Демон

Спустя неделю я совсем привык к пребыванию Эссиенте и Аржена в стенах дома. Они были совсем не похожими на тихого, почти незаметного Гошера, который время от времени спускался к обеду или ужину, отвечая на приглашения хозяина дома. Нет, они были живыми. Пару дней спустя я, выпрашивавший у Содара работу по дому, раз уж в голову не шло ничего толкового, что смогло бы помочь против оборотней, поливал цветы. Тяжёлые обожжённые, с росписью, горшки и мелкие вазончики тянулись вдоль подоконников на всех этажах. Я начал обходить комнаты с первого — там растений было больше всего, и совсем не заметил, когда в пустовавшей в этот час приёмной у меня появилась компания. Просто в какой-то миг ярко-жёлтые крендели тяжёлых бутонов вдруг встрепенулись и раскрыли свои лепестки прямо перед моим носом, словно проснувшийся поутру младенец, выбрасывающий в разные стороны кулачки. — Прости, если напугала, — произнесла Эссиенте за моей спиной, увидев, как я отпрыгнул в сторону с прыткостью уличного кота. — Да ничего. Не ожидал просто, — как можно безразличней бросил я, смущаясь, что испугался какого-то цветка. — Здорово у тебя получается. — На то я и фея, — улыбнулась она и подмигнула, своими бездонными, как озера, глазами; красивая была — ни дать ни взять. — Могу заставить цветы расти и цвести, могу и попросить подождать. — И чтоб завяли можешь? — Могу, но не буду. — Нахмурилась белокурая красавица и приблизилась к цветам. — Смотри, как они прекрасны. Тянут свои доверчивые листочки солнышку навстречу, — тонкая рука коснулась стройного стебля, украшенного мелкими оранжевыми звёздочками. В этот момент Эссиенте показалась мне неотразимой. Не удивительно, что оборотень позарился. Я сглотнул с тенью зависти. Не то чтобы я там что-то представлял с этой феечкой, но всё же спокойно смотреть на прекрасное не удавалось. Аржену можно было смело позавидовать. — Можно спросить? — спросил вдруг я, не удержав язык за зубами. — Если не захочешь, не отвечай. — Спрашивай, — спокойно отозвалась Эссиенте, не отводя от цветов взгляд. Она медленно плыла вдоль нестройного ряда зелени, вытягивающейся вверх, как по команде, стоило фее оказаться рядом. — Я просто хотел спросить, что ты нашла в Аржене? Мой вопрос прозвучал несколько грубо и довольно невежливо, тут же заставляя меня продолжить: — Ты только пойми меня правильно. Он отличный малый и всё такое, но ведь вы сильно отличаетесь друг от друга. Ты — фея, Аржен — оборотень. Уже не говоря о противном запахе и взрывном характере. Таких я знал. Стоит слово мимо сказать — и проблем не обобраться. Как с таким жить? — Ты прав, мы отличаемся, — губ девушки коснулась тёплая улыбка. — Ну и что? Посмотри, какие они все неповторимые, — кивнула Эссиенте в сторону цветов. — И всё же прекрасно растут рядом друг с другом. Солнца хватает на всех. Как и любви, — она посмотрела на меня. — Аржен храбрый и верный, бесстрашный и заботливый, честный. Он прекрасен, — голосом полным тихо тлеющего восхищения произнесла фея и глаза её заблестели. — Неважно, что он оборотень. Я не могу его не любить. Я раскрыл было рот, собираясь возмутиться. Любовь любовью, но из-за этого у них столько неприятностей! И не просто неприятностей, но по вине чувств оба оказались в смертельной опасности. Подумал о том, что собираюсь сказать — и закрыл рот, вместо этого спросив: — Оно того стоит? — Стоит, — серьёзно, как если бы мать давала мне последние наставления, произнесла Эссиенте. — Ради чего только не существуем мы на этом свете. За свой недолгий век я видела, как мои соплеменники живут ради удобного дерева или возможности поплескаться весной в озёрах. Ради сладкого нектара просыпаются они каждый день, или обновки, сотканной ткачихами-паучихами. Невероятно красивой, но всё же просто вещи. И у других народов так же. Золото, власть, безделье, нега, тщеславие, жестокость, традиции предков, духи — я могла бы называть причины, заставляющие народы дышать, до позднего вечера. Каждый живёт и упивается тем, чем пожелает, так чем хуже любовь? Я растерялся на миг, решив что Эссиенте ждёт ответа. Мысли рассыпались, я заволновался, но фея продолжила: — Моё сердце подсказывает, что она одна и стоит жизни. Не было бы любви, не зажигались бы искры в наших сердцах — и все бы мы исчезли. Разве не так? Я кивнул. Даже моя мать когда-то давным-давно любила отца, и потому на свет появились все мы. Жизнь продолжалась, Эссиенте была права. Она тоже кивнула, и мы замолчали. Больше мы не проронили ни слова, обойдя все растения в доме вместе. Каждый думал о своём, и потому тишина не тяготила ожидаемой неловкостью. Эссиенте была феей, я — человеком, не так давно узнавшим о существовании другого мира. Мешало ли это кому-то из нас жить? Мешало ли Эссиенте то, что её возлюбленный оказался оборотнем? Нет. Кажется я понял, о чём говорила фея.

***

Глухой стук сотрясал стены дома. За завтраком мы с господином были одни. — Ещё масла? — спросил я по обыкновению, успев выучить некоторые предпочтения господина, но не в силах поднять взгляд. — Масла, думаю, предостаточно, — хмуро отозвался Эйриг, и от скрытого намёка мои щёки заалели ещё пуще. Столовые приборы с нестройным скрипом терзали гладкую поверхность моей тарелки, уничтожая остатки чинности трапезы, которую старательно поддерживал господин. Впрочем, все его попытки были обречены на провал, пока наши гости пылали к друг другу всепоглощающей страстью в комнате прямо над нашими головами. — Ты сегодня, кажется, собирался навестить семью? — натянуто спросил господин Эйриг. — Да, я ненадолго. — Не торопись. И прихвати с собой господина Аржена. Пусть проветрится и остынет. Я тут же понял расчёт. Похоже, господина Эйрига смущали бессонные ночи наших гостей. Стоило мне однажды не сдержаться и проворчать в присутствие Содара, что выспаться стало почти невозможно, как труп, с необычайной проницательностью, пояснил, что оборотню в доме, который он к тому же не может покинуть, тесно. Похоже, у Аржена был непочатый край сил и слишком мало возможности потратить их на благое дело. Вот господин Эйриг и попросил выгулять нашего гостя, на что я с готовностью согласился — меня избыток любвеобилия оборотня смущал не меньше. — А мне не стоит опасаться, что он сбежит? — шёпотом спросил я господина, подливая в хозяйскую чашку чай ровно на палец от края. — Пока Эссиенте здесь, беспокоиться не о чем. Их нельзя отпускать в Подлунный мир вдвоём. Поодиночке они могут выходить, если пожелают. Правда, я бы всё-таки предпочёл, чтобы делали они это в твоём присутствии, раз уж теперь они твои подопечные. Я поджал губы, ничего не ответив на досадное напоминание, что судьба двух существ оказалась в моих неумелых руках. Господин отправился в Тартару по делам, а я решил дождаться гостей. Те соблаговолили спуститься часом позже. Эссиенте выглядела уставшей, отважившись на пару фруктов и листик салата, пока Аржен, пыша силой и здоровьем, принялся уничтожать всё, что попадалось под руку, стоило ему усесться за обеденный стол. Он перестал жевать только когда я озвучил распоряжение господина. Оборотень явно был удивлён, а затем едва смог подавить довольное выражение, так и проступавшее в суровых чертах. Эссиенте помахала нам рукой и наказала отдохнуть и не торопиться обратно, когда мы шли к калитке. Конечно, о том, что в такой лютый мороз даже мои тёплые с опушкой сапоги и меховой плащ не спасут от холода надолго она не думала, радуясь за своего оборотня, у которого впервые за пару недель появилась возможность размять лапы. И использовать её он, кажется, собирался сполна, заявив, что гулять отправится в четвероногой ипостаси. Стоило ему обернуться на пороге, как он едва мог усидеть на месте, чуть не сбив меня с ног и успев смахнуть вазу хвостом с небольшого столика. Появившийся на шум Содар сказал, что народ кинется врассыпную и будет не удивительно, если собаку размером с маленькую цирковую лошадь кто-нибудь пристрелит. Поняв, что управляющий прав, я раздобыл шнурок. Хлипкий на вид — принимая во внимание то, на какую толстую шею он предназначался, но хотя бы достаточно тонкий, чтобы наблюдательная Эссиенте, заметившая, как напрягся возлюбленный при виде поводка, подтвердила, насколько смехотворно буду выглядеть я, если действительно полагаю, что это удержит Аржена. Оборотень всё же позволил набросить на свою шею петлю, я едва успел схватиться за другой конец, и вот уже какое-то время позволял себя волочить вдоль заснеженных улиц. Аржен метался повсюду, принюхиваясь и без стеснения метя углы незнакомых зданий. Как и предсказывал Содар, люди, увидев монстра на поводке, переходили улицу, тыкали пальцем и качали головой. Мне только оставалось кричать вслед, что пёс ласковый и ручной, на что Аржен незамедлительно скалился и рычал. С горем пополам и одной вставшей на дыбы лошадью мы добрались до моего дома. Аржен не хотел заходить, но оставлять оборотня одного я боялся. Увидит ещё кто без присмотра, и точно постелют шкуру на студёный пол. Но когда я переступил порог, то и подумать не мог, что начнётся дальше. Сначала детвора заголосила так, что я думал, все соседи сбегутся. Аржен, не ожидавший такой своры маленьких человечков и такого оглушительного крика, который они могли издавать разом, кинулся обратно, хорошо приложившись о закрытую мной дверь. Худо-бедно мне удалось всех успокоить. Дети, видя, что я чешу чудовище за ухом, чуть затихли, прислушиваясь к болтовне, что без запинки слетала с моих губ. — …ручной, говорю, совсем. Страшный, конечно, потому что харчей хозяина много ел, но послушный, и даже команды знает. Вот, смотрите. Аржен, сидеть. Пёс, застывший на четырёх лапах, посмотрел на меня с диким возмущением. — Аржен, ну пожалуйста, порадуй детишек. Они таких умных, как ты, в жизни никогда не видели, — я бросил вдогонку умоляющий взгляд. Аржен рассерженно фыркнул и резко сел на задние лапы, отведя морду в сторону. — Соба-ака! — тут же пропищал довольный Джерт, оставив подросшего котёнка, вцепившегося в кудло тряпья при виде мохнатого чудища, и полез с печи. Прытко оказавшись на полу, Джерт кубарем подкатился к оборотню и бросился тому на шею. Аржен застыл. Я тоже. Не то чтобы я боялся, что оборотень может причинить вред малышу, нет, конечно, но напугать, наверное, мог. Вряд ли ему понравится стать игрушкой на потеху детворе. Как глубоко я заблуждался, я понял часом спустя. Когда все наелись, Маги предложила поиграть во дворе «в саночки». Не то чтобы не любил играть, но таскать всех по очереди или по парам приходилось мне. Я тяжело вздохнул и поднялся, понимая, что сейчас придётся попотеть… но сидя на пороге и натягивая обувку, быстро сообразил, что в этот раз все обойдутся без моего участия. Аржен, будто одуревший лось, носился по небольшому, заметённому снегом дворику с «упряжью» из старого шарфа в зубах. С другой стороны тряпку держал Кирт, пока остальные, ухватившись за него покрепче одной рукой, держались за плоскую доску другой. Оборотень, казалось бы, и не заметил налипшую позади пятёрку, носясь по кругу, если бы иногда саночки не переворачивались, и дети не летели в пушистые сугробы. Весело задыхаясь и вопя, они барахтались в снегу, заливались смехом, снова собирались в кучу и начинали заезд сызнова. Вернувшаяся мама пробиралась к дверям вдоль соседских порогов, с волнением глядя на мохнатого зверя, раскидывавшего её детей раз за разом. Она бы вмешалась, но заметила, как я машу ей с порога, и поскорее подошла ближе. — Привет, мам, — обнял я родительницу за ноги, довольный, что теперь вместо потрёпанной юбки на ней шерстяной костюм, тёплая накидка и добротные сапожки. Эти вещи и все остальные детские я купил на деньги, что получил в награду за первое задание. — Здравствуй, сына, — она потрепала меня по голове. — Что это у нас тут за светопреставление? — Пёс господина. Выгуливаю, а заодно и к вам заглянул. Еда на шкафу. — Туда же я припрятал заначку для мамы — единственное место, куда не так-то легко взобраться даже стоя на стуле. — Не укусит? — Что ты, мам, он шёлковый, — сложно поверить, конечно, но ясно же было, что дети Аржену нравились не меньше, чем их незамысловатое развлечение. Может, и я бы так радовался, если бы меня держали в стенах не одну неделю подряд. — Как дела-то у тебя, сынок? Хозяин новый не обижает? Я задрал подбородок наверх, чтобы взглянуть на мать. Ещё молодая, но уже с первыми морщинками, она обеспокоенно заглядывала в мои глаза. Оборванные паутинки волос выбились из-под платка. — Не, ма. Он хороший. — Вижу, что хороший, да только уж слишком, — вздохнула мать, снова потрепав меня по макушке. — И еда, и одежда, и, говоришь, работой с утра до вечЁру не донимает. Ты от меня ничего не таишь? — Ой, ма, ну хватит придумывать. Повезло мне. Хороший он человек. Спину ломить не заставляет, но мозгами пораскинуть приходится. — Молюсь на него каждый день, — цокнула мать. — Хоть раз в жизни повезло. Смотри не гневай его почём зря. — Да чего бы это я стал? Лёгкий поучительный подзатыльник тут же напомнил, что не всегда я вёл себя разумно. По крайней мере, так считала мама. Больно не было. Наоборот, так она обо мне заботилась. Я только крепче обхватил её за ноги и уткнулся лбом в подол. Мама была не права, когда говорила, что повезло только раз. С ней нам всем тоже повезло. Маму мы очень любили. Обратно пришлось идти дальней дорогой. Я уже слегка подмёрз, но видя, как счастлив Аржен, уступил этой простой радости и повёл его на прогулку. Оборотень, конечно, ни о чём не догадывался, крутясь юлою и пугая прохожих, рискнувших пройтись той же дорогой. Правда и мне приходилось не зевать, шустрее переставляя ноги, чтобы самому не угодить носом в сугроб. Так мы оказались на знакомой улице. Ещё немного и показалась калитка. Оборотень неожиданно затих и замедлился — кажется, он не горел желанием возвращаться обратно. — Аржен, я замерз. Оборотень и носом не повёл, разворачиваясь обратно. — Ну правда, разве ты не набегался? — верёвку в моих руках упорно тянули подальше от дома. — Давай так. Ещё полчаса побродим, я покажу реку, а после домой. Эссиенте наверняка заждалась. Оборотень замер, подёрнул ушами при звуке дорогого имени и кивнул. Мы прошли вдоль, свернули в один из проулков и оказались на берегу реки. Небольшая полоска суши, сейчас полностью укрытая снегом, тянулась между стройной линией домов и толстой коркой льда, успевшего закрыть воду ещё в начале месяца. Здесь было оживлённо. На льду играли дети. Они скользили и падали, играя в снежки и просто дурачась. Рыбаки сидели поодаль у лунок. А на том берегу остановилась пара саней. Парни и девушки — всего их было семеро — гуляли промеж оголившихся стволов на некотором расстоянии. — Я здесь останусь, — кивнул я на присмотренный мною пень, на котором я изредка выходил посидеть, подышать воздухом. Аржен вильнул хвостом и понёсся вперёд. Сначала люди с подозрением озирались на пса, и мне пришлось крикнуть, что это мой и он совершенно не кусается. Это всех немного успокоило, а минут через пятнадцать ребята о нём и вовсе позабыли, позволяя носиться в стороне и старательно вынюхивать. Замёрз я почти сразу, и решил побродить туда-сюда вдоль берега, чтобы немного согреться. Ещё немного и позову Аржена обратно. Пара рыбаков, примостили толстые ветки неподалёку. Я даже мог рассмотреть слабое копошение в мешке — там уже, должно быть, лежала рыба. Неплохой улов к середине дня, отметил я, когда рыбаки вдруг оживились, вглядываясь куда-то вдаль. Я тоже присмотрелся, но ничего не увидел. Один из мужиков, худой, в фуфайке, подскочил, быстро смотал удочку, подхватил свой мешок и вприпрыжку заковылял в мою сторону. Я растерялся, глядя, как он прячется за укрытыми снегом кустами, а уже парой минут спустя, завидел, как к его другу, неспешно переваливаясь, идет баба. Такая, что и коня на скаку остановит, а то и прибьёт. Грузная, с круглыми раскрасневшимися щеками и узкими поросячьими глазками, она наступала всё ближе. — Где он, Исмло? — потребовала она, выпятив подбородок вперёд и уперев руки в бока, как только встала напротив рыбака. — Почём мне знать, Гранда. Я мужа твоего со вечёру не видел, — пожал тот плечами. — Бреши больше. То-то вы шли спозаранку с пустыми мешками за плечьми*. — Так то не мы были. — А хто*? — требовала она. — Говорю же, не мы. Почём мне знать? Я один сегодня рыбачу. — Исмло, не дури, а то скажу Дугле, как ты шестого дню* назад, вдове пекаря свой улов стнёс*, а домой пришёл с пустыми руками. Мужик не ответил, только прокряхтел что-то неразборчивое, нахмурил морщинистую морду и сплюнул. — Ушёл он. — Куды? — Да шо ж ты за баба такая! Я Грульке твоему не нянька? Сказал, что не клюёт у него. Вона лунка пустая, — махнул он рукой. — Собрался и ушёл. Куда его понесло, знать не знаю. — А не врёшь? — с подозрением спросила баба, сощурив и без того узкие щелки глаз сильнее и чуть склонившись. — Ты, кажись, не один был. — Да парень, вон, подошёл спросить, кого ловлю, — кивнул мужик в мою сторону. — Как на духу говорю тебе, Гранда. Ушёл. Поди, к Петруну потащился. Тот нас, значит, звал давеча, говорил самогону раздобыл гдесь*. — Ладно, — бросила баба после того, как ещё раз внимательно прошлась по мне взглядом, а затем зорко, словно сокол оглядела окрестности. — Пошла я, — объявила она, и заковыляла обратно, той же дорогой, что и пришла. Погодя, когда бабы уж и след простыл, мужик вылез из-за кустов и, внимательно всматриваясь вдаль, заковылял к товарищу. — Эх, нелёгкая принесла. — И не говори, — подсаживался беглец, бросая мешок на прежнее место. — Житья не даёт. — Как тебя жениться-то на ней угораздило? — Сам не разумию*, — развернул он верёвочку и опустил в свою прорубь. — Думаешь, правда поверила? — Наверняка. Теперь, если и пойдёт к Петруну, только к вечёру домой вернётся. — Это ж ты её на другой конец города услал — покачал бедолага головой. — Она тебе ещё припомнит. — Та, — смело отмахнулся мужик. — Не пропадём, пока бабы басням верят… Дальше я слушать не стал, развернувшись в поисках Аржена — нам срочно нужно было домой. Оборотня было не видать. Я бросился по льду через реку, рассчитывая найти его на том берегу. — Аржен! Аржен! Как же это я раньше не догадался. Ответ же был очевиден, перед самым носом. Всего только и стоило… Под ногой вдруг раздался оглушительный хруст, и я не понял, как мигом провалился под лёд. Мерзлые иглы сразу же ударили тело, я перестал дышать, уйдя вниз с головой. Разом отяжелевшее, оно не давало пошевелиться. Я был сбит с толку. Ошарашен. Холодно стало смертельно…