Маятник

Sawano Hiroyuki – Call your name Так и не найдя ответ на свой вопрос, Персиваль поднялся из-за стола и побрел наверх, в свою комнату, до которой, наконец, смог добраться самостоятельно. В голове роились совершенно разнообразные мысли, сталкиваясь друг с другом, переплетаясь и путаясь, но нужное все никак не находилось. Спальня встретила Грейвса тишиной и прохладой. Аскетичная обстановка холостяка, что тут поделать, совершенно не успокаивала, а наоборот, будто требовала заполнить ее чем-то. Но ни колдографий, ни картин, ни каких-либо памятных мелочей – ничего из этого там не было, и Персиваль знал – никогда и не появлялось на покрытых пылью полках подобное. Он уже не живет, а просто существует. Грейвс раньше каждое утро вставал на работу ровно в семь часов пятнадцать минут, затем шел в душ и приводил себя а порядок, затрачивая полчаса, после спускался на кухню уже в костюме и варил кофе, который теперь ему нельзя категорически, а тогда было просто нежелательно. С семи часов пятидесяти минут он неторопливо наслаждался горьковатым вкусом напитка и читал, но не опостылевшие рабочие отчеты, а именно то, что хотел сам: приключения, научные статьи, пролистывал заново подзабытые учебники, повторял конспекты или просто изучал купленную вчера прессу. Ровно в восемь тридцать чашка отставлялась в сторону, газета складывалась, а книга закрывалась и покоилась на кухонном столе до возвращения Грейвса, а в восемь тридцать пять начальник департамента магического правопорядка уже поднимался в лифте на свой этаж вместе с молчаливым гоблином и раздумывал над организацией сегодняшних дел. И так практически каждый день, будто кто-то сломал хроноворот, и теперь жизнь превратилась в одну бесконечную петлю, которую Персивалю суждено прожить бесчисленное множество раз. Только сейчас приходит осознание одиночества в этом круговороте серости. Даже немного печально, но Грейвс никогда и не отрицал, что живет на работе, а иногда даже немного горделиво вставлял в разговор с подчиненными. Никто этого не замечал – Персиваль был образцом для подражания, машиной, а не человеком, от которого можно ожидать проявления слабости и великодушия. Никто и не ждал, пугаясь холодных темных глаз, острой бритвой скользящих по собеседнику, и немного насмешливого голоса, корректно указывающего на недостатки. Грейвса боялись и уважали, но после недавнего позора с трудом заработанную репутацию не восстановить, как не пытайся. Но он и не собирался. Нет, серьезно, за последнюю неделю он о многом размышлял и пришел к довольно обнадеживающим выводам, что получит отставку с должности главы департамента и ненадолго останется безработным, определившись с будущей профессией, не менее опасной и ответственной, чем сейчас. Он стянул с ног ботинки и развалился на кровати, призвав при помощи палочки со стола книгу. Что ж, ему остается только ждать Серафину, дабы вместе с ней обсудить произошедшее и придумать, как уберечься от последствий. А пока Персиваль решил погрузиться в изучение не-маговской книги, чтобы не мучиться в напрасном ожидании. Так прошел час. *** Серафина пару минут назад была уверена, что сложившаяся ситуация не может быть хуже, а теперь убеждалась в способности мира удивлять. О да, аврор Голдштейн не бросила своего амплуа горевестника и на хвосте принесла новую проблему, еще какую проблему! Никто и подумать не мог на колдомедиков, считая их чем-то незыблемым и неуязвимым, а тут такое! Глубокий вздох так и рвался наружу, но Пиквери его подавила и начала отдавать распоряжения по поимке и аресту мужчин и женщин из списка Грейвса, велев сделать это незаметно. Или лучше сначала медики? С одной стороны, и те, и другие опасны, и гнаться за ними – все равно что бросать камни в воздух. Никто не должен пострадать. Но у нее не хватает людей! Рука Серафины непроизвольно потянулась к оставленному Голдштейн сквозному зеркалу, но перед тем, как пальцы коснулись гладкой поверхности, Пиквери замерла, обдумывая принятое только что решение. Согласно кивнув головой сама себе, Серафина быстро набросала на листе бумаги приказы явиться перед ее темные очи немедленно и, взмахом палочки превратив их в мышей, отправила адресатам. Ждать оставалось совсем немного. Через пару минут в ее кабинет начали прибывать доверенные авроры и главы департаментов, вопросительно поднимающие брови и недоуменно оглядывающие собравшихся. Серафина пока молчала и только указывала на их места, куда они опускались и терпеливо ждали, переглядываясь. «Какое поразительное единодушие!» – мысленно съязвила Пиквери, дожидаясь последних магов и напрягаясь все больше. Сомнения в принятом решении проскальзывали в душу маленькими дымными струйками, и даже статуэтка Рогатого Змея, стоящая на рабочем столе, не приносила привычной ясности мыслей. Наконец дверь кабинета захлопнулась за последним действующим лицом, и все взгляды скрестились на госпоже Президент. «Поздно идти на попятную, других вариантов все равно нет.» Она сосредоточилась, отбрасывая оставшиеся сомнения, и заговорила. Ее слушали внимательно, не перебивая, лица собравшихся от узнанного становились мрачнее с каждой минутой, а у некоторых, особо сообразительных, в голове уже начали крутиться шестеренки, пытаясь найти выход из положения, в которое их загнала жизнь и собственная невнимательность. Поэтому, когда Серафина перешла к придуманному плану, реакции разнились от удивленных и одобрительных до негодующих и отрицательных. Теперь Пиквери предстояло последнее – склонить на свою сторону большинство из совета, и ее не покидала уверенность в том, что это будет не так сложно, как кажется. И действительно, главы департаментов в большинстве своем были согласны, что иного выхода просто нет, но некоторые пытались настаивать, на что мадам Президент им снисходительно-вежливо заявляла: – Раз вы так уверены в своей правоте, то через час я жду на своем столе план ваших действий. После этого возражающих не находилось. Наконец все решив и обговорив, главы департаментов разошлись по рабочим местам с четкими указаниями, а авроры занялись своими прямыми обязанностями: обеспечением безопасности. После того, как все покинули кабинет Серафины, она устало откинулась на спинку кресла и задумалась, что же делать ей. Через десять минут здание заполонят срочно выдернутые из дома авроры, подозреваемых в пособничестве Гриндевальду уже аккуратно уводят от мирного населения, а простые рабочие получают указания от глав департаментов свалить по-тихому домой и не высовываться. Этаж колдомедиков тоже в ближайшее время будет оцеплен, на него уже наверняка поставлен антиаппарационный щит, который до поры до времени останется незамеченным. Все при деле и следуют своей роли, но сама Серафина не знает, как поступить. Скоро придется активировать артефакт на медицинском этаже, блокирующий магию в радиусе сотни метров, следовательно, Пиквери окажется в центре и будет прекрасной мишенью для темных магов. Но с другой стороны она тоже кое-что умеет, да и действия авроров надо координировать. Новый замначальника, конечно, неплох, но он не Грейвс. Риск огромен, а в ее профессии политика вообще не должно быть событий, опасных для жизни. Но и артефакт никто, кроме нее, активировать не может! Прекрасная картина вырисовывается, однако. Прервав размышления, Пиквери смотрит на часы и встает с кресла. Пора. На секунду растворившись в вихре аппарации, она оказывается на этаж ниже конечной точки, а одновременно с этим женщину настигает патронус замначальника аврората – лохматая такса – и сообщает о поимке всех указанных в списке лиц, их доставке на нижние этажи и размещение по камерам-одиночкам. Серафина вздыхает с облегчением, но тут же снова берет себя в руки и продолжает путь. Она идет широкими, совсем неженскими шагами, темная материя юбки колышется в такт. Спуск по лестнице не занимает много времени, но женщина все равно ускоряется, лишь перед самым входом замирая и прислушиваясь. Рядом материализуется светящаяся белка и сообщает голосом Уилкинсона, что соответствующие точки заняты, ожидают только ее, мадам Президент. Что ж, пришло время хоть что-то разъяснить. Серафина распахивает дверь, и та громко ударяется о стену, но женщина даже не оглядывается, бегом двигаясь к центру этажа, где должны были собраться все колдомедики по приказанию главного. Дыхание немного сбивается, а в голове проносится совершенно неуместная мысль о необходимости поддержания физической формы. Она бежит мимо кабинетов и палат, оказываясь на развилке коридоров сворачивает в сторону актового зала и врывается в помещение подобно темному вихрю, ловя на себе удивленные и настороженные взгляды. Серафина напрягается, но двигается к центру комнаты, делая вид, что направляется к возвышению, стараясь не смотреть по сторонам, дабы не выдать кого-нибудь из авроров. Так, спокойно, все хорошо. Сейчас должно быть наложено заклятье обездвиживания, а если оно не сработает, то в игру вступает она. Не так уж и страшно, верно? Да, это не кабинетная работа, но надо же хоть иногда размяться в полевых условиях. «Почему они медлят?» – по спине бежит нервная дрожь, но Серафина все идет к возвышению, а окружающие ее маги расступаются небольшим коридором, ожидая обещанной новости. Когда Пиквери поднимается по ступенькам, авроры все же начинают делать свою работу, так незаметно, что если бы не небольшой магический посыл конкретно госпоже Президент, то она бы ничего не поняла. Медленно и величественно, не вызывая подозрений и обращая на себя все внимание, женщина идет к центру сцены, а когда занимает нужное положение, то в оставшиеся ряды свободных колдомедиков уже не скрываясь, бросают заклятья мракоборцы. Тихий судорожный вздох вырывается у Серафины непроизвольно (в который раз за эту сумасшедшую неделю!), и она позволяет себе немного расслабиться, пока жутковатую картину из чужих застывших тел заполняют авроры, сковывая обездвиженных людей антимагическими* наручниками. Уилкинсон, контролирующий эту операцию, направляется к женщине и замирает в нескольких шагах, слегка склоняя голову вниз. «Ну точно как школьник,» – думает Пиквери, решая, устроить выволочку за задержку и потраченные нервные клетки сейчас, или сначала выслушать оправдания. Окинув аврора внимательным взглядом, она заметила прожженные пятна на его кожаном плаще и общую скованность движений, которую он, как истинный мужчина, старается правильно показать даме, дабы она не усомнилась в его воинской чести, но и пожалеть несчастного не забыла. Просто прекрасно. – Я вас внимательно слушаю, аврор Уилкинсон, – ее голос утонул во всеобщем гаме, но мужчина услышал и, еще ниже опустив глаза, рассказал историю их «захватывающего приключения»: – Мадам Президент, я от лица всего аврората приношу вам свои извинения за сбой в плане. Один из новичков, отправленный в отдел с зельями, задел стеллаж, и все его содержимое повалилось вниз. Мы подумали, что происходит стычка и нашим нужна помощь, – он говорил все более торопливо, теряя официальность, – поэтому оставили две пятых отряда для вашей страховки, а сами помчались на помощь. Потом, когда ситуация разрешилась, мы как можно скорее вернулись, но оставшаяся часть уже начала работу, а послать вам сигнал об этом не могла. Простите, – он поднял глаза и с ожиданием посмотрел на Серафину. Она честно старалась не смеяться, но непрошеная улыбка все равно кривила губы. «Наверное, это от пережитого с непривычки стресса, – отвлеченно размышляла она, – жаль, что нет возможности сходить к колдомедикам, а придется довольствоваться успокоительным.» – Рапорт мне и мистеру Грейвсу об этом инциденте и отказ в премии с переводом на испытательный срок для провинившегося, – подпустив в голос холода сказала она. Уилкинсон кивнул с облегчением и остался стоять недалеко от мадам, наблюдая за работой подчиненных. Несомненно, мистер Грейвс не спустит ему такой промах, и расплачиваться за профессиональную ошибку замначальнику придется долго, но сейчас эйфория от законченной без жертв операции кружит голову, а думать о плохом совсем не хочется. Его взгляд зацепился за Голдштейн, направляющуюся к выходу, и он уже хотел ее окрикнуть, но на предплечье вдруг опустилась ладонь мадам Пиквери, слегка сжавшаяся. Аврор вопросительно на нее посмотрел и получил в ответ предупреждающий прищур. Понятливо кивнув, он вернулся к прерванному занятию. Серафина слегка улыбнулась уходу Тины, радуясь, что хотя бы у Персиваля жизнь наполняется положительными моментами, перевешивающими груз проблем. *** Тина мчалась к выходу из конгресса на всех парах, проносясь сквозь пустующие помещения, не наполненные привычным шелестом бумаг и приглушенных голосов. Она очень спешила к мистеру Грейвсу, надеясь упросить его не назначать слишком суровое наказание провинившимся аврорам (из-за ее глупости, между прочим!), а обойтись просто строгим выговором без занесения в личное дело. Для такого важного события Голдштейн собиралась заскочить в пекарню и даже сделать вид, что не заметила сестру, стоящую у прилавка и флиртующую с Якобом, чтобы не задерживаться слишком долго. Ее быстрый топот гулким эхом отдавался в пустующих коридорах, разносясь по этажам. На мгновение Тине показалось, что какой-то белый блик сверкнул у противоположной стены, но она решила не придавать этому значения и продолжила выполнять назначенный маршрут. Через полчаса, сидя на кухне мистера Грейвса и пересказывая ему случившееся за чашечкой чая с булочками, они получили патронус от мадам Пиквери, в котором она сообщала, что Гриндевальд непостижимым образом выбрался из камеры и сбежал, а единственным человеком, находившимся в то время в МАКУСА за пределами этажа больницы, оказалась Тина. – Аврор Голдштейн, – продолжал говорить змей голосом Пиквери, – вам всего лишь надо явиться на допрос с применением веритасерума и документально заверить невиновность. Список разрешенных вопросов утвержден, ничего ужасного или нарушающего рамки не будет, но вы должны появиться как можно скорее. Тина взволнованно посмотрела на мистера Грейвса и, получив в ответ обнадеживающий кивок от напряженного мужчины, аппарировала прямо с кухни, забыв пальто. Еще не развеявшийся патронус продолжил: – Никуда не уходи, Персиваль, как только я закончу первостепенные дела, то приду и мы все обговорим. Мне сейчас это очень нужно, – последнее предложение, произнесенное шепотом, послало волну мурашек по телу Грейвса, а полупрозрачный змей уже исчез. Персиваль медленно поднес к губам чашку чая, отпил и со всего размаху швырнул в стену, с злобой повторяя: «Черт, черт, черт!» и бессильно сжимая кулаки. В голове пульсировала в такт биению сердца мысль: «Этот безумный день богат на неожиданности!»