Сделай вдох

      Прошло не мало времени с тех пор, как я последний (он же первый) раз увидела его глаза, но не проходит и дня, чтобы мне не чудились его серебристые глаза. Его сильный, уверенный взгляд, необыкновенно тонко сочетающийся с благородным металлом, преследует меня. Он не оставляет меня наедине даже ночью.       Что самое интересное, это то, что я не помню, как выглядит доктор Бальмер. В тот роковой день я смотрела ему только в глаза и никуда больше. Глаза я запомнила на всю оставшуюся жизнь. А вот внешность… Должно быть, у него есть борода… Или что-то похожее на нее. Мне сложно вспомнить детали, когда я им не придавала ни малейшего значения.       Я лежу на кровати и читаю книгу. Точнее, пытаюсь читать. Который день подряд я не могу сфокусировать внимание на книге. Из-за этого приходится перечитывать снова и снова. Дело совершенно неблагодарное, но делать совершенно нечего.       Я переворачиваюсь набок, зажимаю ноги между одеялом, переворачиваю подушку другой стороной и снова берусь прочитывать страницу, которую я за день прочитала тридцать семь раз. И каждый раз теряла мысль.       Интересно, он придет сегодня?       В прошлое воскресенье его не было, поэтому я смогла выйти из комнаты на кухню и полакомиться своими любимыми печеньями. Я слышала, как он тогда ушел из больницы, неторопливо и уверенно, и не возвращался до понедельника. Его шаги не спутаешь ни с чьими. Что побуждает его возвращаться в это место? Наверняка, здесь не нравится быть даже людям, которых не принуждают условия или закон.       Ну вот, я опять сбилась.       — Мэри? Разреши войти?       Передо мной каким-то чудесным образом возникает фигура врача. Я настолько опешила от того, что не была готова к встрече, что замерла, боясь пошевелиться. Глупо, конечно, надеяться, но в животном мире такая фишка работает. В этот раз я разглядела его внешность более внимательно — мои глаза без какого-либо стыда поднялись вверх по фигуре. Черные туфли, темно-синий строгий деловой костюм, отутюженный до блеска, белая рубашка с накрахмаленным воротником. Внешняя показательность. Так ли ему важно, что о нем подумают здешние психи? Им по большому счету плевать, кто здесь и как выглядит.       Мои глаза останавливаются на лице. Ярко-выраженный подбородок и линия скул. Выразительно-очерченные губы. Щетина на лице (все-таки растительность мне не причудилась) аккуратно дополняет образ серьезного мужчины-профессионала, знающего свое дело. В его стальных, ярких глазах затаилась толика чего-то глубокого, темного, далекого. В его взгляде… не знаю… есть что-то, что заставляет меня сейчас устоять на месте, а не кричать о помощи.       Как я пришла к этому?       — Разрешите присесть?       В его руках приличная стопка документов. Вероятнее всего, это все дела здешних пациентов. Я продолжаю пялиться на него, игнорируя его вопрос. Впрочем, он в нем и не нуждается. Он присаживается за стол и кивает мне на него, продолжая смотреть на меня. Интересно, какой он видит меня своими серыми глазами? Нравлюсь ли я ему? Симпатична?       — Присаживайтесь, пожалуйста. Я вас не задержу надолго.       Его голос нежно обволакивает мои уши, но я упрямо стою перед ним, не желая двигаться до последнего.       — Что ж… — спустя продолжительное время (он мне его любезно предоставил) он покачал головой, глядя на свои наручные часы. — Сегодня времени у меня достаточно, поэтому если вы хотите пропустить свои воскресные печенья, я с удовольствием вас поддержу.       Его глаза следят за моей реакцией на его слова. Я признаю фиаско. Тихо и осторожно присаживаюсь на краешек стула напротив него, готовая вот-вот сорваться к своему надежному углу.       — Признаю, что печенье здесь и правда замечательное. Вам нравится с кленовым сиропом, не так ли?       Уголки его губ чуть-чуть ползут вверх. Он достает из-под огромной стопки документов кожаный черный блокнот, открывает его и делает в нем какую-то запись. Я удивленно моргаю, пытаясь разглядеть, что же он мог обо мне написать, если я совсем не открываю рот. Обычно предыдущие врачи натыкались на мое суровое молчание, пытались его «вылечить», но уходили ни с чем. Им нечего было обо мне написать, кроме того, что написано в этих делах. Он открывает папку с именем «Мэри» и пролистывает странички, делая какие-то заметки в своем черном блокноте. Его глаза не отрываются от изучения моего дела в то время, как я разглядываю его лицо. Мне резко захотелось впитать в себя память о том, как он выглядит.       — Хочешь узнать, что здесь о тебе написано? — морщинки на его лице от хмурого взгляда тут же разгладились, когда он перевел взгляд с бумажек на меня.       Я хочу кивнуть, но что-то меня останавливает. Он слабо улыбается, откладывая в сторону блокнот.       — Неправда. — говорит он, глядя мне в глаза. Обычно я не умею столько времени выдерживать чужие глаза на себе, но в этот раз определенно все совсем иначе. — Там все неправда. Я сделаю тебе папку, в которую буду записывать только то, в чем я сам убедился. Договорились?       Я опускаю взгляд на стол и вожу пальцем по воображаемым кругам.       — Держи, — протягивает мне чистый белый лист бумаги. Я осторожно его беру кончиками пальцев, боясь заляпать. — Сейчас ты пуста, но я предлагаю тебе наполнить этот листок тем, что у тебя на душе. Ты сделаешь это до завтра?       Я слабо киваю, но даже не знаю, увидел ли он это или нет.       — Ну, хорошо. — он дарит мне теплую улыбку и собирает все документы в охапку. — Тогда до завтра, Мэри?       Я улыбаюсь лишь тогда, когда остаюсь одна. Мне хочется представлять, будто бы я оставила эту улыбку ему до того, как он покинул кабинет.