Он вспомнил то, что предпочел бы забыть

      Полдень. Север. Было довольно прохладно, пришлось одеться теплее обычного.       Казармы Лумтс, — или просто Лумтс, — являлись городом, максимально отдалённым от военных действий. Технически город принадлежал королю, но на деле солдат Армии или Гвардии там не было. Изредка приезжали патрули, но и те просто оценивали обстановку и, если было нужно, задавали вопросы. Лумтс выделяло то, что его жители являлись в основном женщинами и детьми, взрослых мужчин там было мало, большинство либо повстанцы, либо Армия. Основным видом заработка была торговля, а именно — пряжа и еда. Случайный путник приходил сюда либо чтобы купить, либо чтобы самому поторговать, либо чтоб воспользоваться услугами проституток, которые там тоже были. Жюстина прибыла туда за первым.       Специи. Специи всему голова. Что можно приготовить, что могло бы быть столь же потрясающим, столь же душистым и вкусным, сколь поджарая курица, приправленная киратским карри? Даже в рангун она добавляла карри. И в Цыплёнка Тао. Будь её воля, добавляла бы и в чай — настолько это была удивительная смесь. И лучше всего её делала пожилая госпожа Мару, что проживала практически у ворот города. Её дом был так близко к ним, что из окон было сразу видно, если кто-то приезжал.       Как и сегодня, завидев в окно приближающийся транспорт, — что-то вроде пикапа, в кузове которого сидело человек пять, — госпожа Мару принялась за дело. Она знала, что к ней обязательно зайдут. Даже если не купят что-то, — что маловероятно, — в доме стоял такой запах от всех трав, растений, консервации и специй, что, когда ты туда заходил, хотелось буквально начать есть воздух, так что не зайти туда было просто невозможно. Один раз вдохнул — и ничего больше не нужно. У порога дома появилась Жюстина, в руках держа сумку из замбаровой шкуры. – Здравствуйте, донна Мару, — сказал она. – Мх, здравствуй.       Ей не очень нравилась эта приставка. «Донна» — звучит так… По-чужому. И пафосно. А она простая бабушка, ну к чему это? Но она ничего не говорила — постоянный клиент, так ещё и со дворца, к чему здесь шумиха? Честно признаться, госпоже немного льстило, что королевская прислуга покупала приправы и специи именно у неё. Хотя ничего особо почётного в этом и не было.       Она уже знала, что ей стоит доставать. Жюстина не говорила ничего нового, значит, как обычно. Женщина сразу же направилась к шкафу, где хранила банки со всем нужным. Пара больших банок карри, несколько пузырьков с маленькими приправами. Достала мешочки с перцами. Она оставила их на столе, а после стала проверять крышки — может, слабо держат? Будет неприятно, если всё рассыплется.       Во время всей этой кутерьмы она бросила взгляд на Жюстину, которая рассматривала лавку и особенно уделяла внимание прилавку. Она была хмурой, это было необычно. Чаще всего она выглядела вполне спокойной, но сейчас что-то недоброе отображалось в её тёмных глазах. – Что-то приглянулось? — госпожа Мару попробовала разговорить её.       Жюстина бросила взгляд в её сторону, а после снова перевела его на прилавок. Там лежала кипа какой-то травы. Лежала довольно бесхозно, перевязанная какой-то простой и слабой верёвкой. Всё могло рассыпаться в любой момент. Жюстина указала на эту кипу. – Это что у вас тут лежит? – Ох, — вздохнула госпожа Мару, — это отрава. О-она не на продажу, нам привезли и сказали раздать. У-у меня как-то нет на это времени. Думала д-детей попросить, но они ж дурные, в рот потянут и к-коньки отбросят, а я потом о-отвечай! – Отрава? — она заинтересовано посмотрела на собеседницу. Не часто она видела такие растения. — А сильная? – Ну, я не пробовала на своих, но собаку убьет запросто! А д-дети — они ж как собаки, что там за различие может быть? «Молодое поколение», н-называется, сваливают на нас всю ответс-т-твенность!       Жюстина медленно подходила к прилавку, пока госпожа Мару жаловалась ей на жизнь. Она смотрела на это растение так, словно от этого зависела её жизнь, и, вместе с тем, будто боялась этого. – …Но вообще это хорошо, хотя бы этих м-медоедов потравим! Отвратительные создания… – А вы точно не продаёте?       Старушка оторвалась от своей работы и подняла взгляд на девушку. Вопрос её удивил. – Ну, конечно н-нет. Это же… Ну, вот это… П-подарок от п-повстанцев, так? Или как там их сейчас называют, не помню уже… – Значит, раздаёте?       Госпожа Мару ещё немного посмотрела на Жюстину, а после нахмурилась и выпрямилась. – Да, раздаю. Н-но это для этой части региона. Там же всего н-ничего, сама глянь. Кому попало я дать не могу. А тебе з-з-зачем?       Жюстина сжала в руках сумку, её взгляд был устремлён прямо этой старушке в глаза. – А мне собачку потравить.       Южный Кират       Это очень сложно описать одними словами. Это нужно было видеть своими глазами.       Начнём с того, что произошло это около семи утра. Людей на улицах стало немного меньше, — дети легли спать, часть взрослых отправилась на перекус, — тем не менее, музыка не утихала за это время ни на момент. Аджай не спал. Сложно заснуть в таких… Особенных обстоятельствах.       Если бы у гнева было лицо… Оно всё равно бы не отображало всего того, что вырисовывалось на физиономии Аджая.       Верёвки давили. Он постоянно напрягался, стараясь хоть как-то подчинить себе собственное положение: бил ногами о доску впереди, заламывал руки невообразимым образом, извивался всем телом, как змея, на застиранных старых простынях — всё ради того, чтоб выбраться. Это невообразимо больно — через столько убитых солдат и диких зверей, — даже чёртовых слонов! — не иметь возможности отвязать себя от кровати. Простой деревянной кровати.       Самым тяжёлым из всего этого было само незнание. Энтузиазма «избавиться от белокурой заразы» поубавилось, так как вряд ли Аджаю дадут приблизиться к Пэйгану без связанных рук и ствола вражеского солдата у виска. После всех «оскорблений» от Мэри слово «ствол» приобрело для него иное значение, и его это позабавило. Глупые шутки отчасти помогали остудить голову, чтобы она не сварилась, кипя в том напряжении, что заполняло его голову в тот момент.       Злость никуда не пропала, просто она перешла на задний план и больше не дурманила разум. Хотя определённые фантазии насчёт убийства Мина у Аджая успели возникнуть, но было это пару часов назад.       Ничего особенного в них не было, опять-таки, здесь не разгуляешься: случайный снайпер или «чудесное» освобождение, а там уже убийство Пэйгана Мина. Но это всё выглядело настолько размыто и неточно, что шанс осуществления чего-то подобного был слишком низок, чтоб вообще о нём думать. Это не какая-то там медсестра с Америки, которую укусишь и ничего тебе не будет. Разве что кроме ряда оскорблений, но Аджай не воспринимал их серьёзно. Проверни он подобное с Мином, тот бы явно организовал Гейлу визит к стоматологу с целью удаления нескольких передних зубов.       Осложняло всё это ещё то, что не было понятно — начерта Пэйгану Аджай? Не мог же он и правда послать его на казнь. К чему это? «Он не делал так прежде, даже не пытался. Может, я чем-то его разозлил? Неужели из-за рации? Он что, настолько…» — Аджай размышлял об этом довольно долго, примерно час, придя к выводу, что от Пэйгана Мина ожидать можно чего, мать его, угодно.       Убить его самостоятельно Аджай мог и хотел, но пробовать не собирался. С другой стороны, если бы Пэйган погиб как-нибудь случайно, он не был бы против. Хотя без него было бы намного скучнее. Случайность была единственной возможностью добраться до Мина на его территории. «Если я не могу сам до него добраться, а наши вряд ли успеют, остаётся полагаться только на одну вещь», — на одну вещь, которую не может контролировать никто. На огонь.       Эта идея пришла к нему к шести часам утра и сама являлась выходцем из одной киратской традиции, носившей название «сати». Под этим названием шёл обряд, при котором вдовы совершали самосожжение, ложась в костёр вместе с телом почившего супруга. Сам обряд подразумевал добровольное самосожжение, но не обманывайтесь этой прекрасной свободой выбора — чаще всего женщин принуждали к этому, в ином случае вдова становилась так называемой «неприкасаемой», представительницей низшей касты в Индии. Именно оттуда в шестидесятые годы традиция пришла в Кират, в самый разгар его экономического рассвета.       Потому киратской традицией сати назвать было сложно, так как в Кирате её довольно редко практиковали, и она была относительно молодой. Сати для киратцев была скорее пыткой для врагов, чем каким-то «уважаемым ритуалом» или вроде того.       Вдовой Мин не был, женщиной тоже, но это не мешало Аджаю представлять то, как король Кирата матерился и нервно дёргался, связанный и помещенный на поленья, ожидая своей участи.       Тем не менее, он не мог думать об этом долго. Хоть кем бы не был тот человек, которого поддавали сожжению, Аджай не мог этим наслаждаться. Эти крики. Это обгоревшее тело. Аджай уже видел, как люди горели заживо, и чёрт бы с вражескими солдатами, но вот когда это происходило по воле случая или таковой была казнь, дело становилось каким-то более личным. Из разряда «могу помочь, но не помогаю». Это больше как выбор, а не вынужденная мера.       В один момент Аджай спросил себя: «Зачем я вообще ищу способы наслаждаться чьими-то страданиями?». Можно ли вообще называть себя человеком, если ты наслаждаешься такой мучительной смертью другого человека? Аджай считал, что нет. И того хватало, чтоб понять, что он не хочет иметь с этим ничего общего. Пожалуй, единственная вещь, которой он хотел придерживаться, это человечности. Бывают разные вещи, особенно на войне, но в любом случае он хотел оставаться в первую очередь человеком, а уже после быть кем угодно для кого угодно: героем, любовником, другом или врагом. Делать так, как сам считаешь делать правильно.       И никакой Пэйган Мин или Мэри Шило-В-Заднице не изменят этих убеждений, как бы сильно он не был зол. Аджай был бы разочарован в себе, если бы ослушался собственного убеждения. Как и его мама расстроилась бы. «Мама», — Аджай сжал зубы, — «я что, оставил её в больнице?»       Но вскоре он расслабил челюсть в облегчении — как хорошо, что он оставил её дома ещё давно. Одной проблемой меньше.       Чем светлее становилось за окном, чем выше солнце поднималось над Киратом, тем меньше и меньше Аджай сопротивлялся всему этому. Усталость брала своё, ещё и боли вернулись. Тем не менее, он не терял силы воли и твёрдо знал — он оттуда выберется. Хоть что случится, а обязательно выберется. Пэйган может поискать себе занятие поинтереснее, чем мешать Аджаю в его делах. Так он думал на тот момент.       Возвращаемся к семи утра, когда Мэри и Шэрил наконец-то зашевелились. Они уже успели обсудить вопрос с перевозкой Гейла. Их собеседником был не де Плёр, но его подчинённый, какой-то лейтенант. Передавать Аджая в самой деревне было невозможно, никто и не рассматривал этот вариант, потому предлагалось вывезти его в аэропорт, который всё ещё был подвластен Пэйгану. Там было и безопасное место для тех, кто будет эту операцию проводить, и место для посадки вертолёта. Машиной везти на Север было никак — мост был оккупирован повстанцами, к тому же, оглядываясь на дороги Кирата, это могла быть его последняя поездка в таком темпе.       Тем не менее, перевозка на машине всё ещё нужна была, но только до аэропорта, а дорога до туда не такая опасная. Две сестры получили это известие ещё два часа назад. И не обсудили его. Просто посмотрели друг на друга и разошлись. Не потому, что не хотели этим заниматься, а потому, что не хотели это обсуждать, иначе начались бы споры, и в любом случае дело досталось бы той, у кого все руки на месте. К концу времени на подготовку определиться было несложно.       В конце концов, Мэри и сама не горела желанием, чтобы «калека», как она выражалась, да ещё и её сестра попала в руки Гвардии. Что она сделает? Руку им пожмёт? Да, и жать будет до тех пор, пока и её не отрубят, примерно до уровня второй. – …Хватит, — Шэрил уже чувствовала, как глаз начинал подёргиваться. Мэри вздохнула, глядя на неё. – …Уже пошутить нельзя, — она кивнула на машину, которую они оставили около въезда в город. — Короче, повторим: я поеду в аэропорт. Выеду в семь… Тридцать. В полвосьмого я выеду, за час-полтора, думаю, доберусь. Свяжусь как доеду. Ты берёшь, — она взяла папку с документами в руки и помахала ею перед Шэрил, прежде чем отдать ей её, — документы, пихаешь в сумку с вещами, я имею ввиду, пихаешь в самый низ… – Да, я поняла. – …в самый низ и идёшь в Банапур. Оттуда легче всего выехать будет. Смотри, — она щёлкнула пальцами, скорее из-за нервов, чем из-за какой-то особой надобности, — если не вернусь через неделю, уезжай в Индию и оставайся в Дели. Оттуда можешь в Штаты, ты знаешь куда. Даже не «можешь» — туда и едь. Там встретимся, если что. Если прижмут эти скоты — такой же сценарий! – Оставить твой паспорт? – Паспорт… Да, конечно. Оставь где-нибудь… Какие-то места такие, укромные, есть? – Под мостом у Банапура помню проезжали. – Там и оставь, — она тяжело вздохнула и положила руку ей на плечо, — ты только не скучай, если умру… – Надеюсь, выживешь. – Хе-хе, я тоже на это надеюсь, — Мэри ожидала какой-то шутки, в общем-то, но и это было тоже неплохо.       Она потянулась к сестре и чмокнула её в бледную щёку, оставляя лёгкий след от помады на ней. – Давай, не унывай. Маме привет. – Как скажешь. На том и договорились.       Пока команда двоих лучших врачей в мире разбиралась с вещами, — какие нужны, какие можно оставить, — Аджай ждал. Ждал и был готов. По крайней мере морально. «Я уже виделся с ним. Я практически не могу припомнить, как он выглядел… В деталях. Но я помню общие черты, я помню, как он звучит, его тон, его речь и прочее, что вообще можно было услышать из рации», — эта информация не казалась ему какой-то необходимой, но она его успокаивала. Затем он подумал ещё раз. — «Он вряд ли сам прибудет за мной, но он точно захочет меня навестить».       Это значит, что будет всё по крайней мере также, как тогда, в Дургеше, если только его и правда не отправят в Исправительный лагерь или сразу на расстрел. К сожалению, никто точно не знал, что происходило с особо активными «правонарушителями». Публичные наказания не были такими частыми в Кирате, зато часто встречалось понятие «кровной мести», глаз за глаз проще говоря, которые тесно пересекались с убийствами или похищениями семей, которые так не нравились «Его Величеству».       Измена, предательство, правонарушение — называть можно как угодно, но Аджай знал, что ему очень повезло, ведь никакой семьи у него здесь не было. И, скорее всего, не будет. И это не потому, что тот наверняка будет казнён. Разве что были друзья, довольно близкие, даже некий любовный интерес, но ничего особо серьёзного.       Оставалось лишь надеяться на то, что Пэйган будет в своём обычном настроении и, максимум, отдаст Юме или вовсе де Плёру. Здесь Гейл растерялся — а кто, собственно, является лучшим вариантом? Он как-то спас жизнь де Плёру, и тот вроде как адекватен, — настолько, насколько это возможно в Кирате, — ещё и американец, но вместе с тем де Плёр ещё и конченный садист, которому насилие приносит чистейшее удовольствие. Для него это чуть ли не лучше секса, судя по тому, как он к этому готовится.       Аджай всё ещё помнил Город Боли и ту кладовку, в которой он никогда не хотел бы оказаться ещё раз. Но вместе с тем Аджай пытался его похитить и сорвал его вечеринку. Ещё и выпустил нескольких пленников. Так что де Плёр не был безопасным вариантом.       С другой стороны, есть Юма Лау, которой до него нет никакого дела, помимо высказываний каких-то «чокнутых планов» и странных приставаний. Гейл сам не мог до конца понять, действительно ли Юма такая, какой себя показывает, или это попытка обмануть его? Единственное, что он знал, так это то, что Юме плевать на него, на Пэйгана, на людей вокруг неё, но, что самое главное, ей было далеко не плевать на то, чего даже не существовало — Шангри-Ла.       И возникал вопрос: стоило ли связаться с садистом, у которого есть зуб на тебя, или с религиозной фанатичкой, которая хочет того, чего никогда не получит, но разнесёт всё на своём пути в желании найти это?       Жизнь в Исправительном лагере уже переставала казаться Аджаю особо ужасной.       С другой стороны — чёрт с ними. Аджай уже был с ними. Он знает их и сможет выбраться. Да. Это не так уж и сложно. Должен же быть какой-то выход.       Ну и, в конце концов… Может, и правда случилось что-то немного непредвиденное? Пэйган странный, но он не так уж и часто напрямую похищает Аджая. В последние три месяца этого вообще не происходило. Не то чтобы… Трёх, да, трёх раз было кому-то мало, но всё же.       Думая об этом на холодную голову, возникают идеи, о которых он ещё не думал. Идея сожжения теперь кажется чем-то диким, так что Аджай прочно выкидывает её из головы. И вот, настаёт семь двадцать.       Мэри вновь посещает его, оставляя дверь открытой нараспашку. Холод проник в комнату, и тело Аджая покрылось мурашками. Она надела на себя какое-то коричневое пальто и теперь выглядит немного более деловито. – Холодно на улице, — говорит она, — если не будешь кусаться… Может, я верну тебе твою жилетку и куртку. «Замечательно, она ставит мне условия, просто прекрасно», — затёкшие руки и ноги уже не были годны ни на что, так что бояться Мэри было нечего. По крайней мере пока.       Аджай немного размял челюсть и ответил, стараясь звучать как можно спокойнее: – Я не буду ничего делать, — и это была чистая правда.       Мэри прищурилась, рассматривая лицо её буйного пациента. Не то, чтобы от его состояния здоровья зависела её жизнь, но, да, чёрт возьми, Гейл должен был быть нормально одетым, а не быть гордым носителем одной лишь майки с джинсами в гималайских горах. Так что она хмыкнула и направилась к двери. Надо же хоть что-то взять из этой ситуации.       Аджай зашевелился. Скоро ехать, это было очевидно. Нужно было хотя бы размяться немного, чтоб быть готовым к чему угодно. Если бы только Амита могла знать о том, что здесь происходит.       Верёвки не давали особо размяться, но даже какие-то случайные телодвижения и дёрганья могли помочь разогнать кровь. «Блять», — ругнулся он и закатил глаза. Опять слабость.       Эти приступы, эти сраные приступы. Это, в общем-то, было даже хорошо в какой-то мере, ведь организм боролся с тем, что так его истязало. Но Аджаю они всё равно совершенно не нравились.       Для звания самой лучшей недели в его жизни не хватало только потерять сознание прямо перед псами Пэйгана Мина. Вот тогда уж точно будет не весело.       Мэри вернулась, кинула маленькую кипу вещей на тумбу. На тумбе также стояла чаша с водой, где лежал тот самый шприц, который она оставила здесь вчера. Тот уже был готов для использования. Она достала его, отряхнула от воды и повернулась к Гейлу. – Я сделаю тебе укол в руку, Аджай. Это твой старый друг, жидкий транквилизатор. Полежи немного так, хорошо?       Ну конечно. Почему бы и нет. Аджай не будет даже знать, куда его отвезут, что может быть лучше? Взамен тому, чтобы потерять сознание, он не будет иметь его вообще. По крайней мере ближайшие пять часов. – Он не такой мощный, — сказала она, подходя к Аджаю, — на поездку в машине тебе хватит. Часа полтора полежишь и всё будет отлично.       А, нет, всего лишь полтора часа. Это определённо всё меняло. Аджай вздохнул. Ладно, не в первый раз.       Мэри аккуратно приблизилась к нему. Теперь он мог рассмотреть перчатки на её руках. Но они не были медицинскими, это были обычные кожаные перчатки! – Ты издеваешься? — спросил он. – Мне холодно, — ответила она.       На предплечье Аджая опустился небольшой пучок ватки, вымоченной в спирте. От неё шел резкий запах, который перебивал запах мыла, который шёл от его волос. Она протёрла небольшое место на его коже и вскоре убрала ватку. – Сейчас тебя укусит… – Да давай уже, — нервно ответил Аджай.       Мэри посмотрела на него и с силой всадила шприц ему в ногу. Аджай вскрикнул и дёрнулся, пока средство уже разливалось по его телу. – Так лучше? — поинтересовалась она и вытащила шприц из его ноги.       Аджай вновь ощутил помутнение. Всё вокруг помутнело, а после покрылось мраком. И вот, Аджай Гейл потерял сознание. Снова.       Мэри не стала терять драгоценное время. Может, если она доставит Аджая раньше положенного, её не станут преследовать? Призрачная надежда ещё жила в ней, несмотря ни на что. Только бы приехал именно де Плёр. С ним можно было договориться.       Мэри отвязала Аджая, перевернула его на спину и взяла в руки его вещи. После ещё пяти минут оперативной игры в одевание Аджай стал именно таким, каким и должен был быть, в этой прекрасной зелёной курточке, из-под которой торчали края жилета. Она сняла его перчатки со своих рук и надела на него. Также пришлось вернуть часы.       После она завела его руки ему за спину и стала связывать его запястья скотчем между собой. Затем она связала его ноги и надела мешок ему на голову. Правда, затягивать не стала — она совсем близко, нельзя было обложаться и случайно убить его. Это не Афганистан, здесь медики не такие свободные.       На часах было уже семь часов тридцать восемь минут. Опаздывает.       Очень скоро Аджай уже лежал на заднем сидении машины, «пристёгнутый» ремнём безопасности. Дороги Кирата были отдельной темой для разговора, но чаще всего удостаивались они лишь одной фразы: «Каждый раз, как в первый, каждый, как в последний».       Итак, Мэри махнула рукой своей сестре и крикнула: «Пока, красотка», — села на водительское сидение и закрыла за собой дверь. Немного сложно было выезжать из-за склона, но она справилась с управлением. Старая добрая механика, в Кирате иной и не сыщешь. Мэри развернулась и наконец-то полноценно оказалась на дороге. Через несколько метров машина внезапно подпрыгнула. – Чтоб эти облезлые белки каштанов объелись, — так она отзывалась о медоедах. Будь Аджай в сознании, был бы с ней солидарен.       С Ашрама путь пролегал через фабрику «Чай Киры», в обход Особняка Кхета до Грузовой станции кирпичной фабрики, а оттуда через мост на другой берег. Казалось бы, всего два с половиной километра ехать, но, следуя вышеупомянутой фразе, дороги в Кирате были просто сказочными — поверить в их существование мог только побывавший там или сумасшедший. Одно от другого, кстати, далеко не отходит.       Хотя бы день был солнечным. Со временем стало даже как-то тепло.       Проехавшись по другому берегу немного, перемахнув через сам Кирпичный завод, Мэри вновь заехала на мост и перебралась на третий берег, уже последний в этой поездке. Обернулась, проверила Аджая. Спит, как младенец. «Надеюсь», — думала она, — «…мои «пророчества» не сбудутся. Кусаешься, скотина, но кое-кто верит в тебя, Аджай. Верит, что ты можешь изменить Кират».       Очередная кочка. Машина подскакивает, и Мэри чуть не влетает во встречный минивэн. «Без тебя, Аджай… Без тебя нам всем здесь пиздец».       Резкий поворот, который отводит её вглубь леса. Да, где-то рядом уже сам аэропорт. Патруль Золотого пути проехал мимо, Мэри кое-как извернулась, чтобы в них не въехать. «Может, ты и исправишь эти дороги?! Ездить невозможно!»       Она объехала холм, покрытый лесом, таким густым, что меж деревьями и кустами сложно было рассмотреть дорогу дальше трёх метров впереди себя. Извилистой, трижды проклятой дорогой она, наконец-то, доехала аэропорта. Показавшиеся вышки снайперов заставили её занервничать сильнее, чем когда она впервые встретилась с Юмой Лау.       На вышках были снайперы, а перед воротами стояло четверо солдат, оживлённо что-то обсуждая. Завидев машину, они замолчали и стали внимательно следить за ней.       Мэри остановила машину в нескольких метрах от ворот, поставила на ручник. Пару секунд посидела так, с ручником в руке, пялясь в вечность. А после медленно отпустила его и открыла дверь. Двигатель глушить не стала. Вот и оно.       Мэри нервно сглотнула слюну, скопившуюся во рту. Ладно. Поехали.       Она вылезла из машины, и солдаты сдвинулись с места. Не раздумывая, опустилась на колени и завела руки за голову. Двое солдат подошли к машине, один из них приблизился к Мэри и наставил на неё оружие. – Где Гейл?       У этого акцент уже почти не чувствовался. Она указала рукой себе за спину, примерно туда, где была дверь с доступом на заднее пассажирское сидение. Солдат указал второму на заднее сидение, и тот, обойдя машину, стал заниматься своим делом. Первый тем временем пристально смотрел прямо на Мэри, не убирая оружия и не отводя взгляда. Мэри не нравилось, когда её так рассматривают. Но кого вообще сейчас волновало это?       Второй солдат рассматривал через стекло машины всё, что было внутри. Он видел тело, ноги, голова располагалась близко к двери, у которой этот солдат стоял. Вроде ничего опасного не было. Он отстранился от стекла и крикнул своим, махнув рукой: – Открываю! — крикнул он, чтоб все услышали, а потом повторил то же на хинди. — Main kholata hoon!       Он опустил оружие и открыл дверь машины. Схватился за мешок на голове Аджая и стащил его. Хотел рассмотреть его лицо, но вместо того решил не трогать его — повязка на лице Гейла отговорила его вообще трогать что-либо в этой машине, боясь сломать хоть что-то. Вновь высунулся и крикнул своим: – Он здесь! Vah yahaan hai.       Он точно не знал, был ли это настоящий Гейл. Это уже не попадало под его ответственность. Стянул с руки перчатку. – Проверяю пульс! Hrday gati kee jaanch.       Прислонил два холодных пальца к шее Аджая. Подождал десять секунд, отстранился. – Пульс есть! Hrday gati vahaan.       Второй солдат, который стоял перед Мэри, мотнул оружием в сторону. Она посмотрела на него и переместилась на коленях немного вбок. Первый отпустил оружие болтаться на ремне на груди, поднял обе руки вверх, затем легонько ударил себя кулаками в грудь, поднял вновь и указал вперёд, на ворота. Пара солдат, стоявших у ворот, махнули ему рукой и скрылись из виду. Первый закрыл заднюю дверь, прошёл к машине, сел на водительское сидение и снял машину с ручника.       Ворота к аэропорту стали открываться, машина тронулась с места и поехала вперёд, к воротам. – Вставай, — солдат мотнул орудием вверх. – Кхм, хорошо, — она осмотрелась. Как бы встать так, чтоб он не стрельнул?       Она опёрлась об одну ногу, стараясь не делать резких движений. Они этого не любят. Она подняла себя на ноги. Колени болели. Немного ныли, парочка маленьких камушков спала с них.       Послышался какой-то странный шум. Мэри могла различить какой-то гул, исходивший откуда-то сзади. Среди шелеста листьев на деревьях он звучал, как особо громкий и большой летящий шмель. Редкое пение птиц замолкло, потому что сами птицы взмыли в небо и улетели куда-то.       Гул нарастал постепенно. Он стал похож на шипение тысячи змей в пещере, таких жирных, скользких змей, полных яда, ползающих друг по другу, обвивающихся и единящихся, нечто вроде крысиного короля. Они раскрывают пасти с клыками в готовности, пока ты свалишься к ним, даже не потому что правда желают тебе смерти — они просто видят в тебе угрозу, с которой надо что-то делать. А ты сидишь на камне, вверху, и рассматриваешь их. Это море змей.       В один момент их шипение, это чистое шипение соединяется в один звук, очень чёткий и различимый, настолько различимый, что ничего другого уже просто не слышно. Будто ты и правда прыгнул в эту самую кучу змей и погряз в них.       Этот миг, между твоим мягким приземлением и тем, как тебя искусают с ног до головы и отравят — вот на что стал похожим этот звук.       Она представила это и открыла глаза, когда гул уже прошёлся над её головой. Кое-как согревающий свет солнца то появлялся, то пропадал. Нечто на несколько мгновений загородило свет от солнца.       Это было нечто большое, шумное, над ними крутились лопасти. Это вертолёт. Вертолёт шумел всё это время.       Мэри и ещё несколько солдат провели глазами вертолёт, который пролетал над ними, приближаясь к посадочному участку. Он даже поднял немного пыли вокруг них.       Мэри вздохнула, не отрывая взгляда с вертолёта. Из транса её вывел солдат, крикнувший что-то на своём непонятном языке. Она сдвинулась с места и пошла по направлению к воротам.       Когда она дошла, у машины уже стояли человек десять: два медика-женщины (их белая форма резко контрастировала с солдатской формой) и солдаты Королевской гвардии. Какой-то мужик появился из здания, ведя перед собой больничную каталку.       Мэри не могла рассмотреть, что они делали, но примерно догадывалась.       А делали они следующее: первый медик перепроверила пульс, передала сведения второй. Та записала их в блокнот, который вытащила из нагрудного кармана. Когда третий подкатил каталку ним, началось основное действие.       К Мэри подошла одна из них и начала задавать вопросы по поводу того, что с Гейлом. Есть ли переломы, швы, что-либо, что могло помешать транспортировке. Мэри лишь пересказала то, что знала: «Ретроградная амнезия, швы есть, отравление, лечили таблеточками, то есть никак не лечили. Агрессивный». Этого в целом хватило.       Пока Аджая отстёгивали, освобождали от скотча и перекладывали на каталку, шум от садящегося вертолёта поутих, и Мэри серьёзно напряглась.       Она подняла голову, смотря перед собой. Утреннее солнце немного слепило её, выглядывая из-за горы. Солдат прислонил приклад к её голове и надавил им. – Оружие есть? Как будто Мэри была похожа на самоубийцу. – Да, — процедила она. А, всё-таки похожа. – Вытаскивай. – Оно в машине.       Встав так, чтоб она его видела, он угрожающе замахнулся прикладом. – Вытаскивай! Она опять кивнула на машину. – Там. Оно. В машине. М-а-ш-и-н-е. Понял, индус?       Солдат ударил её прикладом в висок. Мэри зажмурилась от боли, перед глазами помутнело. Она пошатнулась, расцепила руки. Солдат заметил это. – Руки! — крикнул он.       Мэри уже не собиралась спорить. Она сцепила руки за головой и выпрямилась, насколько могла. – Эй, — крикнул он в сторону тех солдат, что стояли у машины, — проверь машину!       Один из них махнул ему и, обойдя машину, залез внутрь и стал копаться внутри. Аджай уже полностью лежал на каталке, его начинали пристёгивать по рукам и ногам, чтобы при транспортировке он как можно меньше шатался и не свалился со своего ложе. Мэри смотрела на это со стороны. «Вот видишь. Я же говорила. С тобой всё будет нормально», — она оторвала взгляд от него, чтоб посмотреть на дорогу впереди себя. Эта была та, что пролегала через ворота и дальше, до следующего здания. И не зря. По ней уже кто-то шёл.       Это был кто-то в немного странной тёмной форме, за ним следовало двое солдат, также в чёрной одежде. Она присмотрелась.       Мэри с ужасом смотрела на причёску этой женщины, в которой волосы ярко-розовым пучком были собраны на голове, держась при помощи пары палочек, и пускали из себя лишь три локона, спадающих женщине на лоб.       Захотелось перестать слушаться этого полудурка с автоматом и рвануть куда глаза глядят, да хоть спрыгнуть с обрыва, но, чёрт возьми, никогда не видеть этой причёски вновь.       Она опустила голову вниз, стараясь не показывать панику, но частые вздохи и выдохи выдавали её с потрохами. «Мне пиздец», — подумала она.       Юма Лау шла размеренной походкой. Она не торопилась и не медлила. Осматривая аэропорт, который давно не посещала, она не обращала внимания на медсестру, трясущуюся в приступе паники. Вот она подошла к машине, и солдаты выпрямились, чтобы салютовать ей рукой, отдавая честь и приветствуя генерала.       Аджая как раз закончили пристёгивать. Его также накрыли простынёй по горло и заправили её так, чтобы она ни при каких условиях не сползла с него. Юма остановилась рядом с лежачим больным, махнула рукой на медика, и та отошла от Гейла. Юма встала у изголовья носилок, упёршись руками о них же, по бокам от головы Аджая, что-то рассматривая в его спокойном, умиротворённом лице.       Тем временем Мэри посмотрела на солдата, который стоял рядом. Сглотнув накопившуюся во рту слюну, она сказала так чётко, как могла вообще говорить на хинди: – Behatar hai mujhe maar do!       Солдат посмотрел на неё немного удивлённо. А после с раздражением попросил заткнуться.       Юма подняла взгляд на тех двоих женщин-медиков, что стояли рядом с полной готовностью отвезти Аджая куда надо. Сегодня Лау выглядела немного старше, чем обычно. И это не делало её менее привлекательной, просто сейчас Юма действительно выглядела на свой возраст. И это никого не радовало. Может, она устала? Может, она совершенно не хочет этим заниматься?       Это были лишь предположения, которые возникали в головах окружающих её людей. Юма спросила у них: – Всё ещё жив? — говорила она довольно нейтрально. Нельзя было понять её состояние по этому тону. И это немного расслабляло, но никто не хотел расслабляться в присутствии Юмы. – Да, — ответили обе женщины, и одна продолжила, — но у него отравление. Возможно, он долго будет в обмороке. – Интоксикация? — уточнила она. – Да.       Юма вздохнула всей грудью, подняла голову и отпустила носилки. Она отошла и сказала уже немного громче: – Пэйган оценит, — она отошла на пару метров, остановилась и повернулась к ним вновь. Указала рукой на Гейла. Будто она не собиралась продолжать эту фразу, но внезапно пришла идея. — Пэйган оценит вашу работу, если вы заставите его начать бегать.       Медики напряглись. Впрочем, это было не так уж и плохо — по крайней мере, Юма вполне мирная сейчас, и теперь им позволят заняться их делом. – Везите его в вертолёт, — передала Юма своим сопровождающим.       Двое отошли от неё и направились к Аджаю. Юма, в свою очередь, двинулась прямо к Мэри. Та всё также стояла на коленях, сцепив руки за головой и смотря вниз, на асфальт, стараясь как можно меньше нервничать. Но это плохо получалось. Особенно когда прямо перед тобой останавливается кто-то в чёрных берцах, начищенных до блеска. «Сколько детских слёз тебе понадобилось, чтобы вычистить свою обувь?» — такой вопрос задала Мэри в их самую первую встречу. Больше вопросов она ей задавать не собиралась никогда. Сломанный зуб в доказательство. – Подними голову, — сказала Юма. Теперь она звучала более похоже на себя. Такой вот вид голоса — «уставший от всего этого дерьма».       Мэри осторожно подняла. Глаза скользили по обуви, переходя на мешковатые штаны, с них на мундир, а с мундира прямо на это лицо. Юма была привлекательной, но чертовски, — и это не преуменьшение, — чертовски опасной. – У тебя есть дело здесь, на Юге, — внезапно сказала она и после немного осмотрелась, — в этом захолустье.       Мэри удивилась. Со вторым она вот вообще не спорила, но первое озадачивало. Если это дело — не расстрел, где она гостья в первом ряду, то она удивится ещё сильнее!       Послышались какие-то громкие голоса со стороны посадочной полосы. Юма оглянулась, как и солдат, что стоял рядом, чтобы посмотреть, что там было. А, нет. Всё нормально. Солдаты переговаривались громче обычного. Проверяли вертолёт на наличие взрывчатки. Юма вернулась к разговору. – Слушай меня, — она щёлкнула перед лицом медсестры, — меня не волнует, где вторая и сколько спирта вы украли из наших запасов. Я просто хочу закончить с этим и вернуться к работе. Каждый зарабатывает, как может. – Тогда я просто хотела заработать… — тихо ответила Мэри.       Юма вздохнула, схватила её за предплечье и заставила подняться на ноги. Мэри с опаской смотрела на неё. – Слушай сюда, — сказала та, подняв руку и указав на север, — ты отправишься к Королевскому мосту, найдёшь главного и скажешь ему, что, если они будут стрелять в вертолёт, они убьют Аджая Гейла.       Мэри смотрела на неё с удивлением. Так просто? – Подожди, ты хочешь, чтобы я… – Не строй из себя идиотку, — процедила Юма.       Мэри заткнулась. Настоящий смысл фразы, как она предполагала, звучал больше как: «Не беси меня, или я скормлю твоё чрево собакам». – Я отправлю с тобой одного, — добавила Юма и протянула руку к солдату, что до этого следил за медсестрой, — ты. Отвезёшь её до моста и проследишь, чтоб дошла. Мне плевать, как ты это сделаешь — сделай и считай, что ты заслужил своё звание.       Тот салютовал ей рукой и ответил: «Есть». Юма вновь повернулась к Мэри. Её голова была немного наклонена в бок. Она пробежала взглядом по Мэри и, покосившись на солдат, добавила: – Сделай и убирайся прочь.       Она отошла от медсестры, повернулась и, дав знак своему сопровождающему, деловитой походкой направилась обратно к вертолёту. Мэри несколько секунд шокировано смотрела её вслед, а после вдохновлённо вздохнула. «Ну, наконец-то!» — подумала она и повернулась к солдату. – Ну, что, поехали? – Да, — тот кивнул на машину, в которой та привезла Гейла. — Садись на переднее. И без всякого дерьма. – Как скажете, — ответила она. Окей. Значит, её действительно отпустят. А с Золотым путём… Разберётся.       В самом вертолёте, когда Юма зашла внутрь и посмотрела на Гейла, всё ещё мирно спящего на каталке, она скривилась. – Бледный, как член либертарианца, — заметила она и опустилась на кресло, закинув ногу на ногу, раскидисто положив руки по спинке кресла.       Двое солдат в чёрной форме держали каталку, чтоб та никуда не каталась, пока медик держала руку на запястье Аджая, слушая пульс. Другая стояла рядом, изображая бурную деятельность, хотя ничего больше делать она с Аджаем пока что не могла. – Всё в порядке, генеральша Лау, — сказал тот, — если что-то будет не так, мы сразу же ему поможем. Он отравлен. Но мы успеем помочь ему, я полагаю… – Так ты полагаешь? – …Просто нам, скорее всего, понадобится особое оборудование. Юма откинула голову назад, нога её задёргалась. – Зачем ты мне это объясняешь?       Тот посмотрел на неё исподлобья и добавил: – Я просто информирую вас, извините. Как будто он был здесь по своей воле. – Взлетай! — крикнула Юма, судя по всему, пилоту.       Пилот оглянулся через плечо, рассматривая всех, кто был внутри. – Гейл здесь? – Здесь, — ответил ему кто-то оттуда. – Он жив? – Ну, какого он ещё что-то спрашивает? — недовольно и нетерпеливо спросила Юма у своих солдат. – Его Величество попросил дать быстрый ответ.       Юма недовольно вздохнула. Она достала телефон из кармана и кинула его своему подчинённому. – Сфотографируй его лицо.       Тот, немного опешив поначалу, поставил оружие и сделал то, о чём его просили. На фотографии Гейл выглядел не так плохо, как в реальности. Солдат передал ей телефон, и Юма, зайдя в «Сообщения» через телефон, отправила Пэйгану фотографию. Немного подумала и дописала: «Не бойся, он всё ещё дышит».       Солдаты закрыли двери вертолёта, закрепили их. Те, что держали каталку, получили знак от медиков и приготовились. Пилот попросил всех присесть, — если не на скамьи, то на пол, — потому что они, чёрт возьми, взлетали.       Командир Уткарш Неру был на своём месте, когда его позвали на улицу поговорить с женщиной, которая утверждает, что стрелять в вертолёт не то что не нужно, а ещё и вредоносно для самого Золотого пути.       Другого пути на вертолёте, кроме как над мостом, не было. И если в первый раз солдаты Золотого пути попросту не были готовы и палили невпопад, то второй раз уже не стрелял никто.       Не сказать, что россказни какой-то медсестрички впечатлили бы его, если бы он сам не знал, что именно эта женщина и следила за Аджаем. Поэтому — не стрелял никто.       Но только на мосту. Неру не брал на себя ответственность за следующие аванпосты или патрули Золотого пути, которые могли заметить вертолёт, хоть и хотел. Такое волнение он испытывал в последний раз, когда они защищали мост от контратаки Гвардии. Он также приказал связаться с Амитой и передать ей эти «прекрасные новости». И задержать Мэри. Он ещё не знал, была ли эта её вина, что Гейл, возможно, и правда был там, но медлить с ней не собирался. Если Аджай из-за неё пострадает — он точно знал, на каком аванпосте пленников долго не держат.       Тем временем шум на их посте не утихал, все были на ушах из-за последних новостей. Амита, пока что, не давала никаких комментариев, что состояние Неру не облегчало.       Судя по всему, вертолёт уже заметили, ибо по каналу рации поступали приказы. Но он всё равно скоро скроется, это не имело никакого смысла. Не заметить его, впрочем, было сложно. Уткарш как раз думал об этом, потирая виски, что стреляли болью через голову, когда с Севера послышался звон.       Половина вышек на Севере были под их контролем, и Уткарш даже отсюда мог слышать, как кто-то там бьёт в колокола. В огромные колокола, которые одному человеку давались ой как нелегко. Он слышал их и раньше, но он не видел, чтоб люди собирались на молитвы или типа того — политика Пэйгана очень активно способствовала тому, чтоб религия была полностью искоренена из недр Кирата. Но так было приятно, что кто-то всё же занимается старыми традициями. Даже не «кто-то» — их минимум человек семь, таких энтузиастов. Одному с колоколом сложно управиться, так что можно накинуть ещё с десяток человек и выйдет культурное возрождение.       Это немного успокоило его. Чёрт с теми, кто сопровождает Аджая в вертолёте, если сам он будет жив и цел. Или хотя бы не убит руками своих же.       У Уткарша были и более тяжелые помыслы на душе.       Колокола слышали и в вертолёте. Юма услышала сначала один, потом два, потом ещё больше. Она посмотрела на своего подчинённого и спросила: – Что они делают? Тот лишь глянул в иллюминатор и пожал плечами. – Занимаются экстремизмом, генерал Лау.       Она хмыкнула, выудила телефон из кармана и набрала знакомый только ей одной номер. Нажала «Вызов», прислонила телефон к уху. Очень скоро трубку взяли. – Слышишь? — спросила она. Оттуда послышались смешки. – Слышу. Он сбросил.       Сама больница представляла собой бывшую общественную поликлинику, разрушенную ещё в период войны между националистами и монархистами и восстановленную пятнадцать лет назад специально для личного использования короля. Само собой места там было намного больше, так что туда обычно поставляли высокопоставленных членов королевской армии и гвардии, если нужно было — Пол и Юма также там лечились. Ею пользовались, если нужны были особые санитарные условия.       Именно туда и везли нашего пострадавшего. Пускай он сам об этом и не догадывался.       Когда Аджай пришёл в себя, звон колоколов немного болезненно проходился по его голове. Он вновь не мог пошевелиться. Он что, всё ещё в той хижине? «Даже усыпить нормально не могут», — в какой-то мере он надеялся, что их обеих уже задержали. Аджай приоткрыл глаза. Над ним стояло сразу трое людей. — «А это кто ещё?» – Привет, Аджай, — послышался женский голос откуда-то справа.       Он широко распахнул глаза и повернулся к ней. Да. Память его не подвела. Юма даже не смотрела на него в ответ, она глядела в иллюминатор. – Давно не виделись, — добавила она.       Месяца четыре как. Аджай примерно понял теперь, где он. И это странное ощущение… Будто давление какое-то. Значит, его уже куда-то везут. Чтоб Мэри подавилась этими деньгами или что ей там дали.       Он отвернулся от неё и стал смотреть вверх. Кто-то убрал руку с его запястья. – Как вы чувствуете себя, мистер Гейл? — спросил этот кто-то и наклонился к нему. Какая-то женщина в белой форме. – Мне нормально, — ответил он. – Позвольте, — она приложила пальцы к его глазу и раскрыла его ещё больше. В глаз ударил свет от фонарика.       Неожиданно и неприятно. Зрачок, тем не менее, слабо уменьшился. Могло быть и хуже. Женщину это не устроило. Она покосилась на свою коллегу. – Стимуляторы есть? Та посмотрела на неё с сомнением в глазах. – Есть, но они правда нужны? – Пока нет, — та убрала фонарик, — но приготовь один.       Аджай чувствовал себя, будто всё тело было ватным. Такое странное ощущение… Будто всё тело — сваренные макароны. Будто ничего уже не болит. А ещё он чувствовал жажду. Он не знал, стоит ли просить, но, хэй, какого чёрта? Хуже уже не будет. – Можно, — спросил он немного хриплым голосом, — воды?       Кажется, его никто не услышал — все смотрели либо в окна, либо ещё куда-то. Он прокашлялся и попросил ещё раз: – Можно воды? — уже немного громче.       Одна женщина, та, что поближе, повернулась к нему и переспросила: – А? Что? Воды хотите? – Д… Да. – Один момент, — она отошла от него и скрылась из виду.       Аджай расслабил голову. Его туго «запаковали», конечно. Поднимать голову было трудно из-за этого всего. Он повернул голову вправо, но, заметив Юму, сразу отвернулся. Лишь бы не видеть её больше нужного.       Женщина вскоре вернулась, держа в руках пластиковую бутылку с плещущейся внутри прекрасной, холодной водой. По крайней мере, так её сейчас видел Аджай. Женщина открыла бутылку, помогла ему немного приподняться и прислонила к его губам ёмкость. Она старалась давать воду маленькими порциями, чтоб она не пошла Аджаю через нос или он не подавился ею. Тот пил. Вскоре он закончил, и она, убрав бутылку, помогла ему лечь обратно. Было намного легче. Сухость во рту пропала.       Юма тем временем рассматривала в иллюминаторе колокольни вдалеке. Она также пыталась определить, насколько высоко они поднялись. – Падал когда-нибудь с высоты, Аджай? — спросила она. Тот покосился на неё и сухо, — вот ирония, — ответил: – Да. Она вздохнула и ухмыльнулась. – Заметно.       Аджай точно не знал — она намекала на его травму головы или на его маленький интеллект в результате этой травмы? «Широчайшая вариативность трактовки оскорблений, вау, Юма растёт», — подумал он. Но язвить вслух Аджай не стал — к чёрту. Не хватало ещё и с ней проблем нахвататься.       Пилот передал знак одному из солдат, тот подошёл, пилот сказал ему что-то. Тот подошёл поближе к Юме и передал: – Скоро посадка.       Остальные также это услышали. Двое солдат, что держали каталку Аджая, приготовились и особо сильно вцепились в неё. Аджай лишь вздохнул. Тело всё ещё будто ватное. Он расшевелил руку так, чтоб с неё сползла перчатка. Аджай вдавил ногтем большого пальца в указательный и ничего не почувствовал. Да, его прикрепили к носилкам, но не настолько, что у него руки и ноги онемели.       Что-то было не так. И… Опять это чувство. Будто вот-вот — и либо вырвет, либо потеряет сознание. Аджай зажмурился. Обычно это помогало отвлечься, но лицо тоже будто онемело. «Что со мной?» — подумал он. Но вскоре все мысли мигом улетучились из его головы — они начинали садиться.       Вертолёт садился медленно и аккуратно, в иллюминаторах были видны стены больницы и солдаты, что стояли по периметру всей территории вокруг неё, призванные не то не впускать, не то не выпускать.       Когда всё-таки посадочные полозья вертолёта достигли земли и транспорт затих, а лопасти его стали крутиться гораздо медленнее, двери с обеих сторон открылись, и оттуда вышла Юма, спрыгнув прямо на землю. За ней вышло ещё двое солдат, которые остались там и ждали указаний медиков. Без лишних телодвижений Юма направилась к самой больнице. Другие солдаты салютовали ей руками.       Примерно тогда же Аджай ощутил, что долго не протянет и потерял сознание.       Аджай очнулся только через шесть часов после всего этого. Голова уже не так давила, и ощущал он себя немного легче обычного. Поначалу он даже не понял, где находится, настолько необычно было находиться в палате нормального госпиталя. Сам он не мог сказать, сколько времени прошло с момента, как его переместили в палату. «Да чтоб я сдох, я и правда в больнице», — Аджаю трудно давалось осознание своего положения.       Он также попытался привстать, чтоб не лежать пластом на койке, но вовремя заметил катетер в правой руке и решил повременить со своими планами. Он осмотрелся: справа от него находилась тумбочка и капельница, в пару метрах от капельницы — серая дверь, прямо напротив его головы. Она была закрыта. Слева ничего, кроме небольшого пространства между койкой и стеной, не было. Спереди окно, закрытое наглухо, с открытыми жалюзями. За окном виднелась лишь гора и, в общем-то, всё. У стены стоял также стул и белая тумбочка. Ничего не выбивалось из общей обстановки.       Кроме одного. Аджай не заметил этого сперва, когда смотрел направо, — его больше интересовала дверь, — но на тумбочке стояла стеклянная прозрачная ваза, в которой стоял пышный букет ярко-жёлтых нарциссов. Стоило Аджаю это увидеть, как он засмотрелся на них на пару минут, а после развёл руки в стороны и проговорил: – Аха-ха нахуй, как смешно! Просто пиздец! — он резко опустил руки. — Как смешно, сейчас оборжусь.       За дверью началась возня. Она открылась, и Аджай увидел двоих солдат Гвардии, оба наперевес с АК-47. Они посмотрели на Аджая, один второму сказал что-то на своём языке, и второй куда-то ушёл. Первый зашёл внутрь и встал возле стены у двери. Теперь из двери Аджаю открылся вид на коридор, по бокам его были двери, а в конце он выходил на коридор побольше.       Аджаю соседство с гвардейцем по вкусу не пришлось, и он решился ещё раз попытаться встать.       Гейл попытался встать, но это было неудобно, ведь катетер ещё был в руке. Тем не менее, Аджаю удалось сесть. Тем временем в комнату вошла одна из тех двух медиков, которая помогала его перевозить. Никто и никогда до этого не смотрел на Аджая взглядом, настолько незаинтересованным во всём происходящем. Эта женщина будто не находилась в рабстве у диктатора в стране, охваченной войной и террором, а просто отрабатывала свою смену. Но Аджай же видел, что она не местная, здесь таких белых почти не бывает. – Как чувствуете себя? — спросила она. – Я? — Аджай с опаской поглядывал на солдата у стены. — Ну, я явно не там, где хотел бы быть. Так что не очень. – Я имела ввиду по здоровью. Вы пролежали так шесть часов. – Шесть? Я будто пять минут полежал. – И это тоже нормальное явление. Вас не тошнит? – Нет. – Это из-за капельницы. Это очень хорошо, — она обошла койку и встала слева от Аджая, — на одних таблетках вы бы долго не протянули. Но у вас довольно стойкий организм, это похвально. Только вопрос, мистер Гейл, вы пьете? – Я… Да, я выпиваю. Но не часто. – Но выпиваете? – Да… Она цокнула языком. – Это нехорошо-о-о… Разрешите, — она приобняла его за плечи и попыталась повернуть лицом к двери, то есть от себя, — пересядьте так лучше, ноги пускай свисают. С алкоголем это не очень хорошо, но вам уже двадцать семь, так что… Думаю, мы разберемся с этим.       Аджай повернулся, присел на край койки и свесил ноги с неё. Это далось ему не так легко, как обычно, всё ещё ощущалась лёгкая боль в кишках. Даже если бы он и захотел, он не смог бы побежать сейчас, не говоря уже об охраннике, стоящем рядом. Аджай обдумал то, что сказала медик и спросил: – Двадцать семь? — Аджай посчитал в уме месяц и день недели. – Да, — женщина тем временем вернулась к двери и вышла, прошла по коридору и исчезла в одной из дверей. – А. Ну да, — сказал Аджай. — Мне уже двадцать семь. «Как время летит, кошмар», — промелькнуло в его мыслях.       Вскоре та женщина вернулась, уже вместе с двумя другими врачами, мужчиной и женщиной. Они закрыли за собой дверь. – Хорошо, мистер Гейл, мы вас осмотрим и заполним кое-какие бумаги, а потом вы сможете отдохнуть.       Мистер Гейл тем временем поглядывал на охранника, неподвижно стоящего у стены. Он его напрягал. Женщина положила руку ему на плечо, пока сама расстёгивала больничный халат на нём. – Вы напряжены. Не бойтесь, это не для нас он здесь, он тут исключительно для вас.       Аджай ни разу не верил этим сказкам, но всё же делал то, что попросят.       Под конец осмотра у одной из врачей зазвонил телефон, и она вышла. Вернувшись, она бросила хмурый взгляд в сторону Аджая и остальных, а после кивнула. Двое из врачей забрали свои приборы и ушли, и лишь та женщина осталась. Она помогла Аджаю надеть больничный халат, и тот присел обратно на койку. – Пока что не ложитесь, — она сняла с рук перчатки, — у вас посетитель скоро будет. Поэтому сейчас лучше подождите.       Аджай, до этого думая о своём, встрепенулся и посмотрел на неё озадаченно. – Какой посетитель? Та положила перчатки в карман и ответила: – Ну… — та посмотрела на охранника, тот кивнул и она ответила, — Пэйган Мин.       Увидев выражение лица Гейла, она решила побыстрее с этим закончить и поднесла к его лицу какую-то бумажку с надписями. – Вам ещё нужно будет сдать анализы, вот здесь всё есть. Но этим мы позже займёмся. У вас есть дела и вам нужен отдых, я понимаю… Я зайду позже.       Она отошла к двери, почти покинув комнату, но затем повернулась к нему и указала на тумбочку. – Мистер Гейл, у вас в тумбочке лежит расчёска. Приведите себя в порядок, — и вышла, оставив дверь за собой открытой.       Аджай не успел ничего сказать, да и не смог бы, ибо онемел. Это… Что, было всерьёз?       Всё равно что испытать дежавю из сна. Он действительно сможет встретиться с Мином? Конечно, Аджай не поверил россказням, что этот охранник здесь для его защиты. Гвардеец легко убьёт Гейла, если понадобится, но даже такая близость с королём была чем-то… Необычным. А ещё это было «охуеть как опасно», как выразился бы Аджай, если мог бы выговорить хоть слово. Последний раз он ощущал такое волнение, когда преследовал его двойника.       Аджай понятия не имел, какое дело Пэйгану до него, только если… Только если, конечно, ему некому больше рассказывать свои потрясающие истории, — Аджай покосился на букет, — к тому же, они не общались несколько недель. Пэйгану явно есть что обсудить. Не говоря уже о том, что Аджай в принципе… Живой. Многообещающий старт.       Но сейчас раздумья были ни к чему, ведь оставалось только ждать.       Весь «движ», можно так сказать, начался в шесть часов вечера. Аджай не ложился. Наоборот, он встал, взял капельницу и подошёл к окну. Окна в его палате выходили в передний двор больницы, въезд в неё. Пока что он видел там только солдат, которых было немало, человек пять точно. И это ещё вопрос, сколько было внутри здания и на крыше… «Как в тюрьме, но хуже», — подумал он.       Аджаю не нравилось это всё. Ему не нравился комфорт, который ему здесь давали. Это всё равно, что Тед Банди, который подаёт вам сок — вроде и мило, а вроде и предчувствие нехорошее. У Мина было странное чувство юмора и мировоззрение, Аджай это понимал, и ожидать от этого чёрта можно было чего угодно.       В Дургеше по крайней мере он знал, чего ожидать. А здесь — как в тумане. Никто не хочет дружить с королём, это уж точно.       Аджай отошёл от окна и подошёл к тумбе. Он осмотрел её, открыл несколько ящиков. Внутри лежали лишь сменные простыни и бельё. Ничего особо интересного не было.       Он также осмотрел тумбочку, в которой действительно была расчёска, но пользоваться ею он не собирался. Также там лежали всякие анестетики, ватные тампоны и прочее в том же духе. Охранник всё это время молча наблюдал за ним.       Стоило булкам Аджая вернуться на койку, как он услышал шум. Он доносился снизу, с первого этажа. Аджай немного напрягся. Он сидел прямо напротив двери, ожидая, когда она распахнётся и в комнату зайдёт «нечестивый дух». А ещё его напрягал катетер — чуть-чуть согнуть руку и будет очень больно. Легко навредить.       Шум перешёл на второй этаж, заполнил собою пространство за дверью, но всё ещё был довольно далеко. Он не прекращался минут десять и никуда не девался, так что Аджай решил встать и разведать обстановку. Он встал, взял капельницу и повёл за собой к двери, когда охранник повернулся к нему и сказал: – Сядь. Аджай немного постоял и ответил: – Я просто открою, расслабься.       Сбегать он никуда не собирался, конечно, не бежать же с этой капельницей наперевес, аки Моисей, но посмотреть хотелось. Как открывать шкаф ночью — где-то ты знаешь, что ничего не будет, но всё равно опасаешься.       Аджай открыл дверь. В конце коридора был какой-то кипиш, он увидел нескольких солдат, пару медиков и ещё каких-то людей, чью форму он не узнавал. Пэйгана видно не было.       Аджай отошёл от двери и присел на койку. Он отпустил капельницу и стал всматриваться в толпу. Отсюда даже лиц было не разглядеть, но Пэйгана и без того в толпе не потеряешь. И действительно, вскоре в толпе появился вполне себе чёткий силуэт короля. Он был в своём пальто и на этот раз всё в тех же розовых брюках, в которых Аджай встретил его в первый раз. Ну, относительно первый.       Это была прохладная осень, он выглядел таким странным. Да и сейчас не то чтобы выглядел иначе. Тогда, сидя у де Плёра, Аджай мог думать лишь о том, насколько сильно он попал. Прямо как сейчас.       Никто не хочет дружить с королём. С ним гораздо безопаснее быть врагами. Аджай не думал так, Аджай это просто знал.       Одна из медиков, что переговаривалась с Мином, указала на дверь в палату Аджая. Мин повернулся к ней и помахал Аджаю. Аджай помахал в ответ. Пэйган ещё что-то обсудил с той женщиной и после направился в палату Аджая в сопровождении двух солдат Гвардии, идущих за ним.       Пэйган остановился у порога, развёл руки в стороны. На его лице красовалась улыбка, больше язвительная, нежели доброжелательная. Он сказал со всей присущей ему манерностью и элегантностью: – Привет, красавчик.       Аджая передёрнуло. Приехали. Итак, что ему нужно? – Ох, господи, — Пэйган уже заулыбался во все зубы, обернулся, кинул взгляд на гвардейцев, пытаясь рассмотреть их реакцию, затем повернулся обратно, — о-хо-хо, выглядишь ты просто отвратительно, если честно.       Аджай вздохнул. Весь «страх», если то, что он чувствовал, можно было так назвать, прошёл. Ну, какого чёрта? – …Кхм, не слишком тактично, признаю… Но, боже, Аджай, твоё лицо это… Я надеялся, что это кто-то кроме меня заметит, но, видимо, я одинок в своём суждении, – он покосился на охранника, тот выпрямился и набрал воздуха, — или просто не самый молчаливый. Ну, ладно…       Он зашёл внутрь, двое гвардейцев остались стоять в коридоре, внутрь их никто не приглашал. Пэйган присел рядом с Аджаем на койку, продолжив свою тираду: – Не пойми меня неправильно, я рад тебя видеть… Или, скорее, слышать, просто… Сегодня я определённо мог обойтись без… — он повернулся и посмотрел на него, скривившись на пару мгновений, — без этого.       Аджая начинало это раздражать. Пэйган же тем временем отмахнулся от него. – Но, допустим, я этого не видел… Всё-таки не только ради твоего прекрасного лика тебя сюда привезли. Я тебя надолго не задержу, впрочем, просто у меня накопилось несколько вопросов… Аджай вздохнул. – Я разъебал рацию.       Пэйган к нему опять повернулся. Видимо, ему не слишком нравилось, что его перебили. И Аджай это видел. Но после той тирады из «комплиментов», которую Мин ему устроил, совесть у него вообще не пробуждалась нигде и ниоткуда. – Ну и чёрт с ней. Я примерно такое себе и представлял. Смотря на то, в каких кругах ты вертишься, «разъебанная», — сказал, как будто в лицо плюнул, — рация это лишь… Порог в твоих неблагоприятных начинаниях. – Она итак была треснутой, — добавил Гейл, сам не зная зачем. – Да-да, как скажешь, — Пэйган закинул ногу на ногу, — я в любом случае рад, что мои худшие опасения не оправдались. По крайней мере то, что у тебя ещё есть… Руки. Облегчает мою душу. Ну и, конечно же, я скучал по нашим с тобой разговорам.       Аджай вспомнил все те оскароносные рассказы Мина и хмыкнул. Было неплохо, впрочем. – В будущем, будем надеяться, таких проблем не возникнет, — Пэйган вальяжно приобнял Аджая за плечи, — правда ведь?       Аджай покосился на руку Пэйгана, поджал губу, медленно повернул голову в сторону Мина и дёрнул плечом. – Можно ближе к делу?       Пэйган хмыкнул и убрал руку. Он встал с койки и прошёлся к окну, продолжая обсуждать дела. – Аджай, скажи мне, ты собираешься возвращаться в Америку?       Аджай ожидал любого вопроса, кроме этого. Он застыл, пытаясь осмыслить этот вопрос. Вернуться в Америку? Гейл нахмурился. – Вернуться? Ну, да. Я думал об этом. – И когда же ты собираешься сделать это? – После того, как война закончится.       Пэйган обернулся и взглянул на него. Ухмыльнулся, будто не воспринял его всерьёз. – Ну да, конечно. Почему бы и не вернуться, да? — Пэйган повернулся к нему всем телом. – Но только после окончания войны. Пэйган кивнул. – Да-да, я понял, не оглох ещё. Твои планы мне понятны, Аджай, я их принимаю и даже поддерживаю, но тут есть одна… Загвоздка. Аджай напрягся. – …Какая? — спросил он.       Пэйган отошёл от окна к двери, щёлкнул пальцами и протянул руку в сторону одного гвардейца, тот тут же передал ему какую-то папку, которую Пэйган тут же передал дальше Аджаю. Аджай положил её на колени и раскрыл. Как только он её открыл, на него уставились очень знакомые тёмные глаза. На Аджая смотрел… Он сам, только напечатанный на бумаге. – Тебя разыскивают, дорогой мой.       Лицо Аджая вытянулось, и он не на шутку испугался. Судя по надписи сверху, его разыскивали не как преступника, а как пропавшего человека. Это немного облегчило его состояние. Вспоминая о некоторых вещах, которые он творил в Америке, в полиции оказаться совсем не хотелось. – И, знаешь, — Пэйган потянулся к папке и двумя пальцами вытащил оттуда то самое объявление с фотографией Аджая, — могли бы выбрать фото получше.       Аджай перебрал документы, захлопнул папку и посмотрел на Пэйгана. – Это что, мои друзья?..       Пэйган оторвал свой взгляд от фотографии, которая совершенно не передавала всю ту неповторимую суть взгляда Аджая, и посмотрел, собственно, на самого Гейла. – Да. Они тебя ищут, — он вернул объявление Аджаю. — И не переставая звонят на твой телефон. Мне пришлось его отключить.       Он был… Удивлён. Он и думать забыл о них. Со всей этой беготнёй он практически не вспоминал о доме… И о тех, кто там остался. – И… Что теперь делать?       Аджай поднял взгляд на Мина. Тот чуть ли не нависал над ним, и парень ощутил себя немного неуютно, но отступать не собирался. – Что делать… Понимаешь, Аджай, — Пэйган скрестил руки на груди, — это дело можно замять. Это дело можно легко замять, с твоей помощью, конечно же, если ты действительно хочешь остаться в Кирате. А ты ведь хочешь, так?       Аджаю не хотелось иметь никаких дел с американской полицией — это точно, но остаться он хотел больше, из-за войны. Он не мог просто бросить всё и уехать. У Золотого пути огромное будущее впереди, и он это знал и хотел участвовать в нём. Не всегда, само собой, опять-таки, как только война кончится и они победят, он уедет, но хотя бы так. – Я останусь. Что мне нужно сделать?       Он никогда не мог бы подумать, что сам задаст Пэйгану этот вопрос. Пэйган хмыкнул, засунул руку в нагрудный карман и вытянул оттуда… Телефон. И не просто телефон. – Это что… — Аджай присмотрелся к царапинам по бокам девайса и разбитому экрану, — …мой телефон? – Такой, каким он попал ко мне в руки, — Пэйган передал Аджаю телефон. — Вот с него ты и объяснишь этой бестии, которая названивала на него, что у тебя были за планы. Я могу позаботиться о полиции. Я мог бы позаботиться о ней и без тебя, но с тобой это делать легче, и, к тому же, мне не хотелось убивать твоих друзей. Это немного запутает наши с тобой отношения.       «Отношения». Это не отношения, это чёртов клубок из ниток, если так подумать. Аджай давно уже не держал в руках нормального телефона, и теперь, наконец-то, он в его полном пользовании. Ну, почти.       Пэйган щёлкнул перед лицом Аджая, привлекая его внимание к себе. – Моё лицо выше, Аджай. И да — пока что лучше ничего с ним не делай. Если уж мы и собрались решать это дело, то лучше позвать того, кто в этой кухне был шеф-поваром. Я назначил тебе встречу с Полом…       Аджай вздрогнул. Здрасте, приехали. Оказывается, выбирая сегодня утром, кто хуже — Юма или де Плёр, он спровоцировал судьбу выдать ему обоих, по очереди. Хотя Юма сегодня его особо не трогала, так что чёрт с ней. – …вы с ним сдружитесь, я уверен. Как-никак, вы уже встречались.       Что правда то правда, Аджай спас ему жизнь однажды. Не самый плохой вариант. – А пока ты ждёшь это встречи, отдохнёшь здесь. Полежишь, соберёшься с силами, приведёшь себя в порядок, чёрт возьми… — Пэйган опять скривился, глядя на лицо Гейла, — ну что это за внешний вид?! И это ещё, — он прошёлся пальцами по ране на лбу и резко одёрнул руку, — что за шрам, Поттер?       Аджай также провёл рукой по ране. Такая реакция Пэйгана была понятной, но парень итак весь был на взводе, и эти оскорбления его только сильнее выбесили. – Так, а кто в этом виноват?! Я что ли? Это же ты меня искал! – Чего? О-о-о, нет, Аджай даже не пытайся… – Это ты меня искал, из-за тебя я здесь… – Аджай, даже не пытайся скинуть на меня это всё! Это не было моей идеей, что бы там с тобой не творили! Я доверил это дело Полу, потому что он работает на Юге и ближе всех к тебе. А то, как он сработал дальше — не моя ответственность. У Аджая чуть глаза на лоб не вылезли. – Ну да, ведь не ты занимаешься своими солдатами, их дисциплиной, а какой-то там Пол, во всём виновен Пол, ага. – Аджай, — голос Мина в этот момент прозвучал настолько возмущённо, что Аджай действительно заткнулся на какой-то момент. — Мне, по-твоему, нравится это всё? Я хотел этого по-твоему? Так ты считаешь?       У Пэйгана глаза не блестели, они уже горели адским пламенем, как и его задница от таких обвинений. Аджай тем временем лишь зло смотрел в ответ. Он отвёл руку от раны на голове и, как только Пэйган замолчал, он продолжил: – Использовать моих друзей. Ни чести, ни достоинства, — сказал Аджай, — только пальто и причёска, как у поп-звезды восьмидесятых. Ты уж извини, но я в жизни не поверю, что использовать Йоги и Реджи не была твоя идея. – Ты никогда не станешь мне доверять, не так ли? – Но это твой почерк! — Аджай развёл руки в стороны. — Его нельзя спутать ни с чем!       Пэйган зло блеснул глазами… А затем нахмурился и ответил: – Ну… Допустим, это… – Угу, угу, — Аджай закивал ему ответ, всё прекрасно поняв, — ясно. – …Это было отчасти моей идеей. Я дал ему подсказку. Но ни к тому озеру, ни к чему-либо ещё я отношения никакого не имею, и вообще что это ты тут развёл?! – Да-да, я уже всё понял. – Ах ты мелкий кусок дерьма, ты же мне не поверишь, да? — он повернулся к гвардейцам, те лишь встали ровнее, и он повернулся обратно. — Ты так себя ведёшь, будто это я тебя избил. Но ведь согласись, мой юный друг, что даже у Хармона верности больше, чем у твоих друзей. Я же тебе говорил, здесь, в этой стране, нет никого, на кого можно положиться. Даже я не до конца доверяю де Плёру, и, ох, ты бы видел, какие у меня были истерики из-за того, что его чёртовы солдаты не способны найти тебя! Пол неплохой работник, но иногда его методы так меня выбешивают…       Гейл и слушать это не хотел, но приходилось, ибо иначе Пэйган вообще с катушек слетит. – …Даже я не доверяю Хармону полностью, а ты пытаешься оправдать своих никудышных друзей-предателей! А ведь я, между прочим, ещё и пытался найти тех солдат, которые сотворили с тобой такое. Искал по адресам. И знаешь, что? Я нашёл их! Они лежали мёртвые в пещере, убитые твоими дружками. Аджай нахмурился и задумался. – …Довольно сложно наказать тех, кто уже мёртв, не находишь? – Но их убил я. – М? — Пэйган поднял на него взгляд и тут же опустил. — О, нет-нет, это был явно не ты. При всём уважении, у тебя не хватило бы на это никаких сил. – Но это моя работа. Это точно был я, там никаких «дружков» быть не могло! Пэйган снисходительно посмотрел на своего собеседника. Аджаю этот взгляд совершенно не понравился. – Ну, как скажешь. – Это точно был я. Мин, я в одиночку аванпосты захватывал, несколько несчастных солдат — не проблема для меня. – С травмой головы? Да и в целом, я тебя, конечно, уважаю, Аджай, и прочее, но будем честны — ты далеко не настолько угрожающий, каким пытаешься сейчас казаться.       Аджай выпрямился. Его брови полезли на лоб от таких заявлений. – Прошу прощения, — Аджай встал и поравнялся с Пэйганом.       Гвардейцы сзади Мина зашевелились и подняли оружие на уровень груди, чтобы его было лучше видно. У Гейла и Мина была небольшая разница в росте, пара сантиметров ничего не решали, так что находились они на одном уровне. Они смотрели друг другу прямо в глаза, пока Аджай не покосился на гвардейцев. Тогда Мин повернулся, посмотрел на них, махнул рукой, и те опустили оружие, а он вернулся к их разговору. – Я имею ввиду, что, несомненно, ты — лучшее, что случалось с Золотым путём, но, как бы… Если ты — это лучшее, что с ними случалось, то эту организацию можно назвать не слишком удачливой.       …Кхм, ну, что сказать… Если бы у шока было лицо, оно бы всё равно… Ну, вы знаете.       Теперь в глазах Аджая можно было рассмотреть не только красоту и тёмную загадочную суть, но и настоящие фейерверки из искр — вот настолько сильно у него сгорела задница в этот момент. Пэйган в полной мере насладился этим видом и продолжил свою тираду: – Знаешь, как-то вечером, ложась спать, я принял… Приличную дозу эсциталопрама и запил его бурбоном, надеясь увидеть интересные сны, но перед этим решил пройтись по дворцу и там, в правом крыле, я в общем-то, встретил тебя. Я сразу понял, что мне это всё же чудилось, ибо, знаешь, я не верю в привидений.       Аджай подошёл к Мину ещё ближе. Теперь Пэйган мог в полной мере ощутить то, какой пожар разворачивался сейчас перед ним, и оценить, сколько масла он в него угрохал. Вид был просто потрясающий, не говоря уже о том, что бледное лицо Аджая наконец-то начало принимать свой прежний, румяный вид. – Что, хочешь сказать, что ты там был, м? — Пэйган слегка наклонил голову вправо. – Я там не был. Но я там могу быть. Ещё как могу. – Я так тебе верю. – Уж постарайся поверить. – Ты мне угрожаешь? Аджай… – Пэйган.       В комнате стало немного… Душно. Пэйган бросил взгляд на охранника, стоявшего у стены, затем на папку с документами, брошенную на кровати. И внезапно понял, что вот как-то он… Задержался здесь, что ли. – Когда двое мужчин с железной волей сталкиваются в пререканиях, непременно послышится лязг железа, да, Аджай? – Да, Пэйган. Тот хмыкнул. – Что ж, наверное, здесь и распрощаемся, — он сжал руку Гейла в своей и пожал её.       Пэйган выпрямился, взглянул вновь на Гейла, улыбнулся и кивнул на прощание, после чего повернулся к двери и покинул комнату. Гвардеец снаружи закрыл за ним дверь. Аджай посмотрел на охранника, оставшегося с ним в палате, и произнёс: – Вот же сука.       Оказавшись в коридоре и услышав, как за ним закрылась дверь, Пэйган надел на руки перчатки и произнёс: – Вот же сукин сын, — он повернулся к гвардейцам, — как вам нравится это поведение? Я думал, это будет весело, а он ведёт себя, как… Боже, разве я сделал что-то неправильно?       Те ничего не ответили — Мин того и не хотел. Он посмотрел на их лица, а после в кармане пальто что-то зажужжало. Он вынул из кармана свой телефон и посмотрел на экран. – Ох, Юма звонит… — он принял её звонок. — Да, дорогая? О, конечно, я только от него… Да, мы с ним отлично поболтали… Ох, а можно сделать тон ещё более язвительным? Чисто между нами, Юма, трудоголик из тебя никудышный!       Пэйган сдвинулся с места, направившись к выходу со второго этажа, во время этого активно жестикулируя и рассказывая что-то Юме. Гвардейцы переглянулись между собой и пошли вслед за королём.