне в подарок с японских островов, куда ездили в отпуск, — восторженно, как и каждый раз, когда заходила речь о совместной жизни племянницы и её жениха, закудахтала хозяйка, дуя на чек, и тряся его, чтобы поскорее просохли чернила. — Чудесный подарок, — Джон смотрел на раковину, как на монстра. — Подарите. — Вам? — растерялась хозяйка. — Ой…ну… конечно! Конечно, забирайте, раз вам понравилось! — Нет уж, спасибо, мне не надо, — Джон только что не икать начал, представив, как клюёт носом, сидя в родной и уютной ванне, а у него за спиной из воды тянутся узластые серо-сиреневые руки с перепонками между пальцев. — Подарите кому-нибудь… не слишком любимому. Самому нелюбимому. Уже за воротами она нагоняет его, благо что идёт он подволакивая ноги, еле-еле. — Мистер Константин!.. Они всё-таки хотят гадать, убито думает он, оборачиваясь. У мадам снова страх в глазах и рот горестной скобкой. — А насколько велика вероятность, что… — и мадам многозначительно оглядывается на свой дом. — А я уж решил, не спросите.***
Две полосатые кошки ожгли его неприязнёными взглядами, когда он добрался до лестничной площадки пятого этажа. Со ступеньки следующего лестничного пролёта мягким скачком спрыгнул огромный чёрный котяра, разинув в беззвучном «мяу» красный треугольничек острозубого рта. Ещё один рыжеватый кот явился из темноты коридора. — Расходимся, ребята, — увещевал Джон, пробираясь между пушистыми боками. — Звезда под арестом, концерт не состоится. Кошки любят демонов — демонская отрицательная энергия поёт с кошачьей в унисон. А уж почему кошки так обожают Бальтазара, что их к нему как магнитом притягивает — это стоило бы у самого Бальтазара спросить, но Джон, разумеется, никогда и ни за что не спросит. Честно говоря, Джон понятия не имел, что будет делать, если обнаружит в комнате труп демона — а шансы были, и вполне неплохие. Бальтазар оставался в квартире почти целые сутки, а для демона очень неприятно и в прямом смысле губительно находиться в обители демоноборца, нашпигованной противодемонским амулетами, ловушками, надписями, зельями и артефактами всех мастей и типов. Джон прекрасно помнил, сколько всего в прошлый раз выносил из дома, складируя своё добро у Хеннесси целыми коробками. И про затирку рун помнил, и про священные книги, и про христианскую атрибутику. Для демона любая из подобных вещей фонила, отравляя в лучших традициях обычной радиации: по-коварному незаметно и понемногу, но терпеливо до смертельного исхода. Чем больше же таких источников облучения в ближайшем окружении, тем сильнее воздействие в общем. Ну и не менее неприятно для демона вынужденно стать испытуемым экспериментального анти-демонского средства, насчёт которого даже практикующий экзорцист не вполне в курсе, как оно действует. И куда и как, если что, я буду девать тело?! — угрюмо думал Джон. В предыдущий раз, когда возникла подобного рода проблема (только трупы тогда были не в единственном числе), Джону помогал избавиться от них именно что тот самый Бальтазар. Не тот. Совсем другой. Джон стиснул зубы и зажмурился, изо всех сил пытаясь забыть. Наглые хвосты незамутнённо пожелали было просочиться в квартиру вслед за ним, двое самых смелых надеялись юркнуть внутрь, проскочив у человека между ногами, но Джон поймал их за шкирки и выставил в коридор, где уже собралась маленькая кошачья армия. — Идите уже фангёрлить по кому-нибудь другому! Тут, говорят, где-то неподалёку Тейлор Свифт поёт, — шикнул Джон, поспешно прикрывая дверь, и замер, прислушиваясь. В квартире было тихо. Миновав маленький коридорчик, он с деловито-озабоченным видом вывернул в комнату, невольно задерживая дыхание. Бальтазар, вероятно, репетировал эту сцену старательно и многократно. Демон по-прежнему не отлипал от приглянувшейся ему латунной треноги. Пребывая в одиночестве, он постарался соорудить себе некое подобие возвышения, дабы максимально отдалиться от убийственно фонящей соли. Утрамбованные в кучку туфли, пиджак, жилет, рубашка, и прямо целая настоящая гора цацек сложились в усечённую пирамидку, и на всём этом шмоточно-ювелирном барахле сидел на корточках, цепляясь за латунь сам демон. Задумчивый и элегически печальный. Виском Бальтазар опёрся о круг треноги, и смотрел куда-то в сторону. Чуть опустив длинные ресницы и пряча за ними взгляд. Сложив тонкие губы бантиком. Тихонько перебирая загорелыми пальцами по металлическому креплению, словно в такт какой-то слышимой лишь ему одному мелодии. Романтично, готично, байронично. Наблюдая подобное, Джону всегда хотелось попросить у Создателя мини-унитаз, куда можно было бы блевануть от невыносимого зрелища. Останавливало опасение, что Он не поймет. Нет, Бальтазар-трагик был ничуть не менее тошнотворен, чем Бальтазар-бонвиван. Проворачивающийся в замке ключ и привычное спотыкание Джона о порог квартиры (который он, кстати, ещё и нарастил, усиливая защитные свойства своего жилища) не услышать из комнаты, учитывая незначительные размеры пространств, на которых проживал Джон, было невозможно при всём желании. Даже просто человеку, не говоря уж о демоне, который должен был различить приближающиеся шаги ещё когда Джон был на площадке четвёртого этажа. Тем не менее, Бальтазар не был бы Бальтазаром, если бы не начал устраивать очередное бездарное, но пафосное бродвей-шоу. Когда силуэт Джона замаячил в дверном проёме, ресницы дрогнули, вспархивая вверх, тоскливо-обречённый взгляд, устремлённый куда-то в сторону, вдруг застыл, а потом медленно, очень медленно, обратился к возвернувшемуся хозяину жилища. Лицо демона обрело потрясённо-неверящее выражение, глаза расширились, вечно поджатые губы разомкнулись и задрожали. Бальтазар тихо-тихо выдохнул, чуть покачал головой. — ДЖОН, — едва различимым шёпотом произнёс он ощутимо надломленным голосом, — ох, Джон… Джон, ты ВЕРНУЛСЯ… — …к себе домой, вот уж странно, ведь ничто не предвещало. Джон даже не стал обращать внимания на все ужимки-вздохи-томления, изливаемые на него, как всегда, в количестве, прошёл к рабочему столу, принимаясь выгружать на него содержимое карманов. Всё было мокрое, в чешуе, благоухало тиной и повисало слизью, и по-любому выходило, что без душа обойтись не получится. Стоять под водой пришлось в темноте, потому что лопнувшая лампочка ванной комнаты так-таки и не одумалась, и никакие милые брауни не забегали к Джону Константину для решения его проблем с освещением. Корзину с душераздирающе пахнущими костюмом и плащом Джон воровато выставил за дверь квартиры к кошкам. Бальтазар презрительно фыркнул на это, непринуждённо возвращаясь к обычному для себя образу, хотя обстановка, а также положение откровенного пленника как бы не вполне способствовали проявлению надменности и спеси. Дёрнул плечом, поинтересовался насмешливо: — Сегодняшняя охота не была успешной, Джонни-бой? Всего лишь безмозглая рыба, отправленная по месту жительства? И ни одного убитого самого завалящего чёрта, не так ли? Смотри, репутация лучшего демоноборца под угрозой! — Ну у меня прямо сейчас под рукой возможность это исправить, — невнятно, из-за сигареты, зажатой в зубах, откликнулся Джон — просто сегодня я и не собирался убивать выблядков вроде тебя. Но, день ещё не закончился, всё можно переиграть. Бальтазар повис на облюбованной треноге, немножко покачался на ней, подумал — секунды две, а то и три. — Нет, — заявил он, с выбешивающей елейной усмешечкой, — хотел бы меня убить, уже убил бы. — Так я всё для этого сделал. Что ж, вот такой ты везучий сукин сын, и то, что убило бы твоих собратьев, тебя только подкосило и лишило способности сопротивляться. Хотя, — Джон обернулся, окинул бегло взглядом нахально улыбающегося демона, помахал рукой, разгоняя мешавший обзору табачный дым, — хотя выглядишь ты отстойно, Балти. Как будто тебя из помойки достали. Не демон, а простихоспади бомж какой-то тифозный. В глазах Бальтазара зажглись тусклые искорки отдалённого зарева адовых костров. — Скучаешь по мне-обычному? — спросил он. Тихо, с придыханием; кончик языка быстро пробежался по нижней губе, усмешечка стала опасной, знакомые багровые огоньки ярко вспыхнули в глубине зрачков, и тут же трепыхнувшиеся пушистые ресницы застенчиво пригасили их вызывающий блеск. Я передумал, мысленно попросил Джон, верните трагика. — Ещё б я помнил, какой ты обычно, — зевнул он, — хотя от тебя от любого тошнит. — Мммм, токсикоз, Джонни? — предположил Бальтазар, делая удивлённые глаза. — Может, от химии между нами у тебя непорочное зачатие слу… И тут же шарахнулся в сторону — так стремительно Джон преодолел разделяющее их расстояние. Шарахнулся и, естественно, навернулся с той кучи барахла, на которой балансировал. Брякнулся на пол, соприкоснувшись с просоленной поверхностью босыми ступнями и предплечьем, взвыл в голос, взлетел назад на свое шмотьё и вновь вцепился в латунные ножки. Осторожно скосил глазом на полученную травму. Обнажённой, не защищённой одеждой коже встреча с солью обошлась дорого: ниже локтя проступало подобие уродливого волдырящегося ожога. Демон привычно-жеманно поджал губы, небрежно потряс рукой, заживляя рану. Поправка: пытаясь заживить. Учитывая его собственную обессиленность и все блокираторы квартиры экзорциста, попытка оказалась почти безрезультатной: ожог чуть подсох, но никуда не исчез, и Бальтазар таращился на него в немом удивлении и непонимании. Проблема невозможности моментального самоисцеления оказалась весьма неприятным открытием. Чувство боли от разъедающего жжения в тканях радости тоже не добавляло. Джон, глянув мельком, издал злорадный смешок: зрелище было то ещё. Трясущийся от боли и испуга, побледневший сквозь весь свой задорный загар Бальтазар, прилепившийся к треноге, как к родной матери, приподнял голову. Глянул исподлобья потемневшими глазами, совершенно не хорошо и не добро. Адок из растрепавшихся сейчас волос демона не имел ничего общего с всегда идеальной укладкой, пряди завесили глаза, и Бальтазар нервным движением отбросил их назад — при этом смотрелся очень похожим на разъярённо встряхивающего головой дикого зверя. Дикость, вот именно. Джон подумал, что демону даже идёт быть вот таким — лишённым своего ежедневного лоска, пидорской приглаженности и снобизма. Полуголым, пораненным, взъерошенным и обозлённым — сейчас Бальтазар был куда ближе к своему естеству, дикому естеству, и это было… ну, правильно? — Очень смешно, — почти прорычал демон, от чего ассоциация стала ещё более чёткой, — очень смешно, Джон! — Нормально, — парировал Джон, дежурным движением выволакивая на середину комнаты стул, и дежурно же седлая его, располагаясь прямо перед демоном. Бальтазар с мрачным видом рассматривал его из-под полуопущенных век, потом повёл плечами, с явным усилием расслабляя напрягшиеся мускулы, привалился боком к латунной опоре, скрестил на груди руки, глянул на экзорциста уже томно, с поволокой, вздёрнул бровь, лукаво промурлыкав: — О, будем долго и задушевно разговаривать, Джонни? — Как получится, — Джон прикуривал новую сигарету и собирался с мыслями. — Мне надо перестроить свой мозговой аппарат с белого на чёрное. Учитывая, что сейчас мой собеседник — демон. — М, сейчас — демон, а до того? — укорил Бальтазар, ревниво поджимая губы, недовольно втягивая воздух, и зло сверкая глазами. — Когда ты вернулся, от тебя не только тухлой рыбой тащило. Ангел, да? Ты опять общался с этими крылатыми ублюдками?! Второй день подряд! Становится похоже на привычку. Как же низко ты пал, Джон Константин! — Ну да, — пробормотал Джон, — как низко я пал, перейдя от общения с демонами к ангелам. Как низко. К самым ангелам. С логикой у тебя, Балти, просто вот швах. — С логикой у меня нормально всё, — неожиданно спокойно возразил Бальтазар, — ты всегда ненавидел демонов, истреблял их, всё верно… но ангелов, Служителей Господних, ты ненавидишь сильнее. Ты испытываешь ревность по отношению к ним, зависть, и это делает твою ненависть к Небесным Воинам в разы сильнее, чем ненависть к демонам. Ведь эти пернатые ублюдки, как нам обоим хорошо известно, ничуть не святы и не безгрешны, они презирают людей и не стремятся помогать им… в отличие от тебя. Но ты же понимаешь, что никогда не будешь значить для Того, кому так… предан, хотя бы вполовину столько, сколько самый поганый и мерзкий ангелишка. И потому — ты их ненавидишь. — Психолог блять, — беззлобно и безрадостно рассмеялся Джон. — Просто наблюдательность и элементарное аналитическое мышление. — Восхитительно. — Хах… — придыхание, томный вздох, взмах ресницами, опущенный долу взор, даже что-то типа намёка на румянец на бледных щеках. — Джон Константин мной восхищается? — На восхищенье тобой не рассчитывай. — О, да почему ж нет-то? — Бальтазар легкомысленно пожал плечами. — Ты одержим мной, Джон, признай это наконец. Как раз не ко времени затянувшийся Джон поперхнулся на вдохе, закашлялся дымом, до слёз, до хрипа; сипя и вытирая глаза рукавом, он простонал сквозь смех: — Балти… тебя всё ж таки видно сильно били по голове, наказывая за измену родине и главкому вашего совсем не славного воинства… выбили те немногие мозги, что у тебя имелись. Ну или это ты с рождения такой ущербный. — Какой есть, — невозмутимо ответил Бальтазар, — а именно таким, похоже, тебя и цепляю. От Джона последовал очередной смешок. — Да-да, Балти, всё так. Кстати, «пернатый ублюдок» тебя тоже почуял в моём поле. Умеете вы, засранцы, оставлять заметные следы. И, затянувшись до головокружения глубоко, Джон сам впал в транс от своих слов. Да. Следы. Тот, кто напал вчера, тоже оставил следы, но… — Дело не в нас, — откликнулся на его мысли Бальтазар, Джон встрепенулся, очнувшись: — Что?.. — он нахмурился, заморгал, пристально глядя на демона. — Следы, — беспечно кивнул Бальтазар, — и ангела, и того, второго. Дело в тебе. Джонни, мальчик, я же говорил, но ты плохо слушаешь… — демон прикрыл глаза, и чуть ли не взмурлыкнул: — Ну ты просто как губка… так всё впитываешь в себя. — Вот как… — медленно протянул Джон, мигом подобравшись, и отработанно отправляя щелчком пальцев недокуренную сигарету в опечаленное своим нынешним плебейским использованием фарфоровое блюдо. Демон, заметив эти изменения в настрое своего врага, тоже в момент напрягся, и взгляд его тут же стал колючим и настороженным. — Как губка, верно: ты уже говорил. И ещё говорил. Про некую материализовавшуюся сущность, про что-то там вызванное… Значит, ты почувствовал, — продолжил Джон неспешно, не сводя глаз с заёрзавшего на ворохе своих непотребно дорогих шмоток демона, — ты почувствовал ангела, и… И кого ещё, Балти?.. Кем ты там его определил, ну-ка напомни? — Что-то я рассеянным становлюсь, — поделился Бальтазар доверительно с, очевидно, треногой, так как обращался он, старательно отворачиваясь от Джона, именно к ней, — нить разговора теряю… Обычно это случается из-за обилия различных магических штучек, грёбаных святынь, и треклятых артефактов, которыми напичканы квартиры иных экзорцистов и демонологов. Джон немыслимым усилием воли подавил потребность зажечь сигарету, подойти к демону и потушить её о его плечо или шею. Как следует потушить: то есть ткнуть, и держать, держать, держать, держать. С утра Бальтазар был на полшага от смерти, а потому слабо контролировал свой извечно неудержимый трёп. И как следствие, наговорил того, чего теперь, по здравому размышлению, до Джона Константина доводить вовсе не горел желаньем — потому и начал сейчас эти игры в непонимание. — Бальтазар. — Джон. — Кто второй? — Джон? — удивлённо вопросил демон у треноги. Та молчала. Джон Константин никогда не отличался долготерпением. Особенно в отношении демонов. Особенно если дело касалось Бальтазара. Так что сейчас он проявлял поистине чудеса выдержки, стараясь сохранять спокойствие. Стараясь не сорваться с места, не ухватить Бальтазара за вихры, и не повалять его хорошенько в соли и в святой воде попеременно. — Ты, — сцепив зубы и сжав кулаки, выцедил Джон, — сказал. Ангел и тот второй. Сущность… — Я так сказал?! — ахнул демон. — И что это я имел в виду… У меня бред был, Джонни, не слушай. Вся эта пакость в твоём доме… Она доставляет неприятных ощущений. Не могу сконцентрироваться. Мне нужен массаж теменной части головы, и… — Массаж простаты тебе нужен, — рассудил Джон, качаясь на стуле. — Обеспечить? Подручными святынями, магическими штучками, и прочими грёбаными артефактами? Бальтазар недоверчиво оглянулся. — Джонни, — помолчав, и состроив ханжеско-постную мину, неодобрительно высказался он, — какие гадкие и пошлые вещи ты смеешь мне предлагать. Вот никогда бы не заподозрил в верном служителе господнем такую бездну испорченности. — Тебе должно нравиться, — ничуть не смущаясь, заявил Джон. — Твоя испорченность, или твой массаж? — хмыкнул демон. — Не думаю. В отношении обоих пунктов. Джон отправил к потолку целую кавалькаду колечек из дыма. — Вчера, — начал он, тщательно подбирая слова, — со мной произошло то, чего никогда не случалось ранее. Я впервые в жизни подвергся нападению того, чему не могу найти определения. Ты говорил с утра, если уже не запамятовал, как это с тобой обычно бывает. Он едва не убил меня, убил бы, если б не… — Д ж о н н и. — Бальтазар прижал ладонь к груди, картинно прикрыл глаза, опустил голову, чуть отводя подбородок в сторону. — Я всегда говорил. У тебя ТАКАЯ опасная работа. Джон сам не понял, как это произошло: система самоконтроля отказала, возможно, от чрезмерных перегрузок. Подскочив, подхватывая с пола свою импровизированную пепельницу, не обращая внимания на то, что усыпает всё вокруг пеплом и окурками, он наотмашь приложил демона блюдом по голове. Бальтазар айкнул — больше от неожиданности, фарфоровое творение немецких мастеров девятнадцатого века разлетелось осколками. — Хватит, блять, — выплеснув эмоции, Джон звучал теперь абсолютно равнодушно и даже скучающе. — Хватит ломать комедии. Ты не в том положении сейчас, чтобы отделаться от меня дежурным блядским демонским трёпом. Бальтазар его даже не слушал — морщась от боли, ощупывал свой затылок, пострадавший от столкновения с блюдом. Найдя место ушиба, зашипел, а потом с недоумением уставился на свою ладонь, явно шокированный зрелищем собственной крови. — Джонни, — кашлянув, подчёркнуто спокойным и ровным, лишённым выражения голосом произнёс он, — когда я говорил о массаже теменной части, я несколько другое имел в виду. — А до тебя, как я погляжу, всё ж таки плохо доходит, — вздохнул Джон. — Ну окей, как хочешь. Продолжим разъяснительные работы. Одним стремительным движением он вышиб из-под демона постамент, сложенный для выживания в убийственных, по меркам адского выходца, условиях. По касательной досталось и самому Бальтазару, продолжавшему скорбно исследовать своё ранение и проявляющему при этом преступную халатность в отношении собственной безопасности. Досталось ему так хорошо, что он кувырком полетел на пол. Приземлился на спину, и взвыл, как ошпаренный (что, впрочем, должно быть, не слишком сильно расходилось с его ощущениями). Джон ловко выщелкнул сигарету из пачки, поймал её на лету губами, изящным нырком опустился на одно колено, вторым прижав грудь демона и лишив его возможности вскочить с обжигающего пола. Клацнул зажигалкой, высекая язычок пламени: нарочно — буквально в паре дюймов от лица Бальтазара. — Так лучше? — деловито поинтересовался Джон, с силой надавливая коленом, и удерживая демона втиснутым в пол. — Так понятнее? Тушка демона, поджаривающаяся заживо, шипела как стая разъярённых кобр, наполняя комнату запахом серы и клубами густого дыма. — Ах, Джонни… — судя по тому, как кривилось лицо демона, дёргающегося и извивающегося под прижавшей его коленкой, больно должно было быть чертовски, но он всё равно начал смеяться, — Джонни, Джонни, Джонни… ну вот всегда знал, что самое большое удовольствие для тебя — это завалить меня на спину и надругаться. — К тому меня и подводил, да? — Джон поймал пытающегося приподнять голову демона за волосы и крепко приложил затылком об пол. — Лежать. Как, годится заместо твоего теменного блять массажа? — Не очень. Массаж должен быть аккуратным, осторожным, не болезненным, — прохрипел демон. — Не люблю грубость. — Ну так по-хорошему ты не понимаешь. — Да ты ж не пробовал, Джонни. Ты попытайся, увидишь, как изменится результат. — Это я-то не пытался. — Джон наклонился и выпустил прямо в лицо демона целое облако табачного дыма, отчего тот тут же раскашлялся. — Да я с тобой как с родным дитём возился. Но ты ж не понимаешь доброты и ласки. — А ты не являешь их в той степени, которая позволила бы их обнаружить. — Бальтазар вошкался и елозил, пытаясь сбросить его с себя, и Джону пришлось навалиться на него почти всем весом, чтобы не дать подняться с пола: он видел, как демон обессиливает буквально на глазах, и не собирался давать ему передышку. — Ты слишком грубо обращаешься со мной, Джонни… — выдохнул еле слышно Бальтазар, и на этот раз засмеялся уже сам Джон: — Ну да, ну да, самое время для фразы «а ведь без меня тебе и поговорить было бы не с кем». — Ну вот видишь, сам всё знаешь. Это похоже на бекон, подумал Джон, с таким звуком бекон, брошенный на раскалённую сковороду, начинает сворачиваться рулькой и коричниветь. Бальтазар, впрочем, коричниветь ещё не начал, наоборот — бледнел, как будто из него всю кровь выкачали, глазницы запали, кожа на скулах натянулась, и под этой пока что ещё человеческой оболочкой бился, беззвучно визжа и вереща агонизирующий демон — уже проглядывающийся под той томной мордашкой, что он носил в жизни. — Мы, может, и могли бы обсудить твои проблемы, — ого, это уже были первые сдаваемые позиции, — если б ты был хоть капельку добрее ко мне, Джонни. _ Да что ты, — Джон снова выдохнул дым демону в лицо, — добрее к тебе? Может, я ещё и отсосать тебе должен? Удивительно, однако Бальтазар всё равно нашёл откуда-то в себе сил (или упрямства) засмеяться в ответ: — О, Джонни… Ну это если только тебе очень хочется. И если ты хорошенечко попросишь, чтобы я разрешил тебе сделать это. Сам понимаешь, минет — дело интимное. Хотя… учитывая степень нашей близости… Может, я и позволю. Или нет? Не знаю, не знаю. Но. Можешь попросить. — Вот же ублюдок, — почти поощрительно хмыкнул Джон, забавляясь: Бальтазар, казалось, был готов вот-вот распрощаться с этим миром, и всё ж таки упорно не желал сдаваться. — Ну ублюдок же. Я тебя уже просил. — Да что ты! И неужели же я смог проигнорировать эту просьбу? — Проигнорировал, и дурака валять начал. Я просил тебя рассказать про того, второго, как ты сказал. Который не ангел. — Не ангел, не ангел, — еле слышно выдохнул Бальтазар, — и не ангел, и не демон… — Кто же? Тот, чей след ты так вот сразу выцепил в моем поле? Ты уже бухтел что-то там невразумительное с утра, ну же, Бальтазар, хорош телиться! — Он… ДА ДЖОН ЖЕ!!! — не выдержав, Бальтазар сорвался на крик. — Ну БОЛЬНО ведь! — Ну терпи. Чо ты как не мужик. — Меня сейчас насквозь прожжёт! — Определённо. Если не начнёшь говорить что-либо, мне интересное. — Я не знаю, ЧТО он такое! — проорал Бальтазар почти в лицо склонившегося над ним Джона. — Я НЕ МОГУ этого знать, ты, бестолочь, откуда бы мне знать?! Это только в тебе спрятано, сам в себя всю информацию затолкал, и только ты сам теперь можешь… — он вдруг заткнулся и закрыл глаза. — Я умираю, Джонни, — неожиданно спокойно сообщил он с тихой скорбью в голосе, стараясь покрасивее откинуть голову на ладонь продолжавшего придерживать его Джона. — Передай моим двум братьям, что, хоть они и редкостные сволочи, но я всё же их любил. По-своему. В глубине души. Где-то очень глубоко. Прощай, Джон, если затоскуешь, найдёшь меня на том берегу Флегетона, я всегда неплохо ладил с Загребалами. — Да чёрта с два ты умрёшь… — не поверил Джон. — Только обещаешь. Он неожиданно ощутил ледяное прикосновение: температура демона резко упала в минуса, а все кожные покровы посерели. Джон выругался, с силой встряхнул коченеющее тело: — Эй! Команды подыхать не было! Бальтазар! Что — я сам? Что я могу знать сам? Что во мне спрятано?! — Джонни, — внезапно очень отчётливо и ясно произнёс демон, открыв глаза и глядя усталым взглядом, — у меня от спины сейчас ВООБЩЕ ничего не останется. Дай мне убраться с пола, и я тебе объясню всё, что надо делать, я обещаю. Собственным именем клянусь, что помогу тебе достать всё это из закромов твоей памяти. — Ну допустим, — медленно проговорил Джон, убирая колено с груди демона. Приподнявшись, он сдёрнул плед с кровати, швырнул на пол, коротко велев: — Падай сюда. Вопреки его ожиданиям, Бальтазар не вскочил сразу же, как только его перестали удерживать, и не кинулся к спасительному приюту, а вообще просто никак не отреагировал, и Джону потребовалось некоторое время, чтобы понять — демон просто не может сдвинуться с места. — Блять, вот даже не надейся, что я тебя на руках таскать буду, — буркнул Джон себе под нос, хотя по всему именно что и выходило — что будет. Обхватив демона за пояс, он напрягся, приподнимая инертное тело, выругался, потому что оно будто приклеилось, дёрнул сильнее, и под отвратительный звук, похожий на треск рвущейся материи, наконец отодрал его от пола и рывком перебросил на плед. Перевернув при этом вверх спиной. И невольно разжал руки, попятившись, когда увидал её состояние. Выматерился и напугался, что сейчас его вывернет прямо тут, прямо на пол. — Ах, Джонни, только не говори, что там всё так страшно, — неразборчиво запричитал, зарываясь в плед лицом, демон, — только не говори, что моя чудесная, бархатистая кожа, которую ты так любишь, серьёзно пострадала. — Нет, что ты, — ненатурально бодрым голосом отозвался Джон (даже проигнорировав кожу, которую он так любит), — всё просто охуенно. — Ну примерно так я и чувствую, да. Упираясь в плед предплечьями, принимая опору на локти, демон, кривясь, кое-как приподнялся, не рискуя смотреть на свою дымящуюся спину, процедил: — Воды дай. — Какой? — по-глупому спросил Джон, продолжая завороженно смотреть на омерзительный кратер в сожжённой плоти. Да, насчёт того, что «от спины ничего не останется», Бальтазар, по ходу, не зря опасался. Спины у него именно что не осталось — один хребет да костяные отростки в ошмётках вспузырёной мякоти. — Э, какой воды? — повторил Джон. Заторможено, и не въезжая, какая такая нахуй вода: в модусе демона Бальтазар прекрасно обходился без еды и питья. Ну, может не совсем прекрасно, но точно обходился без видимого для себя ущерба. Этой способности демонов к переключению режимов функционирования Джон всегда завидовал по-чёрному. Сильнее всего — в тот раз, когда они с Кеем, выслеживая одного злонравного клурикона, были вынуждены несколько часов безвылазно просидеть на концерте приезжей ирландской филармонии. — Святой, конечно, ну какой же ещё-то. Ты у меня такой смышлёный, это что-то, — утомлённо вздохнул Бальтазар. — Любой! Обычной воды, Джонни! Из-под крана, из кулера, минералку… да хоть на родник сбегай, мне всё равно. И, с выражением бесконечного терпения на осунувшемся лице, застыл ничком, однозначно ожидая, что вот сейчас Джон Константин будет шестерить, бегать и суетиться. Джон чуть не сплюнул. Потому как по всему именно что и выходило — что будет. Он, нарочито топая, прошествовал на кухню, поискал что-нибудь, куда можно плеснуть воды. Стопитсот чашек-бокалов-стаканов с остатками недопитых кофе-виски-пепси и уже не разобрать какого происхождения бурды, хихикая, семафорили ему «я занят! я занят!». Джон чуть не сплюнул повторно. Нашёл таки в недрах навесного шкафчика нечто годное, налил из-под крана воды. Мать моя, меланхолично подумал он, мне ещё только демонов не хватало начать обслуживать. Дурдом. — На. Бальтазар приоткрыл один глаз, скосил им на протянутый ему стакан воды. — Что это? — склочно осведомился он. Джон стиснул зубы. — Это — вода, — очень добрым голосом пояснил он. Алиса — это блять пудинг, пудинг — это блять Алиса. — Джонни, — осуждающе попенял демон, — твоя щедрость, конечно, всегда все рекорды била, однако подобного я даже от тебя не ожидал. — Какого блять тебе тогда надо? — возмутился Джон. — Мне вёдрами, что ли, тебе воду носить?! — Не-е-ет, Джонни. Не носи, что ты. Не надо. Сейчас я тут тебе коньки отброшу, и вообще ничего не надо будет. — Ссссука, — выдавил Джон, со стуком ставя стакан на пол, и уходя искать ёмкость большего объема. Последнее ведро в его доме треснуло на процедуре солевой обработки, новых вёдер, естественно, за прошедшее время почему-то не выросло, зато был вполне вместительный тазик, и, наполнив его водой, Джон припёр его в комнату и бухнул на пол рядом с демоном. — На. Упейся. Сволочь. Все жилы уже из меня вытащил. — Кто кого тут у нас истязал… — выдохнул демон, приподнимаясь. — А мне можно, и даже положено, я ж садист. Джон оседлал свой любимый стул, привычно потянулся было под кровать за блюдом, но вспомнил, что это именно его осколки сейчас валяются по комнате, выругался, решил временно использовать под пепельницу ступку, покоящуюся в тигле. — Черпать чем? — требовательно спросил Бальтазар, в голосе которого теперь то и дело проскальзывали какие-то базарные, скандального толка нотки, достававшие просто пиздец как. — Что ты там собрался черпать, убогий, — прогудел Джон, но подтолкнул ногой стоявший на полу стакан. Бальтазар, сцепив зубы, примерился к нему. Сводимые судорогой боли руки тряслись как у паркинсонщика, и всё никак не могли обхватить стекло. Джон с интересом наблюдал за этим, но обеспокоился, увидев, что демон однозначно намеревается окатить себя водой. — Воу, воу, полегче, ты что замыслил, — он сделал движение, как если бы собирался перехватить демона за запястье, но вовремя одумался, и выхватил у того из пальцев стакан. — Что? — Бальтазар смотрел хмуро и недовольно. — Мне что, прямо из твоего тазика обливаться?! — Так. — Джон с ещё более громким стуком, чем в предыдущий раз, поставил стакан на пол, на этот раз подальше, заметив, как демон пристально проследил взглядом за его перемещениями. — Давай кое-что разъясним. — Джонни, — измученно, и с едва сдерживаемым раздражением вздохнул демон, — у меня спина, если ты не заметил, несколько не в форме сейчас… — Тебе идёт. — … и побаливает, без преувеличения, адски. — Тебе полезно, если адски. — Джонни. — Бальтазар. — Видишь ли, Джонни, — закатив глаза к потолку, лирично начал демон, — ты, с присущей тебе экспрессией и несдержанностью, а также некоторой извечной излишней агрессивностью по отношению ко мне, отполировал мной пол, который предварительно натёр некоей чрезвычайно вредной для демонов гадостью… — У меня она не только на полу. У меня её целый поддон ещё под кроватью стоял — это с него тебя вчера так знатно вынесло, что ты вырубился до утра. — О. — Да. Если б я утром не убрал его на кухню, мы б с тобой сейчас не разговаривали. — О. — Да. Это я тебе всё рассказываю, дабы ты прочувствовал мою доброту. Ты ведь ощущаешь её, Балти, да? Если б я не убрал из комнаты тот поддон, хрен с два бы ты сейчас был жив, и я дал тебе плед, чтобы ты мог сидеть на полу, и вообще… Короче, я очень, очень, ОЧЕНЬ внимателен и заботлив к тебе, и моя доброта — вот о чём я говорил, ты ощущ… — Джонни! — пролаял демон, ёрзая на дарованном ему пледе. — Я ощущаю сейчас только, как эта мерзость разъедает меня всё сильнее с каждой секундой. — Оу. — Джон невозмутимо закурил, ногой поправляя ступку так, чтобы она стояла ровно перед стулом, и радостно принялся стряхивать в неё пепел. — Ну… да?.. Эта мерзость, между прочим, должна стоить жизни любому из вашего ущербного племени. Тебя я пожалел, и дозволил соприкоснуться с ней лишь в малых дозах. — Мне хватило, добрый Джонни, — прошипел демон, — а теперь будь ещё добрее, отдай мне стакан. — Не-а. — Джон покачал головой. — Ты тут, похоже, демонский банный день собрался устраивать, а с меня, между прочим, семь потов сошло, пока я эту комнату должным образом обрабатывал, и что мне нужно в последнюю очередь — чтобы какой-то адский сучёныш мне сейчас всё это дело в унитаз слил. Своими помывками. — Джонни. — Бальтазар с силой выдохнул. Посмотрел на потолок. В окно. На Джона. — Я не собираюсь тут тебе лить воду. Никуда. Кроме как на себя. А с меня она сразу же испарится. Она просто поможет мне выпарить проклятую соль. — Соль не проклятая, она святая. — Для меня ровно наоборот. Джон Константин смотрел на стакан. Демон смотрел на Джона Константина. — Д ж о н. — Ох, — вздохнул лучший на свете истребитель демонов. — Ох уж это моё христианское милосердие. — Меняй религию, Джонни, пока не стало слишком поздно.***
Окунуть губку в тазик, чуть отжать, давая стечь излишку воды, поднять, осторожно сдавить, выпуская набранную дешёвым поролоном влагу по капле. Мимоходом глянув на себя в зеркало, Джон отметил, что лицо его являет собой картину, которую художник творил щедрыми мазками злости, страдания, отвращения, и стоической обречённости. Как занятно проходят мои ночи, отвлечённо думал Джон. То я таскаюсь по тёмным паркам или улицам, в попытках справиться с бессонницей. То посещаю психически нестабильных отроков в их домах на отшибе, с целью вправления мозгов и наставления на путь истинный, к слову, отроки кладут большой и толстый на мои наставления, и уходят в ночь ебашить демонов… ебать и ебашить, если точнее, и это ещё хорошо, если именно в такой последовательности, хотя, судя по слухам, обычно как раз наобот, причём упрекают в том, что научил подобному, именно меня. То я напиваюсь вусмерть в самых неблагонадёжных увеселительных заведениях, где как минимум половина контингента желала бы вырвать мне руки и ноги и вставить их, поменяв местами. То я… …то он сидит, оказывая первую медицинскую помощь травмированному демону. Поправка номер раз: самому ненавистному Джону Константину травмированному демону. Поправка номер два: демону, которого сам же Джон Константин и травмировал. — Джонни, — Бальтазар, прокашлявшись, постарался изобразить своим мягким сиропным голосом бесконечное терпение, и, одновременно, лёгкий упрёк, — я, конечно, понимаю, что моя фактура заслуживает того, чтобы любоваться ею часами. Однако. Не был ли бы ты так добр, и не мог бы чуточку ускориться, а не зависать в восхищении надо мной со стеклянным взглядом на пять минут после каждого окунания губки?! — А? — Джон встряхнулся, сбрасывая оцепенение. Он хотел спать. И, внезапно, есть. Хотя, вроде как, то, что было перед глазами аппетиту не способствовало. Соль разъела человеческую оболочку демона до основания. То есть до самой серой демонской сущности. Сейчас «фактура» Бальтазара представляла собой зрелище тошнотворное и жуткое: сочетание словно под кислотой побывавшей человеческой плоти кусочками, и бугрящейся пористо-слоистой серовато-зелёной ткани демона, с проглядывающими серыми же костяными позвонками. Джона передёрнуло. Он снова занёс губку над всей этой красотой, осторожно сжал поролоновый мякиш, завороженно наблюдая, как падающие на спину демона капли испаряются с легким шипением и едва заметным дымом, оставляя под собой участки начинающей восстанавливаться плоти. — Больно? — со слабой надеждой спросил он, глядя на судорожно хватающиеся за акриловый материал пальцы. Коленопреклонённый демон, минималистично обустроившийся на устилавшем небольшой участок пола пледе, посмотрел через плечо довольно хмуро, но, совладав с собой, дал лицу разгладиться, и привычно медовенько запел, с едва различимой ехидцей: — Нееет, добрый Джонни, ну что ты, как может быть болезненным такой приятный процесс ухаживания. — Я, блядь, за тобой не ухаживаю. — Джон чуть не сплюнул туда же, на спину. — Просто ты же, мудак, вот чисто назло мне возьмёшь и сдохнешь тут, ничего не объяснив про то существо. — А, то существо. — Бальтазар не слишком старательно изобразил ревность, при том занимало его что-то совсем иное. — А что с тем существом? И оно так занимает тебя, Джонни, ты думаешь только о нём, это же просто обидно! Я уже сказал тебе, — его тон резко сменился, став сухим, — всё сокрыто в твоей же голове, я лишь могу помочь тебе докопаться до этого. Но пока я сосредоточен на восстановлении себя, у меня просто не достанет сил помогать тебе. Твоя квартира, она, знаешь, не способствует усилению демонских возможностей. — Для того она и квартира убийцы демонов, — на этот раз Джон, уже уставший от всех этих СПА-процедур, набрал в губку побольше воды, и выливал её на демона тонким ручейком, вновь зачарованно следя, как моментально реагирует на неё тело. — Чтоб попавшиеся по дурости своей демоны погибали. В мучениях длительных и жутких. Струйка воды потекла по пошедшей рябью серой ткани, пришедшей в движение и начавшей разбухать, наращивая новый слой клеток взамен повреждённых. Бальтазар зашипел, втягивая со свистом воздух сквозь сжатые зубы, стиснул в кулаках плед так, что костяшки побелели, и сильно прогнулся в спине. Так, что на повреждённых участках-провалах из серого мяса выперли наружу рёбра. — Блядь, а можно так не делать?! — возмутился Джон. — Или тебе надо, чтоб я убежал блевать к унитазу?! — Можешь делать это прямо тут, — разрешил демон, — твоей комнате уже ничего не повредит. Пол грязный, да еще и солью покрытый, всюду осколки фарфора, рассыпавшиеся окурки, пепел… так что вперёд, Джонни. Блюй, сколько душе угодно. — Ну спасибо, что дозволяешь. — Джон плеснул довольно сильно и довольно большую порцию воды: хотелось уже поскорее закончить, и заняться собственно, своим делом. Движение вышло неудачным: выплеснутая вода ударила в слишком слабый участок — обнажившиеся и покрытые коррозией истончившиеся рёбра, сломав несколько штук. Бальтазар дёрнулся, что-то там себе под нос не то вякнул, не то всплакнул, но в этот раз выгибаться не стал, только ещё сильнее вцепился в плед, и выдавил: — Не делай так больше. Отчего — естественно — Джону тут же захотелось повторить, и он собирался сообщить об этом, но от последующей фразы Бальтазара просто потерял дар речи. Бросив взгляд через плечо на торчащие обломки рёбер, и ещё сильнее осунувшись лицом, Бальтазар ожёг свою сиделку злым взглядом, процедив: — Ма-ла-дец, Джон, просто ма-ла-дец! Вот теперь приставляй отломившиеся куски туда, где они были. — Пошёл нахуй, — среагировал Джон быстрее, чем демон договорил. — Я вообще сейчас всё брошу и спать уйду, ебись тут со всем этим один. И попытался не слушать задушенный яростный шёпот про «у кого как, а у Джона Константина любой разговор всегда к ёбле сворачивает». Ладно, хладнокровно подумал Джон, осторожно выцепляя из огромного провала в серой массе обломки костей, когда б ещё довелось изучать возможности демонской регенерации в домашних условиях. Он отодвинул висевший, как ему казалось, на тоненьком хвостике лоскут кожи в масляно-чёрных потёках крови, мысленно отметив, что полукровка там или как, а вот кровь-то стопроцентно демонская. Миднайт барыжил кровью демона направо и налево, устраивая распродажи на Хэллоуин и Самейн. От распродаж там конечно одно название было, цены он лупил такие, словно эликсиром бессмертия торговал. Чёрную вязкую субстанцию он разливал в крохотные пузырёчки, а на уши всем желающим послушать выливал эпический бред про то, как держал оборону бедуинского лагеря в одиночку против десятка настоящих демонов из Ада. Поскольку кровь демона где только не требовалась — от воскрешения до порчи, и — в обязательном порядке — для любого вида пеленгации — торговля шла у Миднайта бойко, невзирая на задранный ценник. — Не трогай, — вдруг напрягся Бальтазар, а Джон с удивлением уставился на прятавшуюся за этим кожным лоскутом широкую и прочную костяную пластину. Разумеется, он тут же полез смотреть с другой стороны, и обнаружил и и там тоже аналогично расположенную, как щиток, пластину. Это казалось какой-то богохульной пародией на крылья — совсем маленькие крылья, росшие внутри, как составная часть скелета, по обе стороны от позвоночника. Это же демонская защита, вдруг взорал про себя Джон, та самая, полумифическая демонская защита, которой никто не видел, потому что вскрывать себя живым ни один демон-полукровка не дастся, а на мёртвом демоне посмотреть не получится, потому что убивают демона способами, не оставляющими от тушки никаких пригодных для исследования частей. — Я же сказал, не трогай! — Бальтазар замер, не шевелясь, когда пальцы Джона скользнули по костяной пластинке. Но Джон его сейчас даже не слышал: отодвигая остатки плоти, мешающие ему рассмотреть защитные кости, он гладил и ощупывал врождённые органические латы, которыми Люцифер наделил своих полукровок. — Да что ты творишь! — прорычал Бальтазар, которого, похоже, просто парализовало от ужаса. — Джон, прекрати это, не трогай их! — Обалдеть просто, — Джон подушечками пальцев невесомо скользил по гладкой, как отполированной, поверхности маленьких, но плотных и кажущихся очень прочными щитков. — Я наверное единственный из ныне живущих, кто видел такое. На мгновение ему просто до смерти захотелось вскрыть полукровке грудную клетку, просто для того, чтобы убедиться — да, действительно, защита у демонов двухсторонняя, и впереди она тоже прикрывает от направленного удара или выстрела. — Джон, хватит щупать мои кости! — возмутился Бальтазар. — Для тебя новость, что я демон? И что у меня есть полагающиеся демону особенности строения скелета?! — От тебя не убудет, если я чуть-чуть пощупаю, — категорично возразил Джон, продолжая упоённо наглаживать костяную защиту, и осторожно чуть потянул за один из щитков, пытаясь заглянуть за него. — Хватит, — разом севшим голосом прохрипел демон, и на сей раз это прозвучало не угрозой, а чем-то, подозрительно напоминающим отчаянную мольбу. — Прекрати, Джон, это сакральное место для нас, само олицетворение нашей защиты, это невыносимо, когда ты там трогаешь! — Потерпишь, — Джон то пригибался, пытаясь заглянуть снизу, то наоборот, вытягивал шею, чтобы заглянуть за щиток сверху: потому что ему показалось, что он знает, что скрывается за пластинками. — Ну полюбовался, и достаточно, — Бальтазар даже голову повернуть боялся, — всего-то несколько лишних костей, которых не имеет человеческий ске… Взвизгнув, он оборвал фразу на полуслове: Джон-таки наконец решился, и, осторожно высвободив верх левого щитка из кусками отслаивающейся плоти, чуть отвёл его на себя, заглядывая в образовавшуюся щель. Как он и ожидал. — Ах-ре-неть. Мне стоило мудохаться с этим убожеством только ради того, чтоб увидеть это, подумал Джон, забыв как дышать, и видя только тот грааль, что были призваны защищать костяные пластинки — во всей его пульсирующей мерцающей красе. А у нас только рёбра, обиженно думал он, это конечно очень удобно, когда надо вколоть адреналин непосредственно в сердце, но сколько людей погибло, не в состоянии оградить этот жизненно важный и такой уязвимый орган. — Всё, всё, — примирительно проговорил он, с завистью взирая жадными глазами на подарок Люцифера своим дорогим крошкам, — ничего я тебе не сделал, и твоей драгоценной защите тоже, чё истеришь. — В зеркало глянь на себя, — прошипел Бальтазар, — доктор Лектер отдыхает. Ещё что-то там про фетишизм говорил. А сам… И он чисто по-звериному зарычал, потому что Джон, не удержавшись, снова погладил оба щитка напоследок, прежде чем полить их тонкой струйкой воды. — Может, я их сфоткаю? — вкрадчиво предложил Джон, жалея, что смартфон далеко, и потихоньку снять не получится, Бальтазар вздорно фыркнул: — Конечно, нет! Хватит с тебя того, что видел их… — и сам себе под нос пробурчал: — Да, и не только их. Теперь не сможешь упрекать меня в том, что у меня нет сердца, потому что сам видел, что есть. — Удивительно, — Джон кусал губы, больше всего ему сейчас хотелось оттяпать эти пластины и присвоить их, он даже не сомневался, что они стали бы объектом охоты среди фанатов артефактов и амулетов, если бы кто-то увидел их вот так, вживую. — Слушай, хочу предложить тебе сделку, тебе должно быть интересно. Может, ты завещаешь мне свой скелет для исследования? — Сделка?! Кто сказал «сделка»?! — у Бальтазара аж глаза засверкали. — А почему бы и да, Джонни-бой. Ты мне продашь свою душу, а я тебе завещаю мой скелет. — Так, нахуй. Но перестать таращиться на пластины всё с той же голодной алчностью Джон просто не мог, даже прирастающие к месту слома осколки ребёр не могли конкурировать с щитами. — Чем тебя так поразило? — спокойно спросил Бальтазар. — Это всего лишь результат эволюции. Ты ведь понимаешь, что у нас иное строение, нежели у человека. — Эволюции? — Джон усмехнулся. — А согласно легенде, это Люц так модифицировал вас, когда внезапно обнаружил, что его детишки, оказывается, смертны. — Ну так это и есть эволюция. Изменения ради выживаемости. — создавалось впечатление, что Бальтазар усиленно пытается что-то вспомнить. — Знаешь, как это случилось? — Как у вас появились щиты вокруг сердца? Ага, знаю. Один из самых популярных мифов. Хотя не сомневаюсь, что в пересказе демона эта история прозвучит с другими акцентами. Так что расскажи ваш вариант этого сюжета. — Ну, это случилось однажды, давным-давно, — Бальтазар будто прислушивался к чему-то внутри себя, чего никак не мог классифицировать, — когда и человечество было совсем юным, и демоны ещё не были врагами людям. — Вернее, люди ещё не знали, что демоны — их враги, — поправил Джон. — Кто сейчас рассказывает, Джонни?! Так вот, однажды один человек попал в беду, и помог ему именно демон. И с этого началась их дружба. Крепкая и преданная. И так длилось много лет. Но в человеческие племена взялись наведываться ангелы, и они постоянно нашёптывали людям, что демоны — это зло, это язвы на теле мирозданья, от демонов одни беды и напасти. Люди стали держаться отчуждённо с демонами. Они начали их бояться. Потом — даже ненавидеть. Они были бы рады истребить демонов. Тогда ещё не требовались все эти пляски с бубном, то есть со святой водой, достаточно было нанести удар точно в сердце. Но демоны были осторожными, и к себе не подпускали. Ведь к этому времени демоны и люди окончательно стали врагами. И в итоге только один человек и только один демон продолжали поддерживать дружбу. Которая не нравилась ни ангелам, ни демонам, ни людям. Однажды ангелы сказали человеку: смотри, вот тот, кого другом ты называешь, он — демон, и он адом порождён, и ты отправишься в ад вслед за ним, и вовек не будет тебе на небесах места. Человек начал задумываться над словами и суждениями демона, над его поступками… и тоже стал бояться его. И ещё больше — того, что попадёт в Ад, а не в Рай. Финал истории предсказуем: вооружившись особым клинком, человек, пообещав своему другу показать что-то там где-то там, ударил его со спины, пронзив сердце. Бальтазар вопросительно глянул на Джона. — Ну именно то, что я, в общем, и предполагал услышать. Джон не мог отделаться от ощущения, что по его могиле не то что гусь ходит, а стадо бегемотов вытанцовывает зажигательные буги-вуги. — Ну я тоже могу предположить, как будет звучать ТВОЯ версия этой истории. — А волшебный клинок человеку дали, конечно, ангелы? — Как раз нет, Джонни. Демоны. Ну да, убили чужими руками одного из своих, зато получили неуязвимость, заодно отучив и людей и демонов размахивать личными отношениями на всех углах. — У тебя такое занимательное выражение лица сейчас, Джонни, — Бальтазар склонил голову набок. — Чем же? — Ты как будто изо всех сил стараешься что-то… — Бальтазар махнул рукой. — Неважно, — сказал он настолько небрежно, что Внутренний Голос просто забил копытом и заверещал Джону в ухо, что: важно, важно, прямо самое важное! — Расскажешь свой вариант? — Да. Конечно. Расскажу, — Джон рассеянно следил, как сращиваются между собой остававшееся в теле ребро и его обломок. А про себя думал, что Люц больше любит имитировать заботу о своих дитачках, чем реально заботиться о них. И что так-то Люц не самый великий трудяга в мире, и всё, что не представляет его собственный глубокий интерес, он делает на отъебись и побыстрее. Вот эта демонская защита, хотя бы. Ни пуля, ни нож теперь не страшны демонам: сердце надёжно огорожено прочными щитами. Но, если раздобыть лезвие достаточно большой длины, только обязательно при этом очень узкое и достаточно тонкое, прочное и дьявольски острое… и если бить очень сильно, чтобы пробить мыщцы, и прицельно, а целиться вот в этот самый промежуток между передними и задними пластинами… и вгонять лезвие в тело вот отсюда, чуть выше поясницы, направляя остриё вверх… то вполне может получиться. Щиты не пробить, это да, но можно ударить там, где их нет, ударить снизу вверх. — В моём варианте, — кашлянув, чтобы прогнать внезапную хрипотцу из горла, принял эстафету по сказкам на ночь Джон, — начинается всё почти так же. Человечество было новой расой, мир принадлежал людям, ангелы завистливо и высокомерно взирали с небес, демоны завистливо и злобно роптали из-под земли, но люди ещё не понимали, как их ненавидят и те и другие, и просто радовались жизни и окружающему. Был Люц, который к тому времени пал на землю, прекрасный Рафаэль в прошлом, остававшийся по-прежнему прекрасным, хоть и был чутка теперь бескрыл и опалён. Временами Люц выползал наверх, чтобы смущать умы человеческие. На что, разумеется, с завистью взирали его подданные. Среди них был один особо завистливый гондон, мечтавший сравниться с Люцифером. Этот гондон заявил, что Люц слишком долго возится с людишками, столько лет, а всё не может никого подчинить себе надолго… А ВОТ ОН может закабалить человека так быстро, что вы и пальцами щёлкнуть не успеете. Собратья-демоны подняли его на смех, но наш хитрован подстроил ловушку. И когда в неё угодил человек, он этому человеку помог. Ну, а дальше по накатанной: человек многое умел, он показывал демону недоступные для жителей Преисподней вещи; демон многое знал, рассказывал человеку о сотворении мира, происхождении ангелов, демонов… людей. Не так сложно дружить демону и человеку, при обоюдном желании. Шли годы. А потом человек начал ДУМАТЬ — да, немаловажную роль в этом сыграли и бухтящие ему в уши с двух сторон ангелоиды. Они намекнули, а он доразвил до понимания, что жена его и дети не на ровном месте заболевали и покидали этот мир один за другим. Что не просто так засыхало его поле, вынуждая его уйти на другие земли из человеческого поселения. И что рассказываемая демоном поднаготная односельчан тоже работала на вполне определённую цель: стать главным, стать единственным ценным существом в маленьком личном мире этого конкретного человека. И когда человек осознал, какую страшную тварь впустил в свою жизнь, он понял, что обрекает себя на участь вечного горения в Аду ради… а ради чего?.. ради того, чтобы на него постоянно выливались моря и океаны лжи?.. Поэтому — да, он взял предложенный ему клинок. Джон выдохнул, как будто закончил диктовать своё признание прокурору. Выпил стакан воды всё из того же таза. Водопроводная вода была не холодной и не вкусной, а Джон вспомнил, что забыл купить минералки. А она, что естественно, сама по себе в пустой бутылке не образовалась. — Ну, а закончилось всё это, — глядя в одну запредельную точку пространства, где плясали на остатках могилы несколько пар бегемотов, заунывно завершил своё повествование Джон, — так же, как и в твоей версии. — Мораль сказки такова, — глуховато откликнулся Бальтазар, — уж если повезло обзавестись настоящим другом — тем, кто тебя понимает и принимает таким, каков ты есть, тем, с кем можешь делиться, брать и отдавать — держись за него руками и ногами, и затыкай уши, когда к этим ушам подлетают любители напеть с три короба. — Ты рехнулся, что ли? — очнувшись от своего морока, удивился Джон. — Вообще не в этом. И прилепил последний обломок. — Может, можно хоть это сфоткать? — спросил он, глядя, как приставленный кусок прирастает к ребру. — Нельзя! — отбрил Бальтазар. Снова посмотрел через плечо, безнадёжно вздохнул: — Джонни, ты совсем слепой? — Што опять не так. — Тебе не пришло в голову, что отломившуюся часть нужно стыковать именно с тем местом, от которого она отломилась? Ты что мне с рёбрами натворил, Франкенштейн?!***
В итоге конкретно плоть демона сошлась довольно быстро, с человеческой оболочкой было похуже: она тоже затянулась, закрывая собой серое, но выглядела как настоящий свежий ожог, впрочем, Джон решил, что Бальтазару не для колонки светской хроники своей спиной позировать, сойдёт и так. — Может, остановимся на этом? — зевнув, сипло поинтересовался Джон. — В принципе, всё уже довольно неплохо, остальное на тебе заживёт, как… как на демоне, — он ухмыльнулся. — Твои шутки, как всегда, просто великолепны и невероятно остроумны, Джонни, — скривился Бальтазар. Повернул голову, чтобы обозреть собственное состояние. Так повернул, как человеческие шейные позвонки голову развернуть не позволяют. Джон закатил глаза. — А обязательно демонстрировать особенности альтернативной анатомии так вызывающе? — с неприязнью поинтересовался он, утаскивая «банные» принадлежности в ванную. — Если уж нацепил человеческую личину, то следуй человеческим параметрам во всём. — А что, Джонни, — крикнул Бальтазар, пока Джон стоял, засунув под струю холодной воды голову, — ты что думаешь: как много правды в каждой из версий? Джон растопырил пальцы и смотрел на неудержимо треморящие руки. Как у соседа-алкаша. Кстати, как же его зовут, Джон ведь слышал, как кто-то окликал добродушного беднягу по имени. — Сейчас меня больше занимает вопрос, как много правды в том, что ты мне показал, — отрывисто сказал он, являясь из ванной, и вытаскивая из пачки очередную сигарету. — Ведь ты показал мне только то, что я как раз и ожидал увидеть. — Не забивай себе этим свою красивую голову, Джонни, — мило улыбнулся демон, — её можно употребить и по другому назначению. — По какому, для минета, что ли? — вяло отбил подачу Джон, и выслушал в очередной раз что «кто про что, а Джон Константин всё к одному сводит». Когда Джон огляделся вокруг свежим взглядом, он оказался вынужден признать некоторую правоту демона: срач везде был невероятнейший. Всюду осколки «пепельницы», бесславно окончившей дни своего существования столкновением с головой Бальтазара; рассыпавшиеся окурки, пепел, остатки утреннего бардака… по-хорошему, тут было бы неплохо пройтись с… что в доме есть для уборки?!.. а, ничего нет, ну да. Ну, что ж… хотя бы с веником пройтись. Веник вроде должен быть, пару месяцев назад Джон из него прутья надирал для ритуала. Бальтазар, продолжавший придирчиво оценивать состояние своей спины, скептически покосился на прошествовавшего мимо него демонолога с метлой, и не удержался от язвительного комментария: — О, что у нас, неужели шабаш? Полетишь прямо в окно, Джонни? Славное у тебя транспортное средство. Тебе очень идёт. Вы с ним так… гармонично смотритесь вместе. — Заткнись, не то я опробую его на тебе. На твоей спине, в частности. У нас она нынче за испытательный полигон выступает, — огрызнулся Джон, наспех сгребая мусор. Больше раскидывая его по углам, чем выметая, на самом деле. Въедливый Бальтазар это заметил, и не преминул придраться: — Ты не особо хорошо справляешься, Джонни. Я бы тебя в уборщицы не взял. Джон замер, согнувшись. Выпрямился. Развернулся. Демон быстро оценил его настрой, и тут же заткнулся, подобрался, напряжённо застыв, и настороженно следя за его движениями. — О, ты не взял бы, — пробормотал Джон, подходя ближе, — а мне-то так хотелось… Его посетила идея переломить веник о голову или спину ублюдочного шуткуна. Останавливало то, что тогда уборочных принадлежностей в доме вообще не останется. Бальтазар со своей обычной улыбочкой, сделав наивное лицо, безмятежно взирал на него снизу вверх, мерцая багрянцем зрачков. Учитывая, что укладочный гель с растрепавшихся волос почти весь слез, и теперь они сияли природным золотым блеском, чуть завиваясь на кончиках — чисто ангел с рождественской открытки. Ангел, а не демон. Разве что голубых глаз не хватало. Всё же перебороть самого себя у него не получилось, и он не смог промолчать: — Ну знаешь, в дом нужны не только уборщицы. Я могу взять тебя в другом качестве, Джонни, мальчик… Я… — Я сейчас ударю тебя совком, — с каменным лицом пообещал Джон. Демон с грустью взглянул на полный мусора совок, и грустно вздохнув, поджал губы и наконец затих. Джон устало утащился покурить в одиночестве и покое на кухню. И устало же задремал за столом. Проснулся, дёрнувшись, когда дотлевшая почти до фильтра сигарета обожгла пальцы. Выругался. Обозлился. Вернулся к Бальтазару. Когда Джон вошёл в комнату, демон тихо копошился на своём пледе, явно пытаясь устроиться как-то поудобнее. Крутясь на месте, он с вожделением поглядывал издалека на надёжные опоры уже ставшей ему родной латунной треноги, но до треноги сейчас было скакать и скакать, и всё босиком да по солёному полу. Плед, хоть и достаточно тёплый, всё же, кажется, не создавал демону прослойки требуемой толщины, которая бы позволяла ему не тревожиться за себя. Шмотки, из которых он до этого возводил своеобразный помост, Джон, убираясь, запинал под кресло, и до них было тоже не добраться. — Джонни, — демон вскинул на экзорциста укоризненный взгляд, — ты создал мне недостаточно комфортные условия, и… — … и сейчас я возьму, и заберу у тебя ещё и плед, и будешь вообще на голом полу сидеть, — перебил его Джон. Бальтазар потрясённо уставился на него, похлопал ресницами, потом сел на корточки, сжавшись в комок и обхватив себя руками, и оскорблённо замолчал. — Только не говори, — проницательно предупредил Джон, — что в таком положении ты истощён настолько, что не способен помочь мне. Что у тебя нет сил, что тебя мучат боли, что тебе мешает соль на полу, руны на потолке, Луна в пятом доме, принятый в третьей поправке новый закон наследования собственности, восстание туземцев на Гаити, или что-то ещё, что ты, со своим извращённым умом придумаешь, чтобы поныть и пожалобить. Бальтазар фыркнул, и недобро зыркнул на него исподлобья, потом опустил ресницы, пряча за ними взгляд. Затем с томлением посмотрел на кровать. — Нет! — воскликнул Джон поспешно, недоверчиво хохотнул. — Нет и нет, и даже и не думай. На моей кровати тебе делать нечего. Ни за что. Никогда. Демон опустил голову, разомкнул губы, выдав беззвучное и раздосадованное «хах…», опять скорбно поджал. Зябко поёжился. — Ты обещал помочь. — Джон потёр лицо руками. — Не заставляй меня пожалеть о моей доброте. Бальтазар упорно смотрел в угол, стараясь унять дрожь, которой его колотило так, что это было заметно даже на расстоянии. Джон снова закатил глаза. Походил по комнате. Устало привалился к косяку. Побился о него головой. Демон не обращал на него внимания, и продолжал трястись всё сильнее.***
— Ладно. — Джон, хмурясь и ероша волосы, притулился на краю кровати и сумрачно глядел на сидевшего по-турецки напротив очень довольного Бальтазара. — Так что нужно делать? Чтобы понять, или вспомнить… — Тебе? — демон ласково улыбнулся. — Ничего, Джонни. Просто расслабься, и вдыхай… поглубже. Дыши. Провентилируй свои лёгкие как следует. Я всё сделаю сам. Я же дал слово, что помогу. — Ну и как же ты собрался помогать? — прищурился Джон. Внутренний Голос авторитетно нашёптывал, что демон стебётся, точно стебётся, и сейчас начнётся какой-нибудь очередной развод по-бальтазаровски. — Есть такой способ… — Бальтазар чуть отвёл взгляд, затаённо вздыхая, и медленно облизывая губы, — я… хах… мне нужно… я буду должен, вернее, ты… — Ох, хватит там подстанывать и мямлить. — Джон поморщился: Внутренний Голос уже не шептал, а орал «а я говорил! а я говорил!». — Хорошо. — Бальтазар выпрямил спину, упёрся ладонями в бёдра, и изобразил самую наиневиннейшую улыбочку, на которую только был способен: — Ты должен будешь впустить меня, Джон. Позволить мне войти в тебя. Джон подавился воздухом на очередном вдохе. — Да пошёл-ка бы ты. Придумай что пооригинальней. — Я должен буду проникнуть в тебя, Джонни-бой, — чуть приподняв брови, и привычно нервно-сладко передёрнув плечами, покачал головой демон, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся. — Для того, чтобы всколыхнуть тебя. Нужен контакт с проникновением. — Да ты вконец охренел. — Джон даже не мог заставить себя разозлиться на такое бесстыдство. — Совсем уже. Оставь эти влажные фантазии. Даже ты не можешь быть настолько безумным, чтобы рассчитывать развести меня на что-то… короче, выбрось из своей головы все безумные мечты о горячем сексе. — Ах, Джон. — Бальтазар прикрыл глаза, слегка закусил губу, как будто старался не засмеяться. — Влажные фантазии у тебя. У меня чисто деловой подход. Мне нужно будет, чтобы ты открылся, впустил меня в своё сознание, потому что я собираюсь совершить проникновение в твои мысли, в твою память. А не то, что ты там тут же радостно навоображал себе, едва услышал про проникновение. Увы, но «горячий секс», равно как и холодный, придётся перенести. Сколько же в тебе испорченности, Джонни. — О, конечно, — усмехнулся Джон, — это всё такой плохой и испорченный я, воспринимаю всё совсем не в том ключе, это совсем не ты, не способный изъясняться чем-либо, кроме пошлых двусмысленностей! — Видишь, сам всё сказал, — явно забавляясь, снова пожал плечами демон. — Иди ко мне. Джон расхохотался: — Ну вот, опять! Как я должен понимать это? — Как «иди ко мне», — очень мягко ответил Бальтазар, протягивая руку раскрытой ладонью вверх. — Иди, мальчик, я помогу тебе увидеть и понять. — И что? — Джон с сомнением смотрел на протянутую ему ладонь, даже забыв дежурно понегодовать на «мальчика». — Я должен взять тебя за руку? Это что, прямо так обязательно — держаться за руки? — Прикосновение обязательно. И проникновение обязательно. В сознание. Не волнуйся так, Джонни, это же не максимально полный физический контакт. — Бальтазар смотрел снисходительно. — Не бойся, не укушу. Если не попросишь. — А что есть «максимально полный физический контакт»? — Джон нехотя придвинулся. Брать демона за руку не хотелось совершенно, и он медлил, всё ещё надеясь как-то откосить и использовать что-либо другое. Просто там в глаза друг другу посмотреть, ну или ещё, может, что. Бальтазар, казалось, просто читает все его сомнения и страхи, демон снова прикусил губу, сдерживая смех. — Ещё одна из… методик, Джонни. Определённая процедура, можно использовать и такую терминологию. Тоже помогает расширить границы. Но проникновение в твой разум я использую для того, чтобы дать тебе возможность задействовать твои собственные знания, мысли, воспоминания. Это как… калейдоскоп. Ты вращаешь его, а стёклышки начинают двигаться. И укладываются в узоры. Но без калейдоскопа они лишь кучка разноцветного стекла, Джон. Я построю твои стёклышки так, что ты увидишь узор. А максимально полный физический контакт направляется не вовнутрь, а наружу. Для выхода из реальности, для перемещения между временами. Или мирами. Засранец что-то делал. В смысле: если и правда была какая-то методика, то он уже запустил её в действие: голос, сладкий, неторопливый, бархатистый, втекал в сознание медовой патокой, усыплял осторожность, расслаблял, и Джон невольно поддался ему, как под гипнозом протягивая руку и дотрагиваясь до пальцев демона. — Если что сделаешь со мной, тварь, — тихо проговорил Джон, — точно сдохнешь здесь в муках. Ко мне ведь даже не придёт никто. Бальтазар только улыбнулся. Аккуратно обхватил ладонь Джона, не сжимая пока, лишь придерживая, Джон вздрогнул, но кожа Бальтазара сейчас была тёплой. Совсем не о том сейчас следовало бы думать. — И что тот полный физический контакт, — нарочито громко и бодро, чтобы прогнать наведённые чары, спросил Джон, — в чём он состоит? — О, ничего особенного, — невозмутимо отмахнулся Бальтазар, чуть потянув Джона за ладонь на себя, и заставляя подсесть ещё ближе, — просто действительно: максимально полный физический контакт. Тело к телу, кожа к коже. Контактирующие, естественно, должны быть без одежды, и даже побрякушки лучше снять. Проникновение обязательно и в таком случае, но только тут уже речь идёт о проникновении не в сознание. Обращайся, если тебе понадобится шагнуть за грань. Тебе я точно не откажу, сладкий Джонни. И, неотрывно, нежно и трепетно глядя Джону в глаза, снова — совершенно невинно — улыбнулся. У Джона пересохло во рту. Да что ж за тварь-то такая. Ну вот что за ублюдок, а. — Я тебя, мразь, — прошептал он непослушными губами, — сейчас на кухню отволоку, и начну лицом в поддон с солью макать. Я тебе устрою физический контакт. — Не трудись, — неожиданно резко отозвался демон, и детская улыбочка трансформировалась в хищный оскал. — Сам справлюсь. И, не разрывая их стыковки глаза в глаза, столь же неожиданно крепко обхватил Джона второй рукой за шею, рывком дёргая на себя так, что они едва не столкнулись носами. И сдавил горло, полностью перекрывая доступ воздуха. Ахахахаха, успел подумать Джон, какой знакомый приёмчик, это что, и есть та самая «методика»? Пф, а разговоров-то сколько. Примитивнейший из способов расширения восприятия. Самый примитивный. Сам пользуюсь постоянно. Перед глазами всё плыло, медленно погружаясь во тьму, под змеиный шёпот демона: — Не сопротивляйся, Джонни, ты мне мешаешь. Я не сопротивляюсь, болван, огрызнулся Джон мысленно, это дурацкое человеческое тело перепугалось, что его убивают. А согласись, — нервно хихикая, встревает Внутренний Голос, — забавно, если ты переоценил его коварство и хитрость, и если никаких скрываемых Очень Тайных Целей у этого недоумка нет, а делает он сейчас именно то, за-ради чего и явился, в смысле, убивает тебя?! Всколыхнувшаяся и рвущаяся выскользнуть из-под контроля паника с размаху бьёт кувалдой, в труху разнося самообладание и способность к холодному анализу. Джон ещё надеется угомонить этого штрейкбрехера, торопливо напоминая ему, что, как и все демоны-полукровки, Бальтазар от рождения, по природе своей убогой, обречён считать высшей ценностью бытия сохранность своей жизни. Выжить любой ценой — вот что высечено на скрижалях их лаконичного свода заповедей. Камикадзе из этих засранцев не вылепишь. Бальтазар никогда бы не подписал себе смертный приговор даже ради того, чтобы сквитаться с ненавистным Джоном Константином. Без Джона у демона нет ни единого шанса выбраться из ловушки, и с его стороны было бы чистой воды самоубийством устранять единственного человека на свете, от которого сейчас зависит жизнь. Самонадеянность и самоуверенность демона сего с Люцифера подобными качествами сравниться достойны, — голосом мастера Йоды глубокомысленно изрекает Внутренний Голос, — быть может, считает он, что сумеет уж как-нибудь спастись своими силами, когда избавится от злого стража. Ободрённая этой поддержкой паника стартует к Югготу с рёвом «в жопу самоконтроль! в жопу выдержку! МЫ ВСЕ УМРЁМ!» И Джон уже готов поддаться её влиянию и начать отбиваться всерьёз — о, у хорошего бесогона всегда есть заначка в кармане, чтобы приложить очередного зарвавшегося адского стервеца посильнее. Хотя, — оттопырив нижнюю губу, задумчиво и с видом мудрого старца добавляет Внутренний Голос, как всегда, переобувшийся в прыжке, — какого бы хера этот мудак стал пыриться на тебя с таким беспокойством, решив убить? Он бы просто свернул тебе шею, как цыплёнку. Но он не пытается вырубить тебя, Джон, он вырубает всего лишь твоё сознание. Вырвешься сейчас — никогда не узнаешь, какого хрена этот темнила затеял. Единственное, что может этого «темнилу» обеспокоить, так это насущные вопросы типа звучат ли вместе ароматы его шампуня для волос и нового парфюма, и подойдут к его очередному костюму золотые запонки или всё ж таки платиновые, мрачно подумал Джон перед тем, как отключиться и улететь вглубь багровых костров преисподней, весело отплясывающих в зрачках глаз демона-полукровки.