Джейс целует Алека грубо, смазано, в порыве страсти. Он не задумывается ни над чем, его даже не волнует, что их могут увидеть. Внутри Лайтвуда зарождается тепло, шепчущий трепет поднимается по телу, гортанным криком желая вызволиться. Губы у Джейса мягкие, приятные на вкус, ловит себя на мысли Алек, удивленно порхая ресницами. Он не отвечает на поцелуй. Стоит как вкопанный, боясь испортить момент.
— Джейс? — прерывает их незнакомец, выряженный довольно странно. Алек не знает мужчину, он заметнее старше обоих школьников. — Милый, не хочешь объяснить?
Алеку тошно становится, когда нежные губы перестают его касаться. Гром молнии разрезает воздух, снова начинается дождь, холодными каплями ударяя по коже Лайтвуда. Эрондейл напрягается, опуская глаза в пол, а после окончательно отстраняется от брюнета, и в полуобороте кидает:
— Алек, познакомься с моим парнем — Магнусом, — в голосе больше нет той звонкости и энтузиазма, что присуще блондину. Он делает затяжку почти потухшей сигареты, втягивая дым в лёгкие.
Голубые глаза устремляются в другие, карие, со стыдом оглядывая невысокого азиата с ярко-подведенными черным глазами, взъерошенными волосами, кончики которых выкрашены в синий. Незнакомец одет в кожаные штаны с шипами, серебристые ботинки и шелковую рубашку с турецкими огурцами.
Что за павлин красочный? Думает Александр, надевая маску дружелюбия. Нет, ему вовсе не хочется дать в морду Эрондейлу. Какого хера?! Только кричит его мозг, на кой-чёрт он его поцеловал?
— Стоп, — смотрит Алек на Джейса. — Ты что, гей?
Светловолосый докуривает сигарету, бросая её на землю и наступая носком ботинка, чтобы затушить. Ему нечего ответить Лайтвуду и это его раздражает.
— Увидимся в школе, — через плечо громко говорит Эрондейл, скрываясь за поворотом дома с Магнусом.
Дождь усиливается, пробирая своим холодом до костей. Александр стоит посреди двора, остро ощущая разбитое только что сердце. Они не были друзьями, никогда не были, Лайтвуд просто грезил мечтой овладеть мальчишкой Эрондейлом. Его четырехлетнее отсутствие затягивало рваные раны, боль незаметно уходила. Пока этот засранец не вернулся, всполошив всю воду в жизни Алека.
По щеке скатывается…слеза? Между линиями капель, падающих с неба. Проклятье.
— Ебанный Эрондейл, — вопит брюнет, пнув ногой шезлонг. Старое прогнившее дерево ножки ломается, глухо разлетаясь на куски. — Блять!
Алек продолжает злиться, когда заходит в дом. Он злится, снимая с себя школьную форму. Он злится, насыпая хлопьев в зелёную миску. Злится, подкуривая очередную сигарету в доме, не задумываясь о том, что мама может увидеть.
— Алек, — по лестнице спускается Иззи, держа на вешалках два платья. — Какое?
Парень быстро выпускает табачный дым, закусывая хлопьями. Он толком не смотрит на сестру, заливая разноцветные кукурузные кружочки молоком. Ему не до неё, как же она не понимает.
— Какое, Алек? — повторяет сестра, ведь Лайтвуд не реагирует.
На глазах выступают слёзы, и Алек задается вопросом, что он сейчас делает? Стоит на кухне с сигаретой, ест детские хлопья Макса и плачет. Кажется, психи были вовсе не соседи. Горькая ухмылка, новый поток никотина, вкус хлопьев с молоком. Спустя минуту парень поворачивается, указывая пальцем на красное. Иззи всегда шло красное, думает он.
— Алек?
В ответ тишина. Он глазами прожигает пол.
— Алек, — беспокойно, как и на сердце. — Алек.
Молчание брата вводит в ступор, младшая Лайтвуд никогда не видела его в таком состоянии. Она может только гадать, не обидел ли кто её любимого старшего брата? Потому что, если обидел, кто бы он ни был, Иззи шкуру с него снимет. Вдруг Александр начинается смеяться, громко и напористо, смехом полным отчаяния. Но Изабель видит слёзы в глазах синих, бросая тряпки на стол и спеша к брату.
— Алек, — ласково зовет она, потому что он больше не смеется, он плачет.
Следующим днём парень не приходит в школу, ссылаясь — через Изабель Лайтвуд — на простуду. Он не приходит всю неделю, спрашивая домашку, но не выполняя её. Так, для галочки, что он прилежный ученик.
Октябрь тянется долго, мрачными днями нагоняя ещё большую тоску на Лайтвуда. Тусклые цвета осени, бессменно чередующиеся дожди — от мороси до жуткого ливня, и холод, заставляющий Мариз включить отопление в доме. Всё, что сын говорит матери: я болен, мне нехорошо, ещё день, и я поправлюсь. В какой-то степени Алек не лжёт, ему нужен ещё один день, чтобы залечить разбитое сердце. Но каждый вечер, выглядывая из любопытства в прозрачное стекло, обрамленное белой рамой, душа начинает кричать при виде возвращающегося Эрондейла в компании Магнуса, так звали парня, которого Алек люто ненавидел, не перенося сам набор букв в его имени.
В комнату врывается Изабель, культурному стуку и вежливости в отношении брата ей ещё учиться и учиться. Казалось бы, это все гости на сегодня, но за ней тянется рыжеволосое солнышко — единственное яркое пятно в комнате Александра, он даже впервые за семнадцать лет воспользовался системой жалюзи.
Клэри бесцеремонно хлопает дверью, привлекая внимание брюнета к своей персоне.
— Привет, Алек, — улыбается девушка, присоединяясь к просмотру Лайтвуда. — Что у нас тут?
— Разбитое сердце, — как что-то естественное отвечает Изабель, мостясь между братом и подругой. Они все втроем наблюдают, как Джейс с Магнусом обмениваются микробами, страстно лобзая друг друга на крыльце Эрондейлов.
— Интересно, мистер Эрондейл в курсе? — бездумно выпаливает Кларисса, после чего понимает, что дотронулась до больного.
Никто из Лайтвудов, кроме Иззи, до сих пор не в курсе, что Алек — гей. И для парня это была закрытая тема, не требующая решения, так как выхода из неё он не видел вообще. Экселсиор был плох тем, что его население отличалось не только малым количеством для пригорода, но и чересчур осуждающими, любопытными и бестактными людьми.
— Господи, они же могут проглотить друг друга, — охает Изабель, когда рука Джейса накрывает ягодицу Магнуса, а тот в свою очередь припечатывает его к стене.
— Какие страсти, мне стало жарко, — удивление вперемешку с восторгом всплывает на лице Фрэй. Она видела геев и раньше, но они не проявляли свои эмоции так яро.
Алеку лишь остается с жалким видом наблюдать за всем этим. Каждый вечер. Каждый. Гребанный. Вечер. Он обещает себе, что больше не будет, но ноги его подводят, передвигаясь в сторону окна.
— Я бы не подумала, что он гей, — бросает Иззи.
— Да ладно? — кислое выражение лица. — А что, на нас должны штамп ставить, и в одинаковые костюмчики наряжать?
Лайтвуд осматривает брата, двумя пальцами приподнимая его чёрную футболку и оттягивая резинку пижамных штанов. Клэри смотрит на друзей, разворачиваясь спиной к окну.
— Никакого штампа, — от ужаса прикрывает рот Изабель. Её шутки иногда доводят Алека. — Может ты бракованный? — смеётся она.
— Я всегда знал, что ты приёмная. Не может быть в нашей семье такой глупой девчонки с такими глупыми шуточками, — раздраженно цедит Александр, убирая от себя руки сестры и возвращаясь на кровать, с которой он недавно встал.
Брюнетка фыркает на слова брата, возвращая жалюзи в исходное положение — закрывает их, оставляя свет в комнате только от прикроватной лампы. Синие стены, чёрно-белая постель с кипой подушек, белый ворсистый ковер перед кроватью, зеркало во весь рост, гардеробная, два шкафа с книгами и письменный стол. Спальня Алека — полупустая, с минимальным количеством вещей комната. Всё сдержанно и аккуратно, как и любил Лайтвуд.
— Это было неправильно с его стороны, целовать тебя и сбегать с каким-то парнем, — недовольствует Клэри.
— с Магнусом, — поправляет её Алек.
Изабель со вздохом складывает руки на груди, они обязаны что-то предпринять. Её сообразительность так и хлещет через края разумного. Девушке не терпится проучить нахала Джейса, который пренебрег обоими Лайтвудами.
— Мы обязаны показать ему, что Алек не торчит каждый день у окна, подглядывая за Джейсом. А ещё, что от Лайтвудов никто не уходил! — выдаёт грозно Иззи, опасно сверкая глазами. — Если ты не встречаешься с Изабель Лайтвуд, значит, ты встречаешься с Александром Лайтвудом. Третьего, красавчикам в Экселсиоре не дано.
Клэри не сдерживает смеха, начиная звонко хохотать на весь дом. Алек и Иззи переглядываются, даря друг другу теплые и радостные улыбки. Друзья.
Они были друзьями пару лет. С того времени, как Клэри переехала в Экселсиор. До неё, Алек никого не впускал в круг Иззи — Алек, потому что тосковал по Джейсу. Юный Лайтвуд не находил себе места, обнаруживая свою любовь к Эрондейлу всё больше и безумней. Мало кто знал причину, по которой на самом деле хотел увезти сына Стивен…
— Мы будем всегда друзьями, Джейс, — шепотом говорил Алек.
Сегодня день рождения Джейса, ему исполнилось четырнадцать. Алек испёк Джейсу большой шоколадный торт. Сам. Джейсу было приятно, потому что он давно не видел торт. Последний был до смерти мамы.
POV Джейс.
Со смерти мамы прошло несколько месяцев, а я уже повзрослел. Неправильно это было, начинать самостоятельную жизнь так рано, но я больше не мог ждать. Папа не спит по ночам, он больше не готовит мне завтраки, обеды, ужины. Он не притрагивается к белью, стиральной машине; больше не смотрит на те части дома, где часто проводила время мама, занимаясь домашними делами.
Сегодня мой День Рождения, и я сомневался, вспомнит ли он об этом. Поздравит ли? Большего я не жду.
Но он не вспоминает, продолжая угрюмо лежать на диване и смотреть на фотографию мамы, которая стоит на столике. Мне грустно. Мне тоже грустно, и я понимаю его. Нужно только немножечко подождать, и мой любимый папа ко мне вернется.
Вечереет. На пороге дома появляется Алек, он не забыл. Никогда не забывает, что двадцать седьмого октября мой день. Я приглашаю его зайти в дом и подняться ко мне в комнату, чтобы не смущать папу. В руках у Лайтвуда большая коробка, обернутая синей подарочной фольгой, на которой красуются жёлтые уточки. Ненавижу уток.
— Что это? — закрывая на щеколду дверь, спрашиваю я.
Лайтвуд ставит на кровать коробку, раздирая её праздничную упаковку.
— Торт! — кричит он, радуясь, и начинает доставать из кармана маленькие свечи для торта.
Я улыбаюсь, с интересом раскрывая упаковку до конца. В коробке лежит шоколадный торт с надписью «Happy Birthday Jace». Мне становится безумно приятно, что у меня есть такой друг как Алек. Алек — лучший.
Мы болтаем о ерунде, шутим, смеемся, слишком громко и развязно. Лайтвуду даже удается построить шалаш из одеял и стульев, в который мы забираемся после того, как наши руки липнут и болят животы от торта. Уже десять, на заднем фоне играет музыка по радио. Мелодия не знакома.
Поначалу мне страшно осознавать, что девчонки не интересуют. На прошлой неделе я целовался с Ребеккой Льюис — самой красивой девчонкой в школе, конечно же, после Изабель. Но Изабель была мне как сестра, хотя я имел все шансы сходить с ней на свидание. Она даже носит лифчик. Но беспокоит меня не то, что ей не нужен лифчик, потому что тогда она выглядит смешно. Меня беспокоит покалывание внизу живота и на кончиках пальцев, когда до меня дотрагивается Лайтвуд. Я никогда не интересовался, нравится ли ему кто-то из девчонок.
— Мы будем всегда друзьями, Джейс, — шепчет Алек.
Я поднимаю на него глаза, пытаясь разглядеть в темноте сияющие сапфиры. Он сидит совсем близко, так, что наши лица в десятке сантиметров друг от друга.
— Я не хочу быть друзьями всегда, Алек.
Что ты творишь, Джейс? Вопит моё подсознание, когда слова слетают с губ. Не умеешь думать, держи язык за зубами, ругаю я себя. А смотрю по-прежнему на Алека, отчего он начинает глазеть своими большими синими радужками в ответ.
— Почему? — обескураженный Александр заводит меня ещё больше. И тело предательски выдаёт всё, что я чувствую в тот момент.
— Потому что я не хочу быть твоим другом, — резко выдаю я, накрывая губы друга своими губами.
В этот момент в спальне зажигается свет, спадают многочисленные одеяла, и я вижу ошарашенное лицо отца. Не только лицо отца, ещё я вижу непроницаемый взгляд Алека, по которому трудно понять, он испытывает отвращение или же…?
Двадцать шестого октября Алеку удается вернуться к привычной жизни. Он овеян любовью Клэри и Иззи, которые по собственным обещаниям не покидают Лайтвуда, пока они находятся на совместной с Джейсом территории.
Утро пасмурное, за серыми тучами не проглядывает солнце; сыро. Дорожки, тротуары, площадки — все завалено опавшими листьями деревьев. Жители города перешли на теплую одежду, доставая из шкафов старые свитера и ботинки. Грязь — ненавистное слово для всех, кто вынужден пять дней в неделю добираться пешком или на автобусе до школы. Большое кирпичное здание в несколько корпусов кажется таким же безликим, как и этот день.
Трое друзей сидят в школьной столовой, стрелка переваливает за двенадцать, а это значит — ланч. Пустые столики наполняются учениками, по иронии сливающимися с белыми плитами на стенах. По краям тянутся длинные очереди из желающих купить обед.
— Безгранично счастлива, что Алек умеет готовить, — смеётся кареглазая, сверкая глазами в сторону брата. На тарелках лежат сэндвичи с курицей, два крепких кофе и один латте — всё по стандарту.
— Да, тебе определенно повезло с братом, — усмехается Клэри, да так, что Лайтвуды перестают есть. Рыжая что-то листает в телефоне, пишет сообщение, а затем снова листает.
— Что произошло? — отодвигает тарелку Алек.
— Ничего, Алек. Просто порой ты меня бесишь, — от сказанного у Лайтвудов отвисает челюсть.
— В чём дело, Клэри? — насупилась Иззи.
Фрэй вздыхает, делая пару глотков латте через трубочку.
— Ты весь такой идеальный, со своим чертовски сексуальным лицом, телом как у Аполлона, навыками и знаниями, — вспыхивает Клэри, вызывая улыбку у Изабель и Алека. — А поехать на пляжную вечеринку, которую устраивает Саймон — упрямишься, лишь потому, что там будет Эрондейл! Не мог бы ты засунуть свою «избитую» гордость себе куда подальше и составить мне с Иззи компанию на дне рождении моего парня?!
Всё веселье Алека испаряется, когда в кафетерий заходит сам Джейс, ища кого-то глазами. Лайтвуд как можно беспечнее отворачивается, неловко почесывая затылок. Клэри безнадежно смотрит на друга, вновь утыкаясь в мобильник.
— Алек, просто спокойствие, — предупреждает Изабель. Блондин приближается к ним, вырывая свободный стул за соседним столом, и, развернув его спинкой вперед, присаживается возле Алека.
— О боже, — выдыхает Иззи, делая безразличное лицо. Но обе девушки наблюдают.
— Не хочешь поговорить? — хмыкает Джейс. Всё ещё в чёрном, выделяясь из белой массы.
— Нам не о чем говорить, — допивает кофе Алек. Его глаза пусты и туманны.
— Думаешь? — Эрондейл наклоняется в сторону Лайтвуда. — Потому что, мне кажется — что есть о чём.
Янтарь горит ярким пламенем, прожигая дыру в Александре.
Чёртов Эрондейл.
