Маятник

The Beatles – Because После того, как за Тиной с тихим стуком закрылась дверь, Персиваль глубоко вздохнул и потер лоб ладонью, разглаживая морщины и недовольно кривясь. Браво, Грейвс, так держать! Влюбиться на старости лет в подчиненную и пользоваться служебным положением, чтобы позвать ее на свидание, отлично! Ты просто бьешь все рекорды! Осталось только вручить ей букет колючих роз и кольцо с бриллиантом, а потом получить этим же веником по лицу и увернуться от пафосного подарка. Ладно, не преувеличивай. Ничем бы она в тебя не бросила. Ужасно звучит, все-таки: мистер Персиваль Грейвс, сэр, увивается за молодой девушкой-аврором, какой позор! Морщины испещряют лоб, стоит только нахмуриться, как очень резко обозначаются носогубные складки, а волосы на висках так и поблескивают сединой, но он еще на что-то рассчитывает. Молодчина, так держать, не унывай, даже в сто семьдесят можно себе кого-нибудь найти. Просто постараться придется. Ладно, в Грейвса половина женщин отдела была влюблена совсем недавно, и хоть после шокирующего плена поток всеобщего обожания слегка схлынул, но его отголоски снова начинают набирать силу, увеличивая количество кокетливых взглядов от женской части МАКУСА. В, хм, молодости Персиваль тоже не страдал от недостатка внимания, но стоило только подняться по карьерной лестнице выше звания капитана, как срочно пришлось учиться игнорировать подобные всплески эмоций у подчиненных. Грейвс даже не знает, смотрела ли на него так Тина. Мысли плавно свернули в сторону недавней странной ситуации, порождая множество вопросов. Поняла ли Тина, что он предложил ей свидание? Осознанным было ее согласие, или совершенно бездумно спокойным, как у человека, не подозревающего о чужой влюбленности? А если она все же понимала – это хорошо, или лучше было бы просто сделать вид, что ничего подобного не имелось ввиду? Тина вообще может обратить внимание на Грейвса, как на мужчину? Кем она его видит? Начальником, другом или, спасите Небеса, тем, кто взял на себя функцию отца? Последнее вряд ли, конечно, но все равно слегка пугающе. Чем была обусловлена вчерашняя вспышка? Беспокойством или злобой? Она в чем-то его подозревает и обвиняет? Или не обошлось без катализатора? Очень похоже на Голдштейн – воспринимать все слишком остро и срываться на других. Даже группа авроров, в которой она работает, старается не раздражать Тину после неудачи, если, конечно, не желает нарваться на полномасштабную ссору. Если так, то что случилось? Или все же свою роль сыграло недоверие? Больная тема, задетая вчера, все не желала оставлять Грейвса в покое, терзая острыми зубами-вопросами. Он не знал, действительно не знал, что происходило в месяцы пленения, но в его разум периодически закрадывались подозрения насчет самого себя. Всему виной были сны, странные и ненормальные кошмары, затягивающие в омут образов-воспоминаний, кажущихся смутно знакомыми: Гриндевальд и Грейвс спокойно идут рядом, разговаривают. Затем резкая смена, и вот уже Грейвс водит своей(!) палочкой над похищенным артефактом и хмурится, а Темный за его спиной что-то спрашивает. Персиваль оборачивается, дабы пожать плечами, но тут же оказывается в центре большой комнаты на узкой кровати, увитой ремнями, будто плющом, не имея возможности шевельнуться, а Гриндевальд и так не встречает ни малейшего сопротивления от покорно лежащего тела, словно сам Персиваль согласен терпеть непонятные действия от своего врага беспрекословно. Все это обычно мелькает на периферии сознание во время сна, но никогда не забывается. Смутные образы не оставляют в покое, и Грейвс уже сам не знает, где правда, а где ложь, не понимает, на чьей был стороне! Нет, конечно, сейчас он совершенно точно сторонник МАКУСА, но почему тогда подсознание так настойчиво доносит такие странные картины? Неужели он действительно был предателем? Тогда сразу становится понятно, почему Персиваля отпустили, но это и значит, что не надолго. Однако, прошел уже месяц с тех пор, как плен (а плен ли?) кончился, но Грейвса до сих пор не убили и не наставили на путь истинный, что еще больше сбивает с толку. Прерывая незапланированный сеанс самобичевания, в кабинет просочилась служебная записка и завертелась на столе, требуя внимания. Персиваль слегка оживился и, развернув беснующийся листок, вчитался в немного кривые строки, в которых аврор из группы задержания просил Грейвса прийти самому разбираться с высокопоставленным нарушителем. Персиваль обратил внимание на фамилию задержанного и предвкушающе сжал губы в тонкую линию. Гримсдич, значит. Что ж, везению главы департамента можно только позавидовать, хоть и далеко не всегда: член одной из возможно обворованных семей сам попал в руки правосудия и теперь отвертится от справедливого наказания только тогда, когда выложит всю подноготную. Возможно, это даже повлияет на непутевого «ребенка» в будущем. Но вряд ли. Конечно, есть вариант, что Джесси Гримсдич не захочет выдавать семейные тайны, но у Грейвса всегда были свои способы воздействия, в том числе и так любимый им завуалированный шантаж, за который его школьные друзья периодически швырялись учебникам. Да, навыки из счастливого и беззаботного детства, отточенные годами, и сейчас пригодятся. Грейвс резко встал, из-за чего ножки кресла с неприятным скрежетом проехались по полу, и направился на минус второй этаж, по пути кивая подчиненным, раздавая указания и назначая встречи с теми, чей рапорт вызвал вопросы, поминутно размышляя, почему так много авроров в разгар рабочего дня мотаются по зданию, а не занимают свой пост. Поставив мысленную зарубку разобраться с этим, Персиваль переключается на составление списка корректно-некорректных вопросов и завуалированных угроз, должных подействовать на молодого парня, но не испортить до конца отношения с его родителями в случае неудачи. При хорошем исходе дела никто и не узнает о нарушении закона и последующим за этим допросом, но всегда нужно надеяться на плохое. Как говорится, пессимист или прав, или приятно удивлен. Персиваль наконец дошел до нужной допросной камеры и без предупреждения тихо открыл дверь. Примелькавшийся аврор, кажется, Стенли, проводил стандартный допрос и не получал ответов. Сидящий на неудобном стуле молодой человек поднял взгляд со своих ладоней на вошедшего Персиваля и его губы дернулись в немного нервной ухмылке, обнажившей блеснувшие белым зубы, а глаза слегка сощурились. Стенли обернулся на звук, встал, уступая место начальнику и отдавая документы по делу, а Грейвс, кивком поблагодарив, попросил оставить их. Аврор молча подчинился, и в маленьком помещении допросной Персиваль и Джесси Гримсдич остались одни. Молодой человек не высказывал никаких признаков нервозности или страха, а спокойно ждал, пока Грейвс бегло просмотрит обвинение и допросный лист, разбираясь в совершенном преступлении. Ну, как – преступлении? С точки зрения мужчины, длительная любовная связь с не-магом, до сих пор никак не отразившаяся на магическом сообществе, не нанесет вреда и сейчас, но закон есть закон, и пускай он не для каждого един, но МАКУСА старается поддерживать хотя бы видимый баланс, в чем очень помогают клятвы подчиненных, принесенные Президенту, и клятва Президента, принесенная народу. Конкретно сейчас, когда Персиваль думает не наказывать парня, он не ощущает какого-либо дискомфорта от официальной договоренности, обычно нестерпимо давящей в случае нарушения. И Стенли сам позвал Грейвса, хотя полномочий у авроров группы задержания предостаточно, значит, тоже не видит смысла в строгом наказании. Хорошая все-таки штука – магия. Да, Персиваль не собирается жестоко наказывать Джесси, но на пару лет ему придется скрыться где-нибудь со своей семьей, дабы не провоцировать в и так нестабильном обществе скандал. Да, но ничто не помешает Персивалю поиметь выгоду, верно? – Ваше имя? – молодой человек снова поднимает глаза, а мужчине кажется, что тот и сейчас промолчит, но нет, ответ раздается практически сразу, как разлепляются до этого плотно сомкнутые губы: – Джесси Гримсдич, – мутные, будто затуманенные глаза мага смотрят болезненно прищурясь. Грейвс взмахом палочки приглушает яркий свет, комната погружается в мягкий полумрак. – Вы признаете свою вину и согласны с обвинением? Если вы выразите протест, то я буду вынужден применить свое право на воздействие с помощью веритасерума, что позволяется в случаях, связанных с законом Раппапорт, – Перси сочувственно посмотрел на Джесси, почти не лукавя в своей жалости. Только сейчас он понял, что Гримсдич – не зарвавшийся и самоуверенный идиот, а очень переживающий человек, обеспокоенный состоянием своей семьи, также взятой под стражу. Да, неизвестность – самый худший враг человека, но Грейвсу сейчас это только на руку. – Вы так и собираетесь молчать? – он вопросительно приподнял бровь и еле сдержался, чтобы не скривить губы от загнанности в глазах. Неприятно осознавать, что доводишь человека до ручки, но необходимость знаний, которыми обладает этот нерасторопный попавшийся нарушитель, слишком велика. Персиваль внимательно всматривается в выражение лица, нервно комкающие рукава пальцы и закушенную губу. Пора. Даже навыки применять не пришлось, а он-то уже настроился. – Джесси, мы с твоим отцом неплохо ладим, да и ты не кажешься мне таким уж злостным нарушителем. Я могу помочь, – на этих словах маг резко вскинулся, со смесью надежды и недоверия смотря на аврора. – Но не просто так, – продолжил вместо мужчины Гримсдич. Голос его был слегка охрипший от долгого молчания и напряжения. Он прекрасно понимал, что такой человек, как Персиваль Грейвс, ничего не сделает без выгоды для себя, но все равно был благодарен судьбе, что главе департамента магического правопорядка так вовремя понадобилось что-либо от Гримсдича. Какой удачный для него момент, однако! Джесси сейчас на многое готов пойти. – Я рискую, – слегка склонив набок голову, Грейвс хитро сощурился. Джесси хоть и не пошел по стопам предков в политику, но кое-что все равно знал: – От мадам Президент не утаить вашу помощь. Да, действительно, Персиваль недавно перечитал заключенный по-новому контракт и теперь знает, что добавленным обязательным условием стало практически неограниченное знание Серафины от делах департамента и его главы. Что ж, понятно, но некстати. Ладно, Пиквери и так замешана по самые уши, а союзник никогда не повредит. Откуда только об этом знает далекий от политики и власти младший Гримсдич? – Конечно, узнает, – слегка сжать губы, показывая одновременно и недовольство, и хитрость, отпуская гулять по небольшой комнате магию и ощущение вседозволенности. Гримсдич приободряется и смотрит уже более уверенно. – Чего вы хотите, мистер Грейвс? – Всего лишь ответы на свои вопросы и содействие в будущем, – он произнес это спокойно, размеренно, будто не просит ничего важного, но довольно сложно было не понять подтекст: я помогаю тебе, а ты мой вечный должник. У Джесси есть несколько вариантов поведения, но выбора нет. – Вы не станете требовать невыполнимого и того, что может нанести вред мне и моей семье, – это не вопрос. Персиваль подавил усмешку: парень-то из семейства акульих! Все-таки в Джесси есть доля предприимчивости и хитрости, предки не обделили. Надо быть осторожнее, Грейвс, не недооценивай противника. – Не та ситуация, чтобы торговаться, не находите? Я-то без информации проживу, а вот вы с вашей семьей – вряд ли, – тягуче произнес Персиваль. Он, в общем, и так не собирался требовать запредельного, но нельзя показывать слабину. Гримсдич тряхнул головой и опустил глаза, разрывая сцепившиеся в безмолвной схватке взгляды. Вся его жизнь сейчас зависит от этого человека, и, как ни крути, придется согласиться. А ведь родители еще с детства вбили Джесси в голову избегать фразы «на все условия», но тут уже никак не отвертеться. Приходится поднимать внезапно потяжелевшую голову и, постаравшись сглотнуть, превозмогая боль в пересохшем горле, выдавить еле слышное: – Ладно. Что вы хотите знать? Персиваль удовлетворенно дернул уголками губ, обозначая улыбку, и подбадривающе произнес: – Конечно, ничего сверхъестественного я от вас требовать не буду, – Гримсдич вопросительно поднял брови, – да, вам не послышалось. Сейчас я задам всего один вопрос, но вы должны ответить максимально честно, – Грейвс предупреждающе сжал губы, слегка наклонил голову, глядя исподлобья, и дождался подтверждающего кивка от Джесси. – У вашей семьи ничего не пропадало? – Персиваль удержался от более простой формулировки, но и это не помешало его собеседнику удивленно вскинуться. Мужчина уже настроился на отрицательный ответ и готов был пригрозить непреложным обетом, однако Джесси его удивил: – У вас тоже? Ну, пропал артефакт? – требовательное выражение лица было настолько неожиданным, что Персиваль едва автоматически не кивнул, но вовремя спохватился и, слегка нахмурившись, ответил вопросом на вопрос: – Значит, факт пропажи вас не удивляет, – заключил аврор, а в его голове уже выстраивались и рушились логические цепочки, приведшие к выводу об излишней самоуверенности. Он-то думал, что семьи, объединенные общим секретом, скрывают друг от друга информацию, а тут вон какая ситуация. Отлично просто. – Да, уже четыре рода рассказали о похищении артефактов. Как я понимаю, теперь пять, – спросил Джесси полувопросительно-полуутверждающе. Грейвс кивнул и решил ограничиться еще только одним вопросом: – Напишете, какие именно? Персиваль Грейвс и Джесси Гримсдич расстались довольные друг другом. Молодой маг направился к своей семье и объявил им, что придется на время уехать, скрываясь, а главный аврор направился на ковер к мадам Президент. Ему предстоял довольно неприятный разговор, но попавшаяся на пути Куинни Голдштейн, попросившая уделить немного внимания, дала возможность слегка оттянуть отчет. Персиваль кивнул и открыл перед девушкой дверь в свой кабинет, куда собирался зайти за отчетами, дабы не мотаться несколько раз по зданию Конгресса. Голдштейн прошествовала к небольшому диванчику, стоящему в уголке для отдыха, опустилась на него и сказала, нервно комкая легкий шелковый шарфик: – Мистер Грейвс… Как вы относитесь к связи с не-магом? Если Персиваль чего и ожидал, так точно не этого. Он постарался собраться после такого неожиданного вопроса, сел на другую сторону дивана, развернулся к Куинни полубоком, сцепил пальцы в замок и сосредоточенно предложил нервничающей девушке: – Расскажите подробнее, мисс Голдштейн.