***
— Я жду. — Нужен огонь. Она не стала скрывать того, что обнаружила вчера. Не увидела в этом смысла. — Зачем? — На одну из граней нанесен переменчивый рисунок. Рассмотреть его можно только при свете огня — живого. Лампы такого эффекта не дадут. — Зачем он нужен? Тогрута опустила голову, не в силах смотреть в лицо (маску — поправила она себя) этого монстра. — Он служит для распознавания ключа. Это что-то вроде анимации,— попыталась объяснить она. — Это все? —Да. — Асока обессилено вздохнула. Он ей не верит, это вполне предсказуемо. Но она действительно ничего не скрывает. Ей самой нужно знать, что таит в себе граненный камушек-камера. Она так решила. Иначе все, что происходит сейчас, и все, что происходило раньше — не имеет смысла. Все было зря. Поэтому, именно поэтому ей нужен огонь. — Зачем тебе это? Вейдер молчал. Долго. Ну еще бы, какая-то тогрута, бывший джедай, ныне — пленница без меча и имени, дерзнула устроить допрос Императору Галактики. — Что ты собираешься делать? — повторила она. Если бы мог, он бы криво усмехнулся. Но Вейдеру отчаянно не шла улыбка. Не шла даже полуухмылка, увидев которую, эта глупая тогрута, несмышленый падаван, не завершивший обучения, сразу бы все поняла. Поняла кто она, и перед кем стоит. А этого Великий и Ужасный хотел в последнюю очередь. — Ты скоро все узнаешь сама. — И вся галактика — тоже? —Не сомневайся. Каждое слово вселяло в её сердце ужас. Не смыслом — интонацией. Металл, просеянный сквозь сито. Злосчастный орган в груди как мог, боролся против оледенения. Она пыталась справиться с оцепенением, с паникой, со страхом — такой в пору испытать проснувшись от очередного кошмара, зная, что все, привидевшееся секунду назад, сбудется в точности до вздоха с ужасающей скоростью, поработив тебя без остатка, подчинив себе, обстоятельствам… какое удобное оправдание — обстоятельства. И какое удобное средство. Её тело, её душа сейчас вырабатывали иммунитет против осколков стали, вылетающих из гортани этого странного существа, закованного в латы. …..она пыталась справиться с оцепенением, с паникой, со страхом… и с каждым новым вздохом это давалось все проще. Странно: во время боя Асока никогда не чувствовала ничего подобного, даже зная, какой умелый, безжалостный, сильный… какой идеальный противник сейчас находился по ту сторону острия клинка. И все, на что способен был ее изможденный организм, закаленный Войнами, — это злость. Не ярость, но злость. Сейчас один только голос Вейдера нагонял страх. Из транса Асоку вывел едва уловимый звук открывающихся дверей; в комнату один из дроидов вкатил столик на колесиках, прикрытый белой материей. По воздуху к Вейдеру подплыла злосчастная камера, о которой тогрута успела позабыть. Все так же, не прикасаясь, Вейдер сбросил на пол покрывало, и перед Асокой возникло ассорти из свечей, факелов, спичек, зажигалок…всего того, чем одно время не пользовались в виду технологического процесса, и что совсем недавно — несколько лет назад — вновь пришлось доставать. Тогрута наклонилась, подобрала несколько вещиц, и вновь выпрямилась. — Можно? — протянутую ладонь обдало холодом камня. Она чуть дрогнула под весом устройства. Вспыхнул огонек зажигалки, искра перекинулась на тоненький, еще белый, фитилек свечи. По глади поверхности пробежала одна золотая волна, вторая, отблески небольшого огонька рассыпались брызгами искр, опаляя жгучим, ярко-оранжевым цветом пальцы девушки, впитываясь в кожу, чтобы возродиться фонтаном из середины камня. Огонь, цветущий на холоде, на камне. Как пляска надгробий. Асока повернула камеру. Одной гранью, второй… Наконец, искры собрались в одной точке, и из них стал вытекать рисунок золотыми, плавными лентами опутывая строгую красоту камня. Рисунок был закончен, а живой огонь все перетекал и переливался, словно встревоженная гладь воды. — Вот это инструкция,— прошептала Асока. Собственный голос вернул ей осознание реальности, и она добавила уже своим привычным тоном: — И даже свет тушить не пришлось. — Что все это значило? — в голосе Вейдера не было и намека на благоговение. Как всегда… Какие эмоции могут быть у существа из стали и масла? Асока никогда не задумывалась, к какой расе принадлежит ее соперник. Разве у дроидов есть раса? Хоть он и был когда-то…э-э, живым — сознание сопротивлялось против такого определения, но тогрута не смогла придумать ничего лучше, — сейчас это больше машина, чем человек. —Первая картинка — клык. Наверняка, из ожерелья. По-видимому, это и есть ключ, а вставлять его нужно... — Асока повертела камеру, — вот сюда. В нижней части камеры обнаружилось небольшое отверстие, скрытое от глаз. Еще бы — оно сливалось с темным разводом-узором камня, и заметить, не зная наверняка, его было не так-то просто. — Только,— продолжила она,— у меня нет ключа. Когда-то такие ожерелья носили все представители моей расы… Сейчас их ни у кого нет. — Видимо ты плохо знаешь «представителей своей расы»,— передразнил ее Вейдер, насколько это могли ему позволить его же доспехи. Если бы кто-то, кто умеет чувствовать и сравнивать, посмотрел бы сейчас на Асоку, увидел бы некогда домашнюю кошку, которая давно привыкла к тяготам уличной жизни, а сейчас, заметив не по годам здоровенную крысу, ощетинилась, прижала ушки-монтраллы к голове и, не решаясь броситься на противника, приготовилась шипеть. Вейдер положил ладонь на рукоять своего светового (вспышка зависти) меча. Зрачки Асоки сузились, когда голова качнулась за движением Вейдера. — Ты боишься меня? — металлически прохрипел он. — С чего бы мне бояться горы мусора? — Для девушки, в чьих руках судьба галактики, ты слишком дерзка. «Что он несет?» В голосе императора слышался смех: своеобразный, конечно, но смех. Для него это словно игра. «Разозли тогруту». — Как насчет небольшой прогулки? Умеет ли леди Тано вести себя прилично? Не будет ли делать глупостей? Никогда она не слышала ничего подобного из его уст. — Неужели Великий Черный Мусорный Бак умеет не только отдавать приказы? — Тебе еще многое предстоит узнать обо мне. — Не думаю, что хочу, — она бессовестно лгала, но в данных обстоятельствах правда выходила за ложь. — Твои пожелания никого здесь не интересуют. Он вновь повернулся к ней спиной. Будь у нее меч… «В спину удар? Может и проще…Мне ли тебя учить?» Не было здесь тех, кто посчитал бы такой поступок бесчестным и недопустимым. На войне ничто не выходит за рамки… за линию фронта. Уж кто-кто, а Асока точно знала, что линия фронта имеет такое своеобразное свойство, как шириться, расти и растягиваться так, чтобы вместить в себя все то, что там должно произойти — по плану или по воле случая. Дверь разъехалась, готовясь выпустить в коридоры летательного аппарата воплощения зла всей галактики, а может — и больше. С какими великими личностями нас только ни сводит судьба. Даже если они злодеи. И уж если это произошло с тобой, то точно не случайно. Асока была на все сто уверена, что здесь и сейчас она по воле Силы, а сия мудрая, но до икоты капризная госпожа, знает свое дело. У нее на оттачивание своих умений было куда как больше времени, чем у кого бы то ни было на этом корабле. Рассеянным взором Асока заметила, как Вейдер протягивает к ней руку в черной металлической перчатке, и указывает на дверь. Выходи, мол, тебя никто ждать не будет. — Что тебе нужно? — Ты идешь со мной. — Я никуда не…— её тело точь-в-точь как несколько дней назад, против воли хозяйки, поплыло в направлении Вейдера. Ощущение было не из приятных. Она скрипнула зубами, и как только ноги в мягких кожаных сапогах бесшумно коснулись пола, выпрямилась и пошла вперед, не оглядываясь. Вейдер следовал за ней. Сзади. За спиной. Тело охватила дрожь. «Он ничего мне не сделает. Хотел бы — прикончил еще в ее каюте». Самоубеждение почти не помогало.Дай-ка огня
30 июля 2018 г. в 20:13
Память шарила по закоулкам подсознания, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Лишь бы найти ключ. Ключ к секретам странного камушка, записавшего нечто настолько необычное, что Вейдер снизошел до того, чтобы временно приостановить поиски повстанцев. Это заставило его дать им шанс уйти, даже зная их точное местоположение.
Если бы Вейдер захватил их, а затем предлагал отпустить взамен на информацию, это выглядело бы нечестно, обманно. Он же предложил просто их не трогать. Дать шанс, да, дать шанс выжить. Он не обещал пощадить её друзей в случае, если они сами попадутся в его лапы. Тем самым развязал себе руки. А её заставил поверить в возможность спасения её людей.
Асока застонала.
Так просто ухватиться за саван надежды!
Но что, если великий и могучий предаст свои обещания забвению?
Это сейчас она смотрит на бездействие, как на предательство. Если она не выполнит требования Вейдера — Кэнан, Эзра, Гера, Сабин и Зеб будут мертвы. А что им придется испытать перед этим?
Возможно, ими придется пожертвовать ради того, чтобы спасти Вселенную.
Девушка вздрогнула от этой мысли — таким холодом она отдалась в костях. Асока всхлипнула и выдохнула.
Впрочем, как бы там ни было, открыть видео она сможет. Посмотреть, и стереть. А Вейдеру соврать, что ничего не вышло. Тогда, наверняка, он просто убьёт ее.
Асока поёжилась. Нужно сначала узнать, что там, а потом уже решать, что с этим знанием делать.
Ключ. Ключ. Что может быть ключом?
Асока подтянула к себе на простыне камеру, и только потом аккуратно взяла в руки. Та оказалось неожиданно тяжелой, словно со вчера прибавила в весе.
Тогрута принялась за осмотр.
Тепло и сырость, вот что она чувствовала сейчас.
Кто-то тихонечко смеется над головой.
— Прости меня, Асока. Но больше так не делай.
— Вы тоже.
Руки Энакина на её плечах согревают. Тепло от ладоней проникает под кожу, рождая ни с чем не сравнимое и давно позабытое, а может еще никогда не ощущаемое, чувство уюта. А оттуда по нервным волокнам оно текло в душу. Говорят, она находится где-то вот здесь.
Сердце стучит ровно, но по телу пробегает волна жара.
Перед глазами стоял туман. Она подняла голову и протерла глаза. Плечи затекли, и девушке потребовалось усилие, чтобы принять более естественную для тела позу. На внутренней стороне предплечья и плеча пролегли глубокие ярко-розовые полосы-борозды, надавленные твердыми краями кровати.
Оказывается, Асока уснула сидя на полу.
Она и не заметила. Скверно.
Камера! Она могла разбиться, когда Асока внезапно отключилась.
Девушка дернулась, судорожно оглядываясь. Чудо техники лежало в полной сохранности рядышком. Беглый осмотр не выявил внешних повреждений, и она успокоилась.
Материал корпуса действительно был каменным. В цвет защитных плащ-палаток. Чуть темнее. Естественные разводы служили чудесной маскировкой камеры. А еще ею хотелось любоваться— настолько притягательным для глаза Асоки оказался цвет. В нем растворялись все мысли. Зеленый, чуть-чуть темнее, и уже не отличить от черного. С темными, коричнево-серыми разводами.
Асока неспешно поворачивала устройство, всматриваясь в переливы, созданные искусственным освещением.
Она поймала себя на мысли, что раньше никогда не придала бы значения цвету оборудования. Может, все дело в том, что оно с ее родины? Или… Асока огляделась — вокруг все было однотонным. Будничным. Тюремным. Слишком ярким и одновременно — слишком блеклым, безжизненным.
А эта небольшая вещица резко выделялась на фоне однообразия психиатрической больницы для бывшего джедая.
Вот сколько она, Асока, уже здесь сидит? Еще не чокнулась? Или просто не заметила того момента, когда переступила грань?
Обычно ведь мы не замечаем, когда нечто тягучее, липкое и черное, то, что принято называть безумием, поглощает нас — одним махом, безо всякого промедления.
Как бы там ни было, Асоку вдруг что-то отвлекло от пасмурных мыслей. Что-то было не так с этим камнем. Но это что-то ускользало от внимания девушки.
Она повторила то же движение, только медленней, поворачивая камень. На одной из его граней что-то ярко мелькнуло. Но так быстро, что даже глаз хищника не смог уловить орнамент.
«Нужен огонь,— подумала Асока,— обычный живой огонь. Факела. А лучше — свечи. Самое то».
Вот только где его взять Асока не придумала.
А пока решила потренироваться: может, Сила уже вернулась? Не особо веря в успех, Асока протянула руку вперед, и попробовала поднять камеру, не прикасаясь к ней. Ничего. Еще раз. Ничего… Ничего не вышло.
Что-то сдавило горло не хуже хватки Вейдера. Только изнутри.
Асока проглотила ком. А вот дрожь в руках унять не смогла. Так захотелось к Энакину. Чтобы он обнял. Прижал к себе. Даже если перед этим была буча, крики со скандалом.
Странно. Кто-то вспоминает маму в таких случаях, как символ уюта, спасения от боли. Защиты. А у нее и был из родных только Энакин. И того отобрали.
Вспомнились битвы, посиделки у костра после них. Тяжелая ладонь Рекса на плече.
Асока все же заставила себя проглотить пару ложек бобов, показавшихся абсолютно безвкусными. Как бы там ни было, силы нужно поддерживать. Не объявлять же голодовку, в самом деле. Асока представила, как в один прекрасный день входит весь такой из себя Вейдер, а она сидит на полу под дверью, с табличкой на шее — голодная забастовка. Она тихонько рассмеялась в ладонь; от этой мысли стало весело.
Еще несколько дней назад она бы решила, что смех — невовремя, не к месту, или что он даже опасен здесь. Но сейчас Асока ощущала что-то наподобие раскрепощённости пленника, утратившего все в один момент. Не к месту? А что это за место, собственно? Разве она навредит кому-то рассмеявшись? Или когда ты пленник, запрещено быть веселым, подавать признаки жизни? Только скорбеть. С какой стати, раз уж можно не осторожничать.
Асока забралась с ногами на постель, положила камеру на столик, и, укутавшись с головой, отключилась.