Демон

— …Тэг? — Эссиенте вот уже некоторое время пыталась привлечь моё внимание. — Тэг, ты меня слышишь? Я с трудом оторвал взгляд от изумруда, переведя его на фею. — Ты что, не знал, что носишь на шее? — осторожно спросила она. Мне только оставалось растерянно покачать головой. — Он убьёт меня, — фея закрыла руками рот, вытаращив глаза, полные ужаса. — Кто? — Господин Эйриг. Мало того, что с тобой случилось, так я ещё и разболтала чего не следовало. Откуда же мне было знать, что ты ни сном ни духом? — оправдывалась девушка, пока руки её соскользнули вниз по шее, словно она решила себя задушить. Она перевела затравленный взгляд на дверь, её грудь часто вздымалась, на коже выступили мурашки. — Тэг, — Эссиенте резко наклонилась, схватив меня за плечи. — Пожалуйста, умоляю, не говори ему, что я проболталась! Он убьёт меня. Или выбросит нас за дверь в тот же миг! Эссиенте продолжала молить, чтобы я оставил всё в тайне. Мой взгляд невольно вернулся к камню. Я видел его сотни раз, но теперь смотрел по-другому. Каждая мелкая грань, каждый угол придавали камню неповторимый вид завершённости. Слегка вытянутый вверх и вниз, он покоился в золотой оправе. Кружево металла переплеталось замысловатыми узлами, крепко держа в сердцевине сокровище. Само совершенство. Прекрасный без изъяна изумруд всегда вызывал у меня восхищение, распуская множество огней, когда бы не был явлен свету дня. Но до этого мгновения я и понятия не имел, в чём заключается его истинная ценность. «Сердце Демона», — так сказала Эссиенте. Сердце Эйрига хранилось на моей груди. — Тэг, ты не выдашь меня? Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь? Мне нужно было спросить у Эйрига, что всё это означает, но Эссиенте казалась не на шутку перепуганной. Её возлюбленный не бросил меня на дне реки и теперь не мог подняться с кровати… — Я ничего не скажу. Как только Эссиенте получила ответ, она выдохнула и откинулась на спинку стула, плечи её опустились с облегчением — а ведь она боялась господина до смерти. — Но взамен ты расскажешь мне всё, что знаешь об этом камне. Фея выглядела рыбой, выброшенной на берег. Говорить она не хотела, но я не оставил ей выбора. Она затравленно огляделась по сторонам, словно всерьёз ожидала увидеть притаившихся в тенях доносчиков или, может быть, самого господина. — Я расскажу. Правда не так уж много и знаю. Демоны для фей загадка. — Тогда откуда тебе известно об амулете? — У меня был дедушка. Он часто баловал меня и моих сестёр историями. В детстве я думала, что дед отличный сказитель, такими яркими и интересными были его слова, но узнав от мамы, что в молодости он долго путешествовал, желая посмотреть мир, я поняла, что заблуждалась. Однажды он и сам признался, что придумывать умел неважно, а вот помнил многое. Я так часто слышала его сказки, что до сих пор помню всё наизусть. В одной рассказывалось о незадачливом демоне, который потерял собственное сердце. Помню, как мы все возмутились, услышав эту сказку впервые, как же можно было потерять собственное сердце? Где это видано? Но дед объяснил, что сердце демона — камень. Демоны хранят его в укромном месте, подальше от любопытных глаз. И вот один рогатый умудрился забыть, где припрятал сокровище. Искали его не один год, и демон уже было отчаялся обрести собственное сердце. Решив залить собственное горе вином, он принялся опустошать собственные погреба, бутылка за бутылкой, и так тянулись долгие десять лет, пока не осталась одна-единственная стекляшка. Та самая, первая, с которой начал собирать вино ещё его прадед. Думаю, ты уже догадался, где прятался злосчастный рубин. Мы, дети, были в восторге и, конечно, задавали множество вопросов: как, да почему, да зачем? Насколько я помню из дедушкиных рассказов, потерять сердце считалось огромным позором. Я спросила ещё тогда, почему бы демонам не хранить его в груди. Дед не знал ответа, но был уверен, что так не принято. Сердце полагалось прятать или подыскать подходящего Хранителя. Такого, которому можешь доверить собственную жизнь. Это всё, что он рассказал, — развела руками Эссиенте. — Я понятия не имела, что ты Хранитель, Тэг, пока не увидела камень на твоей шее в тот день, когда ты провалился под лёд. Я помогла освободить тебя от одежды и натереть настойками, — сбивчиво продолжала рассказывать фея. — Поверь, Тэг, если бы мы только знали, насколько ты важен для господина, Аржен бы ни на шаг от тебя не отошёл. Я бы ему всё объяснила. — Я не виню ни тебя, ни Аржена, и давай больше не будем об этом. Ты действительно больше ничего не помнишь? Эссиенте покачала головой; причин не верить фее у меня не было. — Я бы хотел побыть один. Девушка всё поняла. Поднялась и, не проронив ни слова, направилась к двери. Только перед тем, как оставить меня в одиночестве, она обернулась и ещё раз бросила полный мольбы взгляд. Я уже пообещал, и не собирался нарушать слово. Но это также означало, что я не мог ни о чём спросить Эйрига напрямую. По крайней мере сейчас. Вернувшись в кровать, натянул одеяло до самого подбородка и задумался. События давно минувших дней понеслись перед моими глазами, складывая стекляшки калейдоскопа памяти в новые узоры. Амулет действительно оказался не простым, и то, что демон не мог «хранить его в груди» было понятным. Эйриг не мог справиться с цепями, пока на нём камень был. И те наёмники говорили о том, каких трудов им стоило повесить украшение на шею пленника. Должно быть, люди… тот алхимик узнал секрет демонов и решился на кражу, имея умысел. Возможно, господин Эйриг прятал камень, а алхимику удалось его отыскать. По какой-то неизвестной причине, стоило сердцу занять должное место, как его хозяин слабел — сердце лишало демона сил. Я не мог удержаться и снова достал изумруд. Конечно же, я не был Хранителем. Или не совсем. Господин не отдавал мне Сердце. Я его попросту украл. Вот только почему же цепочка больше не расстёгивалась? Я был уверен, что Эйриг смог бы ответить на мой вопрос. Он никогда не рассказывал мне о том, что действительно означал амулет, и наверняка хранил ещё множество секретов. Может, он нарочно не стал снимать его с меня? Я нахмурился, посчитав мысль глупой. Господин меня не знал, и речи быть не могло чтобы доверить незнакомцу такую ценность. А вот причина, по которой он появился в лавке, а затем спас от Нерме наконец стала ясной как день. Я и раньше подозревал, что господин беспокоится о амулете, но и наполовину не догадывался о его значимости. Я вдруг вспомнил о том ужине, когда к нам пожаловали те чертовки. Эйриг называл меня всякими словечками, вроде «драгоценный» и «сокровище». А после, когда поцеловал, ещё и амулет показал. Должно быть, он сделал это, желая убедить пигалицу в серьёзности своих намерений. И она, эта Изольда, всё поняла. В отличие от такого дурака как я. Сам же господин не потрудился всё как следует объяснить. Сейчас я припоминал, что изредка Эйриг спрашивал об амулете, должно быть, волнуясь о его сохранности. Но ни разу он не сделал попытки растолковать что к чему. Всё потому, что он… мне нисколечко не доверял. Приходилось принять такую правду, какой бы обидной она не была. Даже зная собственное место, и то, что господин не обязан мне ничем, и уж тем более не должен держать отчёт перед такой букашкой, как я, я расстроился. Сильно. Впрочем, это так же означало, что господин мог действительно не знать, как снять амулет, раз уж тот всё ещё был при мне. И что думать о тех поцелуях? Я подтянул одеяло ещё выше, до самого носа. Демон ногу сломит в происходящем. Хотелось просто узнать правду. Обо всём. Сразу… Но захотел бы Эйриг поделиться хотя бы толикой истины, если бы я отважился спросить? Если бы не дал Эссиенте обещание молчать? Словно в насмешку над моими тревогами в дверь постучали. Ещё час назад я был бы счастлив увидеть господина. Теперь же меня терзали глубокие сомнения. Господин медленно сократил расстояние, приблизившись ко мне вплотную. — Рад, что тебе уже лучше. Он опустился на край кровати, накрыв ладонью мою руку. Я не смог справиться с собой и тут же высвободился. Стоило мне это сделать, как я устыдился собственного поступка. Эйриг спас мне жизнь. Вернул с того света. Я должен был быть ему благодарен, но… Но я не мог забыть о том, что он утаивает правду. Пусть у меня и не было гордости или, может быть, права знать о демонах больше, чем я уже знал, но всё же червь обиды едва позволял оставаться на месте. — Что-нибудь не так? — Эйриг внимательно поглядел на меня. — Все хорошо, господин, — я бросил короткий взгляд в ответ и снова отвёл глаза. — Спасибо, что вернули с того света. Он промолчал. Я старательно изучал покрывало, скомканное в руках, будто не было ничего важнее в эту минуту. Тишина продолжала висеть над нашими головами, давя всё сильнее. Господин перехватил обе мои ладони и подтянул ближе к себе, заставляя посмотреть на себя. — Что не так, Тэг? Я вдруг почувствовал, что загнан в угол. Деться я никуда не мог. Не мог ускользнуть от этого проницательного взгляда. Не мог испариться из комнаты. Не мог уйти из дома прямо сейчас. Внутри всё закрутилось в напряжении, закипело. Лежать стало невозможным. Дыхание сбилось. Голова была готова разлететься на части от желания вывернуть всё прямо на Эйрига и необходимости держать язык за зубами. — Я хочу знать, почему вы меня спасли. — Я должен был позволить тебе умереть? — вопросом на вопрос отозвался Эйриг. — Почему бы и нет? Я просто помощник, и совсем недолго служу у вас. Пользы от меня никакой. А если бы я умер… вернее, если бы не ожил, вы бы спокойно забрали амулет себе, и дело с концом. Эйриг помедлил с ответом, а я испугался, что сказал лишнее и, может быть, невольно выдал Эссиенте. — Ты спрашиваешь, почему я тобой дорожу? Я замер, не ожидая такого вопроса. Кровь всё быстрее неслась по жилам от того, что мы оказались так близко. Мне хотелось кивнуть, но было стыдно и волнительно. Я так и не смог пошевелиться. — Какой ответ ты хочешь услышать? — Я хочу знать правду. — Она тебе может не понравиться. — Всё равно. Эйриг чуть заметно сощурился, его челюсти едва заметно сжались. — Ты же понимаешь, что я целовал тебя не просто так? «Постыдные оплошности» понеслись перед глазами одна за другой. Щёки предательски вспыхнули. Вместо ответа я уронил взгляд и подёрнул плечами. — Конечно, понимаешь, но упорно продолжаешь делать вид, что это не важно. — О чём это вы? — О том, что я тебе нравлюсь, — прошептал Эйриг в тишине комнаты, заставив меня вздрогнуть от волнения. — Как и ты мне. И всё же не позволяешь мне приблизиться. Что бы я ни делал. — Не понимаю… — Ты всё прекрасно понимаешь, Тэг, — не стал слушать Эйриг. — Уже давно. Хотел сбежать. Думаешь, я тогда не понял? Я чувствовал, как краснеют уши. Именно так я и собирался поступить, когда нагрянули Аржен и Эссиенте. — Может, хватит прятаться от меня и себя самого… Такое объяснение тебя устроит? — Нет, — поднял я наконец глаза, желая показать, что обвести меня вокруг пальца не получится. — Вы пудрите мне мозги. Ничего такого и в помине нет. Глаза Эйрига потемнели. Мои ладони сдавило сильнее. Я хотел высвободиться, но мне не позволили — Эйриг держал крепко. — И зачем мне это, позволь спросить? — Я бы и сам хотел знать. Мы столкнулись взглядами — Эйриг не собирался уступать. И, в кои-то веки, я тоже. — Ты просто невыносимый мальчишка. — Вот-вот. Это уже ближе к истине. Так что не нужно со мной играть в кошки-мышки, — в голосе зазвенела обида. — Играть? Да я образец выдержки и терпения. Жду, когда ты наконец уступишь, — скрипнул зубами Эйриг. — Именно! Зачем ждёте-то? Внутри вдруг отыскалось столько обиды, и надежды, которая с самого начала была неоправданной, и потому я предпочитал попросту её не замечать. — Пусть я и правда вас… Ну целовал! — голос сорвался на сдавленный крик. — И мне понравилось! Вы же господин! Красивый и образованный. Манеры, вон, точно монетка начищенная. Кому вы вообще не нравитесь? Бабы на вас горстьми сыплются, хоть веником разметай. Да ещё какие. Но я? Без роду, без племени. У меня и мнения-то своего нет. Только господское. Таких, как я, не спрашивают. Берут если надо, а затем за дверь вышвыривают, — голос оборвался, я старался отдышаться, чувствуя, что не остановлюсь пока не закончу. Умру, но закончу. — И я понимаю. Правда же, господин, понимаю. Такие порядки. Так жизнь устроена. Так зачем вы со мной играете? Ходите по пятам, домой привели, работу дали, даже ни одного подзатыльника не отвесили, и семью мою кормите. Словно я важный. К чему? К чему всё это?! — не просил, но требовал я ответа. — Что я должен думать? Что я, дырка от бублика, — вам вдруг важен? С чего бы? — горло сдавило. — Конечно, вы себе на уме. Я — балбес, понятно, но не последний же идиот. Не блаженный. Не нужно говорить, что вам от меня потребно, но и смотреть на меня так, будто… будто… — я так и не смог подобрать слово. — Не надо! Жестоко это. Я же не сделал вам ничего плохого! — ничем хорошим кроме соплей моя тирада не кончилась. Но я, как бы сильно не презирал себя за никому не нужную истерику, не мог с собою ничего поделать. Не справился. Болело. Болело у меня в груди. Я не знаю, что понял из моих слов господин — слишком много я тут наплёл, но мне просто-напросто было мучительно больно от того, что он хочет не просто мною воспользоваться, но заставить поверить (!), что всё это — вся эта забота и внимание — по-настоящему! Кем стал для меня господин, когда не побоялся отправиться на тот свет, чтобы вернуть мою жизнь? И я теперь чувствовал Это. И у этого нового чувства не было предела и не было конца. Это навсегда. Пути отрезаны и мосты сожжены. Для меня всё по-настоящему. Но не для него. Я понимал это. Не могло быть по-другому. Я — слуга, он — господин. И я смогу с этим жить. С правдой, какой бы горькой она ни была. Смогу быть верным псом. Таким же, как Содар. Вечность. И после неё. — Не нужно, господин, — тихонечко прохрипел я, глядя на свои руки в чужих ладонях. — Я и так сделаю всё, что пожелаете. Только не нужно этого, — я отстранился, больше меня не удерживали.