Демон

— Не первое, а испытательное, — поправил Эйриг. — Если не по душе придётся, то ты можешь уйти. Я кивнул, зная заранее, что земля должна разверзнуться под моими ногами, чтобы я отказался заработать пятьдесят монет. — Как я уже упоминал, — продолжил господин, — мне приходится сталкиваться с разного рода случаями. Признаюсь, что на некоторые дела, в силу их неоднозначности, приходится тратить слишком много времени, пренебрегая другими обязанностями. Одно из таких дел я бы хотел перепоручить тебе. — Сделаю всё, что смогу. Эйриг кивнул. — Ты ведь помнишь моего гостя, Гошера? — Конечно, — ещё бы такое забыть. Еда падала на пол, проскакивая сквозь всё человеческое, как я считал в тот миг, тело. — Он до сих пор здесь и его дело остается нерешённым. Суть такова. Он призрак и, как и все призраки, лишён возможности воздействовать на внешний мир с умыслом. То есть совершать физические манипуляции, ведущие к каким бы то ни было значимым последствиям. И потому не может объяснить, в чём суть его беды и почему он всё ещё не покидает пределы этого мира. Объясни он что-либо, и я бы помог, но в то же время совершил бы действие, имеющее последствия. Например, слегка изменил бы будущее, через чью-то судьбу. Понимаешь, о чём я? — Кажется, да. — Поскольку сложность обычно связана с близкими и друзьями умершего или делом, увлекавшим того при жизни, призраки остаются в знакомых местах или рядом с дорогими людьми, реже привязываются к предметам. Я понятия не имею, как и почему Гошер оказался на пороге моего дома. Но это случилось, и нужно разобраться с этой напастью. — То есть призраки действительно селятся в домах и не дают житья просто потому, что страдают от чего-то, но не могут толком объяснить, от чего. Из-за этих самых последствий? — Так и есть, — подтвердил мою догадку Эйриг. — Но если он не может ничего объяснить, как же разобраться? — В этом и заключается твоя задача. — Головоломка. — Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. — У меня в доме редко бывает по-другому, — улыбнулся Эйриг. — Попробуешь справиться? — Да. — Тогда я подскажу, где жил Гошер и когда умер. Это единственное, что мне пока известно. *** Вероятность оказаться в Навистрале осталась позади, и я вздохнул свободнее. Признаться, я этого жутко боялся. Но Гошер принадлежал моему миру, и от этого сразу становилось спокойнее. Разведать о человеке, пусть и незнакомом, было мне не впервой, так что возможность заработать пятьдесят монет отчётливо зазвенела в ушах. Как оказалось, Гошер жил в четырёх кварталах к югу от моего дома. Достаточно далеко, чтобы я не слишком опасался встретить знакомых, но достаточно близко, чтобы быстро нашёл нужный номер на стене и нужную дверь. На мой стук никто не ответил. Удивляться не стоило, к этому часу взрослые должны были отправиться на работы, а детвора — если таковая имелась — могла находиться у соседей, друзей, живущих неподалёку… да где угодно! Оставив попытки достучаться, я оглядел небольшой дворик. Крошечный пятачок снега был утоптан башмаками, говоря о том, что некоторое время назад здесь прошлась не одна пара ног. Я уже вернулся к арке, ведущей прочь из каменного колодца, как навстречу мне прошла девчушка. Ей было лет девять-десять. На плечах серое изъеденное молью пальтишко, распустившийся с одного конца жёлто-красный шарф, не по размеру большие клетчатые штаны и стоптанные сапожки, тоже с чужой ноги. Девочка пересекла дворик и подошла прямиком к нужной мне двери. — Эй! — окликнул я и она обернулась. Быстро сократив расстояние, я начал говорить до того, как она испугается незнакомца и нырнёт внутрь: — Привет, я как раз зашёл за Гошером. Но никто не открывал. Он дома? Она выглядела сбитой с толку. Причина была очевидной — я спрашивал об усопшем брате так, словно тот ещё жив. В этом и был мой расчёт. — Он умер, — высоким голоском отозвалась девочка. — Умер? Когда? Как? — Давно. Уже год почти, — выдохнула она облако пара, крепче прижав к груди связку бумаги. — И как же это случилось? Она пожала плечами. — Убили. Тело нашли в подворотне далеко от дома. — Дела-а, — протянул я, качая головой. — А вы его знали? — Да, мы дружили. Недолго, правда. Пару лет всего. Случайно познакомились, — тараторил я, не давая ей опомниться и взвесить мои слова. — Он говорил, чтобы я заглядывал, если работа понадобится. Вот я и пришёл. Девочка снова пожала плечами, должно быть, не зная, что на это ответить. — Ты ведь его сестра, так? Он про тебя рассказал. Только я имя забыл. Догадаться о кровном родстве было несложно. Тот же светло-русый цвет волнистых волос и тонкий нос с горбинкой, что и у гостившего в доме Эйрига призрака. — Ода. — Точно! Ода! — хлопнул я себя по лбу, будто кляня за забывчивость. — Ода, а ты случайно не помнишь, где именно работал брат? Ну, я имею в виду адрес. Он говорил, что там всегда работы навалом. — Он работал в типографии. На Прайтропи сорок два. Теперь там работаю я. Продаю газеты, — вспомнив о своей ноше, девочка перехватила стопку поудобнее. — Но никого сейчас не берут. Никто пока не умер. В словах Оды не было ничего удивительного. Газеты часто продавали дети, и это, кстати говоря, считалось удачным заработком. Ничего противозаконного и постоянное место — газеты читали всегда. Вот только в холода дети, особенно те, кто не имели тёплой одежды — то есть почти все бедняки — мёрзли и болели. Услуги аптекаря стоили дорого, так что лечились тем, что было под рукой. Не все переживали зиму. Должно быть, и Ода стала работать на месте умершего брата. Так часто случалось. — Хорошо, конечно, что никто не умер, но что же мне делать с работой? — покачал я головой, стараясь выглядеть удручённым. — Сходите в типографию и спросите сами. Брат работал там по ночам. Печатал газеты и листовки, а днём продавал. Ещё он натирал сапоги господам в театре на Блинквис. Каждый вечер. Может, там всегда есть работа? — протянула девочка, глядя себе под ноги. — О, спасибо, ты меня сильно выручила. Сначала загляну в типографию, вдруг всё же что-то найдётся и для меня. А потом в театр. Ода никак не отреагировала на мой полный энтузиазма голос. Перевела взгляд на моё лицо и уставилась словно рыба, выброшенная на берег. Я знал этот взгляд. Видел не раз. Он был у тех, кто больше ни на что не надеялся. — Жаль всё-таки, что так вышло с твоим братом, — произнёс я, представляя, что на месте Гошера мог бы оказаться и сам, а Ода была, кажется, одного с Бьянкой возраста… Что ни говори, если я пропаду, детям станет тяжелее. Я приносил достаточно еды, чтобы мы как-то выживали. Оставив Оду, я двинулся именно туда, куда и собирался, не видя смысла донимать девочку. Будь я слишком настойчив и попытайся допытаться до каких-нибудь подробностей, она бы скорее всего заподозрила неладное и сбежала. А так, я разведаю обстановку в типографии, и, если надо, вернусь позже, чтобы поболтать ещё. Увидев меня во второй раз, она должна вести себя посмелее. И надо бы прихватить какой еды. Это точно поможет наладить взаимопонимание. А может, я просто хочу её покормить… Судя по тому, что я видел: дом и одежда Оды, её работа — семья Гошера мало чем отличалась от моей. Они были такими же нищими и старались выжить как могли. Дети, в доме которых был достаток, не работали, не носили обноски и не имели страха в лице. О типографии на Прайтропи я никогда не слышал. Но мне подсказали дорогу, и часом спустя я был у внушительного вида деревянных ворот. Но они, увы, были закрыты. Обойдя здание несколько раз, я был вынужден признать, что пробраться незамеченным внутрь будет не просто. Здание принадлежало к тем самым кирпичным промышленным новостройкам в три этажа. Стены гладкие и ровные, первый выступ находился на высоте в два человеческих роста. Нечего было и думать, чтобы подтащить ящик и запрыгнуть. Днём меня увидит каждый ленивый пёс и, не сомневаюсь, донесёт хранителям правопорядка раньше, чем я успею подтянуть свой тощий зад наверх. Можно было, конечно, дождаться ночи. Но что мне там делать в поздний час? Я ведь рассчитывал поболтать с кем-нибудь. Найти служивших с Гошером, если таковые были, и выяснить подробности его жизни, а может, и смерти. На мой громкий стук вышел охранник. — Чего тебе? — грубо спросил мужик, обнаружив меня с обратной стороны. — Добрый день, господин, — как можно вежливее отозвался я. — Я хотел бы поинтересоваться, не требуется ли типографии пара надёжных рук. — Нет, — рявкнул он, но без былого запала, успев оглядеть мой приличный костюм, а может быть, смягчившись учтивому обращению, которое ему не полагалось. — Новости появляются каждый день, господин. Нельзя ли узнать у кого, может, не все вышли на работу или кто захворал. Я мог бы спросить сам, если бы вы показали куда идти. Сторож — высокий пузатый мужик с кудрявой рыжей бородкой — скорчил недовольную гримасу, понимая, что в моих словах есть резон. Редко хозяева думали о рабочих, пренебрегавших своим долгом даже по уважительной причине, и когда незадачливый работяга возвращался после болезни, а может быть, хорошей пьянки, оказывалось, что его место давно занято. — Заходи, — буркнул он, ещё немного приоткрыв дверь и позволяя мне проскользнуть. — Садись вот на этот ящик и жди. Ровно в полдень на обед выйдет господин Эшенгтон. Он управляющий производства и раздачи. Разрешаю задать ему один вопрос. Но учти, начнёшь выпрашивать и рыдать, выброшу, да ещё пинка поддам. Понял? — Конечно, добрый господин. Спасибо огромное, — я поклонился в пояс и тут же сел на указанное место, показывая, что я покладистый и не создам проблем. Сторож косился на меня с полминуты, затем зашёл в сколоченную будку и сел на стул, развернув свежую газету. Типографская краска неприятно уколола обоняние, и я чихнул. Двор типографии был не слишком просторный. Если не считать проезда, проходившего прямиком от внешних ворот к низким арочным створкам здания, здесь могло бы встать ещё две двуколки или карета, запряжённая четвёркой. Помимо ворот, я видел ещё три двери. Напротив них, у стены, стояла стайка металлических столов, сложенных друг на друга вверх ногами, и один чугунный пресс. Должно быть, сломанный или пришедший в негодность. Ящики для газеты, на одном из которых примостился я сам, громоздились вдоль забора, между зданием и сторожевой будкой. — И много у вас газет печатают? — спросил я со своего места будто из любопытства. — Две. — Немного, значит, работы. — Хэ, — крякнул тот и уставился на меня с презрением. — Ещё как много. Тиражи у «Купца» и «Полей» знаешь какие? Я покачал головой. — То-то же. Так что не мели абы что. — И какие же тиражи? — Тысячу нумеров каждой газеты! — с гордостью заявил сторож, воздев указательный палец вверх, отчего его форма — добротный синий камзол — натянулась на животе так, что не дала поднять руку выше стола. — Ого! Это значит аж две тысячи газет каждый день! — восхитился я. — И это не считая листовок, плакатов, сертификатов и патентных бумаг. Да, наверное, ещё много всего печатают. — Здорово! Вот бы и мне место получить. Тут как, хорошо работается? — Жалоб нет, да и желающие уйти нечасто появляются. — Значит, хорошо, — покивал я. — Мне так и сказали, но мало ли что люди брешут. Девочка у вас тут работает. Одой зовут, может знаете? — Как не знать-то. Я всех здесь знаю. Тихая такая, светленькая. — Ага-ага, точно, — я покинул свой насест и подошёл чуть ближе к сторожке. — Она и сказала. Она вместо брата своего работает, тот помер год назад. Гошером звали. Другом был мне. Слышал, — шепнул я, нахмурившись, — убили его. — Помню я и парня этого, и историю ту тёмную. Жаль было-то, он здесь ещё до меня работал. Говорили, сызмальства газеты раздавал, а потом его на станки взяли. Никаких нареканий, никаких опозданий. Хороший был работник. Ночью печатал, днём продавал. — Да, на Гошера всегда можно было положиться. Не как нынче. — Что правда, то правда, парень. В наши дни работник пошёл неважный. — А почему, говорите, история тёмная? — снова перешёл я на шёпот. — Да как же не тёмная? Странно всё это, — нахмурив кустистые брови и важно раздув щёки, произнёс сторож. — Убили в подворотне. Писали, якобы ограбление. Да только что ж у него грабить-то? — Ну он же на двух работах гнул спину, вдруг скопил чего. — Какой там, — отмахнулся сторож, окончательно отложив газету. — Пусть он и зарабатывал, да только всё уносил в вечернюю школу да семье. Помню, спросил я его однажды, чего это он такой худой. Деньги есть, а значит, и питаться нужно лучше. А он шутит, мол, всё вечерняя школа съедает, а остальное нужно семье. Их семеро было. А работа нормальная только у него, да у отца. Ладно я понимаю, когда все деньги в семью, но школа! Образование ему подавай! — Точно, — сделал я вид, что припоминаю подобное. — Учился же он. Только не помню зачем. — Хе, — весело хрюкнул сторож. — Я ж тоже спрашивал, зачем ему, да и память у меня хорошая, так что всё помню. Учился он, значит, чтоб в люди выбиться. Умел не только читать, но и писать, и даже считал в голове! — Ничего себе! — А то! — насмешливо воздел брови сторож. — ДокУмены собирался как раз получать, то ли уже получил, да прибили, нелюди. — Нелюди? — всполошился я. — Ну, а кто ж еще промышляет убийствами, да ещё ладно бы богача подловили. А этот, Гошер, у него и поживиться-то нечем. В обносках последних ходил, а летом так и босяком вовсе. Господин Эшенгтон был этим не очень доволен, но работал-то тот хорошо. И господин Эшенгтон отдал ему свои старые туфли! Это, я скажу тебе, значит, уважал он его. — Конечно-конечно. И всё-таки жаль Гошера. — Жаль, жаль. Да что поделаешь, — сетовал сторож, кивая головой-тыквой. — В страшном мире живём. — Это уж точно. Я собирался уже спросить, может, кто ещё с ним водился, как за спиной поодаль скрипнула дверь. — О, а вот и господин Эшенгтон. Стой смирно, я сам спрошу. Сторож выбрался из будки и встал так, словно знал, что такое выправка. Господин Эшенгтон — седой долговязый старик с бородой и усами — чуть не пронёсся мимо нас, но сторож успел его остановить и спросить нет ли какой работы. Работы не было. Я не проронил ни слова, дождавшись пока управляющий выйдет в ворота, поблагодарил сторожа самым любезным образом на случай, если вернусь, и перед тем, как уйти, спросил, не знал ли тот, какую школу посещал Гошер. Память у сторожа действительно оказалась отменная и он назвал нужную мне улицу. На Джесбери и Пинкертон возвышалось небольшое муниципальное здание, второй этаж которого занимала вечерняя школа. Притворившись желающим поправить собственное образование, я выспросил у служащего что да как. Оказалось, что школа существовала на пожертвования и на небольшие взносы от учеников. Возраста они были разного, но занимались одинаково. Всех желающих учили читать, писать и считать. По окончании, в случае успешной сдачи экзаменов, выдавался диплом о полученных навыках, усердии и отметках. Я выразил желание узнать больше, мне предложили поприсутствовать на занятиях. Они начинались через час. Невзирая на жуткое возмущение пустого желудка и поздний час, я решил остаться. Коротая время, обошёл два имевшихся коридора школы несколько раз. Несмотря на обшарпанные стены и скрипевшие лавки, внутри было чисто и сухо. Повсюду висели плакаты с полезными правилами письма и счёта. Был угол с фотокарточками, где я к собственному удивлению обнаружил довольное лицо Гошера! Он оказался одним из лучших выпускников. Его балл числился на второй строчке с заголовком «Выдающиеся результаты за всю историю школы». Рассматривая фотокарточки, боковым зрением я заметил, что кто-то торопится вдоль коридора, но не обратил на это внимание. За моей спиной человек помедлил, я услышал тяжёлый вздох, а затем грохот упавших вещей. — Я помогу! — поспешил я собрать рассыпавшиеся карандаши и разлетевшиеся листы бумаги. Передо мной оказалась миловидная девушка. На вид ей под тридцать, но небольшой рост и изящество черт существенно скрадывали лишние годы, чтобы я сглотнул и глупо улыбнулся. — Спасибо, — мне досталась ответная улыбка, жаль, что только из вежливости — девушка казалась опечаленной и слегка растерянной. Окинув взглядом её тёмно-коричневое платье до середины икр и белый узорчатый воротничок под горло, я догадался, кем она являлась. — Вы, должно быть, учитель? — Да, это так. — Меня зовут Тэг и я хотел бы поприсутствовать на занятиях. Думаю над тем, чтобы поучиться, пока не поздно. — Учиться никогда не поздно, — ответила она давно известной истиной. — Значит, вы будете вести занятия? — Только письмо. Чтение ведёт госпожа Рисдин, а арифметику преподаёт господин Коунти. — Буду с нетерпением ждать урока, госпожа… — Стилсдон, — подсказала девушка. — Может быть, и я однажды окажусь на этой стене, — я поднял взгляд на фотокарточки. — При должном старании нет ничего невозможного. — Уверен. Раз Гошер смог, то и я смогу. — Гошер? — удивлённо произнесла учительница, пока я пытался придать собственному лицу выражение совершенной невинности. — Да. Он был моим другом. Жаль, что его постигла такая ужасная участь. Пока я говорил, лицо девушки изменилось. Глаза наполнились печалью, уголки рта снова опали. — Вы его знали? — Да, — с запозданием ответила она, — извините, мне пора. Она резко развернулась, светлая до пояса коса качнулась в сторону, задев мою руку, и госпожа Стилсдон унеслась по коридору, нырнув за одну из дверей. Кажется, она достаточно хорошо знала Гошера, чтобы расстроиться из-за его кончины даже спустя год. Первым уроком шло чтение. Читать худо-бедно я умел, и потому мне удалось поучаствовать. Занятие было занимательным. Особенно мне понравились несколько высокопарных фраз из лексикона высшего общества. Я их запомнил и даже успел помечтать, что если удастся заработать, наверное, стоит однажды действительно поучиться уму-разуму. После урока восемнадцать человек, включая меня, покинули эту классную комнату и перешли в другую. Я обрадовался, что следующим шло письмо, и пока остальные ученики развлекались на перемене, я исподтишка наблюдал за молодой учительницей. Госпожа Стилсдон была очень привлекательной девушкой, и потому очень скоро я заметил ещё две пары глаз, следившие за ней с немым обожанием. Одному из поклонников было около двадцати, другой выглядел младше меня. «Лучше бы учился», — подумал я, неодобрительно глядя на прыщавого подростка с крупными ладонями. Занятие началось, мне выдали лист самой дешёвой бумаги — у некоторых имелась своя — и мы начали писать под диктовку. Затем проверяли написанное. Разобрали ошибки в словах и знаки препинания. Вернее, разобрали все остальные. Я впервые держал в руках карандаш и не сумел написать ни слова. Только некоторые буквы, так быстро надиктовывала госпожа Стилсдон. Но похоже другие ученики вполне справлялись. И всё же, несмотря на полный провал, я слушал с большим интересом, а когда слова с ошибками записывались на доске, я тщательно их перерисовывал. Отвлёкся так, что даже успел забыть зачем пришёл. Вспомнил только когда госпожа Стилсдон объявила окончание урока и остальные засобирались. Я копался дольше всех, чтобы задержаться с ней наедине. Девушка не видела, как один из её поклонников, тот, что был старше, бросил на меня испепеляющий взгляд, поняв мой манёвр. Кажется, то же самое собирался сделать и он. «Не сегодня, дружок», — кивнул я ему на дверь, намекая, что ни за что не уйду. Как только мы остались одни, я приблизился к девушке. — Госпожа Стилсдон? — Да? — подняла она взгляд от исписанных листочков. — Я бы хотел извиниться. — За что? — Мне показалось, что в коридоре я вас чем-то расстроил. Это ведь из-за Гошера? По лицу девушки скользнула тень — я попал в точку. — Вы дружили? — Можно и так сказать, — печально улыбнулась она, и я решил рискнуть. — Я знал, что его сердце занято, но он никогда не делился подробностями, говоря, что это дело личное. — Да, Гошер был джентльменом по сути, пусть и не по рождению. — Вы собирались пожениться? — сделал я ещё шаг вперёд, стараясь чётко уяснить, какие между ними были отношения. — Да, — после некоторого промедления кивнула она, оставила диктанты в покое и опустилась на стул. — Собирались. — Но его убили, и… — я не закончил, остальное было и так ясно. — Ужасная трагедия, — глаза её чуть увлажнились. — А ведь ему только что выдали документ об окончании обязательного образования. И он нашёл новую работу. Она достала платок и промокнула глаза. — Новую работу? — Накануне вечером, тогда занятий не было, он пришёл ко мне в дом и сказал, что за день до этого ему улыбнулась удача и он нашёл работу. Хорошую работу. Гошер светился от счастья, — она всхлипнула и прервалась, чтобы высморкаться. — Он сказал, что виделся с человеком и прошёл собеседование. Наутро должен был быть его первый рабочий день. Он как раз спешил в ателье, чтобы успеть найти костюм, но не выдержал и забежал ко мне, чтобы поделиться радостным известием. Она икнула, подавившись слезами, и я не стал торопить, давая ей время успокоиться. — А что это была за работа? — Понятия не имею. Он не рассказал подробностей. Сказал, что нет на это времени, но обещал, что я буду поражена. Клялся, что сможет наконец заработать денег и мы поженимся через пару лет. — Мне очень и очень жаль, — искренне откликнулся я, видя, что даже спустя столько времени девушка всё ещё не могла пережить своё горе. — Вы правы. Это ужасно. Он только становился на ноги. И отметки его были просто великолепны. Записался на углублённый курс, и вот такое несчастье… Больше не в силах сдерживаться, она тихонько зарыдала. — Вы думаете, его убили, чтобы ограбить? — Чушь, — сама того не подозревая, госпожа Стилсдон согласилась с типографским сторожем. — У Гошера не было денег. Я точно знаю. Он платил за школу, а остальное относил в семью. И иногда дарил мне цветы. На себя у него не оставалось ни гроша. — Что же тогда случилось? — раздумывал я вслух, пока девушка силилась взять себя в руки. — Понятия не имею, но уверена, это была какая-то нелепая случайность. Гошер был хорошим человеком! Честным парнем! У него не было врагов. Да и когда бы он их заводил? Он же работал с утра до вечера, еле в школу успевал. Я никак не могла понять, когда он находит время для занятий, — продолжала девушка, погружаясь в воспоминания. — Думала, ночью в типографии корпит над домашним заданием. Так оно отчасти и было, пока я не узнала его поближе и не поняла, какой он умный. — Да, Гошер был сообразительный, — я подал девушке свой платок, поняв, наконец, зачем тот может мне понадобиться. — Сообразительный — не вполне верное слово. Он запоминал всё, что слышал и видел. Знал все учебники и книги, которые я ему приносила, наизусть. — Надо же. Я не знал. — Да-да, он был удивительный. В детстве, раздавая газеты, сам выучился читать. И читал с тех пор каждый выпуск. Читал всё, что печатала типография, и вообще всё, что оказывалось в его руках. — Удивительно, — поддакнул я, вспоминая бестелесное воплощение за ужином. — Благодаря своим газетам, Гошер не только мог читать, но и стал разбираться в торговле и коммерции. Говорил, что однажды непременно заработает денег на собственную лавку. Арифметика ему давалась ещё легче, ни бумаги, ни счёты ему не требовались. Он мог в уме подсчитать невероятно большие цифры. Госпожа Стилсдон снова заплакала. — Простите, вам лучше отправиться на следующее занятие. Я что-то совсем расклеилась, а вы не обязаны меня утешать. Если господин Каунти станет возмущаться, скажите что это я вас задержала. Оставив классную комнату письма, я перешёл в последнюю, не подумав, что по сути узнал достаточно, и необходимость посещать занятие арифметики отпала сама собой. Но я оказался на уроке и решил досидеть до конца. Погрузившись в собственные мысли, я обдумывал то, что мне удалось узнать о Гошере. Он жил в большой семье и был так же беден, как и я сам. Работал с ранних лет от зари до зари. Сначала разносил газеты, затем устроился в той же типографии на вторую работу. Вечером тёр туфли в театре. Был умён. Сам научился читать и хорошо считал в уме. Имел претензии на эту жизнь, раз решил пойти учиться, относя в школу последние деньги. Хотел жениться на учительнице, но только после того, как смог бы её обеспечить. Порядочным, значит, был не только на словах. Хотел открыть лавку. Уверен, он уже заранее знал, чем именно хотел заниматься и как вести дела, раз уж госпожа Стилсдон утверждает, что в торговле он разбирался. Трудолюбивый, умный, ответственный и порядочный… госпожа Стилсдон сказала, что врагов у него не было. Как, впрочем, и денег, за которые его можно было бы убить. Однако же он мёртв. «Задачка», — подумал я, покинув урок арифметики, который прошёл для меня даром. Я так глубоко задумался о жизни Гошера, что не смог ответить ни на один вопрос учителя, оставив его должно быть в уверенности, что я полный идиот. В общем, так я себя и чувствовал. В этом странном убийстве и ограблении, когда грабить было нечего, что-то явно было не так. Но что именно? Мне хотелось больше узнать о том дне, когда Гошер нашёл новую работу. Ведь убили его уже на следующее утро. Спрашивать об этом, скорее всего, следовало его семью. Они-то уж должны были знать. Или, может, знали в типографии, но говорить следовало не со сторожем, тот бы сам упомянул такую важную деталь, ведь он сам гордился работой на типографии и не представлял, что кто-то может отказаться от такого замечательного места. Он должен был быть возмущён решением Гошера. Но ничего подобного он не сказал, видимо, не зная подробностей. Тот господин, Эшенгтон, вряд ли станет со мной разговаривать. Да и знал ли он больше невесты Гошера? Если семья не поможет, придётся искать тех, с кем он работал или дружил в типографии. Госпожа Стилсдон вряд ли сможет рассказать нечто новое о свалившейся на Гошера удаче за день до смерти. Однако, до того, как я снова собирался навестить его семью, я хотел попасть ещё в одно место. Последнее место работы Гошера. Ода сказала, что брат натирал туфли в театре на Блинквис. О театре я слышал, но делать мне там было совершенно нечего и потому я ни разу там не околачивался. Время ужина давно минуло, во рту моём не было ни крошки со вчерашнего дня, так что я подумал, что зайду в театр на следующий день. Но, направляясь к Эйригу, решил пройтись мимо, чтобы посмотреть на место и прицениться, какую историю мне следовало сочинить для успешного исхода предприятия. Театр оказался роскошным, в огнях и позолоте. Пусть это была только краска, но выглядело впечатляюще. Изнутри доносилась музыка. Я остановился у афиши, притворяясь, что разглядываю список представлений, дававшихся в этом сезоне, а сам покосился на дверь. Снаружи стоял служащий, приветствовавший гостей, а заодно отгонявший подозрительных личностей. Касса была снаружи, так что проникнуть внутрь, якобы для того, чтобы купить билет для господина я не мог. А работники, натиравшие господам туфли во время антрактов, те самые, с которыми мне очень хотелось поболтать, находились внутри. В некоторых увеселительных заведениях такое практиковалось. Например, если тротуар был сильно узкий, чтобы зрители отдыхали на свежем воздухе с удобством, или погода стояла ненастная. Театр на Блинквис располагал обеими причинами. Решив, что за один день я сделал достаточно, я поспешил в дом Эйрига. Вернулся я поздно, и только надеялся, что смогу выпросить у Содара какие-нибудь остатки. Я уже хотел было постучать в дверь, как подумал о том, что вроде как работаю в этом доме, пусть пока и временно. Войдя в прихожую без стука, несмело поздоровался, на всякий случай огласив собственное присутствие, чтобы меня не приняли за вора. Коридор был тускло освещён. Все двери — кухни, кабинета, библиотеки и гостиной — закрыты. Только из обеденной залы лился яркий свет. Я не стал туда идти, вдруг у господина Эйрига снова гости. Да ещё не совсем люди. О таком я предпочитал знать поменьше и потому на цыпочках стал красться к кухне. — Хозяин ожидает вас, — протянул безжизненный голос за моей спиной, и я влетел в закрытую дверь, инстинктивно бросаясь прочь от опасности. — Со-одар, — тёр я лоб, кривясь от боли, — ты бы не мог ко мне не подкрадываться? — Я не подкрадывался, — спокойно отозвался мертвец. — Поспеши, а то влетит, — произнёс он мною же наученные слова. — Господин Эйриг злится? — Не думаю. Но стол уже накрыт к ужину. Опаздывать неприлично. — О, — только и ответил я. — У господина Эйрига гости? — Нет. — В доме так поздно ужинают? — Нет. Но господин оповестил о твоём возвращении. Я чего-то точно не понимал, но решил больше не докучать вопросами. Оказавшись в обеденной зале, я увидел Эйрига, восседавшего во главе стола, с самой обезоруживающей улыбкой. — Не ожидал, что ты так рьяно бросишься исполнять моё поручение. — Добрый вечер, — я склонил голову. — Садись, — мне указали на тот же стул, что и тем ужином. Служанка подала первую перемену блюд, позволяя к себе присмотреться. Она была так же бледна, как и Гошер. И немного прозрачная. Значит, вот почему я больше никого не видел в доме. Должно быть, слуги были призраками или другими существами, мало обременёнными законами перемещения моего мира, и появлялись, как и сказал однажды Содар, когда в том возникала необходимость. — Господин Эйриг, — завёл я разговор спустя пару минут. — Как вы узнали, что я возвращаюсь? — О чём ты? — Содар сказал, что вы предупредили об этом немногим раньше. — Ах это, — Эйриг облизнул губы. — Потому что я об этом знал. — Но как? Неужели он следил за мной? Или нет, послал со мной соглядатаев? — Я всегда могу тебя найти по цепочке на твоей шее. Не отдавая себе отчёта, я прикоснулся к груди, понимая, что здесь задействованы потусторонние силы. — Значит, и в том проулке вы оказались не случайно? — с тех пор как мне открылась правда, я больше не старался объяснить события случайностями. И не раз задумывался о том, как Эйрига занесло в тот проулок. — Неслучайно, — протянул он. — И в лавке скупщика тоже? — сверкнул я глазами, припоминая, что тогда Эйриг говорил, что якобы искал меня повсюду и случайно наткнулся. Он тоже понял, к чему я клоню. — Ты прав, Тэг. Но тогда, ты не знал всей правды, и чем меньше тебе было известно, тем для тебя было лучше, не считаешь? Это имело смысл, но… — С местом мне понятно, господин, но оба раза вы появились так вовремя. Улыбка Эйрига стала шире. — Ты очень наблюдателен, — он промокнул губы салфеткой, не сводя с меня карих глаз. — Да, я не только знаю где ты, но и чувствую, как ты себя ощущаешь в каждый отдельно взятый момент. — То есть? — Чувствую, когда тебе страшно, когда ты напуган. Это было неожиданным и, пожалуй, требовало объяснений. — А если у меня всё хорошо и я, скажем, в отличном настроении? — Я тоже буду об этом знать. Смущение коснулось груди. Пусть Эйриг и не читал мысли — и всё же знал обо мне больше, чем было нужно. Как мне следовало к этому относиться? — Но ведь это только из-за цепочки, верно? Когда вы её снимете, всё будет, как обычно? — Само собой, — подтвердил он, и мне не оставалось ничего другого, как принять такое положение вещей. — Господин, могу я задать ещё вопрос? — С радостью отвечу. — Вы ведь высокого положения, а пригласили меня за стол… — «не много ли для меня чести?» — я не знал, как закончить и не ляпнуть лишнего. — Кого приглашать за свой стол, моё дело, — произнёс Эйриг без тени сомнения. — Иногда я обедаю с гостями. Теми, что живут в правом крыле. Но, как ты можешь догадаться, это довольно необычные вечера, когда я бы желал простого общения. Пока ты под моей крышей, я был бы рад твоему обществу. Если ты не против, конечно. — Что вы, господин. Просто я боялся нанести вред вашей репутации. Эйриг неожиданно рассмеялся: — Не беспокойся о моей репутации. Ей навредить достаточно сложно. Мы замолчали, снова сосредоточившись на блюдах. Пусть у меня всё ещё было мало опыта со столовыми приборами, но я старался. — Лучше расскажи, Тэг, как прошёл твой день? Рискну предположить, что ты занимался делом Гошера. Поскольку Эйриг именно так и сказал, стоило мне переступить порог обеденной залы, да к тому же знал, где именно я пропадал и каково мне было, я тут же рассказал ему всё и по порядку, где был и что мне удалось узнать. — Завтра, я собираюсь прийти к театру пораньше, чтобы поймать кого-нибудь из тех, с кем бок о бок зарабатывал Гошер, до того, как они войдут в театр, — закончил я, делясь планами. — У меня другое предложение, — Эйриг уже покончил с ужином и слушал меня внимательно, откинувшись на спинку стула. — Какое, господин? — Мы отправимся с тобою в театр вместе, а в антракте почистим обувь. Как ты на это смотришь? Мысль была не плоха, вот только… — Есть возражения? — прервал меня Эйриг, не дав поразмыслить. — Нет. Возражений нет, господин. — Замечательно! — широко улыбнулся он, и я отчего-то покраснел, понимая, что чувствую себя в обществе моего господина не так спокойно, как раньше. И в тоже время был уверен, что не боюсь его.