***
На следующий день я намеренно поднялся спозаранку. Заглянув на кухню, проведал кладовую, но, чтобы не получить по шее от Содара, взял не так уж много. Ровно столько, чтобы хотя бы до полудня меня не донимал желудок, и ещё чуть побольше, чтобы снова очутиться на пороге дома Гошера не с пустыми руками. Затем поспешил откланяться, решив, что очередной завтрак в обществе господина вряд ли пойдёт нам на пользу. Лихо выскочив за дверь, я поёжился. День едва-едва занимался, а в воздухе уже посвистывала надвигающаяся метель. Оставалось только помянуть господина Эйрига добрым словом за подбитую кроличьим мехом накидку, опустить свёрток с едой во внутренний карман и, поплотнее запахнувшись, снова поспешить вдоль быстро заносимых снегом улиц. Пока я шустро перебирал ногами, размышлял о том, что демон оказался, прямо-таки сказать, моим благодетелем. Ещё никто, ни разу в жизни не заботился обо мне так, как господин Эйриг. До меня вообще было дело только матери. А мелкота пока мало что понимала, хоть и любила меня искренне. Вчера в лавке готовой одежды в Тартаре господин Эйриг отыскал отличную накидку. Тёмно-коричневая ткань, плотная на вид, такая, что не сразу должна была напитаться влагой, мне сразу понравилась. С изнанки накидку подбивал густой короткий мех. Он был иссиня-чёрный, и потому можно было рассчитывать, что повсеместная в это время года грязь не сразу испортит настроение обладателю. Примеряя накидку, я и подумать не мог, что господин Эйриг решит её купить! Я, конечно, был против. Понятия не имею, во сколько она ему обошлась, меня не посвящали, но вряд ли задаром, как пытался заверить меня господин. И вот, он как в воду глядел. Каково бы мне сейчас было в одном сюртуке? Снова отыскав знакомый каменный мешок дворика, я нырнул в арку, столкнулся с мужчиной, но тот, как и я, сильно торопился, надеясь добраться до места, до того как разыграется настоящее ненастье, так что рассмотреть его мне не удалось. Ветер поднялся, мело прямо в глаза. Это, наверное, мог бы быть отец Гошера, а может, просто сосед, живший в одной из лачуг вокруг. Я направился прямиком к уже знакомой двери и забарабанил. Дверь отворилась, но я едва ли разглядел, кто стоит по ту сторону порога. — Доброго утречка! — бодро заголосил я, щурясь. — Я — Тэг. Заходил недавно. Вот, принёс еды. С некоторым трудом я извлёк из внутреннего кармана свёрток. Дверь распахнулась шире, и я поспешил нырнуть в дом. Очутившись в прихожей, сбросил капюшон, фыркая, отряхнул налипший снег и огляделся. — Доброго утречка! — снова произнёс я, глядя на пожилую женщину с изрезанным морщинами лицом и тяжелым исподлобья взглядом. — Чего же тут доброго, — проворчала она. — Ты кто, малец, и чего пожаловал? — Я друг Гошера. Заходил уже, с Одой разговаривал, — окинув взглядом комнату, я обнаружил пару ребят на занявшейся пламенем печи. — Верно говорю? Женщина перевела взгляд на девочку и та кивнула, но выглядела при этом не смелее мелкого зверька. — Значит, ты другом Гошеру был? — Агась. Жаль, что с ним такое приключилось. — Что уж, — махнула она рукой, и прошла вглубь дома, я следовал за ней. — Ну и зачем ты пожаловал, как там бишь тебя зовут? — Тэг. Да я так, на секундочку заскочил. Ода мне тогда подсказала, где Гошер работал, и я кое-что нашёл. На туфлях, конечно, сколько не три, много не заработаешь, но с голоду не помру, а так, глядишь, и перезимую. Вот я и решил отблагодарить, да и Гошеру кое-что должен. Я подошёл к столу и развернул свёрток. Внутри было полбуханки вчерашнего каравая, четверть головки сыра, пара луковиц и морковок и копчёное куриное бедро — надеюсь, за него Содар меня не убьёт. — Вот, угощайтесь, — я отошёл от стола, поглядев на женщину и ребят. Мать Гошера — я не сомневался, что разговаривал с хозяйкой дома, нахмурилась сильнее. А Ода и её братишка, примерно того же возраста, вихрем скатились с печи и осели на лавке в напряжении. Я видел их голодные взгляды, но никто из них не смел притронуться к еде, нервно поглядывая на мать. — И это так за туфли-то плотют? — Не-е, это у меня заначка была, а я добро не забываю. Такой уж я, — развёл я руками, словно извинялся за мягкосердечие. Женщина поджала губы. — Вы ничего дурного не подумайте, я ж того, благодарен. Напряжение на лице хозяйки продержалось с полминуты, затем неожиданно схлынуло, и, отвернувшись к печи, она закряхтела: — Сейчас принесу кипяток. Ничего не трогать! — рявкнула она, словно затылком видела, как мальчишка тут же потянулся за луковицей, понимая, что палкой меня с гостинцами гнать не будут. Тот отдёрнул пальцы, словно ошпарившись, и с тоской посмотрел на еду. Я уселся на лавку напротив детворы, и пока хозяйка грела воду, завёл разговор: — А вы, значит, сегодня на работу не идёте? — Мы раздаём газеты, — несмело заговорила Ода, окинув стушевавшегося братишку неодобрительным взглядом. — Но когда метёт — нет. Бумага мокнет и газеты портятся. — Ясненько. А моя работа аж вечером, так что весь день буду бить баклуши, — довольно улыбнулся я. — А мать? Тоже отдыхает? — тише спросил, метнув взгляд на хлопотавшую хозяйку. — Не-а, — ответил мальчишка и тут же посмотрел на сестру. — Она через час уйдёт. Прачечная тогда откроется. — А-а, ну значит, погреемся ещё, — подмигнул я. — Вот, — вернулась женщина и поставила перед каждым из нас по чашке тёплой воды. Внутри что-то плавало. Сушёные дольки жердёл, понял я. У бедняков не было принято распивать чаи да кофея. Мы заваривали засушеные с лета фрукты или травы. Особенно такое варево выручало в голодное время. — Спасибо. — Пей, малец, да ешь. Только часть я уберу для остальных. Негоже им, — кивнула она в сторону пары детишек, — обжираться, пока другие на холоде пашут, — должно быть, хозяйка имела в виду других членов семейства. На столе остались четыре тонюсеньких ломтика хлеба, луковица, морковка, такие же прозрачные дольки сыра и маленький кусочек мяса. Дождавшись, пока мать Гошера припрячет остальное и вернётся к столу, ребята набросились на еду. — Я уже завтракал, — объявил я и подтянул к себе только кипяток. Детвора тут же смекнула, что порцию мою можно будет поделить, и челюсти заработали быстрее, чтобы своё скорее закончилось и можно было бы претендовать на чужое. На какое-то время за столом воцарилось молчание, все были заняты едой. Но вот, очень скоро жалкое угощение было подъедено, крошки аккуратно собрали дети, и каждый, наслаждаясь теплом желудка, потягивал чуть подслащенную водичку. — Простите, что так мало, — проронил я, решив, что время продолжить разговор подходящее. Мать Гошера фыркнула на мои слова: — Спасибо, что добро не забыл. Меня Долья зовут. — Очень приятно. Гошер мне говорил, но мы с ним долго не виделись, не было меня, значит, в городе, и я подзабыл. Когда приехал и узнал про Гошера, так и обалдел. До сих пор понять не могу, кому это он мог помешать? Хороший же парень был. Честный. Дети опустили глаза, а Долья не спешила ничего говорить, если вообще собиралась. Может, я сказал что не то? Но вроде же и ничего особенного. — Ох, милок, сама до сих пор понять не могу и вряд ли уж пойму когда, кому это мой золотой мальчик глаз мозолил, — запричитала Долья, и морщины на её лице провалились глубже. — Да разве ж он когда помочь отказывался? Он с отцом своим всех нас кормил, никогда от работы не отлынивал. И даже учился в школе! — с особой гордостью произнесла женщина и тяжело выдохнула: — И вот тебе на… Она затихла, словно слова отняли у неё последние силы. Взгляд упёрся в угол, да там и остался. — Да, — кивнул я понимающе. — После того, как Ода мне рассказала, я поспрашивал вокруг заодно. Ну, пока работу искал. Так мне сорока на хвосте принесла, что ограбили его. — Да что ж это у него грабить-то? — рассердилась мать. — Нашли кого грабить! У него в карманах было пусто, а если тока что появлялось, так он мне нёс. Правда иногда просил оставить немного совсем… Думала, не доедает мой мальчик, и не перечила. Хотела чтоб больше себе оставлял, так он только чуток брал. На хлебушек, наверное. «Или на цветы», — ни мгновенья не сомневался я в Гошере. — Говорят, он ещё намедни и работу новую нашёл… — добавил я, а сам напряжённо замер, надеясь, что мать об этом что-нибудь знает. — Да, милок, — кивнула она. — Вроде как и нашёл. Явился, значит, он, весь дёрганый, но довольный. Яблочком наливным сиял. Я ж спрашиваю, чего это с тобой, а он говорит, место нашёл новое. Да хорошое. В банке, говорит, буду работать. В банке! — повторила Долья, и важно вытаращила глаза. — И это было как раз на следующий день. В тот день, когда его… не стало? — Ага. Как раз же. Эх, чувствовала я сердцем неладное, да только поздно уж об этом, — рука женщины, лежавшая на столе, сжалась в кулак на долгие мгновенья. — Ладно, хватит болтать. Прошедшего не воротишь. На работу мне пора, — она поднялась. — Спасибо, что добра не забыл. Заглядывай ещё. В кладовке у нас пусто, но что-нибудь для гостя найдём. — Спасибо, матушка, — поклонился я, тоже поднявшись. — А ты не знаешь случаем, в каком банке была эта работа. Любопытно, — смущённо пожал я плечами. — Да, наверное, в том же, что и Базил. Друг его лучший. Жил рядом с нами, вон в том доме. — Долья указала мне на едва видную сквозь метель лачугу, когда оба мы уже стояли на крыльце. — Да съехал, месяца три погодя, как Гошера не стало. Я тогда и узнала, что он в банке помогает. Поди, они с Гошером вместе работу нашли. Я ж даже грешным делом думала, что насочинял мой Гошенька чего, или обманул его может кто. Шутки у людей злые бывают. Но сейчас-то верю, как же не верить, раз друг его там? А так они оба в типографии по ночам трудились. Если бы не эта напасть, и у сыночка моего всё было бы хорошо. В люди бы наконец выбился, — посетовала женщина, когда мы вышли из-под арки. Мы распрощались. Перед этим Долья припомнила в каком заведении служит Базил. Адреса она не знала, но как дойти объяснила…***
Закутавшись поглубже в полы накидки, я торопился по улице, стараясь сохранить тепло очага на коже, как можно дольше, а заодно размышлял о новой работе и друге Гошера. Что ж, понятия не имею, каким чудом Гошеру удалось зацепиться за банк, но во всём этом имелся смысл. У меня, пожалуй, не осталось сомнений в том, что у парня действительно была светлая голова. Из раздатчиков на улице его приняли в типографию, он учился и получил отличные баллы по окончанию школы, и документы имелись, которые наверняка требовались бы, реши он работать в банке. И считал он в уме шустро, если верить учительнице. К тому же желания работать у него должно было быть с головой. Об этом говорили все, с кем мне удалось повидаться. Не знаю, что для Гошера было важнее — помощь семье, свадьба с любимой девушкой или собственное благополучие, но любая из этих причин в отдельности, и уж тем более все вместе, могли, судя по всему, заставить Гошера работать до кровавых мозолей. Возможно, если мне удастся поговорить с его другом, я узнаю, как они получили работу и, может быть, пойму, почему в то утро Гошера нашли бездыханным в переулке, и чего же ему надобно от Эйрига. Я оказался в просторном холле монументальных стен заведения, ведавшего деньгами всех местных толстосумов, поэтому едва ли удивился, пусть и не такой вычурной, как в театре, роскоши. Здесь не было ни ярких цветов, ни обилия зеркал, но тот же мрамор на полу, пусть и серый, тот же широкий красный ковёр, пусть и без витиеватых нитей по краю, то же обилие дерева, запах которого в избытке витал в воздухе. В глубине здания я увидел высокие борта, тянувшиеся непрерывной линией на манер правильной с углами подковы. Наверху, на равном расстоянии друг от друга восседали люди. Крупные их тела и крошечные стёклышки на пышных щеках, поблескивавшие золотой оправой, вселяли трепет, даже с такого расстояния. Мимо меня прошёл прилично одетый господин. Дорожка привела его прямиком в «логово». Он застыл на мгновение, осматриваясь по сторонам, а затем неуверенно прошёл к одному из банкиров. Посмотрел снизу вверх и что-то неуверенно затараторил… — Чего тебе, парень? — вопрос отвлёк меня, заставив обернуться. В углу, в тени, сидел сторож. Он показался мне толще, чем тот, которого я встретил у ворот типографии. И форма на нём была не в пример лучше подогнана. Он смотрел внимательно сквозь узкие щелки глаз на заплывшем жиром лице. — Добрый день, господин. — поклонился я. — Я ищу Базила. Мне сказали, что он здесь работает. — По какому вопросу? — деловито осведомился он, и я понял, что не знаю, как лучше ответить. Я бы мог сочинить, что мы друзья или просто прикинуться посыльным со срочными вестями из дома. Вот только на посыльного в своей новой одежде я едва ли тянул, а увидев незнакомого человека, назвавшегося другом, Базил мог и вовсе не захотеть со мной разговаривать. Да и имя сейчас мне следовало назвать. И, конечно, Базил его вряд ли узнает. Оставалось две возможности… — Дело в том, что я ищу его по личному вопросу. И это очень срочно. Сторож нахмурился, но всё же отложил газету и поднялся. — Как о тебе доложить? — Меня зовут Тэгрил Харт, — надо же, как полезна оказалась выдумка господина. — Передайте, пожалуйста, что дело касается Гошера. Сторож окинул меня недовольным взглядом, но всё же отправился с поручением. Я продолжал смирно стоять у входа, раздумывая, что мне следует сказать самому Базилу. С домом, типографией и школой оказалось легче лёгкого. Для семьи я был другом, в типографии хотел работать, в школе учиться, а с театром меня сильно выручил господин Эйриг, но под каким предлогом я смогу расспросить этого Базила? Для работы в таком месте как банк я был слишком юн, да и не брали сюда просто так всех желающих, а друзей Гошера Базил должен был знать хорошо. Что же мне оставалось? Спустя долгих пять минут, в течение которых я судорожно искал удобный и подходящий предлог, вернулся сторож. За ним следовал молодой человек. Сутулый и бледный, с близко посаженными карими глазами, слишком большими ушами, некрасиво топорщившимися из-под отросших чёрных волос. Я поклонился, приветливо улыбнувшись. Базил дождался, когда сторож вернётся на занимаемый насест и кивнул мне в противоположный угол. Мы отошли. — Здравствуйте, господин. Базил кивнул, кажется, предоставляя мне право продолжить разговор. — Как вам, наверное, передали, я по поводу Гошера, — начал я, заметив, что при упоминании имени лучшего друга Базил сглотнул и крепче сжал челюсть — должно быть, ему, как и остальным, было сложно смириться с потерей друга. — Что тебе нужно? — не очень приветливо отозвался тот. — Дело в том, что я работаю в участке, подшиваю дела в архив, и дело Гошера следует списать следуя процедуре, вот только произошла некоторая сложность, — натянуто произнёс я, пытаясь выглядеть неловко. — Мой начальник, в чьём ведомстве находится упомянутое дело, никак не может отыскать всех нужных бумаг, и поэтому папка остается не подшитой. Мне поручили восстановить недостающие сведения, заполнить новые бланки, а затем, когда в руках будет всё необходимое, сдать в архив. Так что я уже третий день разыскиваю родственников и друзей убитого, чтобы собрать хоть что-то, — закончил я свою, как мне казалось, неплохо скроенную басню и выжидательно уставился на собеседника. Базил нахмурился, видимо, размышляя над услышанным, а понять ему надлежало следующее: я принадлежу к законникам, пусть и не являюсь стражем. Об этом говорил мой возраст — я был слишком юн, но область порученного мне занятия уже была посильна. Мой добротный костюм, скорее, был в пользу дела. Возможно, меня устроили туда на особых правах. Я мог оказаться сыном служащего. А грамотен я или нет, как это проверишь? Речь я придумал складную. Благо имел на то немного времени. — И какие же сведения вам нужны от меня? — кажется, Базил мне поверил. — Ничего особенного, господин. Мне уже известно, что вы являлись лучшим другом Гошера. Это так? Базил кивнул будто бы с неохотой. — Когда в последний раз вы видели жертву перед убийством? — Я плохо помню, — ответил он после долгой паузы. — Может быть, за день до того или два. Я благодарно кивнул и улыбнулся. — Скажите, было ли что-нибудь странное в поведении вашего друга. Может, он попал в неприятности? — Не припомню. — Он жаловался на кого-нибудь? Был должен денег? — Об этом я ничего не знаю. И он никогда не жаловался. Кивнув, я нахмурился. — Я также успел узнать, что вы с ним не только дружили, но и вместе работали в типографии. По ночам. Насколько я помню, — я делал вид, что старательно напрягаю память. — А в ту ночь, перед убийством, вы или он работали? Базил посмотрел на меня тяжёлым взглядом, должно быть, прикидывая, смогу ли я это проверить. И, возможно, я бы смог, ведь журналы о сменах часто хранятся довольно долго, уже не говоря о том, что у типографии мог иметься свой собственный небольшой архив. — Кажется. — Кажется, работали вы или Гошер? Рискну предположить, что Гошер должен был быть на рабочем месте. Мне сказали, что он никогда не пропускал работу и приходил вовремя. — Наверное, — подёрнул этот Базил плечами, всё больше разогревая во мне впечатление, что он что-то темнит. — Смена могла быть и не его. — То есть, я верно понял, вы с ним работали в разные смены? Кажется, я зацепил что-то важное? — Мы работали в паре. Каждую вторую ночь, — процедил он. — То есть смена в ночь перед убийством была не ваша с Гошером? — Как и сказал, я не припоминаю, — процедил Базил. — Спасибо большое. И… — парень явно желал со мной распрощаться, — последний вопрос, господин. Гошер смог устроиться в банк накануне. Значит, вы устроились вдвоём, — покивал я на очевидность своего предположения, раз уж мы разговаривали именно здесь. — Не могли бы вы рассказать, господин, как именно вам это удалось? — Какое отношение это имеет к делу? — Похоже, своими вопросами я успел достать этого Базила. — Это не слишком важно, но поскольку сие событие имело место быть, было бы лучше изложить его со всеми обстоятельствами, дабы было ясно, что никакого отношения к неприятности, приключившейся с Гошером, оно не имеет, — я старался говорить гладко, с лёгким безразличием на лице, пока моя голова кипела от непосильного напряжения, и когда закончил, сам удивился, как неплохо вышло. — Гошер нашёл работу, познакомившись с кем-то в театре. Он чистил там обувь. Ему удалось получить возможность. Я попал в банк также. Гошер уговорил того господина, попробовать на должность и меня, — скороговоркой выдал Базил. — Лихо же ему удалось, учитывая, что сам он так и не проработал ни дня, — удивился я. — Если у тебя всё, мне нужно вернуться к работе. — Да-да, конечно. А вы случайно не знаете, как звали господина, с которым договаривался Гошер. Держу пари, вам должно быть известно имя своего благодетеля. — Имени я не знаю. — Но ведь в свой первый день, вы к кому-то должны были обратиться? Наверняка это несложно узнать… — Всего хорошего! — резко оборвал меня Базил, развернулся на каблуках и удалился. Однако перед этим он успел подойти к сторожу и отдать распоряжение, что больше его не следует отвлекать от дел ни при каких обстоятельствах. Сторож понял всё верно. Кивнул, подождал пока Базил скроется за поворотом, и хмуро уставился на меня. Оказавшись за дверью банка, я посетовал на то, что не удалось выудить больше. Базил явно не жаждал обсуждать со мной этот вопрос. Причины могли быть разные, но меня всё же преследовало стойкое ощущение, что тот что-то не договаривает. В лицо он меня теперь знает, и вряд ли захочет снова общаться. Что же делать дальше? Единственный вопрос, который, возможно, мог пролить свет на те давние события — как Гошеру, парню из самых низов, удалось получить место в банке? Не важно, каким умным ты был, это должна была быть настоящая удача или мошенничество. Но ведь Гошер был честным… И как же ему удалось пристроить туда же друга? Это уж было поистине невероятным…