Демон

— Я думал, чувство юмора тебе не чуждо. Похоже, ошибся, — произнёс Эйриг тем же тоном. — Ну и шуточки у вас, господин, — заёрзал я и отодвинулся. Посмеяться я был горазд. Только после всех событий слегка не поспевал за происходящим, а о многом и вовсе только догадывался, строя одно предположение за другим. Эйриг оставил моё плечо, сложив на груди руки. Пока он раздумывал, я попытался стянуть цепочку через голову. — Может, порвём звено, а ювелиры починят? Или точно, господин, идёмте в ювелирную лавку, и они там уже разберутся, ведь верно, господин! — мысль казалась мне замечательной, просто великолепной! — Не сумеют. Цепь не порвать, звенья не разомкнуть, — вернул меня с небес на землю Эйриг, кажется, не прерывая своих размышлений - его взгляд продолжал сверлить невидимую точку пространства.  — Значит, она заговорённая, господин? Эйриг не ответил, но это и так было ясно. Ведь пока амулет был на нём, он не мог освободиться, а как только я убрал помеху, без труда выдрал цепи из стены. Вдруг я смекнул, что не каждый силач способен на такое — должно быть, он был невероятно силён. «А с виду и не скажешь», — подумал я, оглядев его украдкой с более близкого расстояния. Эйриг был, конечно, достаточно высок и крепок на вид, но ничего выдающегося я не заметил — никаких рвущих рубашки мышц и кулаков со среднюю тыкву, как у силачей в цирке. И всё же он сделал это вчера — вырвал цепи как бурьян из влажной земли. Значит, захоти он мне отвернуть голову, смог бы наверное сделать это голыми руками. Я бы и пикнуть не успел. — Решено! — ударил он кулаком по раскрытой ладони, заставив меня подпрыгнуть на месте. — Я разберусь, как расстегнуть замок, а до тех пор амулет останется на тебе. — Но… вдруг я не устою, и продам его, господин? — такое вполне могло произойти — голод не тётка. — Снять всё равно не сумеешь, — снисходительно улыбнулся Эйриг. — И не советую хвастать всем вокруг. Как думаешь, что случится, когда узнают, что именно ты носишь на шее? А потом к тому же всплывёт, что отделить тебя от амулета ненасильственными методами невозможно? Это было очевидным — не сносить мне головы. Кто не захочет лёгкой наживы? Защитить я себя не смогу, убежать… смотря кто гонится. Но ведь постоянно бегать тоже не жизнь, а значит, рано или поздно поймают. — Никому не показывать, господин. Я понял. — Только мне не очень нравится твоя одежда, — хмурясь на моё тряпьё, протянул Эйриг. Я бы оскорбился, если бы знал, что такое гордость. Но те, кто видел дно, не могут позволить себе достоинство. — Всё что есть, господин, — обречённо пожал я плечами. — Могут заметить, — наклонился он ближе, кажется, пытаясь заглянуть мне за воротник — я съежился и опустил глаза. — Вон на шее видна золотая нитка. Не пойдёт. Давай-ка приоденем тебя, парень. Спорить я не стал. Ещё утром я верил, что обую всех братьев и сестёр, а сейчас… сейчас передо мной снова было разбитое корыто, так что от подаяния я точно не стану отказываться — причины меня волновали мало. Домой я шёл в новеньких по размеру ботинках, штанах, рубахе с высоким воротом, сюртуке и накидке. В руках почти половина нашего обеда. Почему бы не радоваться? Обычно я благодарил судьбу за любые подачки, но сейчас я бы предпочёл, чтобы вчерашнего вечера попросту не было. Всё это было слишком сложным, необычным и непонятным. Странное происшествие, в завершение которого, кажется, полетело несколько голов. Лжегосподин, перед которым я теперь вроде как был в ответе. Амулет, который я не мог снять с шеи, несмотря на бесчисленные попытки. Не поверив словам Эйрига, я решил порвать цепь, когда пошёл примерять обновки. Тянул и так и эдак. Теперь на шее красовалось несколько алых полос, болели от натуги ладони, но цепочка не поддалась, и теперь я скорее бы поверил, что она оторвёт мне голову, если дёрнуть посильнее, чем порвётся. Потому-то новые вещи и сытый желудок не обрадовали меня, пожалуй, впервые в жизни. Слишком замысловато это было. Я привык существовать по-другому. Проще и понятней, а теперь нужно было постоянно быть начеку. Не то чтобы я позволял себе расхлябанность на улице, но дома забывал обо всём. Мог позволить себе крепкий сон, зная, что до меня совершенно никому нет дела. А теперь? Отец был вечно пьян и редко обращал на меня внимание, мать почти всё время проводила в господском доме — ей было попросту некогда. Но вот с мелкотой отныне придётся держать ухо востро. Как и ожидалось, очутившись дома, я с трудом выдержал первый натиск малышни: что-откуда-как-дай-потрогать-примерить. Я отбивался битый час, пока наконец не вспомнил, что принёс в узелке еду. Ребята — Джерт, Маги и Бьянка — набросились на остатки, как голодные щенки. Я не дал им съесть всё до крохи, как бы они не умоляли, напомнив, что вообще-то Курт и Кисея — близнецы тринадцати лет, сейчас помогают в прачечной за углом, чтобы все мы не померли с голоду. Дети обиделись, но ненадолго, всегда признавая мою правоту. Явившиеся ближе к вечеру близнецы заставили меня выдержать вторую волну. После того, как они жадно расправились с объедками, мне пришлось снять штаны — ботинки, сюртук и плащ уже примеряли на свои узкие плечи, продолжая жевать. Рубашку я отказался снимать наотрез, за что был окрещён жадиной-говядиной. Следующие два дня со мной никто не разговаривал, и спать приходилось на лавке у печи, иначе бы с мелких сталось вытолкать меня ночью на пол. Пару раз я и сам падал во сне, но слышал, что с годами кости заживают дольше, так что решил не проверять их угрозы на деле. Прошло несколько недель, но от Эйрига по-прежнему не было никаких известий. В ту нашу встречу я не забыл собрать недоеденные куски с тарелки и разжился на зависть своим и соседям неплохой одежкой, и даже объяснил Эйригу, где притаилась моя лачуга, но вот не выяснил, где же мне следует искать его в случае необходимости. Ради справедливости стоило признать, что такой необходимости пока не возникало. И всё же. В голову стали закрадываться странные мысли о том, что он мог и вовсе не появиться. Тогда мне придётся жить с этим ярмом на шее — амулет оказался достаточно тяжёлым, и я всё ещё привыкал к его весу. Продать я его не мог, снять и выбросить тоже. Если Эйриг так и не появится, наверное, я отважусь сам заявиться к ювелирам. Но пока надежда на то, что мой знакомец всё же вернется, не испарилась. Да и я побаивался, честно сказать. Мало ли, эти самые ювелиры не лучше того скупщика. И что будет, если им всё же не удастся освободить меня от ноши безболезненными способами? На что они могут пойти? «Страшно. Страшно бояться всего на свете», — размышлял я, разрешив себе немного посетовать на судьбу, пока брёл глухим проулком обратно с рынка. В руках моих была охапка подгнившей моркови и я мог бы гордиться добычей на ужин, но, как я заметил, настроение моё, обычно боевое и бодрое, в последнее время изменило своим привычкам. Да, я давно понял, что моя жизнь не дороже жизни муравья, которого можно случайно раздавить спеша куда-то и даже не заметить. И это было ещё не всё. Жизнь эта, в отличие от насекомого, будет длиться не в пример долго, а значит, и чей-то носок или пятку я почувствую ещё не единожды. На удивление, человек, как бы хрупок и уязвим ни казался, довольно живучая тварь. Ну скажем, как таракан. Сколько ни дави, дохнет не сразу. Вот, например, отец. Удивительно, как за все свои годы, он остался цел, с глазами и зубами на месте, при том, что бит был не один раз. Да и конечности все были там, где положено. Он даже ни разу не отморозил себе чего, несмотря на то, что пьяный в стельку дрых лютыми зимами где придётся. Есть среди нас и пауки, как тот скупщик. Мерзкие и неприятные, заманивают в свою паутину, чтобы распорядиться нами или нашим добром по собственному усмотрению. Ночные бабочки наполняют город каждое окончание дня, позволяя истязать себя как угодно за жалкую каплю нектара, лишь бы протянуть ещё немного. Стрекозы в это время разбазаривают добро, снося его паукам, и если думать обо всем этом сразу, становится страшно. Единственный способ выжить — это попросту не задумываться о том, что может с тобой случится в любой миг. Но это, конечно, удаётся не всегда. Бывают дни, когда ты доходишь до точки, в которой обязан получить порцию отведённого тебе дерьма. Сколько ни прячься, рано или поздно, жизнь прижмёт тебя к стенке и выдаст отмеренное. И вот настал один из таких моментов. Сердце в груди заколотилось, когда из-за дверного скоса, невидимого с того места, где я шёл, выступила парочка. Я замер и попятился. Обернулся. Позади ещё трое. Долго же они меня выслеживали, и вот им, кажется, повезло. Шайка, зажавшая меня в проулке, принадлежала Нерме. Когда-то мы были друзьями не разлей вода, но лет пять назад тот стал карманником. Я отказался обчищать зевак, и с тех пор отношения наши не заладились. Он вдруг решил, что я считаю себя лучше него. Задаюсь, брезгую «честным заработком бедняка». Объяснить, что мне дороги руки, я так и не сумел. Наши дорожки разошлись. Он нашёл себе новых друзей — тех самых, что стоят сейчас вокруг меня и смотрят собаками. У одного из них уже не хватало пальцев, у другого кисти, а ведь они не были старше меня. — Приветик, Тэг, — Нерме подцепил носком камень и пнул в мою сторону. — Как поживаешь? Я уклонился. — Не жалуюсь. Ты сам как? — Жив, как видишь, — хрюкнул он довольный, что я участвую в его спектакле. — Вот, наконец свиделись, но что-то ты, кажись, не рад встрече. Али я тебя обидел чем? — Я рад, конечно. Мы же старые друзья. Я поддерживал разговор, надеясь, что за это время соображу, как выбраться из этой переделки. Шайке впервые удалось поймать меня, да ещё и в полном составе. В последний раз, когда мне не повезло, их было трое, и тогда мне удалось вырваться. С той встречи, около года назад, я стал осторожнее: менял маршруты, не шастал по ночам, выходил будучи полностью уверенным, что подстеречь меня не удастся. Но никому не везет бесконечно долго и вот настал мой час. — Друзья, да, — гаденько протянул он. — Что ж ты ведешь себя не по-дружески? Вон, поднялся, — кивнул он, окидывая взглядом мою одежду, — а поделиться забыл. — Подфартило разок, нечем хвастаться. Со всеми бывает, — оправдываясь, пожал я плечами и понял, что дело дрянь. Проулок в этот час был тёмным и нелюдимым — сюда редко заглядывали. А если бы сюда кто и забрёл, уносил бы ноги, видя, что здесь уже «веселятся». Кричать бесполезно, до спасения нестись минут пять, а то и больше. При условии, что мне позволят. Прорваться через Нерме и его дружков у меня вряд ли получится, а если и повезёт, не уверен, что хочу поворачиваться к ним спиной. Нерме пнул второй камень и тот угодил мне в грудь — увернуться я не успел. Амулет болезненно врезался в кожу, я скривился. — Ты стал совсем неженкой, Тэг. Вон и кудри, как у бабы до плеч. Что смотришь на меня своими жабьими блымками? Можт ты того, насосал на костюмчик-то? Шайка мерзко загоготала. Пока они развлекались, обступая меня кольцом, я успел осмотреть стены. Как назло, ни одного удобного выступа, чтобы схватиться и попытаться вскарабкаться на крыши. Я бы попробовал уйти и по кровлям. Дело это опасное даже днём, ночью и говорить не о чем, но я бы лучше попытал счастье так, рискуя сломать ногу, чем продолжал оставаться на месте. Куда шёл разговор, мне нравилось всё меньше. — Я тут подумал, что чисто по-дружески, ты мог бы отсосать и у нас. Верно, ребята? Тогда, думаю, мы бы разошлись миром. Правда шмотки твои мы всё же изымем. Вдруг тебе снова повезёт. Уроды снова заржали. — Чего молчишь? — рявкнул Нерме, недовольный, что я больше ему не подыгрываю. А я не видел смысла это делать, потому что сейчас мне придёт конец. То, что я откушу член, если таковой окажется в моём рту, я не сомневался. Не знаю даже почему, но нисколечко в этом не сомневался. И тогда они попросту забьют меня лежачего до смерти. Тут и сказке конец, невесело подумал я, отступив назад, когда заметил, что на меня надвигаются все пятеро разом. — Тэг, — вдруг разнеслось моё имя в кишке погрузившегося во мрак проулка. — Чего это ты там стоишь? Я устал тебя ждать. Уроды застыли разом, не дойдя до меня нескольких шагов. Их внимание привлёк незнакомец. Тот стоял поодаль, за спиной у Нерме. Достаточно далеко, чтобы различить удалось только густую тень в синеватом сумраке. — У меня беда, господин, — унимая дрожь в голосе, пролепетал я. — Старые друзья хотят пообщаться. — А ты? — Я сказал, что занят, господин, но они не верят. — Эй, — гаркнул Нерме. — Проваливал бы ты подобру-поздорову, господин, — сплюнул он последнее слово. — Считать умеешь? Нас пятеро, ты один. Или жизнь не слишком дорога? — Как же, как же, дорога. А тебе? — Чего ты там лепечешь? — Говорю, вас всего пятеро сопляков, от горшка три вершка. Может, исчезнете, пока я в настроении? — Ну ты и тугодум, — произнёс Нерме и повернулся к незнакомцу. Остальные, как по команде, обернулись следом. — Тэг, ты по ним будешь скучать? — Не очень, господин. — Тогда будь умницей и закрой глаза. Откроешь, когда я скажу, понял? — Что за хуйня ещё? — ощерился Нерме, поняв, что, кажется, больше он не тот, кто всё решает. На самом деле, мне было не лучше. Кажется, стало ещё страшнее, но я так малодушно не хотел принимать в этом участие, что попросту согласился, отступив ближе к стене и прикрыв глаза. Пока я стоял замерев, прижимая морковку к груди, вокруг происходило нечто ужасное. Крики, стоны, хруст костей, вопли, брань, а затем снова крики. Казалось, этому не будет конца. В груди заполошно колотилось сердце, несмотря на лёгкий осенний морозец, по лицу и телу тёк пот. Кровь так глухо стучала в ушах, что я чуть не пропустил момент, когда всё вдруг разом прекратилось и воцарилась тишина. Я всё ещё не решался открыть глаз, так и продолжая стоять истуканом. Руки и ноги сводило от напряжения, но я всё равно стоял, не шелохнувшись.  — Всё закончилось, — произнёс Эйриг. Голос прозвучал так близко — должно быть, он стоял прямо передо мной, и я отшатнулся, небольно приложившись затылком о стену. И распахнул глаза. Эйриг стоял ко мне вплотную. Сморгнув, я отклонился чуть в сторону, пытаясь разглядеть то, что находится за его спиной, как он вдруг шагнул в ту же сторону. Я непонимающе уставился в его лицо — он улыбался, понял я несмотря на темень. — Я пока не разрешал тебе открывать глаза. Подожди ещё немного. Пока мы не уйдём отсюда. Натужно сглотнув, я почувствовал, как по спине прокатилась волна мурашек. Почему мне нельзя смотреть? И почему вокруг стоит такая гнетущая тишина? — Всё в порядке? — спросил он, возвращая меня в действительность — мы так и стояли друг напротив друга вот уже какое-то время. — Да, господин, — произнёс я, и услышал, как голос дрожит от страха. — Тогда делай как я тебе велел, и ни о чём не волнуйся. Я тебя проведу. Больше не в силах выносить тлеющий взгляд напротив, я зажмурился. Рука опустилась на моё плечо, снова пустив по телу беспокойную дрожь. Эйриг направлял меня, чуть сжимая ладонь, когда следовало остановиться. Затем давал новые указания, и я снова шёл. Так мы двигались целую вечность, и всё же я пожалел о миге, когда мне позволили раскрыть глаза. Передо мной была одна из оживлённых улиц. Эйриг стоял рядом. Лица его я не видел, и смотреть не хотел. — Прости, что не давал о себе знать. Я был занят. Как твои дела? — как ни в чём не бывало начал он светскую беседу. Всё ещё напуганный и сбитый с толку, я не мог вымолвить ни слова, вытаращившись перед собой и ничего не видя. — Ещё не пришёл в себя? — вежливо спросил он. — Это ничего, скоро отпустит. Ступай за мной. Эйриг двинулся вперёд. Он ступал уверенно, высоко подняв подбородок, словно это не он только что сцепился с местной шантрапой. Он не оборачивался, чтобы проверить иду ли я следом. Захоти я в этот момент сбежать, смог бы наверное, но куда? Где я жил, Эйриг знал, и как же кстати он появился в той подворотне. Что было бы, если бы он не пришёл? Не сразу, но я всё же последовал. Пристроился позади, не решаясь ни о чём спрашивать. Не решаясь издать ни звука. Не желая, чтобы мне когда-нибудь вообще пришлось говорить. И думать. И помнить. Мы шли и шли, пока не оказались в одном из тихих благоустроенных кварталов города. У низкой решётки одного из домов Эйриг замедлился, приблизился к калитке и вошел, направляясь к небольшому трёхэтажному дому, вмещавшемуся аккурат между городской библиотекой и зданием банка. Мне казалось, что я бывал здесь сотни, нет, тысячи раз, но никогда не замечал этой постройки прежде. Она словно выросла из-под земли. Четыре узкие пики башенок протыкали низкое хмурое небо. Кирпич или мелкий камень — поздно — не разобрать, потемнел от времени. Вытянутые оконца украшали резные наличники, ставень не было вовсе. За стёклами теплился тихий тлеющий свет, словно догорающие в камине поленья. Такой же, как в глазах Эйрига, подумалось мне. — Проходи, — раскрыл передо мной дверь недавний знакомый, пропуская вперёд. Если бы я не был так оглушён происходящим, то заметил бы вопиющее несоблюдение приличий — господину не следовало пропускать вперёд безродного оборванца, кем по сути являлся я. Но я, слишком ошарашенный событиями последних часов, ничего не заметил. С осторожностью переступил порог, словно пробирался в логово дикого зверя. Дверь позади захлопнулась, но ничего ужасного не случилось. Эйриг сказал, чтобы я оставил обувь в прихожей. Я послушно стянул новые ботинки, осторожно затолкав их в угол — не приведи господь, кто-нибудь позарится. — На первом этаже располагается кухня, кладовые в подвале, но там тебе делать особо нечего, — заговорил Эйриг, ведя меня вдоль просторного арочного прохода пронизывавшего дом от стены до стены. — Здесь моя приёмная, — махнул он рукой в сторону одной из запертых дверей, — дальше кабинет. Лестница справа ведёт на второй этаж в комнаты для гостей. Они почти всегда заняты. Та, что слева, — остановившись, указал он в противоположный конец коридора, — ведёт на третий этаж. Мои личные комнаты. Я не ошибся — этот шикарный дом принадлежал Эйригу. Он точно не был наёмником и вряд ли торгашом. Слишком шикарно и в то же время изысканно было вокруг. Я впервые видел деревянную отделку до самого потолка, ступал по массивному ошкуренному до блеска дубу, дышал едва ощутимыми в воздухе благовониями. О таком рассказывала мать, когда мелкие приставали с расспросами, но даже этого мне хватило, чтобы догадаться на какую широкую ногу существовал Эйриг, раз мог позволить себе такой особняк на лучшей улице города. — Усвоил? — спросил он, рассматривая моё, должно быть, изумлённое лицо. Я кивнул, не в силах сказать что-нибудь толковое. Разве пожалуй… — Господин, что я здесь делаю? — если Эйриг хотел снова накормить меня или угостить выпивкой, чтобы я пришёл в себя после случившегося — так я сначала подумал, — зачем было рассказывать об устройстве дома и расположении комнат? — Отныне ты будешь жить здесь. Недавние сложности недопустимы, — тоном, не терпящим возражений, произнёс Эйриг. Видимо, он серьёзно опасался за сохранность амулета и потому решил держать меня неподалёку. — Это пока вы не придумаете, как расстегнуть цепочку, верно, господин? — Верно, — с запозданием ответил он, глядя на меня сверху вниз. — Именно так, — добавил он, улыбнувшись, и что-то неуловимое проскользнуло в этот момент на его лице. — Чем я буду заниматься, пока живу под вашей крышей, господин? Его взгляд соскользнул в сторону всего лишь на мгновенье. — Указания ты получишь завтра, а сейчас тебе лучше отдохнуть. Я не стал спорить — голова порядком кружилась. Как если бы мне не хватало той переделки в аптекарской и застрявшего на шее булыжника, вечер принёс ещё больше волнений. Но, кажется, Эйриг накостылял шайке Нерме с лихвой, раз уж все они валялись в отключке. — Тебе покажут твою комнату. — А? Я хотел было переспросить, не ошибся ли он. Мою комнату? Разве я не буду спать со всей прислугой? Как и полагалось, на кухне. Но не успел. — Содар, — произнёс он отчётливо и вдруг посмотрел поверх моей головы. — Отведи, — запнулся на мгновение, — Тэга в его комнату. — Будет исполнено, господин, — протянул замогильный голос из-за моей спины. Я подпрыгнул от неожиданности, резко развернулся и шагнул назад. Наступил на что-то и завалился. Меня придержали. — Простите, господин! Краснея, я убрал свой костыль — хорошо, что был не в обуви — с ноги Эйрига, и поспешил выпрямиться. — Ничего, Тэг. Я понимаю — день выдался тяжёлый, — улыбнулся Эйриг как ни в чём не бывало, приводя меня в ещё большее замешательство. А палкой оходить по спине за оплошность? Как только с возникшей неловкостью было покончено, я уставился на того, кто напугал меня до мокрых штанов. Высокий тощий и бледный слуга смотрел на меня своими потухшими глазами, словно только что выбрался из могилы — как ему удалось подойти так тихо, что я ничегошеньки не заметил? — Содар — управляющий, — объяснил Эйриг. — Если возникнут вопросы, обратись ко мне или к нему. Но оставим дела до завтра. Содар, проводи Тэга. Я поспешил кивнуть, только сейчас сообразив, что у Эйрига могли быть дела поважнее, чем возиться с уличным щенком. — Тэг, — окликнул он меня спустя мгновение, когда я уже двинулся к лестнице справа. Я обернулся. Хозяин дома и Содар продолжали стоять на том же самом месте. — Тебе в другую сторону, — произнёс Эйриг и снова беззаботно улыбнулся. Вопросов было так много, что я попросту не знал, с чего начать. Кивнув, я развернулся и поторопился вслед за отмершим Содаром к левому крылу. На третий этаж. Не в гостевые комнаты. У самого основания лестницы я остановился и выпалил вопрос, пока Эйриг ещё не ушёл. Но я зря волновался. Он стоял всё там же, глядя нам в след. — С ними, — начал я неуклюже, — с этими в проулке… — я разволновался, не зная, как спросить о том, что не даст мне уснуть ночью. — Не волнуйся, Тэг. С ними всё в порядке. Больше тебя не побеспокоят, — в который раз за вечер Эйриг одарил меня этой странной улыбкой, и я поспешил скрыться наверху. Что-то вроде было не на своём месте. Может, я? Чего это я делаю в таких хоромах? В полной растерянности я поднялся на третий этаж. Содар распахнул передо мной дверь одной из комнат, как перед каким-то господином. Я нахмурился, но вошёл внутрь. Просторная, с широкой кроватью, накрытой балдахином, резной мебелью, как в лавке у скупщика, только многим лучше, комната встретила меня оглушительной тишиной и невиданной роскошью. В недоумении, я прошёл вглубь, продолжая оглядываться, как будто надеясь, что зрение наконец перестанет со мной шутить и видение исчезнет. Но сколько бы я ни таращился, ничего не происходило! Я бы с удовольствием описал все роскошества длиннющими малопонятными словами, но ничего подходящего не знал. Откуда бы? Может, Содар ошибся и поселил меня в одной из хозяйских комнат? Это было не сложно проверить. Я подошёл к шкафу и распахнул дверцы. Пусто. Здесь никто не жил. Я хотел было обратиться к Содару, но тот исчез. Словно в воздухе растворился. Дверь оставалась открытой, поэтому я не слышал, как скрипнули петли, когда он уходил. Обойдя комнату с десяток раз и заглянув везде куда хватало фантазии, я остановился у окна. Что делать? Вновь отыскать Содара? Или лучше сразу Эйрига? Он… кто-то явно ошибся, и я точно не мог здесь остаться. Я бы даже на стул этот не сел — пнул я легонько притихшего рядом четвероногого. Вон сидушка как блестит. Новый, поди. Куда я на него своей задницей? От напряжённых размышлений меня отвлёк не прекращавшийся за окном шум. Парчовые шторы были задёрнуты, так что я не знал, что происходило снаружи, пока до меня вдруг не дошло, что за библиотекой, как и за зданием банка находилась мелкая, но широкая речушка, и больше ничего. Улица была одной из крайних, выводившая городскую линию. Я отдёрнул шторы, чтобы посмотреть. Ничего — тихая речка, чёрный берег в безлунную ночь. Задёрнул шторы обратно, решив, что мне, должно быть, померещилось. Прислушался. Нет, за окном точно что-то происходило! Отчётливый гам не услышал бы только глухой. Как будто окно выходило на базарную площадь в праздничный день. Я резко раздвинул шторы, намереваясь отыскать причину, и вдруг обомлел. Там, по ту сторону стекла, больше не было реки. И берега не было тоже! Даже чёрное небо куда-то исчезло, окрасив всё, покуда хватало глаз буро-алым! Город, взявшийся словно из ниоткуда, тянулся прямо от стены дома до самого горизонта, отливая всеми оттенками пламени в угоду пылающему кровавым огнём светилу! Повсюду кишела жизнь! Улицу заполняли толпы, разливавшиеся тонкими ручьями во все стороны света. Но то были не люди. Нет, совсем не люди — с ужасом понял я, рассмотрев одно из существ. Тело — без головы! — проходило как раз под моим окном, неожиданно оно споткнулось и упало на землю. Затем у него отвалилась рука, и если бы не синеватого цвета карлик, оно бы ещё долго её искало. — Мамочки!!! — завопил я не своим голосом, чувствуя, как ужас окатил кипятком. В следующий миг свет в моих глазах померк.