Он вспомнил то, что предпочел бы забыть

      Здесь было темно, сыро и прохладно. Одним из немногого, что он видел, были очертания лица Сабала во тьме. Он явно был жив, но звучал совсем неважно и не было понятно, в состоянии ли он сейчас говорить: – Ты цел? — первым делом спросил Гейл. Сейчас это было самым важным. – Наверно. Не знаю, — он отвечал вяло, незаинтересованно, словно совсем не был впечатлён этой встречей. – Идти можешь? – Да.       Аджай бегло осмотрелся, но из-за тьмы, окутавшей помещение, это мало чем помогло. Он только смог понять, что здесь были и другие люди, скорее всего, мёртвые. – Почему… — Аджай сощурился, ощутив волну боли, исходящей от раны на лбу, — …почему мы… висим? – Чтобы кровь прилила к голове. – Это зачем? Ты что-то знаешь об этом месте? – Если кровь прильет к мозгу, начнет кружится голова, ты будешь дезориентирован и больше податлив к наркотикам. – А ты чего такой спокойный, можно узнать?       Тот не ответил и Аджай, прикусив нижнюю губу, вновь обернулся на дверь. Там кто-то ходил, определённо, возможно даже несколько человек. Прежде, чем кто-то войдёт, нужно попытаться освободится. – Я сейчас попробую… ослабить верёвку, — он начал пытаться хоть немного её растянуть. – Не выйдет, — подал голос Сабал. – Завались… – Я уже пробовал. Чем больше ты будешь напрягаться, тем хуже тебе потом будет.       Лязганье и тихий «цокот» цепей, на которых он висел, эхом пробегало по каменным стенам, исчезая за открытой дверью. Аджаю было невыносимо обидно, что даже какое-то там эхо способно было уйти отсюда, прикоснуться к свету снаружи, а он должен был болтаться здесь, как червяк, без шансов на освобождение.       Отзвуки его стараний, по иронии, привлекли ещё больше проблем — вернее, главных действующих лиц этой проблемы.       Очень скоро дверь открылась нараспашку, внутрь вошло четверо людей в довольно знакомой одежде. Они напоминали форму солдат Армии короля, возможно, это и была одежда солдат, вот только как они смогли её отобрать?       Сходство кончилось, когда Аджай увидел перед собой лицо одного из них — угрюмое, перемазанное чем-то красным и чёрным, а из-под капюшона торчали рога. Возможно, это были рога замбара, то есть оленя, каким-то образом закреплённые под одеждой. Видимо, перед ним сейчас и были сектанты.       Их обоих сняли, положив на пол. Один из них наклонился к Сабалу, Аджай не успел увидеть, что произошло — его взяли за голову и прижали к полу, над ним возвышалось разукрашенное лицо сектанта. Аджай не очень понял, зачем тот держит его за голову, пока его таким же образом не стали удерживать за руки и ноги. Даже если бы он и мог двигать своими онемевшими конечностями, вряд ли бы успел среагировать прежде, чем ему ввели какую-то субстанцию в вену. По телу пробегает тепло, Аджай содрогается, сектант выглядит абсолютно спокойным.       Проходит ещё пару минут прежде, чем Аджая начинает, как он думает, «вставлять» — в глаза будто ударяет холодной водой, начинает покалывать вокруг их, по телу пробегаются мурашки. Ничего особенного не происходило, но он понимал, что ничего хорошего это не предвещало. Вскоре он вырубился.       Сознание возвращается к нему далеко не скоро. Когда он очухивается, то ощущает себя странно: его практически полностью онемевшее тело не чувствовало ничего, будто он завис в воздухе, но это не могло быть правдой. Он открыл глаза и увидел каменный потолок. Он повернул голову влево и вправо, увидев, что находится в пещере, переделанной под камеру. Она даже не была выложена точенным камнем, как та, в которой он висел. Здесь и мха-то не было.       Но были стальные решётки и отвратительный запах.       Он начал пробовать шевелить конечностями, но это давалось ему тяжело — всё тело было будто набито сваренными спагетти. Он даже барахтаться не мог. Тем не менее, ему все же удалось сдвинутся с места — его подхватили под плечи и оттащили к стене, оперев на неё спиной. Аджай немного испугался от неожиданности, но это оказался всего лишь Сабал. Ну, как «всего лишь» — выглядел он просто ужасно: сальные отросшие волосы ложились на небритое обросшее лицо, покрытое пылью и грязью. Помимо того, он был очень худым, он мог чётко рассмотреть его рёбра и обрамление мышц живота. Аджай будто видел перед собой пятидесятилетнего раба, а не одного из глав политического движения.       Сабал дышал тревожно и часто, будто только что совершил пробежку, речь у него была быстрой: – Я так ждал вас, брат. Я знал, что вы за мной придете.       Он присел рядом на корточки и внезапно обнял Аджая. Тот не ожидал этого, но тут же захотел обнять в ответ, правда не мог физически. Тот отстранился, внезапно вылил: – …Но почему так долго?! — Аджай вздрогнул. — Сколько времени прошло? Сколько я здесь? – Около… месяца, получается. Немногим больше месяца, — он сощурился и приподнялся, насколько мог.       Затаилось молчание. Сабал поднялся на ноги, прошелся по их общей камере. Аджай ожидал его реакции. Тот что-то обдумывал и, через пару минут, снова опустился к Аджаю и спросил, стоя на корточках: – Вы не могли отыскать меня месяц. Месяц. – Сейчас не время для этого, — Аджай задумался — куда теперь? – Меня пытали, Аджай. Меня пытали, — он положил руку ему на плече, как бы показывая, что для этого время есть, — они кололи меня наркотиками! Я был «под кайфом», как твои странные друзья говорят, больше времени, чем кто-либо из солдат Мина когда-либо был, есть и будет! Что вы делали всё это время?! На этом моменте Аджай вздохнул и ответил: – За раз всё и не расскажешь… – Расскажи хоть что-нибудь. Что угодно, — он убрал руку. Выглядел он так, будто уже был готов умолять, — что угодно, святой Банашур, я ни с кем не общался целую вечность… – Хм, ну… начнём с моих «друзей». Если ты про Реджи и Йоги, то они оказались предателями. – Ох, какая неожиданность, — язвительно заметил он. – …Хей! Успокойся, — Аджай бросил на него неодобрительный взгляд, — сейчас не время ругаться. – Никто не ругается. – Ты провоцируешь меня. Хватит! – Ладно, я перестану. Продолжай. – Мх, — Аджай вдохнул воздуха сквозь плотно зажатые зубы, словно бы шипел от физической боли где-то в теле, — так… как бы тебе преподнести следующее.       На этом моменте выражение лица Сабала изменилась, он вновь стал выглядеть хмурым. – Что с отряд… — начал он, но Аджай перебил его: – Отряд мёртв, — он решил не тянуть с этим.       Его собеседник закрыл глаза. Аджай помолчал, чтобы дать ему немного отойти. Когда Сабал вернулся к нему, то спросил: – Никого не осталось в живых? – Вообще никого. – Это сделал Ялунг? – Да. – НЕТ! Он взорвался на месте. – Заткнись, — прошипел Аджай. — Не привлекай внимание. – А то что?! Ты думаешь, они придут? СЮДА НИКТО НЕ ПРИХОДИТ! — он развёл руки в стороны, не переставая орать. — Сколько ты не кричи, они никогда не приходят. Им плевать… Всем плевать. Кричишь ты от боли, или от безумия, здесь это никого не интересует!       Он начал ходить по их скромному пристанищу, зарываясь руками в запутавшиеся грязные волосы, кое-где слипшиеся из-за запекшейся на них крови. – Это… — Аджай, помня о религиозности своего друга, решил немного уточнить, — я имел ввиду, что это сделал его последователь. Когда мы это поняли… – Он посредник! — он так резко к нему приблизился, что, как казалось, если бы у него было что-то в руках, он бы без разбора кинул это в Гейла. — Он просто посредник между нами и этим демоном! – Да, да, хорошо, но тут… – Мне плевать, что ты мне не веришь, — сказал Сабал, хотя по нему и не скажешь, что ему было плевать, — однажды ты поймёшь. Сейчас это не суще… действительно никто не выжил?       Аджай помотал головой. Сабал ещё раз выругался, уже на киратском. Даже с оглядываясь на то, что единственным источником света был факел на стене за решёткой, который светил довольно паршиво, можно было рассмотреть обнаженные спину, грудь и плечи Сабала, покрытые потом. Гнев раздирал его изнутри, но он пытался сдерживать себя, как только мог. – А ты где был? — спросил он немного спокойнее. – Меня похитил Мин. Это немного озадачило Сабала. – А что ему от тебя нужно?.. Ты ведь ничего не знаешь. – Ничего особенного. Его схватили за зад федералы из-за того, что я не вернулся в Америку. – И… всё? – В общем-то да. А ещё я чуть не умер из-за одной болячки, но чёрт с ней, я жив и хорошо…       Сабал немного помолчал и после выдал, совершенно внезапно, на повышенных тонах: – Ты всё ещё с ним связываешься по рации?! – А? Нет! – Тогда смени канал связи! – А у нас по-твоему много работающих каналов связи? – Тебе нужно избавится от его влияния. – Не очень понимаю, как это вяжется с тем, что меня удерживали насильно. – Ты… Аджай, ты ведешь себя, как ребёнок. Как настоящий ребёнок, настолько же неразумный, как и Амита! – Тебе бы поздравительные открытки выпускать… — он зажмурился из-за боли, сдавившей голову плотным кольцом. — И насчёт Амиты я бы на твоём месте воздержался от таких высказываний. – …Что-то случилось? м тот насторожился. – Да… случилось.       Аджай встал. В теле он ощущал какую-то подозрительную лёгкость, но не обратил на неё особое внимание — Сабал ждал ответов. – Скажу тебе вот что… на Амиту тоже напали.       Сабал одарил его каким-то недоверчивым взглядом, словно это звучало для него также фантастично, как и существование НЛО. – Зачем? Банашур, для чего? Она жива? – Как я понял, они хотели убить вообще другую девушку, Жюстину. Амита кинулась её защищать и серьезно пострадала, но выжила. Вроде, с Тайгой она связана, и… ох, брат, мне столько тебе стоит рассказать… но сейчас вот вообще не время. Основу я тебе доложил. – Тайга мертва? – Да. – Чёрт… а Жюстина? – Нет. Я бы даже сказал, она пиздец как не мертва, ты, когда вернешься, такую историю услышишь… – Вернусь… — он хмыкнул и вновь посерьезнел, — куда? Как ты собрался выбираться? – Куда угодно, задерживаться мы с тобой здесь точно не будем. Нам нужно вернуться как можно быстрее, и, по возможности, убить как можно больше этих сектантов. – Не выйдет. – Хватит меня отговаривать. Пока я ещё в адеквате, у нас больше шансов высвободится. А сейчас скажи мне — сколько их здесь? – Десятки. – Бывало и хуже. В Дургеше было сотни. – Проблема даже не в этом… Здесь слишком много путей. Мы запутаемся и нас очень легко поймают. – Здесь должен быть какой-то запасной выход, через который… – Даже если он здесь есть, мы не успеем его найти. Нас схватят. К тому же, скорее всего, он будет вести к противоположной стороне гор, там уже начинаются хребты, нам там просто не выжить. – …Не может быть, чтобы из этой, как я полагаю, огромной постройки, не было выхода для двоих людей. И в таком случае ты точно знаешь, куда нам идти.       Он поджал губы, смотря на Аджая, будто прикидывая, стоит ли вообще говорить об этом. И все же он решается: – Если мы хотим выбраться, единственный путь — это Врата. Они выходят как раз в сторону Хаджура'амако Хатама, откуда ты, видимо, и пришёл. – Но там много сектантов, не так ли? – Да. Очень. – …Я что-то придумаю. – Для тебя это игра какая-то? Очень скоро, из-за наркотиков, ты вообще перестанешь думать о чём-либо. Хотя… – Что? – Смотря на то, как ты уверенно держишься… – Не знаю, о какой уверенности ты говоришь, но пальцы рук у меня уже онемели, я их не чувствую ни-чер-та… – Онемение тут самый лёгкий этап. Никогда не думал, что скажу тебе это, но… даже твои странные друзья с их травами, помимо того, что оказались предателями, таки пригодились тебе. Ты легче переносишь действие этой чертовщины на тебя. – Воу, правда? Всё-таки мне эти придурки дали что-то кроме проблем. А что эти… сектанты мне вкололи? – Я не знаю. Они называют это «эликсиром». Когда они давали его мне, я не мог пошевелится сутки… или двое. Я не знаю. Я не… вообще не ориентируюсь в этом. Сколько времени прошло? – Я же говорил, месяц. – Ах да… да. Месяц. Я всё ещё не могу это осознать… Думал, что пробыл здесь год. - Неважно, — Аджай отмахнулся, — забудь об этом. Скоро мы отсюда выберемся.       Сабал тяжело вздохнул. Гейла это начинало раздражать. Было ощущение, будто Сабал вообще никак не участвует в этом импровизированном побеге. Он оглядывается, осматривает клетку, в которой они заперты, подходит к решетке и проводит по ней руками. Ржавая, но не настолько, чтобы можно было сломать. Единственный способ — каким-то образом схватить охранника и забрать у него ключи. Он думает об этом, и не замечает, как к ним подходит сектант и ударяет по прутьям решетки. Глухой удар заставляет Аджая прийти в себя и сделать несколько шагов назад. Тот оказывается не один: за ним следуют ещё двое таких же вооружённых адептов. Они переговариваются между собой, как Сабал, доселе сидевший, опустив голову, прислушивается к их разговорам и подскакивает с места. – Вы этого не сделаете! – говорит он громко, так, что даже Аджай вздрагивает.       Те оборачиваются на него. Проходит несколько секунд, наполненных молчанием и тяжелым дыханием Сабала. Тех это «представление» явно не впечатляет и они, открывая дверь камеры, проходят внутрь. – Вы не… — Сабал приближается к одному из них, но тот тут же направляет на него оружие и толкает в сторону стены, прижимая к ней, — …вы твари! Мерзкие свиньи! – Успокойся, мать твою! — уже сам Аджай не выдерживает того напряжения, что на него обрушилось. Если Сабал пострадает ещё сильнее, чем уже пострадал, это никому погоды не сделает. – Ты не понимаешь, они будут тебя пытать! — складывается впечатление, будто бы он выплевывает каждое слово. — Как меня пытали! – Успокойся, — шикнул Аджай, подошедший к нему сектант не взял края его куртки и не сказал на ломаном английской: – Снимай.       Гейл посмотрел на того в непонятках, но дважды повторять не пришлось. Он расстегнул куртку и снял, но тот приказал раздеться до пояса. Аджай понял, что это было что-то вроде обязательного этапа, раз Сабал также сидит в одних джинсах и обуви. После этого ему приказывают лечь на пол, он повинуется. В тот момент наркотик накатывает на него с новой силой, и его немного развозит. Перед ним щёлкают пальцами, на что он реагирует довольно вяло. Поняв, что он уже «готов», сектанты берут его под руки и выволакивают из камеры, а охранник закрывает за ними двери камеры, оставляя Сабала одного.       Его тащили по бесчисленным пыльным, пропахшими благовониями коридорам, которые освещались лишь свечами. Аджай, при всём желании, не мог запомнить маршрут, по которому его тащили. Ему даже казалось, что его таскали по кругу, он просто не отличал их. Теперь понятно, что Сабал имел ввиду, тут и правда практически невозможно ориентироваться.       Из-за наркотика было ощущение, будто он смотрит какой-то фильм. Всё происходило будто не с ним, а с кем-то другим, столь же неудачливым. В один момент его ослепляет внезапный яркий свет, когда его подтаскивают к очередному проходу и кидают на пол. Двое сектантов взяли его под руки и протащили вперёд. Это был просторный зал, где повсюду были свечи, в глазах рябило. Перед ним был очень длинный деревянный стол с несколькими стульями, на один из них его посадили. Только сейчас он начинает ощущать, что правая часть спины и бедра в некоторых местах, оказывается, болят, ведь кожа на них истерлась до крови.       Аджай попытался хоть как-то осмотреться, но голова плохо слушалась, зато «ватность» ушла, и он снова почувствовал своё тело. В то же время его руки положили на подлокотники и завязали их верёвками. Когда сектанты отступили, встав поодаль, ему послышались шаги: он повернул голову вправо и увидел, как на стул справа от него присаживается мужчина. Тот поворачивается к нему и Аджай даже немного расстраивается — тот выглядел не так угрожающе, как хотелось бы. Чёрные волосы, смуглая кожа, чертами лица был кем-то между азиатом и европейцем. Ниже и худее Аджая.       По внешнему виду он выделялся только своим костюмом: он не носил никаких пуховиков и капюшонов, вместо них была какая-то длинная ряса, но точно также, как и у других, к его голове крепились козлиные рога. Видимо, это что-то значило для этих людей. Лицо было измазано в ярко-красной пудре и кое-где по нему проходили толстые линии чёрной краски, всё в абсолютно хаотичном порядке. Хотя, может, он сам видел в этом порядок. Мужчина улыбнулся и начал: – Ну, привет, — сказал тот, сложив руки домиком, положив их на стол. — Ты пришёл за своим другом, не так ли?       В его лицо тут же прилетает плевок. Убийца даже не закрывает глаз, когда это происходит. Складывается впечатление, будто он вовсе не моргает. Он подносит руку к лицу и аккуратно стирает плевок с лица. Несмотря на его осторожность, краски на лице все-же немного стираются, и он вздыхает, замечая их частички на своей руке: – Грубо. Очень.       Сектант слева от Аджая сжимает его загривок в руке и ударяет того лицом об стол. Дважды. Не переставая держать его, он поворачивает Гейла лицом к убийце Ялунга. Боли Аджая почти не чувствовал, но вот сочащуюся из его разбитого носа кровь — вполне. – Будем считать это недоразумением, — он улыбнулся. – Пош-шёл н-н-нахер-р… – Ладно, ладно, не напрягайся так сильно, — тот отмахнулся. — Я хорошо понимаю английский, поэтому как-то тебя да разберу. Ты, как я понимаю, тот самый наёмник, вернувший Золотому пути Север?       Аджай не стал отвечать, оставив попытки что-то выговорить. Нужно подождать, пока наркотик отпустит окончательно и боль вернет ему ясность мысли, но мужчина напротив него явно на это не рассчитывал. – Я о тебе слышал немного, да и не считал нужным что-то узнавать. Не сказать, что ты выглядишь, как проблема… но, возможно я ошибаюсь в своей неосторожности, — он немного приблизился, наклонившись вперёд и явно осматривая Аджая. — Я думал, они пришлют хотя бы отряд, а не тебя одного. Видимо, ты там кто-то серьезный, пускай и такой молодой. С другой стороны, ха… Амита моложе тебя на год, и то смогла защитить эту… девушку от одного из «послов» мастера Сандеша… Но, всё-таки, ей больше повезло в этом, ведь вмешались солдаты Мина. Она не заслужила эту победу. Я, — он посмотрел Гейлу в глаза, указывая на себя, — я её заслужил. Я заслужил смерть Жюстины. Я многое сделал, чтобы не просто достать до её тётки, нет, о, нет, я ещё и обратился к самому мастеру Сандешу, чтобы достать эту психованную и… потом вмешалась Амита. Я всегда знал, что женщины, которые идут в мужские профессии – самые конченные. Изначально, при всей его тупоголовости, Сабал тоже видел эту истину, но его взгляд затуманила грязная страсть. Ялунг не прощает этого, эта зараза может быть смертельна, но я спас его… я открыл ему глаза. Он «тяжело вздохнул». – К чёрту Сабала. Насчёт той девушки, которая работала у Мина. Понимаешь, Жюстина… немного не в себе. Она очень податливая, как влажная глина, и из неё возможно вылепить всё, что угодно, если успеть первым. Да, я слышал об этом поджоге во дворце… и он только подкрепляет мои слова. Вот, она, через столько лет рабства, вырывается из лап тирана и даже устраивает что-то наподобие истерики, освобождается, впервые за всю свою жизнь имеет право выбора… но что она делает потом? Поднимается в горы и сразу же присоединяется к каким-то еретикам. Ей просто нужен кто-то, кто будет говорить ей, как делать и что делать. Не будь её отец дезертиром, она давно была бы замужем и её «богом» был бы не какой-то там Андро, а мужчина. Она вся такая озлобленная, тупая, порочная… она была бы идеальной жертвой, какими были солдаты из отряда Сабала.       Он щёлкает пальцами, поворачиваясь к сектанту за собой. Тот кивает и говорит что-то другим. Один из них исчезает в проходе и вскоре возвращается, держа на руках поднос. Не было видно, что он нёс, ибо это нечто было накрыто грязной кухонной тряпкой, ромбообразно покрывая блюдо. Тем не менее, уже отсюда Аджай мог рассмотреть, что это было достаточно большим.       Тот ставит поднос на стол, пододвигая его к Аджаю и Убийце. Последний проводит пальцем по краю подноса и, добираясь до его середины, где лежал один из четырёх углов тряпки, зажимает его меж двух пальцев и аккуратно поднимает вверх, представляя находящееся под ним блюдо на обозрение находящихся в помещении людей.       Из-под тряпки поочерёдно показались увядшие салатовые листья, сгнившие овощи в виде огурцов и помидоров, из которых уже повылезали вылупившиеся личинки мух, за ними нечто бледно-красное, большое, со странными выступающими частями наверху. К моменту, как тряпка была снята, Аджай смог чётко рассмотреть в этом странном блюде человеческое лицо.       Перед ним была людская голова, стоявшая на поверхности только за счёт шеи, оставленной, видимо, именно для этих целей. Рот был настежь открыт, узкие глаза были слегка прикрыты, но, если присмотреться, можно было понять, что глазных яблок за веками не было. Волосы отсутствовали. Вся эта композиция была вымазана в тонне резкопахнущих приправ. Возможно, чтобы перебить ядовитый трупный запах, или чтобы придать этому страшному образу ещё большей жути. Отовсюду, из всех отверстий и выползали личинки, поедавшие сгнившую плоть, вымазывающиеся в специях и оттого страдая. Кожа на отрубленной голове выглядела очень странно, — голова была сварена, — можно было легко ошибиться, подумав, что перед ним находилась часть манекена, но это было не так и быть не могло — ведь это лицо было ему знакомо. – Его звали Посуи, вроде бы. Он ждал Амиту. Я оставил его для неё, но он её так и не дождался… так что теперь он — твой.       Аджай чувствует, что физически не может смотреть на это, но и отвернутся не в его силах. Оглядываясь на всё то, что он прошёл до этого самого момента, это — это то, что вызывает в нём желание ослепнуть. Но вместо этого его рвёт прямо на пол. Он начинает дёргаться, то ли в конвульсиях, то ли в желании выбраться. Охрана, видя, как слабеют верёвки подбегают к нему и останавливают его.       Гейл получает два удара по щекам, один из них сжимает его нос, чтобы вызвать новую волну боли и привести того в чувства. Тот несколько раз подскакивает на месте выкрикивает что-то несуразное, всё это время не открывая глаз. Убийца щёлкает ещё раз и принёсший блюдо забирает его со стола и уносит подальше, ведь даже специи не были способны перебить тот жуткий запах, что разил от протухшего мяса.       Аджая поворачивают к тому головой и тот, совершенно не изменившись в лице, говорит ему: – Как ты понял, я вообще-то ждал Амиту… весь месяц. Я думал, она додумается прийти сама, она ведь такой воин, конечно, но потом стало ясно, что вы не слишком сообразительны. Пришлось намекнуть: мы вернули тела детей, осквернив их, дабы вы не смогли их нормально похоронить. Но, вот неудача, в тот же день подручный мастера Сандеша попытался убить Жюстину, и встретился с этой сукой. Мы не ожидали, что она кинется спасать её. И что же этот чёртов подручный делает? Выводит Амиту из строя, а Жюстину так и вовсе упускает. Конченный идиот.       Он поднимает руку ладонью вверх и в неё опускается пустая глиняная чаша. Доселе он лишь скромно наблюдал за тем, как у Аджая из носа стекала кровь, но теперь он взял его за волосы и наклонил к полу, подставив глиняную чашу. – Парень, скажу тебе так — эти двое мне нужны по своим причинам. Я хочу, чтобы этот червь, который посмел критиковать Ялунга, решил, что в праве вообще что-то заявлять с трибуны своего ничтожного развития, ответил за свои слова. Я хочу, чтобы эта безбожная сука, отрицающая наших богов, отправилась вслед за своим ёбырем в котёл. За ними не будут скучать, а что будет с повстанцами меня совершенно не интересует. Главное — их идиотия и необразованность больше не будет распространятся…       Аджай не очень понимал, зачем этот конченный убийца ему это рассказывает, но деваться было некуда — приходилось выслушивать эти странные, жестокие, разрозненные мысли и молчать. Единственным, что мешало, была кровь, стекающая из разбитого носа вниз по шее и постепенно покрывавшая дно чаши. – …и ведь нам бы не пришлось влезать в политику, если бы от вас, повстанцев, был какой-то толк. Но прошло уже полгода и из всех, кого вы убили, была только Нур и кучки еретиков Мина. Кто же так делает? Я всё ждал, когда вы, наконец-то, пришьете эту суку Лау! — он стукнул кулаком по столу. — Она постоянно сюда лезет, что-то копает, ищет, но ты, весь из себя отважный воин, которого прославляют в легендах, вместо этого пришёл за ним! Один из лучших воинов Кирата — и тот глупец!       Его приспешники засмеялись. Аджай сощурился – благодаря боли в кровь выделился адреналин и разум стал яснее. С этим психом нужно быть начеку. – Наши люди есть везде. Они у вас, они у Мина, они среди гражданских — нас немного, но мы есть везде. И доберемся мы до кого угодно. Ты меня слышишь? До кого угодно. После того, как вас двоих убьют, мы займемся Амитой. Ах, да, — он наклонился к Аджаю, — не советую тебе даже пытаться сбежать, иначе я постараюсь, чтобы те угрозы в сторону вашей благоверной Тарун Матары воплотились в реальность. Ты слышал меня? Если хоть один из вас пальцем пошевелит в сторону побега отсюда, я убью вашу ложную богиню. И я убью каждого, кто был хоть сколько-то дорог тебе. Мы везде. Может, даже подорвём какой-нибудь храм — мы достали достаточно тротила из поставок Мина.       Аджай, со всей этой обстановкой и адским напряжением, выглядел, как загнанное в угол, дикое, разъярённое животное. И смотрел он точно также. Казалось, если бы его не удерживали, он вцепился бы в горло Убийцы и разорвал бы его на месте. Но, помимо того, что весь его внешний вид говорил о большем, чем любое красноречивое изречение, сам Гейл на угрозу решил не отвечать.       Поняв, что собеседник не намерен вести с ним диалог, тот добавил: – Молчишь? Не скажешь ничего? Хорошо. Тогда я заставлю тебя кричать.       Один из его приспешников на этом моменте появился в поле зрения Гейла, держа в руках чашу побольше предыдущей. Убийца тем временем скрыл свою руку под рясой и вскоре достал из-под неё небольшой, слегка изогнутый нож, по типу кукри. Затем он взял правую руку Аджая, дёрнул её на себя, тем самым выпрямив, перевернул ладонью вверх и прошёлся лезвием поперёк запястья. Кровь из руки стала медленно стекать в чашу, которую приспешник держал под ней. Кровотечение, правда, было несильным. Аджай зашипел, но больше не из-за боли, а для того, чтобы не выругаться.       Заметив это, Убийца разозлился, бросил руку Аджая, дёрнул его за плече на себя и несколько раз ударил того по спине ножом. Раны были неглубокими, чуть ли не рваными, из-за формы ножа, но серьезной опасности не представляли. Здесь Аджай даже вскрикнул несколько раз, прежде чем Убийца отстранился от него и отпихнул от себя. Он немного отошёл и, пригладив волосы, — выглядел он при этом страшно озлобленно, — указал на него и стал приговаривать стонущему от боли Аджаю: – Да простит тебя единственно верный бог, демон Ялунг, и да возродишься ты в новом Шангри-Ла, став его воином, до скончания веков прислуживая ему! – Ты ебанутый урод! — крикнул Гейл. – …это ты урод! А я – чист. Моя душа чиста, омыта кровью моих матерей и дочерей, я — твоё спасение и я спасу тебя, ничтожество! Жадное и гадкое! – Пошёл ты… – …Ты жаден до алкоголя, крови и денег! Ты алкоголик, неспособный себя больше сдерживать, я это знаю! Ты убиваешь, как и я, но почему-то я здесь плохой. У тебя по карманам распиханы чужие деньги… а те камешки, которые ты принёс к нам с собой, кстати, очень пригодятся мне в ритуалах. Я преподнесу их владыке Ялунгу. – Я вскрою тебя! – Кират — пропащая земля, на которой не может взрости нормальный человек, а править и вовсе ни один адекватный человек не в состоянии. Когда Золотой путь вымрет, а Пэйгана повесят, мы, наконец-то, сможем восстановить нашу страну такой, какой она всегда должна была была. Юма ищет Шангри-Ла, но она не понимает, что оно уже здесь, под её ногами, она просто неспособна его увидеть, ведь она женщина, при этом порочная и жестокая. А мы – способны. И мы спасём нашу страну.       После этого он замолчал, дав себе немного отдышаться. Спрятав нож под рясой, он немного поправил одежду. К тому моменту чашу с кровью Аджая уже убрали и его отпустили, так что он лежал на полу на животе. Было видно, как из ран на его спине кровь струйками медленно стекала по его бокам на пол, словно его разрисовали тонкими линиями бордовой краски. Словно он был способен пускать корни, и он сейчас лезли из его спины. – Фух… Ладно… ты меня утомил. Было интересно пообщаться, – он повернулся к адепту, стоявшему рядом, и который держал обе чаши с кровью, сказав ему что-то на непонятном Аджаю языке. — Mainne dhamanee aur shiraaparak rakt ekatr kiya. Anushthaan ke lie sab kuchh taiyaar hai. Затем он повернулся к тем, что удерживали Гейла и сказал: – Ruko davaon ke baad shareer se baahar baad mein use kasaee ke paas ven do. Guru Sandesh mastishk le jaega, mujhe pasaliyon se pyaar hai, maans apane lie rakho, anushthaan ke lie haddiyaan. – Gee, Shreemaan, — ответили они.       Когда последняя фраза была произнесена, Аджай внезапно зашевелился, сдвинулся с места и очень быстро оказался у ног Убийцы. Адепты не успели среагировать на это, но, когда это произошло, сам Убийца поднял руку вверх, как бы прося их не вмешиваться. Вцепившись ему в правую голень, каким-то чудом нащупав её под свободной рясой, Гейл поднял к нему голову и проговорил, глядя ему прямо в его узкие глаза: –Я до тебя доберусь… – М-м-м, правда? — спросил тот с явной издёвкой. – …и ты пожалеешь обо всём, что сделал. И обо всём, что только что сказал, — звучал он более чем серьезно. – Ох, нет! — в наигранном ужасе он прикрывает руками рот, но тут же возвращает себе нормальное выражение лица и говорит. — …Tatha ise kaistret karen.       Он делает рывок вперёд, но его тут же придавливает к полу навалившийся сверху адепт. Убийца удаляется, Аджай пытается сопротивляться, но совладать сразу с тремя людьми, будучи прижатым к полу, просто не в его силах. Вид комнаты исчезает — его оттаскивают обратно в коридор.       Положение Аджая было безутешным, но, в какой бы заднице он ни оказывался, никогда не планировал поражение.       Он понял, что прибыл, когда среди нескольких десятков пошарпанных временем стен запутанных коридоров в его голос ударил острый запах специй. Их было так много, что они практически перебивали запах какой-то тухлятины, чье местонахождение ему вскоре предстоит обнаружить. Здесь было ужасно жарко и душно, даже Аджай, раздетый до пояса, покрылся потом. Судя по всему, это было что-то вроде кухни у них.       Его водрузили на какое-то подобие каменной столешницы, при этом тот сильно ударился спиной и по телу прошлась неприятная дрожь. Сектанты о чем-то переговаривались, но Аджай не понимал языка. Помещение было небольшим, как он смог рассмотреть: справа находились закрепленные на стене железные балки и ржавыми, здоровыми крюками. Краем глаза он заметил нечто, похожее на тушку животного, висевшего на дальнем крюке. Видимо, именно оно и прогнило. Слева, откуда и исходил такой жар, было сооружение на вроде камина. Железная подставка поддерживала над огнём чугунную кастрюлю вместительностью где-то десять литров. Возле него крутился ещё кто-то, видимо, местный повар, одетый посвободнее, в тёмную рясу, покрывавшую всё тело вплоть до верхушки головы, и не имевший никакой имитации рогов на голове.       Дверь открылась и внутрь зашёл ещё один сектант, уже в каком-то подобии монашеской рясы. Он сказал что-то и скрылся в проходе. Один из тех адептов, что удерживали Аджая, вышел, закрыв за собой дверь. Те продолжили разговор и, по-видимому, обратились к повару, раз тот бросил все дела и исчез из виду. Возможно, он отошёл куда-то, Аджай не мог сказать точно. Но расценил это, как шанс. Нужно было действовать быстро, ведь он итак потерял предостаточно крови, нужно было хотя бы найти какой-нибудь жгут.       Пока один удерживал его спереди, второй придавливал его ноги. Из-за первого было трудновато дышать, но это была не самая главная проблема сейчас. Повар подошел к Аджаю справа, адепт немного отстранился. Тот поднёс пальцы к векам Гейла и раскрыл их, что-то рассматривая в них. Его пальцы были скользкими и пахли чесноком. Потом он оставил глаза и поднял правую руку Аджая и адепт, удерживающий её, отстранился, чтобы не мешать. Повар поднял её и посмотрел на порез, тогда же Аджай дёрнулся в его сторону и ему удалось оцарапать лицо повара. Тот крикнул и отошёл, хватаясь за свежие царапины, когда сектант схватил Аджая за волосы и придвинул к себе. Аджай повернулся к нему, левой рукой схватился за руку его же мучителя и, выставив указательный палец с мизинцем, — наподобие «козы», — вставил оба тому в глазницы. Тот громко завопил и отошёл к стене, хватаясь за лицо, а Аджай, освободивший обе руки, приподнялся на них. Третий противник, доселе удерживавший его ноги, уже забрался на столешницу и напал на него с ножом, но промахнулся и Аджай смог схватить его за руку. Услышав шум справа, он понял, что повар готовиться напасть, потому отпустил сектанта, схватил его за «рога», выпирающие из-под капюшона, и столкнул его голову с подбежавшим поваром. Первый выронил нож, оба были дезориентированы, так что Аджай скинул с себя сектанта и соскочил со столешницы.       Аджай кинулся на пол и отыскал у ног сектанта оброненный им нож, правда, незамедлительно получил ботинком по зубам и отлетел к стене за собой, но нож не выронил. Игнорируя боль от удара, он подскочил и кинулся с ножом на обидчика. Когда тот уже валялся с перерезанным горлом, он повернулся и заметил, что кто-то успел сбежать через дверь. Это плохо. Отсюда нужно выбираться, пока он не позвал охрану. Задумавшись на пару моментов, он не заметил, как сзади на него навалился повар и, тяжело дыша ему на ухо, подвёл Гейла к огню. Кипящая вода никак не прельщала Аджая, так что он вывернул нож в руке и нанёс врагу несколько неглубоких ударов в бок. Тот застонал и немного отстранился, тогда Аджай вывернулся из его «объятий» и, схватил уже того за волосы, окунул голову того в кипяток.       Он продержал его там не больше пятнадцати секунд. Мог бы и дольше, но ему самому было ужасно больно: кипяток обжигал и боль была такой сильной, что он чуть не расплакался прямо на месте. Когда он отпустил того, повар вытащил голову из кипятка и взвыл, словно дикий кабан. Аджай окончил его мучения, обняв сзади за голову и свернув ему шею.       После этого он дал себе немного передохнуть, нужно было оценить ситуацию. Если эти двое мертвы, значит, ныне слепой сбежал и ищет помощи. Может, его слепота и паника сработает Гейлу на руку и тот не сразу доберется до другой охраны, немного времени есть. Для начала нужно промочить ноющую руку холодной водой и тесно перебинтовать место пореза. Хотя бы его он не обжег. «Холодной воды я тут не вижу, но нужно найти что-то, что угодно, чем можно было бы хотя бы перевязать рану, пока я не грохнулся в обморок,» — думал он, оглядываясь, пока его взгляд не остановился на остывающем поваре. Вернее, на одежде, которая была на нём.       Он был довольно тяжелым, но Аджаю таки удалось, подхватив того под руки, затащить труп в кладовку. Вернее, он думал, что это она, оглядываясь на то, что она была не слишком просторной и в ней находилось множество различный овощей, мешки и контейнеры с неизвестным содержимым. Одним из них, тот, который стоял поближе к двери, он подпер тяжелую дверь.       Стащив с него рясу, Аджай покромсал её рукав и использовал лохмотья, чтобы туго перевязать порез на руке. После он надел её на себя и зашипел от боли — изрезанная спина все ещё ныла, но больше не кровоточила. Облачившись в рясу, он убрал мешок и открыл дверь, а после покинул кухню.       Коридоры были тёмными и располагали хорошей акустикой, которая немного путала: эхо могло пройти несколько метров, прежде чем растворится в мёртвой тишине. Аджай шёл так уже несколько минут и за это время встретил только двух ублюдков, с которыми смог избежать стычки только потому, что те не заметили его в темноте на перепутье и пробежали мимо. «Сначала они обнаружат трупы, а потом начнут искать меня,» — подумал он в тот момент, стараясь не дышать. — «…или уже ищут.»       Когда те прошли, он прошел ещё несколько таких небольших коридоров и в итоге вышел на один длинный со множествами арок, ведущих в альковы с дверьми и не только: один через два располагалась дверь, в промежутках — алтари, как он понял, и все о демоне Ялунге и его «друзьях», вернее рабах. Он не хотел поворачивать обратно, так что решил рискнуть и открыл самую первую, что ему попалась: она тихо заскрипела, открываясь медленно, — будто бы под воздействием ветра, — пока Аджай вглядывался. Внутри, очевидно, никого не было, иначе была бы реакция, так что он открыл дверь полностью и попытался всмотреться. Внутри был какой-то источник света, с виду естественный, что очень удивило Аджая и он вошёл внутрь.       Не успел он пройти и метра, как под его ногами оказались какие-то вещи. Он присел и присмотрелся: это оказалась одежда. «Они и правда используют её в ритуалах?» — он вспомнил слова того чокнутого. — «Столько вещей потрачено впустую. И столько же жизней.»       Возможно, те двое, что прошли мимо него, как раз охраняли её. А это значит, что вскоре они могут вернутся. Нужно было поторопиться.       Немного пройдясь по помещению, он понял, что это просто была свалка одежды жертв культа. Его немного смутило то, что на них был снег, но Аджай не спешил, ведь он отчётливо слышал… ветер. Вьюгу. За всё время, проведённое в этом месте, ему ни разу не доводилось её слышать. Это означало, что где-то здесь была как минимум какая-то расщелина, что вела наружу. Он поднял голову вверх и заметил источник того самого света: это была массивная дыра под потолком (если это можно было назвать потолком). Видимо, она служила здесь чем-то вроде вентиляции. В голову пришла идея. «Она может оказаться достаточно большой, чтобы через неё вылезти,» — пока он не собирался это делать, но мысль о том, что хоть какой-то другой выход есть немного успокаивала.       Выйдя из комнаты он закрыл за собой дверь, поправил рясу и вернулся в душные коридоры, пойдя в противоположную сторону от той, в которой недавно уже пересекся с сектантами. Но, пройдя несколько из них, напоролся на ещё одного. Здесь деваться было некуда.       Один из них крикнул что-то, будто звал кого-то, и направил на Аджая АК-47, — видимо, и оружие они украли у солдат Армии Короля, — но тот быстро среагировал и поддался вперёд, проскользнул поближе к сектанту и навалился на его оружие, так что стрелял тот только в пол. Тот попытался его оттолкнуть, и Гейл схватился за «рога», которые благополучно выскользнули из-под капюшона и тот свалился на пол с ними в руках. Его теория подтвердилась: это были просто оленьи рога, скреплённые между собой. Эта ситуация немного обескуражила сектанта, можно даже сказать, обидела, и дало время Аджаю подскочить с места. Тот направил на него оружие и прошелся очередью, но уже по стене, ибо Аджай увернулся и с размаху вставил оба рога в глазницы противника. Тот завопил продолжил пальбу наугад, пока Аджай прижимал рога к его лицу, вымазывая их в крови. Краем глаза он заметил движение справа и, управляя обезумевшим от боли сектантов, как куском мяса на вилке, повернул того вправо и стукнул его головой со вторым, который собирался начать стрелять.       Схватившись за голову, он отступил, и Аджай не преминул воспользоваться образовавшимся временем: он вытащил рога и откинул их в сторону, после схватил врага за голову и свернул ему шею. Подбежав ко второму, отошедшему к стене, он схватил винтовку, висевшую у того на шее, развернул дулом к нему и выпустил несколько пуль к ряду. Когда тот начала падать, он снял с него оружие и тот свалился на пол, истекая кровью.       Гейл наконец-то смог спокойно выдохнуть, но тут справа, из прохода, на него набрасывается ещё кто-то, махая ножом. Тот не пугается этого и приседает, выворачиваясь из «объятий», ударяя прикладом по ногам нападающего. Тот падает на одно колено, пока Аджай встаёт и направляет на него винтовку, но тут же убирает её, с удивлением смотря на «врага»: – Сабал?       Тот поднимает на него взгляд и лицо сменяет злое выражение на точно такое же, удивлённое. Он осматривает того с ног до головы и поднимается на ноги. – Брат, извини меня. Я думал, ты один их них. – Тебя не смутило, что я по ним стреляю? – Иногда здесь происходят потасовки. И… во что ты одет? – Стащил с одного. – Сними это. Это… осквернённые вещи.       Он кивнул, как бы зовя за собой, и Аджай прошёл за ним. Тот завёл его в небольшую комнату, полностью отведённую для молебен, судя по количеству свечей, статуэток и запаху благовоний. Сабал кинул нож в миску с травами и, опустившись на пол, достал из-под стола некоторую одежду. – Я забрал твою куртку и майки… подумал, что во время побега через горы они нам понадобятся, — он передал их ему. – Значит, поверил в мой план? — Аджай был только рад стащить с себя этот балахон, чем и занялся. – Они начали метушиться, и я понял, что что-то пошло не так в их планах. Охрана пришла, чтобы допросить меня насчёт твоей пропажи, но я убил их и сбежал. До сих пор не верю, что у меня получилось… думал, что утратил силы, но сейчас осознаю, что просто они хотели заставить меня так думать. – Это замечательно, но… ты всё это время тащил мои вещи? — Аджай надел майку, футболку, стал натягивать куртку. – Здесь нечего тащить, к тому же, отсюда до камер недалеко. Но это неважно… скажи мне лучше, ты нашёл место, где они хранят оружие? – Нет ещё. Но там в конце коридора есть выход наружу. – Вы… мы не можем сбежать таким образом, я тебе говорил! – Я и не собираюсь. Этот урод забрал у меня коробку с бриллиантами… их нужно вернуть Лонгину. – Святой Банашур, как мы найдём их в этом огромном комплексе?! – Он сказал, что отнесёт его к главному постаменту или вроде того… не знаю, где это. Сабал задумался, нахмурился и вскоре сказал: – Скорее всего это у Главных ворот. – Это… где?       Сабал не успел ответить — из глубины коридора раздались крики. Нужно было выбираться отсюда. Аджай сунул ему рясу, но Сабал к ней и не притронулся. – Надень это! – Нет! Оно осквернено кровью невинных людей. Надевая это, ты будто натягиваешь их кожу на себя! – Мы полезем наружу сейчас. – Зачем?! – Если есть один такой, есть и другой. Они не могут вечно терпеть трупный запах, наверняка есть какая-то система с этими проходами. Надевай! – Нет.       Аджай недовольно мычит, но тот непрошибаем. Тогда он хватает его под руку, и они сворачивают направо, скрываясь по уже известному пути. Влетая в комнату Аджай сразу же залазит наверх горы одежды и пытается понять, смогут ли они до неё достать. Он поворачивается к Сабалу: – Подсади меня.       Тот так и делает. Аджай опирается ногой на его сцепленные руки и поднимается. Дыра оказывается вполне подходящей для него и, оказываясь снаружи полностью, он перевешивает через края и тянет руки к Сабалу. – Давай! – Там кто-то орёт, — говорит он и хватает Аджая за руки, — может, это даже убийца Ялунга. Что ты там устроил? – Званый ужин.       Постепенно он вытаскивает Сабала, для последнего вылезти было проще простого, вспоминая, как он похудел за время своего плена. – Лучше бы ты накинул что-нибудь, — вздохнул Аджай. – Лучше найди другой п-проход, — отвечает тот, обнимая самого себя за плечи.       Вдруг снизу раздается грохот. Они не шевелятся, но слышат, что кто-то зашел в комнату. Вскоре снизу раздается: – Они где-то здесь.       Они переглядываются и ничего не говорят. Нельзя выдать своего присутствия ни единым звуком. – Они ещё здесь. И наверняка пойдут в оружейную. Проклятье, конечно же они туда пойдут. Хотя… нет. Откуда им знать об оружейной? Они достаточно глупы, чтобы направиться к Главным воротам. Их нужно искать в передней части. Направьте туда людей.       Аджай был практически уверен, что это был тот самый ублюдок, искромсавший его спину. Сейчас был бы идеальный момент, чтобы его прикончить, но он не мог рисковать. Плюс ко всему… теперь он знал, что у них есть оружейная. – Они нужны мне оба, мёртвыми. Мне плевать, как вы их найдёте и кого потеряете – я хочу себе голову Гейла. А потом и головы тех, по чьей вине он сбежал… Вперёд. Его дружка просто забейте насмерть, как собаку.       Через пару секунд дверь захлопнулась. Аджай кивнул, и они пошли дальше, преодолевая заснеженную дорогу. Дорога проходила полукольцом и прерывалась небольшим обрывом, но его можно было перепрыгнуть. Вот только Сабал, из-за голодания, ослаб, потому практически провалился и сильно ударился грудью о уступ, но был схвачен Аджаем и вытащен. Аджай оказался прав — они смогли найти сразу два прохода, очевидно рукотворного происхождения.       Оба вели в одну комнату и были даже прикрыты каким-то подобием занавесок, — пускай эти «занавески» и имели больше общего с половыми тряпками, — что немного смутило беглецов, но вовсе не остановило.       Они отодвинули занавески и сразу же поняли, что попали «в точку» — это была та самая комната, где их подвешивали над землей. Изнутри веяло гнилью, ведь, скорее всего, другие подвешенные были уже мертвы. Они нашли вход в комнату, полную трупов — куда ещё могла вести «вентиляция», не так ли?       Первым пошёл Сабал — он приземлялся тише. Ему удалось схватиться руками за железные балки, служившие держателями, и спуститься практически без звука. После он подал знак Аджаю и тот спустился также, только не удержался и таки свалился с балки, так как схватился за неё раненой рукой. Сабал шикнул на него, но тот не отреагировал, только болезненно прошипел. – Я здесь подумал… — прошептал Аджай. – Говори тише. – Я итак говорю тихо! – Тише! – Ладно. слушай, тот урод говорил, что у них есть оружейная. Нам нужно туда. – Какой смысл? Оттуда нет выхода наружу. Если мы и хотим выбраться, нужно идти через Главные ворота, но нам никаких патронов не хватит отбиться от всех сектантов, которые будут нас там поджидать… – В том-то и дело… поджидать. Сабал покосился на него: – Что ты придумал?       Аджай встряхнул ноющую руку и, поморщившись, ответил: – Они ждут нас в «передней части», или как там, оставив без особого внимания склад с оружием. Я не хочу вооружаться, я хочу его взорвать.       Сабал удивлённо на него посмотрел, встряхнул головой и спросил, немного повысив голос: – Зачем?! – Это отвлечёт их внимание от Ворот, и мы сбежим через них. Их тогда по любому будет меньше. Можем воспользоваться этими проходами снаружи, чтобы не попадаться им в коридорах. – Я… знаешь… это звучит… неплохо, — он звучал так, будто не доверял собственным словам, или же тому, что озвучивает их. — Соображаешь, сын Мохана. – Главное сейчас найти какую-нибудь взрывчатку. Убийца говорил, что они хотят подорвать какой-то храм… – Святая Кира, ты не лжешь?! — он повысил голос, звуча ужасно обеспокоенно. – Замолкни! Да, хотят. И у них наверняка где-то лежат заготовки… где-то, где тот же тротил или гексоген не отсыреют. Это нам и нужно. – Ладно… вперёд.       Они открыли дверь настолько тихо, насколько могли. В коридоре никого не виднелось, но откуда-то из недр ходов, доносились голоса и шаги. Прикрыв за собой дверь, они прошли несколько извилистых путей, пока не повстречали трёх солдат на перепутье. Они стояли и курили. Особо никто ни с кем не церемонился: одному Сабал перерезал горло, второму Аджай свернул шею, третьего он сразу же вырубил прикладом винтовки и позже, когда с первыми двумя было покончено, задушил. А также Аджай принял ещё одну отчаянную попытку заставить Сабала одеться: не из-за того, что внешний вид Сабала был сравним с видом подранной дворовой кошки, и ему это резало глаз, а скорее из-за простой необходимости. – …Мы будем бежать через горы! Тебе НУЖНА одежда! Надень ЭТУ, сейчас же!       Сабал промолчал несколько секунд, смотря на труп, а после с горечью ответил: – Мне продеться долго это замаливать… – Если твой ебаный бог дает тебе возможность спастись, пусть даже и через нарушение своих же правил, то ты обязан этим воспользоваться. Иначе это просто самоубийство.       Сабал вздохнул. Очевидно, его это не устраивало, но это устраивало Аджая, так что деваться было некуда. Через пять минут он уже был полностью одет, пожаловался на то, что эта одежда ему отвратительна и они продолжили путь.       В итоге обычные каменистые стены перешли в помещение, чьи стены и пол были выложенный камнем, но мха нигде не виднелось. Видимо, именно здесь они яростно следили за уровнем влажности, а значит, они на месте. Там было несколько дверей и четверо охранников, которые, на удивление, уже давно ждали сбежавших пленников. – Ham tumhen maar denge! — крикнул один из них, указывая на Аджая и Сабала. – Gheel mein aaloo! — отвечает Аджай.       Аджая стало раздражать то, что он не понимает почти ничего из того, что они говорили, так что сказал единственные слова, которые помнил на хинди. Значения он их, правда, тоже не помнил. На этот раз завязалась настоящая бойня.       Из четверых вооружёнными огнестрелом было двое, — другие двое, видимо, были не отсюда, что объясняет отличие в их униформе, — и одного Аджай убил в первую же минуту битвы из собственного оружия, а второй не успел вовремя среагировать на Сабала, накинувшегося на него. Тот пытался перерезать ему шею, но никак не мог попасть, вместо этого пройдясь лезвием ему по лицу. Его жертва вопила и стреляла в воздух, также не попадая в своего врага. Таким темпом они оказались на полу, а сверху на Сабала накинулся ещё один, тоже с ножом, нанося удары ему в спину.       Сектант успел нанести всего три прежде, чем получил выстрел в затылок от Аджая. Четвёртый в тот же момент попытался вставить нож Аджаю в щёку, но тот среагировал и ударил его прикладом в живот. Тот согнулся пополам от боли, но всё равно успел пройтись ножом ему по ноге. Аджай издал сдавленный болезненный стон, слегка нагнувшись, и бросил на него озлобленный взгляд. На фоне раздавались крики изуродованного охранника, у которого уже не осталось патронов, но он все равно продолжал жать на курок. Сектант, напавший на Аджая, замахнулся ещё раз, целясь в лицо, но тут же в его щёку прилетел нож Сабала. В тот момент его рот был открыт и Аджай мог увидеть, как лезвие поблёскивало изнутри. Вид был впечатляющий, ничего не сказать. Гейл наблюдает за тем, как Сабал добивает сектанта, поворачивается влево и наконец-то затыкает уже охрипшего от крика охранника, как умеет — пулей в лоб. После этого он выкинул опустевшую винтовку.       Когда с врагами было покончено, они остановились, чтобы отдышаться. – Твоя спина… ты как? — Аджай надеялся, что Сабалу не задело лёгкое. – Так… царапина.       Гейл кивнул, и они подошли к ближайшей двери. Дёрнув за ручку, они поняли, что дверь закрыта. Сабал без слов развернулся, подошёл к трупам и порылся у них в карманах. Вскоре они нашли ключ и дверь была открыта. Открыв её, они увидели освещённое помещение с несколькими громоздкими деревянными коробками. Сабал осмотрел ближайший ящик и, поддев его крышку, отодвинул её. Внутри оказались новенькие штурмовые винтовки. – Нам не сюда, — Аджай вздохнул, — но оружие пригодится.       Таким же образом они обследовали ещё две комнаты, обнаружив в них аналогичное наполнение. Аджай уже начинал покрываться потом, и уже не от утомления. – Сабал, я нервничаю. – Зачем ты говоришь мне это? — тот покосился на него. – Не знаю… просто волнуюсь. – Брат, послушай меня, — Сабал положил руку ему на плечо, — даже если здесь и нет той взрывчатки, о которой ты говорил… я пробыл здесь месяц, — он потряс оружием, — и мы здесь не останемся.       Это немного утешило Гейла, и они продолжили поиски. Открыв шестую по счёту, последнюю в очереди дверь, они обнаружили её неосвещённой. Сабал предложил снять факел со стены и осмотреться, но Аджай остановил его — лучше было пользоваться чем-то поменьше, хотя бы свечей. Сабал исчез из его поля зрения и вернулся с двумя свечами, которые взял с ближайшего алтаря. Аджай пошёл первым: помещение было побольше, никаких выходов наружу не имело. Внутри он то и дело натыкался на какие-то предметы, покрытые тяжелой, словно ковёр, грязной тканью. Когда он убрал одну из них, вместе с тем обдав себя пылью и закашлявшись. Но оно стоило того: перед ним лежало куча блоков «С4», любовно сложенных аккуратными кучками, доходившими ему до пупка. Он сразу же потушил свечу, повернулся к Сабалу и сказал: – Я же говорил тебе! Видишь! – Здесь столько взрывчатки… — Сабал крутился, рассматривая блоки, — такого количества хватило бы, чтобы произошёл обвал. Как мы подорвём это всё?.. – Так… подсвети мне, — он понял, что поспешно потушил свечу. – Ты уверен? – Просто сделай это!       Сабал подошёл к нему и стал держать свечу над блоками. Аджай двигал их, раздвигал их ряда и рассматривал. – Они, в целом, готовы. Это уже не просто мешки с гексогеном, их можно подорвать с помощью детонатора. Но не думаю, что его мы тут найдём… – Чёрт… что же делать…       Аджай задумался. Его размышлениям немного мешала боль, которую он испытывал из-за ран. «Было бы намного легче, если бы сейчас со мной была моя сумка. Можно было бы использовать стимуляторы. Или…» — здесь он осекается. Конечно. Конечно! – Конечно! — восклицает он. — Нам нужно найти мою сумку! – Что там такого? – Нам не нужен их детонатор. Они могли ещё его не сделать, но они забрали мою сумку. Там была взрывчатка и с ней мой детонатор. Если мы найдём мою сумку и притащим сюда, сможем подорвать всё вместе!       В уши врезалось эхо, доносившееся откуда-то из глубины коридора. Какие-то крики и шаги. – …И побыстрее.       Пришлось вновь пройтись по уже пройденным комнатам, чтобы в итоге отыскать ту самую сумку в плачевном состоянии в углу оружейной за третьей дверью. Она уже была полупустой, они уже успели растащить её содержимое, но не полностью. – Я нашёл её! — Аджай выскочил из комнаты, потряхивая оной. — Вся в грязи, твою ж мать… неважно. Сабал, помоги мне, мать твою!       Он говорит это, поворачивается и тут же отступает обратно в комнату, так как видит, что Сабал и без того занят: он так радовался, что даже не понял, что на них напали — видимо, эти чокнутые таки решили проверить своих. Сабал начал отстреливаться, а Аджай скрылся в комнате и стал настраивать взрывчатку. Он потратил на это минуту, а после вытащил пистолет из сумки, проверил магазин и вышел. Сабал добивал прикладом предпоследнего, последний сектант в это время собирался огреть того кукри по спине, но Аджай успел пристрелить его в голову прежде, чем это произошло. Сабал крикнул ему: – Я поменяю магазин, ты пока что установи чертов си-четыре!       Аджай забегает в шестую комнату и, оглядываясь, кидается на пол. Его действиям аккомпанирует эхо из коридора, говорящее о том, что предыдущие были лишь первой «волной». Связь выстраивается идеально. В тот же момент он выскакивает из комнаты, Сабал уже ждёт его снаружи. Они срываются с места и несутся туда, откуда и пришли — нужно отбежать на какую-то дистанцию и после уже лезть через проходы наружу. Не слишком далеко – сигнал может потеряться.       Пробежав некоторое расстояние Аджай поворачивается, сверяется с детонатором. Он смотрит на Сабала, тот косится на проходы, в которых уже слышаться голоса сектантов и кивает. Тогда Аджай смотрит на орудие, и, после недолгих раздумий, протягивает его Сабалу. Тот смотрит на него и нажимает на кнопку. Сначала — ничего. Потом — оглушительный взрыв.       Всё вокруг них содрогнулось, словно было живым организмом, и они, сорвавшись с места, побежали вперёд. Создавалось впечатление, будто отзвук взрыва наполнил собой воздух, но это была пыль и грязь, валящиеся из треснувших стен и потолка, последний из которых на Аджая пару раз валился, но он успевал выскользнуть из-под него. Ощущения такие, словно земля пытается тебя засосать в себя.       Обвал закончился, — скорее, притормозил, — когда стены вновь перешли на заросшие мхом булыжники. Они вновь оказались внутри комнаты с балками и поспешно вылезли наружу. Ветер снаружи, казалось, усилился. – Быстрее! — кричал Сабал. — Нужно поторопиться, пока взрыв не вызвал обвал в горах. Если он уже не прошёл…       Пересекая путь в обратную сторону, Аджай единожды оборачивается, представляя, сколько сектантов погибло под взрывом, а сколько — под завалом. Словно кролики, чьи норы засыпали. Он не понимает, какие чувства это в нём вызывает… есть некое сочувствие, но боль в теле покрывает это чувство ощущением полного удовлетворения. Месть… он не знал, было ли это хорошо или нет.       Вскоре они попадают обратно в комнату с одеждой. Как только они из неё выходят, Сабал смотрит по сторонам и говорит: – Если вправо — оружейная, то «нос» храма должен быть слева. Там и Главные ворота… нас там могут ждать. Приготовься. Аджай кивает, и они направляются влево.       Ходы впереди освещались лучше. По пути Аджай ещё раз повстречался с кухней, когда они проходили мимо неё в «Зал», — как его назвал Сабал, — в котором Аджай «общался» с Убийцей. На полу все ещё оставались следы крови. – Здесь меня пытали, — внезапно выдаёт Сабал. – А… да? — это застало Аджая немного врасплох. — Меня тоже. – В основном они это делали в специальной комнате. Простой пыточной. Больше он ничего об этом не говорил.       После Зала следовало несколько просторных помещений, обставленных алтарями и столами, на которых проводились жертвы. В них ещё оставалась охрана, но с ними они быстро расправились. К тому же, в них пришлось задержаться: Аджай обследовал алтари на предмет наличия там бриллиантов, и всё было не зря, ведь несколько камней он действительно обнаружил! Пока они проходили дальше, он насчитал четыре камня из пяти — всех из них он поместил в сумку, которую забрал с собой из оружейной. – Где может быть пятый брильянт, ты не знаешь? — спрашивает он у Аджая. – Если он приносит их в жертву своему божеству… пятый камень должен лежать как подношение главной статуе. Она находится у Главных ворот. – Туда мы и идём… хорошо.       Очень скоро их стало обдавать холодным воздухом, свидетельствующий о том, что они на верном пути. По крайней мере духота и запах сырой земли перестали давить на лёгкие. Им даже стало холодно. – Мы почти у выхода, — говорит Сабал, звуча немного возбуждённо. — Не думал, что увижу его опять…       Вскоре из тесных проходов льнул свет, сперва немного ослепивший Аджая. Свет исходил из Главных ворот, выводивших наружу, к подвесному мосту, но прежде, чем добраться до них, нужно было пересечь огромный зал, пол в котором идёт с плавными углублениями, которые наполнены мутной водой, на «берегах» таких мелких луж располагались цветы и свечи. В центре, на главном постаменте, находился алтарь, посвященный Ялунгу. Ростом он был с трехэтажный дом, обвешанный гирляндами из ярких цветов. У ног были разложены ткани, вместе соединявшихся в единую красно-оранжево-синюю реку цветов, простиравшуюся на несколько метров в обе стороны. Не стоит и упоминать о количестве свечей, благовоний и человеческих голов, раскиданных по полу у его ног, а также несколько кукри старого образца, больше похожих на секиры, что логично, ведь при монархической власти десятилетиями ранее они использовались для казней — настоящий раритет.       У Ворот никого не было, ни единой души, поэтому Аджай действовал быстро: он пробрался через горы барахла к подножью статуи, где и обнаружил чашу, наполненную разными «подарками» божеству, среди которых красовалось нечто, похожее на чьи-то тестикулы. Помимо этого, несомненно потрясающего подарка, Ялунг мог оценить также бриллиант, который поблёскивал, лежа среди хлама. Он победно достаёт его и рассматривает, но его чувство облегчения теряется после того, как из-под тканей вырывается рука, хватающая его за руку. Перед ним вырисовывается лицо Убийцы, чьи глаза, казалось, почернели от гнева. – Я знал. Знал, как только прогремел взрыв, что вы пойдёте сюда.       Второй рукой он сжимает сломанный нос Аджая и тот от боли вздрагивает, но не кричит. Он дёргается, вырываясь из его хватки, сваливается на ткани и скатываясь по ним вниз. Скатившись, он падает в лужу, а бриллианты из кармана его куртки вываливаются и падают в лужи. Сабал подбегает к нему и помогает подняться, но сверху на него наваливается Убийца и они отходят в сторону. – Я очистил твой разум, снял пелену с глаз, помог увидеть то, что по-настоящему происходит. Я дал тебе зрение… — из-под рясы засверкал знакомый изогнутый нож, — но могу его и забрать!       Он замахивается, но Сабал перехватывает его запястье. Они борются и Аджай собирается подбежать, но, внезапно, из проходов стали издаваться голоса, и он понял: сектанты скоро будут здесь. Аджая пробивает холодный пот, и он кидается на пол, лихорадочно ищет все бриллианты в мутной воде, снизу наполненных чем-то вроде ила. Первый камень, второй… В то же время Сабал смог повалить противника на пол, но возможности воспользоваться оружием не было — слишком близко, даже прикладом не ударить, на то месть его противник смог прижать его к полу, надавив рукой на горло, навалившись всем весом. Сабал задыхался, но удерживал руку с ножом, постепенно слабея, допуская лезвие всё ближе к глазу. Тогда Убийца сделал рывок, но Сабал отвернулся и лезвие прошлось по его виску и щеке, оставляя после себя кровоточащую неглубокую рану. Это немного дезориентировало его врага, и он сваливается с него, падая в лужу. Сабал откашливается, поворачивается и замечает того, как он падает на него сверху и держит его лицо в воде, наваливаясь на рога. Аджай окрикивает его: – Ты жив?! – Да! Что ты там делаешь?! Быстрее!       Аджай подходит к нему, тот оборачивается и видит в его руках тяжелое кукри, которое он достал с постамента. Он говорит ему: – Отойди, — и он отходит.       Лишившись давления сверху, Убийца выныривает из воды и вдыхает полной грудью. Красная пудра с его лица стекает вниз в воду, и создаётся впечатление, будто он плачет. Аджай одёргивает капюшон его рясы и говорит: – Не забудь взять автограф, — он кивает на статую Ялунга за своей спиной, — ведь я отправлю тебя прямиком к твоему кумиру.       Секирой он перерубает ему голову и оная, с тихим всплеском, падает обратно в лужу.       Горы — очень особенное место. Здесь тяжело ходить, ещё сложнее — дышать, а вездесущий снег иногда начинает казаться тёплым. Это гиблое место, устеленное могилами тысячи существ, но, тем не менее, любая опасность стоила того, чтобы хотя бы раз побывать в Гималаях. Само собой, не при тех обстоятельствах, в которые попали Аджай и Сабал.       После того, как они пересекли мост, отделяющий храм Ялунга от расколовшихся гор, они направились в обход дороги, которая вела обратно к тем странным замкнутым людям, с которыми теперь живёт Жюстина. Их преследовали сектанты, но надолго их не хватило, и они смогли от них оторваться. Путь был слегка крутым: судя по всему, взрыв вызвал соответствующую реакцию, и за то время здесь прошлась лавина, обвалив несколько выступов. Из-за этого приходилось пользоваться крюком-кошкой, что было жутко неудобно для двоих людей, не говоря уже об обожжённой руке Аджая. Тем не менее, оба они понимали, что расслабляться рано и нужно найти какое-нибудь укромное место, где, в случае чего, можно было бы скрыться от следующих обвалов.       Удача улыбалась вслед их шагам, так как путь пролегал через пещеру, которая, впрочем, была небольшой, и не уходила глубоко в недра горы. По своей длине на была скорее похожа на тоннель из какого-нибудь детского комплекса, но была, конечно же, намного просторнее.       Там они решили ненадолго задержаться, дабы перевести дух и немного прийти в себя. Расположение пещеры, к тому же, защищало от ветров, которые поднялись за время их пребывания в плену. Их смутные остатки, проникавшие внутрь, были более чем щадящими. – Я надеюсь, это преподаст им урок, — говорит Гейл. — Пускай не лезут к нам.       Он устало вздохнул и присел на корточки, не опираясь ни обо что спиной — она все ещё болела из-за ножевых ранений, оставленных Убийцей. Аджай боялся, что кровь запечется и, можно сказать, «приклеит» к себе одежду со спины. В таком случае переодевание превратится в настоящую пытку. Шрамов он не боится, да и до этого не боялся — они уже устилали всё его тело, от шеи и до самых пят. Сабал же все ещё стоял, хотя устал не менее Аджая. Он о чем-то думал, судя по его немного отрешенному взгляду. Аджай обратил на это внимание и внезапно хлопнул того по ноге. – Присядь! Нам ещё спускаться отсюда… главное до Шерпы добраться… и желательно без происшествий.       Сабал вздрогнул, но ничего на это не ответил. Через пару минут он медленно опустился и присел рядом с ним. Молчание немного остужает голову, как раз для того, чтобы понятно сформировать мысль. Сабал толкает его под бок и Аджай лениво поворачивает к нему голову: – Да? Что? – Мне жаль, что я так обошелся с тобой. – М? Что? — Аджай хмурится в недоумении. — Ты совсем поехал? Причём тут это… – Тогда, в камере. И вообще. Мне жаль. Я не должен был позволять эмоциям завладеть моим разумом. Я не должен был… сомневаться в тебе. – Да пошел ты… – Я серьезно, Аджай. – …Сабал, всё нормально. Вообще не думай об этом… – Вообще-то я давно хотел это обсудить. – Мы сбежали час назад. – Я сомневался в тебе и до этого.       Аджай обдумывает сказанное им несколько мгновений прежде чем приподнять брови в лёгком удивлении. Не сказать, будто его эта новость впечатлила — это даже новостью было сложно назвать, это что-то довольно-таки цивильное. Он был удивлен тем, что Сабал сказал ему об этом. Внезапно, вот это — является главной повесткой дня. – Не пойми меня неправильно, я уважаю твоё происхождение, оно, несомненно, высокое, но, откидывая это, ты — чужак. – Ну… да. Здесь ты прав, — Сабал впервые был… откровенен, в своём роде. Аджая это заинтересовало. – Я долго присматривался к тебе. В тот день, когда мы впервые встретились, я понял, что ты обязан перейти на нашу сторону. Меня пугала мысль, что Пэйган обзаведётся рекрутом твоей крови. Он очень красноречив и на его чары легко купится… нужно было оказать тебе тёплый приём и показать настоящий Кират, таким, какой он есть при его режиме. Я настолько хотел показать тебе эту реальность, что пожертвовал ради этого… — здесь он тяжело вздыхает, — …Дарпаном.       Аджай вспомнил этого странного старика, плохо говорящего на английском. Бедняге пришлось пережить страшные муки перед тем, как покинуть этот мир. Его даже похоронить не удалось. – …Пока я сидел в той норе я много думал о нём. Меня пробирала такая злоба… такой гнев… я не мог его контролировать. Я обозлился на всех, даже на тебя. Понимаешь, Дарпан был для нас наставником… он был лично знаком с твоим отцом и во многом продолжал его идеалы. После его смерти стало… тяжелее. Но, после того, как тебя забрали, меня будто обдало ледяной водой: Дарпан всегда говорил, как до него говорил святейший Банашур, что мы не должны позволять гневу обрушить на нас ненужные сомнения. Я чувствую себя посрамленным за то, что сомневался в вас всех. – Ну, — Аджай пожал плечами, — главное, что ты понял, что это не так. Остальное неважно. – Да… наверное, — Сабал вновь поднимается на ноги и проходится до противоположной стенки пещеры. — Но, знаешь… я все же осознаю, что жертва Дарпана стоила того. Она не будет забыта, пока я стою на этих ногах и дышу этим воздухом. Я не хочу, чтобы его забыли, Аджай. Никто не забудет.       Аджай вытирает нос и косится на Сабала, думая, стоит ли говорить что-то или нет. После минуты молчания он всё-таки решает, что ещё одна тема разговора у них всё-таки была: – Мне нравятся твои мысли, но я не думаю, что для того, чтобы строить будущее, нам нужно опираться на мёртвых.       Сабал отвлекается от своих мыслей и оглядывается на Аджая. – О чём ты? – Ну… как бы сказать… Иногда мне кажется, что ты немного перебарщиваешь в своих верованиях. И недоверии, в частности. Самый очевидный пример: вот вы с Амитой… сошлись. Это хорошо. Любовь объединяет. Вера и традиции — тоже. Но, если ты спросишь меня, я считаю, что, будь ты лояльнее к ней и менее наседал на… ну, традиции, как это ещё назвать, может, дела бы шли полегче. – Как это связано? – Ну… недавно она поднимала документацию по тебе.       Сабал заметно напрягся. Он даже не пытался скрыть своей настороженности, в особенности его выдавало хмурое лицо: – Зачем? – Не знаю. Наверное, искала что-то. Она не знала, что тебя похитили тогда, может, считала, что ты переметнулся. Я не в курсе её мыслей. – И почему она… так думала? — он будто спрашивал это у самого себя. – Спросишь сам, мне не удалось с ней нормально поговорить. Так вот, она обнаружила, что ты знал о Жюстине. Ну, что она у Пэйгана прислужницей работает.       Его лицо вытянулось. Очевидно, он не подозревал, что Амита сможет достать даже эту информацию. – И вот знаешь, мне кажется, ну, кажется, да, что для неё это был неприятный сюрприз, — Аджай пытался не звучать язвительно, но прямо сейчас, когда основная опасность миновала, – Я кажется понимаю, о чём ты, — он встаёт и отходит в сторону. Аджая расстояние не смущает, и он продолжает: – Я… не знаю, почему ты никому об этом не сказал, и наверняка у тебя были какие-то причины, но ты понимаешь, что… что вообще могло бы быть? – Ты считаешь, что я её не уважаю, ибо это заложено в традициях киратцев, так? – Да. Я считаю. – Послушай… всё это помогло нам сохранить страну. Сохранить нашу культуру. Мы не обязаны уподобляться вам, американцам! – Культура не должна зиждиться на беспричинном неуважении! Сейчас вскрылось это, потом вскроется, что ты ещё что-то ей недоговорил… – Я не неуважаю её только потому, что она женщина, просто если бы я ей сказал, она могла бы использовать это против меня! – Вы вдвоём управляете огромной организацией, уже считай отдельным государством, и ты до сих пор ей не доверяешь? – Она хитрее, чем ты думаешь. – Так ты тоже! – Нельзя слепо всем верить. Даже Мохана Гейла обманули, и к чему это привело? К краху Кирата. – Ну, во-первых, его обманул мужчина, а во-вторых, они не трахались, так что между вами двумя даже больше откровенности. А ещё сравнивать Амиту и Мина… я бы не стал так делать.       Сабал прошелся рукой по бороде, помяв её в ладони. Он посмотрел на Аджая немного по-другому, будто иначе, и сказал, немного поникшим голосом: – Я люблю её, как женщину, но она… меня пугает. – Простите? — Аджай прищурился в недоумении. — Ты… её… каким, мать твою, образом? – Иногда она говорит такие вещи… странные. Я встречал других женщин её взглядов, но они никогда такого не говорили. – А что именно? – Я… не хотел бы об этом распространяться. – Теперь ты и мне не доверяешь? – Я просто не… это личное.       Гейл подождал ещё пару минут, давая ему возможность дополнить своё спорное изречение, но понял, что это бессмысленно, и лишь развёл руки в стороны, сказав: – Знаешь, даже если она тебя пугает, она не Ева какая-нибудь, от которой произошёл весь женский род, и все они не обязаны быть такими же, как она.       Они промолчали ещё десять минут. Сабал всё-таки продолжил: – Брат, я думаю, что твоих словах есть некий сенс, но не считаю, что поступил неправильно, или что мне нужно изменять отношение к вещам, проверенным временем… но, если ты ни с кем не делишься своими мыслями, в итоге накапливаются и начинают играть с тобой в опасные игры. Ты чужак, но вместе с тем, ты — сын Мохана, и ты доказал это уже не раз. Ты пришёл за мной и спас меня. Ты сделал это намного позднее, чем я ожидал, но ты и сам был в плену… я хочу сказать тебе спасибо, брат. Ты для меня настоящий друг. И с тобой я могу это обсудить. Просто всё, что касается Амиты… просто… это непринято. Делится тем, что происходит в доме. Особенно мужчине. Это неприемлемо. – Ну мне-то ты можешь сказать. – А ты не будешь рассказывать об этом своих друзьям? – А ты не будешь такой язвой? Боже, да что она там с тобой творит? Избивает что ли… я не представляю, как она может пугать. Она серьезная, но разве… хотя, ладно, знаешь, просто расскажи, что у вас там. Если тебе станет легче, то я с удовольствием послушаю. Если это не про пеггинг, конечно. Хотя… даже так я не против. – Ч… что это? — он поморщился, будто пытаясь распробовать на вкус незнакомое слово. – Не бери в голову. Давай, начинай свою балладу…       Сабал немного замялся. Он стоял, формируя мысль, а Гейл ждал столько, сколько ему было нужно. В итоге он всё-таки начал свой рассказ: – Да… в общем… Амита… иногда, после того, как мы бываем вместе, я просыпаюсь и вижу, что она лежит рядом и смотрит на меня. Просто… смотрит. Иногда моргает. Но это неважно… или, бывает, что она сидит за столом в углу при зажжённой свечи и тоже смотрит на меня. Голая. И никогда ничего не говорит. Каждый раз, когда это происходит, я вздрагиваю и покрываюсь потом, хотя видел вещи намного ужаснее… – Ну… тут врать не буду… это звучит очень жутко. – Представь, какого мне — бояться засыпать при ней. Я пробовал обсудить это, но она постоянно отмахивается и говорит, что просто ходит во сне, но я-то вижу, что это не так. И это было бы не таким настораживающим, если бы не эти слухи, ходящие вокруг… – Я не в курсе. Что за слухи? – Мне они кажутся не слишком правдоподобными, люди любят выдумывать. Но после этих странных эпизодов меня начинают грызть сомнения. Я слышал, что, вроде как, во время того, как она ещё жила на Севере, у неё был муж. Меня это ранило, она ничего мне не говорила по этому поводу, а о нём самом ничего не известно, даже имени. Вообще ничего. Кроме слухов о том, что он, вроде как, пропал. Его будто никогда не существовало… По крайней мере, он никогда не появлялся на Юге, да и на Севере ничего о нём не слышно. Иногда, после таких вот странных случаев, в моей голове проскакивает страшная догадка… может, она как-то приложила к этому руку? Теперь уже лицо вытягивается у Аджая. – Нет. Даже не думай об этом, — он указывает на него, — Амита может быть требовательной начальницей, жестокой тренершей, спорной руководительницей, она может быть, мать твою, кем угодно, но она не убийца, окей? Она бы не убила того, кого любит, и тебя она любит. – Тебе это говорить легко, ты с ней не живешь. Да и причем здесь любовь — что, если она его не любила? Аджай задумывается. – Знаешь, даже если у неё и был такой муж, вот тебя не смущает, что её выдали замуж за человека, которого она не любила? – Опять ты… — он закатывает глаза. — Даже убийц будешь оправдывать! – Нет, ну это может быть мотивом. Но в любом случае, она не убийца! Это же Амита. Она практичнее… — он хмыкает, — не стала бы жертвовать своей жизнью ради смерти какого-то выродка, только если бы из ума не выжила. Да и к Бхадре она хорошо относиться. Как к дочери, практически. – «Дочери», — он перекривляет это слово и насмешливо смеется. — Ты звучишь смешно. Она не любит детей. – Ну, даже если так, не все обязаны любить детей, чтобы быть хорошими лидерами. Я вполне могу принять это. Ты разве нет? – Дело не в любви к кому бы то ни было. Я встречал женщин, которые убивали собственных детей ещё до их рождения, и даже смотрел им в глаза, когда они осмеливались их поднять. В остальном они были… вполне нормальными людьми. Я мог с ними работать и даже доверять им. Но с Амитой, которая, насколько я знаю, не совершала подобного, у меня не выходит вести себя также. Это ведь о чём-нибудь говорит, ты так не думаешь? – Это немного сложная тема, но я тебе уже говорил: меня больше волнует судьба живых, чем мёртвых. Или не рождённых. Какая разница? Они так решили. Это их выбор. Это не делает их злодейками, просто так сложилось. – Хорошо, но что делать с женщиной, которая не любит уже родившихся детей? Бхадра для неё скорее инструмент, чем человек. – А для тебя нет что ли? — он встаёт с места, подтягивая штаны и продолжая спор. — Ты уже заранее нарёк её Тарун Матарой, взвалив кучу обязанностей. Вряд ли она сама решила стать религиозным символом всей, мать её, страны, дружище. – …И при этом я все ещё вижу в ней человека! Я забочусь о ней и, между прочим, титул Тарун Матары очень почетный. Он принесёт ей много благ в будущем. К тому же, на Тарун Матаре не принято жениться, ведь она есть жена Банашура, живая богиня, так что это даст ей больше выбора, чем остальным. Я, по крайней мере, хоть как-то проявляю себя. При этом все эти «продвинутые» новички считают, что я старый и чёрствый, но Амита… — он сделал вдох, будто готовится выдать нечто возмутительное и жестокое во всех возможных смыслах. — Однажды она мне сказала, что порой, когда она приходит навестить недавно родивших солдат и ей оказывают младенцев, они не вызывают у неё никаких чувств, будто она смотрит в пустую кроватку. Скажи мне, это — не жутко? Это — не страшно?       Его собеседник теряется, не зная, что ответить на такие новости. Он поджимает губы и отвечает, немного притихнув: – Я… не знаю. – А я знаю. И мне страшно. Я не знаю, на что она способна. Можешь называть меня старомодным ослом в моих представлениях о том, как стоит вести себя девочке, но, поверь мне, я действительно переживаю за Бхадру и хочу её защитить. И, надеюсь, ты тоже. – Конечно, — он активизируется. — Бхадра крутая. Она мне как младшая сестра. – Хорошо. Это хорошо. Позаботься о ней. Если что-то случиться. – Что-то случиться… с тобой? – …Кто знает, что боги уготовили для всех нас?       Аджай хмыкает. Вот уж действительно. Он садится обратно, выдыхает. Боль уступила месту чувству удовлетворения — он только сейчас точно осознаёт и чувствует, что они действительно сбежали. Он собирается с мыслями и говорит: – Было интересно это послушать, но всё это очень разрозненные мысли. Я хочу сказать, что… сейчас вы с Амитой вместе и вы должны здесь всё, чтобы отвоевать страну. Я ваш помощник, не больше, не меньше. В конце концов, не мне решать, какой она будет. – Да… мы с ней вместе. Все ещё пугает происходящее, но, может, ты тоже в чем-то прав, и я слишком предвзят к ней… ладно, это мысли на потом. Рад, что мы поговорили, брат. Наши мысли во многом разняться, но это счастье — иметь возможность с тобой обсудить это. Ты для меня ближайший друг, каким Банашур был для шамана Аяна. – И я — Банашур? – Да. – Миленько. Пригласите как-нибудь на тройничек, — он хмыкает. – …Я не понимаю точно, про что ты, но чувствую, что ты говоришь мерзкие вещи. – Как и всегда, брат. Как и всегда.       Они проведут в пещере ещё некоторое время прежде чем соберутся, чтобы продолжить путь. Покинув безопасное пристанище, они вместе спустятся с возвышенности и станут продирать снег ногами, вытаптывая себе путь к Шерпе, который должен был встретить их на «базе», если тот шалаш можно было так назвать.       Преодолев треть пути они останавливаются, так как слышат странный шум. Что-то знакомое, но плохо различимое. Шум становился всё громче, а в небе они заметили нечто, что начало кружить над ними неизвестно сколько времени назад. – Что это? — Аджай присматривается. – Это… вертолёт, — отвечает Сабал.       Если бы Аджаю не было так холодно, у него, возможно, начал бы дёргаться глаз: откуда здесь вертолёт? Это определённо кто-то из Армии Короля, так как собственный вертолёт Золотой путь потерял при особо ожесточённой битве несколько месяцев назад. Транспорт стал опускаться и Аджай решил отступить на некоторое расстояние, но не слишком далеко. Вертолёт приземлился и из него вышел человек, за ним трое солдат Армии Короля и ещё кто-то в немного отличной от остальных форме. Среди них троих они сразу узнали генерала Юму Лау — её сложно было с кем-то спутать. Аджай готов был начать выть от отчаянья, но с губ сорвалось лишь негромкое и изящное «блять».       Бежать было бессмысленно, у них с Сабалом даже не было оружия. Солдаты приблизились к ним и, угрожая оружием, вынудили встать на колени. Юма также подошла, и походка была такой, словно обе её ноги были скованные скрепленными железными пластинами, плотно облегавшими их — настолько тяжелой была её походка. Железные оковы для киратской железной леди. – Да… — говорит она, — другого ожидать и не стоило. Кто ещё мог влезть на такую высоту, чтобы просто обобрать кучку трупов?       Она проходит вперёд и заходит им за спину. За Юмой хвостом идёт тот самый парень в отличной от других форме, видимо, приходился он ей личным ассистентом или вроде того. Аджай пытается обернуться, но солдат грубо толкает его, он еле удерживается от падения. В тот же момент с него снимают его сумку. Он решает стерпеть это: непонятно, что у них на уме. – Как только я увидела взрыв, произошедший в этом… осином улье, я сразу поняла, что это твоя работа, — она вновь показалась в поле зрения, выйдя из-за спины Сабала, — …правда, не ожидала, что у тебя будет такая компания. С другой стороны, понятно, зачем ты влез на мою территорию, — она подошла к Сабалу и положила руку ему на плечо. — Выглядишь… мерзко. Особенно волосы. Твою женщину изувечили, а она и то выглядит приличнее. Гейл… выглядит, как обычно       Она отходит от него, демонстративно снимает перчатку с руки и подаёт её своему ассистенту, говоря: – Сожги.       Тот безмолвно берёт перчатку и засовывает в карман. Аджай косится на Сабала и понимает, что сейчас что-то будет. Он не успевает схватить его, когда тот подрывается с колен и даже кидается в её сторону: – Меня пытали, ты, тварь! Они меня пытали! — солдаты хватают его и прижимают грудью к снегу, но это не мешает ему продолжать кричать. — Тебе этого никогда не понять, ибо ты — тварь!       Гейлу хотелось стукнуть сначала Сабала, чтобы он перестал провоцировать Лау, а после и её саму с подручными: он не для того всё это прошёл, чтобы попасть в плен к полоумной фанатичке. – Сдохни! – Можно его заткнуть? Нет? — спрашивает она у солдат. — Я не для этого искала их. Вот, — она вытаскивает у подручного из кармана перчатку и кидает им, — пусть распробует.       Солдат ловит перчатку и принимается, при помощи ещё одного, засовывать перчатку в рот Сабала. Тот сопротивляется, но те грубо раскрывают его пасть и запихивают её внутрь. После этого Юма кивает в сторону вертолёта и их обоих ведут туда под дулами винтовок.       Когда их подводят вплотную к нему, Аджай косится на подручного Юмы. Он довольно молод, типичный азиат. Он замечает это и невнятно говорит ему что-то. Юма поворачивается и говорит ему: – Это Аджай Гейл, он не понимает киратского, — она смотрит на Аджая. — Не сопротивляйся. Я здесь не за твоим дружком и не за тобой. Тот ничего не отвечает.       Вскоре все они оказываются внутри. Приходится подождать несколько минут прежде, чем вертолёт поднимается на нужную им высоту. Аджай напряженно переглядывался с Сабалом. Он чувствовал себя немного плохо из-за того, что испытывал какое-то лёгкое удовлетворение от торчащей из его рта перчатки. – Мы поднялись на нужную высоту, генерал Лау, — говорит лётчик между переговорами оператором из кабины. – Замечательно. Ей, вы двое, — она кивает в сторону солдат, — отведите психованного мне за спину.       Сабал немного сопротивляется, но его крепко держат и отводят в другой конец небольшого салона. – Ливэй, — она обратилась к помощнику, — успокой его. Этот взгляд меня раздражает.       Он молча кивает и отходит, а она приближается к Аджаю. – А теперь, послушай сюда: я знаю, что это ты обворовал те трупы на той горе… – Это был не я. – Замолчи, пожалуйста, — она сказала пожалуйста, — у меня нет настроения слушать это. – Э-это был не я, — Аджай указал куда-то в сторону, – Заткнись, пожалуйста, — она сказала это ещё раз, жуть. — Я знаю по крайней мере то, что ты в курсе, где находятся вещи, которые эти люди несли с собой.       Аджай смотрит ей просто в глаза. Она смотрит в ответ и даже не моргает. На фоне раздаются невнятные выкрики Сабала, спровоцированные, скорее всего, истерикой, и где-то в стороне слышится невнятный голос Ливэя. Гейл не выдерживает, вздыхает и просит передать ему сумку. – Yigè bao, — она поворачивается и солдат выполняет приказ. — Этот мешок с ручкой подозрительно лёгкий. – Пришлось пожертвовать некоторыми вещами, чтобы выбраться из этого ада. – Судя по тому, как от вас двоих несёт, вы действительно оба там побывали, — она расстёгивает сумку и раскрывает её, — ты хотя бы… А? — она всматривается внутрь. Внутри лежат лишь несколько брильянтов. Она достаёт коробку, кидает сумку и открывает её. — Это что? – Это… бриллианты. – Это что?! — она повысила голос и кинула коробку на пол. Несколько камней вылетело из неё и прокатилось по салону. — Какого чёрта?! Ты оставил их тем дикарям? – Чт… что оставил? Оружие? Да, — Аджай был в растерянности. – Я не про это, Гейл, — она подошла ещё ближе, заставив Аджая вжаться спиной в дверь вертолёта, — где тханка?       Несколько секунд он осознаёт сказанное ей, а потом его лицо вытягивается: – Ты ищешь тханка? – Да. Где они?       Аджай знает, где они. Есть только одно место, где они могут находится. – Я… я знаю, где они лежат. Я знаю. Она напряженно смотрит на него. – У этих чокнутых, да? – Смотря, кого ты так называешь… – Я про тех еретиков, что живут возле прохода меж «расколотой» горой. Это они из забрали, не так ли? – Да, они. – Падальщики, — она плюется, когда говорит это. — Ты хотя бы представляешь, что эти фанатики с ними сделают? Эти тханка бесценны. И мне. Они. Нужны.       Она отворачивается, берёт в руки парашютную сумку, поворачивается и всовывает ему. – Верни. Их. Мне.       Аджай сглатывает. Он впервые видит Юму в таком… свете: глаза, потемневшие от гнева, руки, словно когтистые лапы ястреба, сжимающие сумку и готовые в любой момент вцепиться ему в шею, оскал, выдающий плотно сжатые зубы — она буквально была на грани истерики. Исходя из этого, он решает, что лучшим будет подчиниться, пусть его и предупреждали, что возвращаться ему ни в коем случае нельзя.       Он надевает на себя парашют, пока солдат Юмы собирает с пола брильянты и укладывает их обратно в коробку. После он передаёт коробку ей и она, потряхивая бесценным грузом, говорит Гейлу: – Твой друг пока побудет у меня. Я даю тебе день — завтра я прилечу сюда и, если ты не вернешь мне тханка, по праву принадлежащие мне, Сабал и эти бесполезные штуковины отправятся к Полу в виде праздничного подарка. Думаю, он оценит новую игрушку.       Аджай смотрит на Сабала, совершенно выбившегося из сил, сидящего на полу. Он кивает и говорит: – Я сделаю, что скажешь. Клянусь. Просто… не трогай его.       На этих словах она щёлкает пальцами и левой рукой цепляется за железную балку слева от двери вертолёта. Саму дверь за спиной Аджая отодвигает солдат и ветер врывается внутрь, заставляя Аджая пошатнуться и практически рухнуть вниз — он успевает схватиться за другую руку Юмы, что сумела устоять на месте. – Генерал, закройте! — кричит лётчик, но Лау на него даже не смотрит. – Что ты творишь?! — выкрикивает Аджай от испуга. Внизу было не так высоко, как он ожидал — всё это время они весели в воздухе над тем местом, где их с Сабалом и подобрали. – Что я делаю? — Юма цокает. — Помогаю разогнаться.       Она толкает его, и он начинает падать вниз. Поначалу парашют не раскрывается, а после раскрытия его носит из стороны в сторону из-за ветров. Ему везёт, он не ударяется телом о горные вершины и вскоре ветер перестаёт так сильно его мучать, и он опускается на землю.       Теперь начиналось самое, как ему представлялось, тяжелое, — навестить Жюстину ещё один раз.