Он вспомнил то, что предпочел бы забыть

      Это чувство, когда твое тело сжато. Ступни прижаты к ногам, руки к рукам и к груди, и это сжатие давит настолько, что вены на руках и ногах начинают набухать. Бессильное дерганье только усугубляет всё — острые камни режут и колют даже через одежду, а голые участки кожи, к примеру, предплечья, лицо — кожу с них сдирает сухая земля, присыпая ее при этом пылью. Так обильно, что начинаешь чувствовать себя грязным.       Не так страшно, что тебя тащат, как какое-то животное, на верёвке, пока она еще не до конца затянулась на твоей шее, и ведь есть еще шанс лишний раз вобрать воздуха в лёгкие, чувствуя, что каждый вздох может стать последним. Дышать приходилось исключительно через нос, ибо рот был забит кусками грязных тряпок, которым было тесно внутри, они практически разрывали рот, готовы были вывалиться наружу в любой момент, но жесткая веревка держала их на месте, создавая что-то наподобие кляпа.       Смех. Разъедающий тебя всего смех. Они смеются над тобой, они тебя ненавидят, им противно смотреть на тебя. Им! Этим уродам, которые даже не способны зубы почистить или надеть презерватив пока имеют какую-то проститутку прямо на улице, которые все повально страдают циррозом печени, которые и свистеть-то нормально не могут — у большинства либо гнилые зубы, либо их вовсе нет. И да, они насмехаются над тобой. Просто потому что ты связан, и рот твой закрыт, и ты ничего не сможешь сказать в ответ.       Да и к тому же… Даже если бы не было кляпа, сказал бы ты хоть что-нибудь в ответ?       Конечно же нет. Ты бы просто их убил. Порубал бы на кусочки, отрубил головы, заставил бы съесть C4 целиком, а после подорвать изнутри. Видеть их страдания, стоны мольбы, показать, какой ты опасный, чтобы никто, ни один из них больше никогда не смел тебя высмеивать.       Такова твоя защита. Но мечты бессмысленны, если их куда больше, нежели твоих действий в реальности. Не так ли, ваше высочество?       Аджая тащили по сухой земле от самой сердцевины аванпоста до импровизированной сцены, предварительно пройдясь кругом меж солдат, которые то и дело пинали его, бросали банки в лицо или сыпали пыль с земли просто в глаза. Иногда он не успевал их закрыть. Ему остаётся лишь пытаться сцепить зубы, оскалиться, но кляп… Чёртов кляп. Он не дает почувствовать себя хоть мало-мальски опасным.       Естественно, тебя протаскивают через яму, куда как-раз скидывают трупы солдат Золотого пути, что должны были просто удержать этот аванпост. Просто удержать, ничего больше — палить по всякой живности, хоть мало-мальски имевшей претензии к вашей территории. И ничего больше. Он задается вопросом: почему сейчас, когда ему так плохо? Когда всё катится к чертям, именно сейчас, всё, что он ненавидел, скопилось здесь и сейчас, наполнило каждую клеточку его тела. Плотная одежда не спасет от этой духоты, от кусочков отмершей кожи, сошедшей с тел этих грязных тупых мартышек, что прямо сейчас кидаются собственный дерьмом, совершенно не стесняясь своей истинной сущности. Они хотели быть воинами, а стали животными под руководством кровавого диктатора. Его душит их запах, их вонь.       Пока Гейла тащат по лестнице, веревка очень сильно давит на шею, он задыхается и брыкается, но его лишь сильнее тянут. Резкий рывок, очевидно, взбесил его мучителя, — хотя этим словом можно было описать всех здесь присутствующих, помимо самого истязаемого, — и он также резко дергает за верёвку, а та уже за горло поднимает его наверх. Ощущения такие, будто вернулся на арену: он таки останавливается, ты встаёшь на твёрдый пол, верёвка ослабевает. Он можешь дышать. Аджай, ранее брезгующий даже вдыхать этот воздух, ныне жадно его глотает. Ты с упоением принимаешь собственное поражение, пока занозы в руках заходят глубже, кожа на лбу из-за ступенек в одном месте разодралась до крови, всё тело саднило из-за камней, глаза слезились из-за пыли. Ты ненавидишь так сильно, как ненавидел никогда. Ты начинаешь ненавидеть даже себя. – Ну что, отморозки, — крикнул мучитель, потянув веревку наверх, отчего голова невольно задирается вверх. — Я вам говорил, сегодня будет хороший улов, но Аджай Гейл… Я где-то точно лепрекона раздавил! Они гадко смеются. – Предлагаю вот что… — судя по желтым полосам на красных штанах — лейтенант, а ведёт себя, как ребёнок. — Просто убить — очень тупо, согласитесь… Из толпы послышались слова одобрения. – Вы знаете, чего я хочу? Знаете?! Руки болят. – Я хочу, чтоб каждый из вас сам для себя решил, что с ним делать. Устроим голосование!       Как же на бедре много царапин… И все они пульсируют, болят… – А пока что… — он резко успокоился, — я хочу, чтобы у этого идиота в самих кишках застыло одно…       Он присел возле того, кто был бессилен сделать вообще что-либо. Он мог лишь наблюдать. Мужчина задрал голову Аджая, оттянув ее за волосы так, чтобы можно было увидеть слезящиеся раздраженные глаза, услышать частое дыхание, увидеть этот взгляд и сказать: – …не связывайся, мать твою, с Пэйганом Мином!       Крики двадцати солдат сравним с рёвом огромной толпы.       Он резко дернул за веревку вперед, и Аджай свалился со сцены просто на землю, у самых ног солдат. А те… Те уже медлить не стали.       Это было подобно аду, пускай и длилось лишь несколько минут. Сам по себе никому Аджай не был нужен, они хотели лишь козла отпущения, на котором можно было выпустить злость. Сколько идей возникало в их больном прокуренном наркотиками воображении. Все разные, но все без исключения — ненормальные. То, в чём сошлись все, это то, что для начала с Аджая стоит снять всю одежду: по ночам в Кирате очень холодно, ветер усиливается и с гор сходит холодный воздух и снег. Они знали это и этим же руководствовались.       Аджай брыкался как мог, пару раз вломил одному и тому же солдату с ноги, после чего все стали его удерживать ещё жёстче, что подобное стало напоминать настоящее линчевание. Будто каждый прямо сейчас станет тянуть его за руки и за ноги в разные стороны. Аджай уже испытывал этот стыд, пока бегал по Арене Шанат, но сейчас он был куда явнее. Один раз Аджай даже ощутил, как в толпе, пока с него стягивали штаны, кто-то лизнул его мочку уха, и он забрыкался еще сильнее, выгнувшись в спине.       Групповое избиение — скучно и слишком очевидно, это избитое развлечение и теперь уже вовсе не веселит, поэтому от него было решено отказаться. Гораздо интереснее было нечто иное.       Вещи Аджая казались им мусором, и несмотря на это, они брали их в руки и кидались ими, заставляя Гейла бегать за ними. Он делал это не только из-за дикого холода, но и из-за того, что в такой ситуации делать было больше нечего: у них была его кобура. Его любимая куртка, влетевшая кому-то в лицо, явно сильно его разозлив, с громким рыком была порвана у плеча. Аджай буквально накинулся на этого солдата, от чего получил ногой от рядом стоящего солдата по лицу.       Он увидел лейтенанта, стоящего на сцене и считающего деньги. Деньги Аджая. Он выглядел сосредоточенным, но в какой-то момент спрыгнул со сцены и зашагал просто в толпу. Там он быстро нашёл Гейла, лежащего на земле, приподнявшегося на локтях и не успевшего встать полностью. Аджай смотрел на него с настороженностью и готовностью атаковать в любой момент. – Чего сходишь с ума, мразь? Хочешь свои деньги назад? — он достал из кармана мелочь и швырнул ее просто в лицо Аджаю. — На, получи своё, шалава.       У лейтенанта очевидно был пунктик на обнаженных мужчин. Да и Аджай был красив телосложением, но он, конечно, вовсе не намеревался принимать эту отвратную подачку. – Иди в пень! — крикнул он.       Это было опрометчивым поступком.       Оказалось, когда Аджая таскали в одежде, это было еще ничего. Теперь его тащили голого. Накинув какую-то веревку на горло, его бесцеремонно тащили еще куда-то. Погода не располагала к прогулкам: ливень начался быстро, быстро смочил землю, быстро превратил ее в липкую и скользкую грязь, по которой невозможно было идти, но хотя бы больше тело ничего не ранило. Его вёл тот же лейтенант, за ними толпой следовали солдаты. Гейл понял, что пропал, когда они приблизились к деревянному забору, откуда раздавалось свиное похрюкивание. Его буквально впихнули туда и только тогда он наконец-то смог встать на ноги. Ливень ослеплял, но не оглушал, Аджай слышал: вокруг полно солдат, они орут и радуются. – Ну что, герой Кирата, будешь среди свиней жить?! — крикнул кто-то из толпы.       Тут и правда повсюду бродили свиньи. Они бегали вокруг и визжали. Их крики были такими пронзительными, что Аджай готов были их убить вместо солдат, которые вели себя ничем не лучше этих бедных напуганных животных. Правда те, что были там, за забором, на свободе, вовсе не боялись Аджая.       Аджай услышал что-то странное. Кажется, им не нравилось его бездействие. Когда он повернулся, то сквозь ливень увидел здоровую волосатую тушу с двумя белыми рогами, которое неслось просто на него. Як — так называла это природа. Развлечение — так это называли солдаты.       Як быстрый: его разозлили, напугали, а ранее даже использовали как мишень, судя торчащим из его кровоточащих ран стрелам, но сейчас было не время сопереживать ему: было видно, что животное привыкло к подобным боям. Этот факт подтвердило еще и то, что Аджай поцарапал себе ногу о торчащие из грязи рёбра какого-то человека.       Як уже приготовился нанести удар, как Гейл отскочил, и тот врезался в забор. В грязи он ногой нащупал что-то холодное. Он подумал, что это опять были чьи-то кости, но это что-то было слишком тонким и острым. Вряд ли это была кость. Пока животное не пришло в себя, он разгребал руками эту вонючую мягкую жижу, пока не порезался обо что-то в ней. Он вытащил это что-то, дождь стёр остатки грязи, и перед Аджаем сверкнуло лезвие кукри. Судя по всему, не всех раздевали прежде, чем пустить сюда.       Он повернулся и уже сам погнался за животным. Як не стал ждать, пускай и явно испугался того крика, что издал Аджай. Он уже было хотел побежать на врага, но тот успел раньше.       Аджай закричал и нанес первый удар. Животное взвыло и забрыкалось, тем самым лишь разворотив рану, из которой тут же хлынула кровь. Из всего, что знал Аджай о животных, он помнил лишь две вещи — не бойся собак и не запрыгивай на яка во время того, как сражаешься с ним. Тебя обязательно скинут. Стой на земле. Хотя бы пока он шевелится.       Гейл нанес еще один удар. Затем еще один. И еще. Животное сходило с ума под ним, но не могло уйти — нож крепко вонзился в тушу и никуда не пускал, а Аджай в свою очередь крепко держал нож. Он вонзал и вонзал его, чувствовал, как кожа поддаётся ему, как мышцы пропускают его, как он стучит о кости животного.       Постепенно як поддался. Сначала он опустился на одно копыто, после на второе. Когда сверху на него сел Аджай, упал окончательно и покорно принял смерть. Гейл то и дело стал целиться в голову. Горячая кровь измазала его лицо — не слишком приятно.       Кукри входило глубоко, пускай поначалу черепную коробку сложно было разворотить, но вскоре это перестало быть преградой. Аджай прекрасно осознавал, что в обычной жизни у него бы это ни за что бы не получилось. Но прямо сейчас — что из этого было важно? Что? Ничего, мать твою, ни-че-го. И Аджай… Испугался этих мыслей.       Он обнаружил очевидное — животное мертво, даже крови уже особо нет. Поняв это, он слез с него и отошел, рассматривая свои руки. Они были в крови и тоже ныли, как и остальное тело — так сильно он их напряг. Аджай выронил оружие и ощутил дикую усталость. Каждая мышца его тела устала. Он упал на колени.       Толпа явно была довольна этим результатом. Уши закладывало от их пьяного довольного рёва. На следующее утро они даже не вспомнят об этом всём.       Аджай упал на землю полностью. Он тяжело дышал, не знал, что и думать, что делать. Это нарастающее чувство внутри… Это что?       Аджай поднял голову и оглянулся. Практически все солдаты куда-то стали исчезать — ливень не позволял увидеть многое, но, кажется, они все куда-то убегали. Он привстал и ослеп — от леса к аванпосту приближался вертолет, светящий прожектором, разрезавшим ночную темноту. Он стал палить просто по солдатам Армии Короля, а затем Аджай заметил как из леса выехали еще три машины, полных солдат. Аджай был восхищён и озадачен.       Одна машина сломала деревянный забор и въехала просто в грязь, прямо напротив него. Слава богу, что у этих машин колёса были сильные, если что — вывезут.       Вертолет подлетел и направил прожектор просто на Аджая, от чего тот закрылся руками от яркого света. Выяснив всё, что ему надо, вертолёт направился дальше по аванпосту, и вскоре послышались звуки перестрелки. Крики, вопли, болезненные стоны, взрывы и стрельба — это и был весь Кират. Целая страна поместилась в этом маленьком месте.       И всё-таки голова была сейчас далеко от подобных мыслей. Аджай увидел, как из машины выходит Сабал и трое солдат. Двое остались у машины, держа оружие наготове, Сабал прошелся в сторону Аджая и застыл, как вкопанный. Он отвернулся и запустил обе руки в собственные волосы. Аджая это удивило… И оскорбило.       Ему противно? А знает ли он, через что прошёл Аджай? А, впрочем, Сабал здесь. Значит есть защита. Значит, ему не плевать на судьбу хотя бы одного аванпоста. Уже неплохо. По крайней мере, его они точно не убьют.       Он похлопал какого-то солдата по плечу и тот направился к Аджаю. Солдат добрался достаточно быстро, передал ему тёплое одеяло, которым тот сразу же обмотался. Он повёл Аджая за собой.       Стоило Аджаю подойти к машине, как Сабал тут же подскочил к нему, схватив за оба плеча. – Я… Я просто в шоке, если честно… — он звучал расстроено, возмущённо и так, будто его только что посетило большое горе, даже его голос дрожал. — Я и не думал, даже представить не мог, что ты здесь и что они… Делают с тобой такое. Тебя пытали? – Если таскание на «поводке» по земле считается за пытку. А это… — Аджай обернулся на свинарник, — это всё было скорее, как бои без правил. – Это чистейший ужас. Ты не выходил на связь, затем пришло оповещение, что этот аванпост захвачен, и я подумал… – Сабал, мне нужно тебе кое-что сказать… – Подожди. Давай найдем твоё снаряжение и одежду. – Нет, подожди! — Гейл сжал его плечо и тот остановился. — Потом я… Забуду.       Аджай бы не забыл. Просто потом его горло сжала бы тупая гордость. «Мужчины крепки задним умом», или как там. Сабал выглядел серьезным, но не менее встревоженным. – Хорошо. Только быстро. – Да. Я… — это даётся с трудом. Ливень заставляет куртку прилипнуть к телу, вновь почувствовать себя грязным. — Я хочу извиниться. Мужчина застыл на месте. – За… Всё. За всё, что я творил. И за… Тот вечер… У бара. Аджаю было интересно, как долго Сабал тащил его до больницы. – Я правда обо всём сожалею. Просто есть столько всего… И оно так сильно запутывает. Я брошу пить. – Я рад, что ты сумел это осознать, сын Мохана, — он выглядел и говорил так, словно был переполнен эмоциями, но сохранял железную серьезность, которая, правда, вот-вот лопнет. Он похлопал его по плечу. — Я рад, что сражаюсь с тобой на одной стороне. Твои грехи омоет кровью — это тернистый путь до того, как изгнать всех демонов из твоей головы. – Да… Верно.       Сабал улыбнулся, посмотрев на Аджая. В нём сейчас читалось столько счастья, столько этого… Чарующего добра, что Аджай впервые за последний час почувствовал себя спокойно. Сабал знал, как успокоить, и Гейл верил в то, что может на него полагаться. – Ну, давай, лезь в машину. Мы разберёмся с солдатами и поищем твою одежду.       Аджай открыл дверцу машины и Сабал помог ему сесть внутрь. Он повернулся к нему и сказал, прежде чем тот закрыл бы дверь: – Вы молодцы, что быстро среагировали, — тот оглянулся на него. — Спасибо. Сабал вновь улыбнулся ему. – Всё будет хорошо, Аджай. Я тебе обещаю.       Он закрыл дверцу машины. Что было дальше — кто его знает? Аджай не видел ничего из-за ливня и не слышал практически ничего. Его тело просило умиротворения.       Внутри было сухо. И тихо. И… Спокойно. Никого не было, все, очевидно, побежали на захват аванпоста. Аджай отдыхал.       У него было ощущение, будто эта машина — и каждый, кто бегал в синей униформе там, снаружи, — были единственным, что могло его защитить. «Как хорошо, что я вовремя закончил тот разговор», — подумал он, вспоминая о найденном им храме и его болтовне с Пэйганом. — «Мой отец мог бы мной гордиться. Армия Короля не имеет права на сочувствие с чьей-либо стороны. Как и Пэйган. Он может манипулировать собственным народом, грабить его, обманывать и запугивать, но я знаю его истинное лицо. Меня он не обманет».       Так думал Аджай и по пути к медпункту. Так он думал и когда ложился спать. Он считал, что отныне и навсегда будет думать только так, но мнения меняются, подобно временам года. Прискорбно ли это? Тридцать первое августа прошло этой ночью. Наступила осень.       После ливня наступила засуха. С учётом погоды в Гималаях, засуха здесь представляла собой то, что солнце теперь не только светило, но еще и немного грело. «Сегодня будет хороший день», — Аджай смотрел в окно из своей маленькой хатки, — его смешило это слово всё чаще, как он его вспоминал — щурясь от яркого солнца и в то же время упиваясь его теплом. Отсюда был прекрасный вид: поля Кирата, где уже трудились жители поселка, деревья, тень от которых падала на зеленую траву и цветы, укрывая их от засухи. Цветы наливались цветом, распластавшись по полям, оккупировав собой, наверное, небольшую, но всё-таки значимую часть земель Кирата. Вид из его маленькой комнатушки был потрясающим.       Насчёт вчерашнего уже можно было не переживать вовсе: аванпост был отвоеван, одежду Аджаю вернули, а его любимую куртку любезно вновь зашили портные и портнихи Банапура, добавив внутрь несколько потайных карманов. Ему казалось, что добрее этих женщин и мужчин в Кирате не было никого. Иногда он даже просто сидел у них и наслаждался тем теплом и домашним уютом, что они излучали. Аджай не помнил это ощущение с момента, как его мать, Ишвари, связала свой последний шарф, прежде чем слечь в больницу и начать принимать лекарства для снижения боли, которые делали её вялой.       Сама комната, как и все остальные подобные помещения, представляла собой совсем небольшое помещение с кроватью, тумбочкой и радио на ней, с единственной лампочкой и окном, иногда со стеклом, иногда нет. Сейчас его не было, что не было безопасно, но зато стены были толстыми, не деревянными, сделаны из самана. Обычно из самана делали алтари, и то редко, а домики стали делать лишь из-за доступности материала. Правда, грызуны и насекомые легко могли попасть внутрь, но это было не так важно.       Такие хижины, где можно было переночевать, стояли практически везде. Чаще всего они встречались со стороны самой отдаленной от Севера, ближе к Банапуру или Тиртхе. Они стояли здесь обычно для торговцев, которые приезжали в город продать свой товар, переночевать и пойти дальше. Сейчас начинают медленно заселяться и ближе к Северу, с момента как он был открыт это стало гораздо безопасней. Несмотря на это, торговцы все еще были редкостью в городах, так что Аджай без всякого стыда обычно занимал их на ночлежку. Да и никто не был особо против, заплати пару сотен за электричество и живи сколько хочешь. А у Аджая были деньги. Благо, вчера он взял с собой далеко не все свои сбережения.       Аджай вспомнил того молодого лейтенанта и вздрогнул. Не он ли лизнул его ухо там, в той толкучке? Аджай находил некоторых мужчин, которыми можно было восхититься, вожделеть, и не видел в этом ничего плохого, но тот парень точно не был одним из них. Таким подонком не то что нельзя восхищаться по всем законам природы, это в принципе невозможно.       Армия Короля имела у себя в рядах таких моральных уродов, отбросов общества, просто больных людей, что неудивительно то, как их лейтенант себя вёл. На фоне их действий де Плёр казался весьма приятным семьянином, а не садистом с пунктиком на семейные ценности и собственное самоуважение. Как-никак, скорее всего подбором солдат конкретно никто не занимался. Туда идут не больше чем для того, чтобы получить адреналин, деньги, возможность удовлетворить свои садистские потребности, или же всё вместе. В отличии от морально стойкого Золотого пути, Армия Короля со всеми её предводителями вплоть до Пэйгана Мина было кучкой прогнивших насквозь людей, запах которых, вонь которых так душила Аджая вчера.       Выйдя из хижины, он сразу же осмотрел поселок. Было пусто, все отправились работать. Лишь после этого Аджай пошёл дальше, в глубь поселка. Место это было мелким, гораздо больше него были здешние поля. Аджая успокаивало это, позволяло понять, что никто здесь по большому счёту спрятаться не сможет, а значит он в безопасности.       После вчерашнего его всё еще не отпускало чувство тревоги, с того самого момента, как он просто влетел на аванпост, просто в его середину и не наткнулся там на целую толпу из вражеского батальона. И потому он очень ценил эти моменты — когда всё казалось простым и мирным.       Его путь лежал к хижине, где обустроился Сабал, и, на удивление, Амита. Почему-то именно сейчас эти двое стали вести себя куда более адекватно и работали слаженнее нежели ранее. Это можно было списать на издержки профессии, но Аджай не спешил с выводами.       Всё еще слегка прихрамывая из-за боли в животе и в целом почти во всем теле, он постучался в хижину прежде чем зайти. Прихрамывание было не таким страшным, как при вывихе, боль можно было стерпеть – Аджай прихрамывал из-за буквально изрезанного бедра и напряжение в нем отдавало болью по всему телу. Главное — не позволить Сабалу заметить это. Хотя тот, наверное, и так позволит идти.       Аджай постучался, прежде чем войти. Внутри он закрыл за собой дверь и бегло осмотрел помещение. Окна были закрыты, единственный свет исходил от лампы, висящей прямо над столом, на котором лежали какие-то листы и карта. Вокруг стояли стулья, и всё это было освещено как будто в оранжевом свете, всё вокруг стола им освещалось. Над столом возвышался Сабал, на стуле рядом сидела Амита. Вид у них был удрученный, что было странно учитывая то, какое интересное задание сегодня предстояло выполнить.       Амита, лишь заметив Аджая, подскочила со стула и прошлась к нему. Выглядела она не столько обеспокоенно, сколько деловито-настороженно. – Аджай, ты как? При ходьбе болит что-то? — она скрестила руки на груди, глядя ему просто в глаза. Ее оранжевый жилет практически сливался с фоном, отчего Аджай на несколько секунд засмотрелся на него. — Хе-е-ей? – Всё в порядке, — он вновь вернулся в реальность, после чего ощутил на правом плече прикосновение чьей-то ладони. Повернувшись, он увидел Сабала, хлопающего его по плечу с ужасно серьезным выражением лица, будто собирается отправить Аджая во Вьетнам. — Сабал… – Сегодня у тебя серьезное задание, сын Мохана, — только и сказал он, после чего отошел обратно к столу. Аджай последовал за ним.       Только встав рядом Гейл заметил, что шея Сабала была забинтована, а слева виднелись кровавые потеки. – Тут… — начал Сабал, но не договорил. Его никто не перебивал, он просто… Резко замолчал, будто вспомнил нечто досадное, невероятно досадное. Это что-то также, наверное, заставляло его так хрипеть. Он вздохнул и Аджай уже хотел было спросить, в чём дело, но Сабал сдвинулся с места и, обойдя стол, сказал, — Аджай, не буду врать, дело это опасное… Помимо того — должна быть максимальная сосре… доточенность на запретах. И… Амита. – Ммм? — протянула та. – Объяснишь ему всё сама, ладно? Я проверю… Как там… Дела у поселенцев. – Да. Иди.       Сабал двинулся к выходу и вскоре, на пару секунд осветив помещение солнечным светом, закрыл дверь за собой. Куда он так спешил? Аджай заметил, как под его взглядом Сабал становился всё менее крепким.       Амита пристроилась слева от Гейла и тут же начала разговор. – Не обращай внимание на его поведение. Ему сложно говорить из-за ранения. Он поправится.       Аджай посмотрел на нее с неприкрытым удивлением. – Не хочу казаться эгоистом, но… Это он после одного аванпоста так? – Ну, то что тебе везло в большинстве, а ему нет, как по мне не его вина. – Нет, подожди, просто… Он часто вообще принимает участие в бою? – Я не знаю, Аджай. Я. Не знаю. Хорошо? Мы можем наконец-то приступить к делу?       Она выглядела напряженной и явно привирала. Аджай вовсе не хотел всего этого, просто сама ситуация выглядела странно. Ему стало интересно, как часто Сабал вылезает из деревень и идёт в бой самостоятельно, но взгляд Амиты в этот момент заставил его стыдиться таких мыслей. – Забудем, — она отмахнулась и повернулась к карте. Она указала на красную пометку, обведенную маркером. — Это твоё задание. – Не похоже на аванпост. – Конечно. Это не аванпост, это бункер. – О-о-о… – Ага. Судя по данным, которые записывал еще сам Мохан, там, под землей, находится целый комплекс, где изготавливают наркотики. Ты представляешь, сколько это оборудования? И какое это замечательное убежище? Мы не можем оставить его Пэйгану.       Аджай не любил работать с бункерами. Внутри нельзя было использовать взрывчатку… – …Никаких мин, С4 даже и не думай трогать. Ты всё там завалишь, а нам бункер нужен целым. …Нельзя было разжиться гранатами или хотя бы свободно управлять пулеметом… – …Будь аккуратен, ты не должен повредить оборудование или какие-нибудь вещества. …Нельзя было даже убивать кого попало, зачастую… – …зачастую внутри есть специалисты, которые могут нам помочь или рабы Золотого пути. Не трогай их ни в коем случае. Это захват, а не геноцид.       Аджай не любил работать с бункерами. Особенно когда задание с ними поясняла Амита. С ее манерой речи и взглядом кажется, будто тебе читают правила в детском саду или школе, притом за непослушание ты будешь избит кнутом по спине. Сабал был более приятным собеседником для этой работы. Правда, иногда Гейлу казалось, что только для этого он и был компетентен.       Только эта мысль вновь забрела в голову Аджай тут же мотнул головой и продолжил внимать словам Амиты. Координаты, снаряжение, и, к тому же, ограничение по времени. Правда, в самом позитивном окрасе из возможных. – …Если не выйдешь на связь через полчаса, вышлем подкрепление. Прибудешь туда в девять пятнадцать — в девять сорок пять ты должен нам ответить. Ты можешь вызвать подкрепление и раньше. – Хорошо. – Тебя отвезет наш водитель, Устам. Он привезет и будет ждать тебя снаружи. И, прошу тебя, Аджай: будь аккуратен. Это всё… Очень ценные ресурсы. Он согласно кивнул. – Я не слышу, ты меня понял? – Да. – Хорошо. Теперь я спокойна.       Аджай не понимал, почему порой Амита была с ним там груба. Даже к Сабалу она больше так не обращалась. Сместила акценты? Ей чем-то не угодил сам Аджай? Возможно, она просто волнуется за него и не может показать это иначе. Аджай не спешил делать выводов.       Вход в бункер представлял собой никем не охраняемые железные двери, находящиеся практически в горизонтальном положении на земле. Нужно отдать должное, найти их было нелегко — они находились в лесу, в самой его гуще, неподалеку от Тиртха, здесь было и прохладно, и дикие голодные животные всем сбродом сновали повсюду. Он понимал выбор Пэйгана — или кто там решил установить их здесь — и даже считал это умным ходом. Но всё-таки, охрана здесь должна быть хоть самая мизерная.       Что ж, во всяком случае, это не должно быть чересчур сложным. Как-никак, это закрытые помещения, наверняка они узкие и высокие. Это уже гораздо лучше нежели открытая местность, где ты мушка одновременно для всех, кто находится по любую сторону от тебя, а в то время как внутри есть только два варианта, а то и вовсе один.       Аджай заметил, что замок, которым закреплялись железные двери, проржавевший и старый, пистолета с глушителем на него хватит с головой.       Когда замок с цепью был отброшен в сторону, Аджай тихо приоткрыл одну дверцу, — точнее, он пытался сделать это тихо, если бы не двери, которые, видимо, никто не смазывал с их непосредственного появления на свет на производстве. Но… Это оказалось не такой уж насущной проблемой, на самом деле. Ибо никто не пришёл на этот звук.       Аджай лишний раз убедился, что возле входа точно никого нет.       Пробравшись внутрь и закрыв за собой дверь, он спустился по ступенькам в темноту, после чего набрел на еще одну дверь. Через небольшую щелочку виднелось то, что было внутри. Аджай примерно так всё и представлял: бетонные стены, кое-как освещенные, пара дверей по бокам, дальше коридор заканчивается развилкой и темнотой. На миг в проеме промелькнула женщина в белом грязном комбинезоне — она вышла из двери справа и пошла дальше по коридору, после чего исчезла на развилке. Если там не было других, это был шанс.       Аджай приоткрыл входную дверь. В нос ударил запах медикаментов и спирта. По пути к правой двери он не мог поверить, что существуют такие идиоты в Армии Короля, которые не запирают даже второй двери, ведущей в бункер, а, уже спрятавшись под столом (комната напоминала небольшой кабинет), боготворил этих идиотов и искренне надеялся, что не придется прятать чей-то труп. Это никогда не срабатывало.       Когда он услышал, как из левой двери донесся женский смех и дверь там захлопнулась, он вылез из-под стола, вышел из комнаты и максимально тихо пошёл по коридору дальше.       На распутье ему встретилось два варианта: вправо или влево. Он выбрал второй и, дойдя до угла, вздрогнул всем телом. Из-за угла вышла девушка, весьма недурного внешнего вида и в белом, слегка грязном наряде. Она протиснулась между стеной и Аджаем и пошла дальше. Последний остался в недоумении: неужели приняла за своего?       Как для наркокартеля, здесь было на удивление тихо. Было видно, что место было старым, потрепанным, но оно, одновременно с тем, казалось таким спокойным, таким незамысловатым. Здесь была атмосфера детской шалости, будто они просто все вместе здесь балуются, и делают в принципе, что хотят. Аджай не прошёл и половины пути, но уже прекрасно это чувствовал, хотя он никогда не владел особой эмпатией, пускай и был тем еще романтиком, и атмосфера для него порой была превыше страха, совести и чести. Она могла управлять им.       Мы называем это эмоциональностью. Он называет это нормой.       Аджай пошёл дальше, наткнулся на двух курящих у вентиляции мужчин потёртого вида, прошёл мимо и в очередной раз попытался успокоиться, снизить уровень адреналина в крови. Ему нужно было добраться до третьего нижнего этажа, оттуда вход в подвал. Аджай посчитал, что стоит начинать зачистку с самого низа — так даже использование той пары гранат не будет столь разрушительно. Да даже в самом худшем случае — завалит подвал, максимум. Так что… Амиту в принципе должно будет больше интересовать само самочувствие Аджая.       «О каком оборудовании она говорила?» — Аджай думал об этом, пока шёл по коридору вниз. Слышны были голоса, смех, некоторые двери были открыты, но никто особо на него внимания не обращал. Это начинало становиться смешным и одновременно с тем сильно напрягало. В самом коридоре практически никого не было, а когда он добрался до лифта всё и вовсе стихло.       Аджай думал об Амите и ее словах. Оборудование для изготовления наркотиков? Но Сабал был против них. Или она сказала это так, а на самом деле Сабал не хотел оставлять его целым? Нет, Сабал бы в таком случае не доверил бы это дело Амите. Мысли заполнили голову Аджая и с этого момента дело начинало становиться еще более закрученным. Аджай уже не мог обращать внимание на то, что находится у него просто перед носом, и, даже когда он добрался до третьего этажа, лифт постоял с открытыми дверьми минуту и закрылся. Лишь в тот момент Гейл пришёл в сознание.       Двери лифта работали ужасно, так что их приходилось открывать почти самолично. К концу они больше зашевелились, но погоды это не сделало.       Аджай, как только вышел из лифта и двинулся ко входу в подвал, заметил, как лифт начал подниматься наверх. Он попытался успокоить нервы.       Третий этаж был очень тёмным. Аджай подумал, что его забросили. Единственным местом, где горел свет оказался сам подвал, и то свет был тусклый, светила одна-единственная лампочка. Аджай вспомнил сначала лампочки в одной больнице, затем в другом бункере, а после вспомнил и ту простейшую свечку в храме. Тот бесстрашный огонек, чья бездумная храбрость его же и погубила. Аджай попытался забыть о них.       В подвале, к его удивлению, не было ничего и никого помимо пары стиральных машин, одной сушильной машины (на которой лежало несколько противогазов) и горы ящиков, которые находились за забором из сетки. Слева от стиральных машин располагалась кнопка тревоги. Также прямо из стены торчала огромная ржавая труба, от которой несло газом. Либо она давала газ сюда, либо переносила его куда-то в другое место. У Аджая появилась идея.       Что, если сломать трубу, оттуда льнет газ, заполнит комплекс и все им отравятся? Тем временем, можно взять противогаз, и убрать тех, кто успел выбраться. Правда, скорее всего запах газа будет слышен изначально, да и не факт, что труба эта именно газ и переносит. Может это и вовсе вода, а затопив подвал себе лучше не сделаешь.       Аджай подошёл к противогазам и взял один. Слегка влажный, пахнет папиросами и потом. Его явно кто-то носил до этого, наверняка с остальными та же история. И всё-таки стоит попробовать воспользоваться, пока есть возможность. Вспомнить, как устроено это существо.       Гейл вспомнил уроки в школе. Там их на одном уроке инструктировали, как нужно носить противогаз, как его надевать и что не стоит бояться дядюшку Радиацию. Да-да. Аджай улыбался, вспоминая как в мультиках взрыву атомной бомбы в виде гриба пририсовывали глаза, рот и нос, и он говорил о том, как он опасен для нас, хотя не хочет таким быть, просто не может остановиться. Гриб. Атомный. «Просто не может остановиться».       Аджай хихикнул, после чего таки вспомнил, где он, и вновь взялся за противогаз. Натягивался он плохо, у Аджая волосы стояли ёршиком и мешали нормально надеть его. Но когда это у него получилось, возникла проблема с выдыхательным клапаном — гофрированная трубка никак не хотела крепиться к нему, да и сам клапан выглядел ненадежно. Аджай крутил его, тыкал, тщетно пытаясь вспомнить уроки в школе — с ней у него всегда были проблемы, как и с учителями вообще, так что, как бы жутко это не звучало, с ним особо ему там никто не стремился помочь. «Любые обиды со временем забываются», — говорят люди. Это было не про Аджая. Он откровенно так не считал, и, даже если бы те учителя всем стадом появились бы с ним сейчас рядом и захотели помочь, Аджай не стал бы принимать их помощи.       Иногда излишняя храбрость может погубить даже чёртов огонь. А дети очень храбрые по натуре. Аджай не знал, что ему не стоило быть таким ребёнком. – Что ты здесь делаешь? — Аджай вздрогнул, услышав за спиной женский голос.       Аджай обернулся и увидел, как из полутьмы вырисовывается силуэт женщины. Она держала в руках светло-бледный тазик, внутри которого лежало что-то разноцветное. – Сюда нельзя спускаться, на инструктаже должны были сказать, — она звучала заботливо и слегка строго. — Ты должен подняться наверх. Какая у тебя палата?       Она подошла к машинке и поставила на нее тазик. Внутри него оказалась простая одежда. – П… Пятая, — ответил Аджай, а тем временем ладони его вспотели. – Или ты… ты тот, что пропустил инструктаж? — она понимающе вздохнула. — Ты противогаз неправильно настроил. Смотри, — она взяла гофрированную трубку из рук Гейла, — видишь эти промежутки между резиной на самом начале? Нужно, чтобы они совпали с такими же промежутками в клапане, а после их нужно прокрутить немного. Не совсем надёжно, но, если что-то случится, нам это здорово поможет.       По пути разговора и настройки противогаза она успокаивала его, говорила, что вообще ему не следует волноваться насчёт их настройки, если что она поможет, и вообще медсестры не очень хорошо объясняют, так что проблема не в Аджае. – Так, готово. А теперь давай снимем, мне их постирать нужно.       Аджай вздрогнул. Нет. Только не это. Женщина потянулась к нему, но тот в отместку лишь отвёл ее руки обратно. Она в недоумении на него посмотрела. – Перестань. Мне всё равно, как ты выглядишь, я просто хочу сделать свою работу. Прошу, я должна ее сделать, это мои обязанности.       Она потянулась к Аджаю. Тот не знал, что делать. Что он будет делать, когда она снимет с него противогаз? Когда увидит лицо, которое раньше никогда не видела? В голову лезли самые ужасные варианты. Самые отвратительные мысли. Она приподняла противогаз, но тут у него отвалилась трубка. – Ой, прости, — она наклонилась вниз, не отпуская противогаза. — А? Что это? У тебя на куртке… «А что у меня на куртке?» – Я… Ох…       Она отшатнулась от Аджая. Тот дотронулся до конца куртки, оттянул его и увидел над правым карманом знак двух скрещенных мачете над солнцем, вырезанный золотистыми нитями. Знак Золотого пути.       Его раньше не было. Неужели… Те портные, что куртку зашивали… Пришили его? «Твою мать!»       Он стянул с себя противогаз в считанные секунды и увидел, как женщина отступила еще дальше и кинулась к кнопке тревоги. У Аджая был выбор, и он был не в её пользу.       Он сделал шаг навстречу. После еще один. Он не знал, как поступить. Был готов предать всё, все его труды забвению, но не сделать того, что собирался. И чего от него требовали обстоятельства. Времени не было, нужно было либо делать выбор, либо не делать ничего. Совершенно. Ничего. «Это война. Здесь умирают люди», — это кто-то говорил. Говорил женский голос, но говорил это далеко в прошлом. И Аджай вспомнил вновь.       Гейл накинулся на нее, грубо вцепившись в плечо, оттащил, повернул к себе и схватил за горло обеими руками, облаченными в перчатки. Глаза женщины в ужасе задергались, она схватила Аджая за руки и сдавила их из всех тех сил, что могла. Аджай чувствовал, как под его руками пульсировали артерии, бешеным ритмом, порой сбивчатым и неровным. Она дергалась в руках, пыталась вырваться, но ничего не могла сделать.       В ее темных глазах переливались тёмно-синий и светло-синий. Демонический цвет переливающихся при свете колокола Шангри-Ла перьев ворона, что прибыл таким в Шангри-Ла, дабы захватить его.       Но ведь эти глаза не были такими минутой ранее. Они были светлые, цвета тёмного шоколада. Они были другими, но, может, это не они изменились, это с Аджаем что-то не так?       Она опустилась на бетонный пол. Она дышала. Гейл – нет.       Раздался крик. Но не здесь, а внутри его головы. Это был его собственный. Аджай бежал и кричал, сбивчато и отрывисто, его голос был еще совсем высокий. Он кричал так в детстве, в каком-то моменте. И тут же всё тело прошибло непоколебимое чувство вины.       Вины перед всеми и каждым. Самой сильной вины, которую вообще способно испытать человеческое тело и кое-как вынести разум, а то и вовсе не вынести, и заставить тебя об этом забыть — вины перед тем, кого любишь. А для Аджая тогда, как и для всех детей, богом в живом воплощении была его мама, Ишвари.       Его ноги несли его к лифту. Он ввалился туда, нажал на второй этаж. Что с ним стало? Что он делает? Притом делает бездумно, ничего не осознавая, как кукла. Как заточенный под насилие мерзкий солдат, который слепо идёт на поводу у эмоций к цели, к которой ему сказали идти. В чём отличие этого от Армии Короля? То, что их власти хотя бы знают об ущербности подобного метода? Всё осознают?!       На табличке в лифте было написано всё о медицинской помощи. Там рассказывалось о том, как важно проверять грудь женщины на наличие раковых опухолей хотя бы раз в полгода. О том, как оказывать первую помощь при удушении. Как не заразиться венерическими заболеваниями. И всё сложилось: женщины в белом, запах медикаментов. Это был не наркокартель, это была хренова больница.       Сути задания это не меняло. Но конкретно в момент осознания этого Аджаем ему захотелось сказать: «Пускай сами разбираются с этим дерьмом».       Он вывалился из лифта на втором этаже. Комната напротив оказалась кладовой. Аджая вынул рацию и нажал на кнопку связи. – Приём. На связь вышли быстро. – Где ты был? Уже едет подкрепление, чёрт возьми. Едет от Турша, так что ехать будет долго. Где ты был? – Амита, вы уверены, что здесь производятся наркотики? Мне кажется, это больница. – Да? Даже если так, по сути ничего не меняется. Взрывчатке — твёрдое нет, пулемет умеренно. Перебей охрану. Вперёд и будь аккуратен — не побей ничего. Особенно медикаменты, раз уж на то пошло.       Аджай вытащил глок из кобуры, вышел из кладовой. Он шёл на женский смех. Ввалившись в еще одну комнату, он быстро поднял оружие. В комнате было четверо девушек, все в белом. Они шокировано смотрели на незваного гостя, подскочив со стульев. – О боже, это же террорист из Золотого пути! — крикнула одна. – Аджай Гейл! — сказала вторая, оттеснившись в угол. Аджай сделал шаг вперёд. – Для чего ты пришёл? Мы ничего никому не скажем, клянёмся! – Отпусти нас, прошу!       Они говорят это с такой готовностью. Репетировали не раз вымаливать прощение. Аджай мог предсказать любую просьбу, слетавшую с их уст, любую фразу, буковку, интонацию. Было лишь одно, чего он не предугадал… – Хей, хей! — одна из них, с русыми волосами вышла впереди остальных, помахав руками. — Послушай… Тебе не будет выгодно стрелять в нас. Мы просто рабыни, не больше не меньше. И к тому же… У нас ведь и сигнализация есть. – Еще как есть! – Ты представляешь, что такое целый наряд в замкнутом пространстве, когда тебе в любой момент может потолок упасть на голову?       Она говорила это заинтересовано, у нее был настоящий дар к убеждению. – О-опусти немного ствол. Аджай послушался. – Чего ты хочешь от меня? — спросил он. – Давай так… Я… Мы позволим тебе избавиться от охраны, а ты… Ты в ответ не тронешь нас. Хорошо? Идёт?       Аджай был готов на всё. Он поколебался несколько секунд, а после решился. Да. Почему бы и нет. Пускай и звучало это… Противно.       Аджай начал с последней палаты, пятнадцатой. Вся его ненависть к Армии Короля, к ее солдатам испарилась вмиг, он даже не сразу заметил это, а когда заметил стал сопротивляться. Сопротивление перешло в отчаяние и как итог — Аджаю стало противно. Противно от самого себя, что, по сути, сговаривается с теми же дружками Пэйгана, чтобы убить таких же дружков. Радовало лишь то, что он всё ещё был способен ужаснуться собственным мыслям, делам. Ему вдруг очень сильно захотелось связаться с Пэйганом. Он не понимал, что точно хотел услышать: язвительный тон, который бы заставил его возненавидеть всё это еще больше и оставить хоть маленький островок здравого смысла, или услышать какую-нибудь, — ему было сложно это представить, — простейшую поддержку, получить утешение или выслушать хоть что-то смешное. Мин умеет любую ситуацию сделать смешной. Даже такую. – Мать твою! — только и успел вскрикнуть один из троих солдат, прежде чем выронить карты и встать с койки, мигом получив пулю в лоб.       Второй, судя по картам в руках, не только играл с первым, но и откровенно жульничал — Аджай расстрелял из штурмовика.       Медсестры стояли в коридоре и ждали пока всё кончится. Аджай понимал, что должен всё это сделать, и что в принципе эти люди были не лучше тех, что вчера повязали его. В конце концов, те же медсестры в конце также останутся рабами, только Золотого пути.       Эти минуты протекали медленно. Пока они обходили всё здание Аджай успел увидеть человека, гниющего заживо. Он всем своим видом давал понять, что хочет жить, будучи уже практически мёртвым. Больше всего Аджай жалел, что не дослушал его, когда он начал говорить о боге и о наказании Гейла и медсестер. Тогда бы он хотя бы знал точно, что его ожидает.       Что-то про смерть в огне, но не его собственную, не Аджая. А чью же еще? «Того, кого боится сам Пэйган». Это кто же?       Иногда та девушка, что следовала за ним, аки добровольная заложница, после совершенного дела гладила его по плечу и говорила, что это не было так уж сложно. Гейлу это ужасно не нравилось, и он пригрозил ей оружием, если она не перестанет.       Голова Аджая кипела, он не знал, что и думать. Он хотел послать всё к чертям, еще когда та женщина помогала ему с противогазом. Интересно, что с ней сейчас? Не умерла ли она там? Стоило хотя бы проверить ее самочувствие… «Я самый настоящий убийца», — подумал Аджай и оружие его опустилось, пока трое пациентов в ужасе смотрели на останки четвертого. – Чего остановился? — испуганно спросила медсестра. — Чего ты остановился?! – Ах ты сука! — крикнул один охранник и кинулся на нее. Аджай успел отскочить, но тут же из одной палаты вылетели ещё двое, и пока тот бил медсестру головой о стену, другие ринулись за Гейлом. Выбора не было.       Аджай нашёл спасение в собственных ногах. Оружие он потерял еще там, возле палаты, а оставшийся глок был не лучшей альтернативой против АК-47. Пока Аджай бежал по второму этажу, залетел в кладовку и там уже принялся настраивать пистолет, на первом уже вовсю раздавались топот и крики. Эти отморозки добрались до таких же отмороженных медсестер. Эта больница начинала напоминать знакомую игру для Аджая, только там была психиатрическая больница и женщин не было в принципе.       Впрочем, судя по громкому крику сверху, сейчас их тоже здесь не будет.       Когда Аджай вышел из укрытия, в уши ему ударила сирена. Серые коридоры стали красными, сирена пронзительно визжала и просто-таки раздирала уши. Аджай не мог понять, кто ее включил, а после вспомнил о кнопке тревоги и той женщине. Она таки выжила.       Аджай услышал, как буквально за три сантиметра от уха что-то пролетело. Он знал этот звук, это была пуля. Он повернулся и увидел двоих пациентов, у одного из которых было оружие. Теперь они не были такими уж немощными. Будет не так совестно их всех убить, ведь так?       Оба спрятались за углом, Аджай пробежался к ним, в одного вонзил нож, второму прострелил череп. Адреналин в крови начинал подниматься всё выше и выше. Аджай решил выбраться на первый этаж, побежал обратно в коридор и наткнулся в коридоре на открытые двери лифта, из которых выходила та самая женщина. Лишь завидев Аджая, она пронзительно закричала и побежала в сторону лестницы. – Нет! — крикнул Аджай.       Он побежал на первый этаж, но остановился на лестнице, когда услышал запах гари. Он вернулся обратно, посмотрел на лифт и в ужасе увидел огонь, расползающийся от лифта до кладовой. Но кладовка не станет интересовать его слишком долго, не так ли?       Запах угарного газа заставлял желудок выворачиваться, и Гейл понял — на всё про всё у него максимум минута.       Он забежал на первый, без разбора застрелил одного из попавшихся ему солдат, выбежал за угол. Застрелив буйного мужчину, он побежал по коридору дальше. Ему попался еще один труп с проломленной головой. Пациентов на первом было очень мало, ему повстречались еще двое, которые так ожесточённо дрались, что Аджай даже не стал их трогать — видимо, работа на Пэйгана действительно сводила с ума.       Газ заполнял помещение быстро. Гейл уже подумывал о том, чтоб бросить всё — бросать уже было нечего, но всё же. Он думал, что ничего уже не заставит его вернуться в это место, уже бросился к выходу, как вокруг шеи затянулась веревка и Аджай против воли прижался к чужому телу. Он не видел того, кто это делает, но крики на китайском языке и попытка задушить его явно не было признаком доброй воли.       Незнакомец не просто хотел убить Аджая — он хотел убить и себя в том числе, судя по всему. Он тащил его вниз, на второй этаж, где огонь уже всё заполнил дымом всё. Аджай уже не мог нормально идти, его убийце приходилось практически волочить его за собой. Аджай видел, как исчезала лестница среди дыма, видел кучку пациентов, лежащих у стены друг на друге. Весь этаж освещал свет огня, лишь в этом коридоре его было меньше всего.       Нечто проснулось в Аджае. Никто не хочет умирать. Инстинкты берут своё в любом случае.       Аджай вытащил кукри из кармана, и со всей силы, которая у него осталась, вонзил его в ногу психу. Когда он отскочил, закричал нечеловеческим голосом, Аджай, чуть ли не захлёбываясь дымом, стал им дышать. В глазах всё мутнело, голова раскалывалась от боли и кислородного голодания. Он лег на спину, повернулся и увидел, как его мучитель убегает в темноту коридора. Он выглядел также, как тот мужчина, который гнил заживо. Это была ужасная болезнь, должно быть. Аджай решил не рисковать. «К чёрту всё».       Он вынул гранату, выдернул чеку и назад дороги уже не было. Он кинул ее, но отлетела она не так далеко. Аджай немного отполз от нее, она стала пищать гораздо чаще и пронзительней в этот миг…       В этот единственный миг, совершенно глупый, малюсенький, до кошмарного страшный и до смешного маленький, из тьмы, что скрывала остальную половину коридора выбрел силуэт той самой женщины. Она шла через коридор и попросту не увидела. Она упала на колени, прикрыв лицо руками. Видимо, глаза слезились из-за дыма.       Аджай готов был сам закричать как накануне его мучитель, будто испытал ту же боль, но в десять тысяч раз мощнее, но его заглушил взрыв.       Аджай подскочил на ноги, он ощущал силу, огромную и нескончаемую. Он рванул в темноту, откинул пару булыжников обрушившихся стен, нащупал нечто мягкое и потащил на себя. Он вытащил ее тело, совершенно не понимая, что и думать. На руках лежало женское тело, оно не двигалось, не дышало, от него пахло стиральным порошком, а кожа на руках была грубая. Он пронесся через дым к лестнице, оттуда на первый этаж. На первом уже повыбивало лампочки, кромешная тьма, освещенная лишь полыхающим огнем, который душит тебя. И он убьет тебя, если ты остановишься хоть на секунду. У него был стимул не останавливаться.       Наконец-то добежав до лестницы, ведущей к выходу, он кое-как открыл железную дверь, побежал наверх по лестнице. Увидел свет меж щелями дверей и вырвался наружу, грубо толкнув одну из них. Свежий воздух поначалу заставил кашлять, и лишь потом даровал изменчивое чувство свободы.       На улице он не сразу заметил, как возле входа маячили солдаты Золотого пути, стояло несколько машин и возле одной из них был Сабал, в шоке смотря на Аджая, прижимающего к себе труп какой-то женщины.       Аджай глянул на ее лицо и его чуть не вырвало. Один глаз ее закатился вверх, вторая половина лица отсутствовала и был виден лишь череп. Аджай закричал в ужасе. – Эй! — крикнул рядовой. – Отойди от меня! — отмахнулся Аджай от солдат, которые приблизились к нему. – Святой Мохан, да что с тобой?! «Мохан сделал это! Это нельзя было забывать, и Аджай уже никогда не забудет! Нельзя забывать, как часть истории, как и то, сколько всего сделал Пэйган! Ничем не лучше и не хуже, обе части одного и того же!» Аджай вспомнил отца и весь тот день в принципе. – Аджай, отпусти ее!       Нет! Нельзя отпускать, невозможно! Это невозможно отпустить, и так и должно быть! Мохан убил ребёнка, даже не случайно! Аджай помнил это, помнил, как по просьбе Ишвари, что вязала на втором этаже, взял девочку в розовом комбинезоне, с белым павлином на груди, и аккуратно вместе с ней спустился по лестнице вниз, вышел из дома, подошел к бетонному забору, ограждающему дом Пэйгана. Ему было почти четыре года. Как они начали баловаться, но девочка была не в лучшем настроении. У Аджая было ощущение, что он заботится о сестре. В следующие секунды — он на первом этаже, пошёл выпить воды. Из окна вид, как отец, приехавший неожиданно, кидает визжащую девочку к стене. Аджай помнил, видел, как ее лицо разлетается в секундном кровавом фонтане, и она замолкает. И осознание настигает его — он ее больше не услышит. Аджай помнил свой крик, самый оглушительный из всех возможных.       И он помнил взгляд Ишвари, которая стояла на кухне. Она посмотрела на него так, словно на миг превратилась в деформированное существо с тем взглядом, на котором было видно, что что-то не так, но невозможно было понять, что именно, а после она попросту закрыла лицо ладонями.       Если бог существует, тот самый Банашур, то он настоящий психопат. – Вырубите его, он невменяемый! Боль во лбу. А дальше, как и в воспоминаниях — наступила темнота.