Он вспомнил то, что предпочел бы забыть

      До полудня было ещё далеко. Их лагерь стоял где-то там. Там, куда шёл Посу.       Аджай вопрошал себя о многом, но в основном эти вопросы были риторическими. Аджай не помнил, как дошёл до пещеры, но, когда дошёл, опиум немного отпустил его рассудок, и в тело ударила невыносимая боль в боку и в голове. Всё тело будто бы ломило, и он кое-как держался, чтобы не опуститься на колени и не заскулить.       Лицо Сабала расплывалось и немного сливалось с фоном пещеры на заднем плане. – Сабал, я обдолбан.       Фраза звучала смешно, но только для тех, кто не был знаком с опиумом, который производился в самом Кирате. Это была лютая смесь из каждого компонента, который мог вызвать хоть какие-то облегчающие эффекты или хотя бы приятные, не деформированные и не пугающие галлюцинации. Конечно, в основном эффект зависел от того, кто в принципе его употреблял. В стрессовой ситуации киратский опиум может вызвать что-то тревожное. Что-то, из-за чего захочется употребить ещё. – Чтоб эти дворовые псы сдохли, — Сабал сидел возле постели, ожидая кого-то. Аджай не помнил, чего он сам ожидал, лёжа на этой постели. Аджай не хотел проваливаться в забытье, потому единственным выходом оставался Сабал и его речи. – Что они там делали? Своих, небось, искали! Ублюдки… — если бы до этих слов можно было дотронуться, то Аджай определённо сделал бы это. Из них капала бы какая-то немного вязкая жидкость, а при сжимании они сочились бы ею, как сжимаемый в тисках, созревший персик без косточки. И эта липкая, вязкая субстанция была чистой ненавистью. Аджай никогда не ощущал такого и уж тем более никогда о таком не думал. Хотя больше в речах Сабала и чувствовалась не ненависть, а напряжение. Дикое, подавляемое, словно у той тигрицы, которую они прогнали. Она, несмотря на всю свою ненависть, знала, что не может позволить себе накинуться на толпу людей. — Они нашли нас. Они нас обнаружили, Аджай. Мы должны быть готовы. Мы все.       Воздух был таким вязким, будто они плавали в супе. Боли больше не было.       Какой-то парень что-то принёс, Аджай мог лишь предполагать, что именно. Но, скорее всего, всё необходимое для этой мини-операции.       Сабал встает, не торопится. Он будто расслаблен, но это было не так. Такой сгусток ненависти и напряжения Аджай видел в последний раз, ещё когда Сабал и Амита были на совершенно разных позициях. Напряжение в оранжевом мундире с моментами печали в чёрных, тонких, но частых полосах на нём, которые перекрываются белоснежной гордостью, запятнанной запёкшейся кровью. Если бы Сабал был животным, он рвал бы глотки каждого солдата Золотого пути. Золотого пути?.. Армии Короля. У Аджая путаются мысли. – Аджай, — Сабал был сосредоточен до самих чёртиков, но в любой момент эта карточная колода могла рухнуть, — ты веришь мне?       Да. Разумеется. В руках Сабала был шприц, и о его содержимом можно было догадаться по одному только взгляду на его полупрозрачный жидкий наполнитель. – Да, верю. К чему вопрос? — Гейл недоумевал. – Как ты можешь быть уверен, что здесь не яд? Вот как? Как ты догадываешься об этом?       Того парня рядом не было. Гейл лежал на животе и боялся пошевелиться, чтоб не сбить безболезненную полудрёму — единственную его защиту от болезненных пульсаций в боку. - Я уверен… Потому что знаю тебя. - Думаешь?       Аджай просто хотел укола. Сабал либо сходил с ума, либо желал Гейлу скорейшей смерти от заражения крови.       Он дёрнулся, дабы привстать, и тут же был на миг ослеплён той яркой болью, что пробежалась по его телу. Опиум сделал его невероятно чувствительным. Аджай будто бы действительно мог на ощупь пересчитать все нитки простыни под своей ладонью, мог ощущать каждый волосок на голове. Он ощущал даже как органы внутри него пульсировали, выполняя свою работу, а стук собственного сердца начинал откровенно мучить его. Не говоря уже о ране.       Сабал сел рядом с ним на кровать. Он глубоко вздохнул, и Аджай не столько услышал это, сколько почувствовал. – Сейчас всё так нестабильно, Аджай. Ты не поверишь, на что мне иногда приходится идти. Порой мне нужно быть точно уверенным во всех, кто меня окружает. В том числе в тебе.       Разговор приобретал оборот, на который Аджай не рассчитывал. Это всё казалось таким… Личным. Даже жалким. Аджай не видел таким Сабала… Буквально никогда.       Речь его звучала так, словно ему пора бы уже перекраситься в платиновый блонд. – С момента, как Амита и я решили укрепить наши отношения… С тобой начало твориться что-то кошмарное. Ты пил, и я не уверен, но скорее всего даже употреблял. На тебя так подействовал провал с операцией нападения на де Плёра? Крепость его будет у нас, Аджай. И когда она будет у нас, де Плёр будет не так страшен. Тебе стоит усмирить свои мысли и эмоции. Они мешают тебе.       Сабал так ему доверял, несмотря на то, что вроде как сомневался в нём. Аджай даже отвлёкся от мучений и призадумался. Что с ним будет, если Пол решит предать свое таинственное освобождение огласке? – Хэй? Да ты, я вижу, уже не со мной давно? — Сабал хмыкнул. — Ну и хорошо. Я сейчас вколю это и займусь твоей раной. Засни как можно быстрее.       Укол пришёлся где-то на середину шеи. Предварительно протерев его не то спиртом, не то какой-то настойкой из трав с очень резким запахом. Аджай очень быстро заснул. Точнее, он не спал — скорее лежал, ничего не ощущая и ни о чем не думая. Будто его и не было. Что-то было в этом потрясающем чувстве. И что-то… Знакомое.