Стань моим искуплением

Она была рада, что ее отец здесь, иначе им ни за что бы не выпутаться из этой истории с допросом Кэрол, кроме того, ни о каком адвокате не могло бы и быть речи, тем более, о хорошем. Джон Фицхью поехал следом за Кэрол и теткой из службы опеки, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом сообщить им, как она устроилась. На Дэрила было больно смотреть, на его лице смешались тоска и обреченность, и он, словно бессознательно, все смотрел на кресло, в котором Кэрол любила сидеть. Они втроем вернулись в мотель, Мэрла, конечно же, не было. Она даже не удивилась, у него было своеобразное чутье на неприятности — стоило на горизонте сгуститься тучам, как старшего Диксона днем с огнем было не сыскать. Уильям мерил шагами убогий номер, делая вид, что его не шокировали те условия, в которых живет его дочь. Она подумала, что отцу стоило бы увидеть ее домик в Райской поляне — дерево и немного ткани, самая что и на есть спартанская обстановка. После тех излишеств, что себе позволяли они с Джейсоном… Словно наяву она вспомнила шикарный номер отеля в Риме — шелковые простыни, мебель ручной работы, халаты и полотенца настолько белоснежные, что глазам было больно смотреть… Стены с картинами итальянских мастеров и старинными гравюрами, и она сама, тушащая косячок о станинную китайскую вазу, надевающая роскошные платья от Армани, Валентино и Гуччи, которые Джеймс рвал на ней, как старые тряпки, Джеймс, сплевывающий на пол и кладущий ноги в грязных ботинках на вышитые простыни… — Энди, ты меня слышишь? — терпеливо повторил отец и она вынырнула из отвратительных воспоминаний, судорожно дыша и моргая. — Да? — Андреа изогнула губы в подобии улыбки, вцепившись пальцами в тонкую кожу своего запястья и находя утешение в боли, чувствуя, как под ногтями выступает кровь. — Я спросил, что мы будем делать. Ты едешь со мной в Сан-Франциско? Когда Кэрол решит свои проблемы, она тоже приедет. Джон присмотрит за ней, так что можешь не волноваться. Твоя мать будет так рада тебя видеть, — заговорил Уильям. — Я не уверена, что сейчас подходящий момент, папа, — ответила она, — кроме того, мне сначала нужно обсудить все с Мэрлом… он ни слова не говорил о том, что планирует делать, а мы… вроде как, вместе, так что я дождусь его. И прилечу как только смогу. Уильям несколько минут смотрел на нее тем тяжелым и полным разочарования взглядом, который она помнила с детства. Ей всегда казалось, что он не такой, как прочие люди, будто он был каким-то божеством, находящимся от нее на недосягаемой высоте. И она сначала изо всех сил пыталась соответствовать, а затем… Затем она сделала все, чтобы отделиться от своей семьи. Мама плакала. Бессчетное количество раз. Из-за нее и Джеймса. Из-за Уильяма и его работы. Она пыталась понять ее, но не замечала главного — дочери нужна не хорошая школа и правильное окружение, а близкие. Мама, которая целует на ночь и отец, который ведет ее в кино, когда у нее день рождения. Ей всегда было мало того, что родители могли ей дать, а одиночество постепенно исподволь меняло, делая из нее ту, кем она никогда не хотела бы стать, понимая, что это шаг в пропасть. — Я не хотел говорить, но… — откашлялся отец. — Дэрил, могу я попросить тебя оставить нас наедине? Большое спасибо. Парень, кивнув, вышел, а Андреа почувствовала, как ей стало страшно. И холодно. Только Мэрл был способен прогнать этот холод, сковывающий ее до костей, живущий в ней и пожирающий ее изнутри день за днем. — В чем дело? Что ты не хотел говорить? — Ты не звонила. Не писала. Просто растворилась в воздухе, — начал отец холодным, словно арктические льды, голосом, — Аннабель понятия не имела, жива ли ты, а я смог отыскать твой след только через полгода. Все это не прошло бесследно, она… Она сильно простудилась, провела месяц в больнице. Затем это повторилось. И еще раз, пока я не забил тревогу и не настоял, чтобы она прошла полное обследование. — И что оно показало? — хрипло спросила Андреа, чувствуя необратимость надвигающейся беды. И снова она окажется виноватой. Как и всегда. — Это лейкоз, — сухо отозвался Уильям, повернувшись лицом к окну, — и он прогрессирует. Три пересадки костного мозга не помогли. Только… — Только что? — Андреа начала догадываться, что он хочет сказать и вместе с эти пришло понимание, что отец приехал не за ней. Не потому, что волновался или хотел примирения. Им просто нужно было, чтобы она сделала то, что могло спасти ее мать. Боль нахлынула резкой волной. Она не нужна. Снова. — Ты умная девочка, Энди, и ты, к несчастью или счастью, я уже даже и не знаю, единственный ребенок Аннабель. И единственный оставшийся в живых близкий родственник, так что мои условия таковы — я сделаю все, что ты попросишь, но ты должна поехать со мной в Сан-Франциско. Операцию нельзя откладывать. А после… все, что захочешь. Дом, деньги, любая помощь для твоей подруги и этих двоих, — сказал Уильям, повернувшись и глядя ей прямо в глаза. — Ты… невероятно щедр, — сглотнув, произнесла она, — я понимаю. Конечно же, я поеду. Аннабель моя мать. Единственная. И мне ничего не нужно — только позаботься о том, чтобы Кэрол была в порядке. Самый лучший адвокат до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один. Идет? — Разумеется, — отец выдохнул с видимым облегчением. — Я только найду Мэрла и скажу ему, что мне нужно уехать. Дай мне пару часов, — бросила Андреа, — а затем мы уедем. — Да, — Уильям кивнул, — если он надумает, то пусть едет с тобой. — Ты не знаешь Мэрла, — горько усмехнулась Андреа, — он ни за что не станет от кого-то зависеть. И уж тем более от кого-то богатого, успешного и наделенного властью. — Тогда он действительно чего-то стоит, — Уильям неожиданно улыбнулся, — и я не врал, когда сказал, что он мне нравится. Андреа вышла из номера, думая о том, что отец врал только о том, что любит ее. Хорошо, что он хотя бы любил Аннабель настолько, чтобы сделать вид, что ему не плевать на дочь. Наверное, стоит уже забыть о детских обидах, но она против воли крутила их в голове, раздражаясь от того, что Мэрл исчез. Она не могла уехать, не поговорив с ним, не узнав, будет ли он… ждать. Ее самым болезненным детским воспоминанием был день рождения Уильяма. Ей самой тогда едва исполнилось десять, и она искренне не понимала, почему папа так часто уезжает, а вернувшись, берет маму и они вместе плавают на яхте по заливу. Ее родители в такие путешествия ни разу не брали, как она не умоляла. Андреа, зная, что вечером будет праздник и много гостей, решила, что лучше всего будет спрятаться в папином кабинете и там его дождаться с самодельной открыткой. Она собиралась спеть ему песенку, которую выучила вместе с мамой, а потом вручить ее. Но когда отец увидел ее в кабинете, он велел уйти. Аннабель была с ним и не сделала ни единой попытки утешить рыдающую дочь. Возможно, это и стало тем самым надломом, а может, что-то еще, но одиночество стало ее постоянным спутником, пока не появился Джейсон, которого стало так много, что он заполнил всю ее жизнь, незаметно вытеснив ее саму, ее личность, ее мечты и надежды и заменив их своими. — Надо же, — язвительно произнесла Андреа, наконец обнаружив Диксона на той самой скамейке, где они целовались. Рядом стояла упаковка пива, а он деловито опустошал вторую по счету банку. — Какие люди! Барби! Пивка? — Мэрл как-то слишком театрально махнул рукой. — Спасибо, обойдусь. Что за праздник? — спросила она, все же сев рядом. — У меня каждый день праздник, а ты что такая кислая? Прям как Дэрилина, — Мэрл мощным глотком допил пиво и покосился на нее, — что вы все как на похоронах? Мимо прошла пожилая пара, неодобрительно посмотрев на них, но Андреа было все равно. Она искала слова, чтобы сказать ему обо всем. И чтобы он не испарился, как дым, ведь без него она снова станет той ненормальной. Либо слишком правильной. А она хотела быть… живой. И настоящей. Просто быть с ним, пусть даже порой слишком циничным и невыносимым, грубым и резким, но безошибочно читающим у нее в душе. — Не нравится мне твой взгляд, куколка, — протянул Мэрл, — выкладывай. Обещаю рыдать не слишком громко. Рассмеявшись, она устроила руку на его колене, игнорируя коварную усмешку, дрогнувшую в уголке его губ и тут же уступившую место пристальному вниманию. — Моя мать очень больна, а я — единственный вариант донора костного мозга, — начала Андреа, — так что мой богатый и знаменитый папочка явился не ради меня. Что ж… не важно. Я улетаю в Сан-Франциско, Мэрл. Сейчас. — Вот как… — обронил он. — Все папаши -мудаки, блонди. Не бери в голову. А это… этот… донор, это как? Это опасно? — Нет, — Андреа улыбнулась, — через пару недель буду как новенькая. Но меня больше волнуешь ты и Дэрил. Он сказал тебе, что Кэрол забрала служба опеки? — Сказал, — Мэрл поморщился, — на парне лица нет, как будто ее заживо закопали. Адвокат — дело рук мистера мудака? — Ага, — Андреа ловко остановила его руку, ползущую по ее бедру, — не сейчас. — А когда? Ты же типа прощаться пришла? Или я не понял? — спросил Мэрл, не оставляя попыток прижать ее к себе. — Я пришла сказать, чтобы ты ждал, когда я вернусь, присматривал за Дэрилом и не натворил глупостей, — выпалила она, — а еще, что я хочу, чтобы ты поехал со мной, но ты не согласишься, поэтому я предлагать не стану. Что скажешь? Выражение лица Диксона на секунду из скептического стало настолько удивленно-уязвимым, почти детским, что она забыла как дышать, смотря в его голубые глаза и чувствуя, как неровно бьется ее сердце в ожидании ответа. — Ты очень странная, куколка, — наконец произнес Мэрл, — но я не дурак отказываться от такого. Возвращайся. Тут дел по горло, сама видишь, братец мой совсем никакой, Кэрол далеко, поди начнет выть и бросаться на людей, так что я буду здесь. — Спасибо, Мэрл, — прошептала она, — это… много для меня значит. Очень. — Брось, блондиночка, — он делано улыбнулся, — найдешь себе крутого мистера большая шишка, а меня забудешь. Если так, я… не обижусь. Вместо ответа она вскочила, схватив его за руку и потянув за собой. Оказавшись в их комнате, она торопливо стянула с него футболку, обхватив руками голову Мэрла и целуя, как человек, который умирал от жажды, но наконец добрался до источника с чистой прохладной водой. Живительной и необходимой. Он что-то шептал, вперемешку с ругательствами, но она отчетливо услышала: «Ты нужна мне». Большего ей и не требовалось. После, отдышавшись, она с сожалением обвела взглядом его обнаженное тело, погладила татуировку и поцеловала на прощание. — Я позвоню тебе, хорошо? — сказала Андреа, натягивая джинсы. — У тебя же есть телефон, правда? — Есть, — Мэрл поудобнее улегся на подушку, лениво следя за тем, как она одевается, — сейчас напишу номер. Этот адвокат… ему можно верить? — Думаю, что да. Я его знаю, он хорош. А что? — Андреа застегнула последнюю пуговицу. — Да так, есть к нему предложение, — Мэрл послал ей воздушный поцелуй, — не слишком скучай по мне, ладно? А то потом приедешь и неделю не будешь выпускать из спальни, я, конечно, рад буду, но силы восстанавливать придется долго… — Пошел ты, Мэрл, — расхохоталась Андреа и ушла. На душе было легко, несмотря на обстоятельства и неизвестность, которая ждала их обоих впереди, его — здесь, в Милуоки, а ее в родном когда-то Сан-Франциско.