Он вспомнил то, что предпочел бы забыть

      Утро было ясным. Бури поутихли, в горах стало поспокойнее. Свет обнял холодные стены дворца, сам воздух потеплел. Аджай понял, почему дворец называли «Домом восходящего солнца» — отсюда был прекрасно виден рассвет.       Аджай был на втором этаже, в гостевой спальне, и наблюдал из окна за тем, как светлело. Его окна выходили во двор, отсюда он мог видеть площадку для посадки вертолёта и усыпальницу Лакшманы. Всё это ещё не притёрлось его глазу, потому он мог подолгу их рассматривать. Впрочем, это касалось всего дворца в целом, учитывая его внешнюю скромность и внутреннюю просторность.       Первым делом он хотел обследовать то место, в которое попал. Его интересовало буквально всё, каждая комната, но он помнил, что был здесь только гостем, потому не хотел лезть, куда не просят. Взамен он решил попросить помощи у прислуги. Во дворце были несколько служанок и слуг, в основном занимавшихся уборкой, стиркой, двором и приготовлением еды. Они сменяли друг друга и особо не светились перед ним, но было двое постоянных: госпожа Вимала и, конечно же, Гэри. Госпожа Вимала была немолодой женщиной, ниже Аджая на голову, с золотыми руками, — фигурально и буквально, — её способностям к готовке могли позавидовать любые профессиональные повара, а с кухни можно было всегда услышать отзвуки бурной деятельности, сопровождаемые потрясываниями многочисленных позолоченных браслетов на её натруженных руках.       В этот день ему удалось воочию лицезреть, как она творит этими руками свои скромные чудеса за кухонной стойкой. Он даже пару раз влез ей под руку: – Вы так быстро режете. Не боитесь пораниться? – Ха! — бойко ответила она. — Порежусь и порежусь, экая наука. Небось, в бою-то ты не боишься того же?! – Нет, но ведь это бой. Там либо ты убьешь, либо тебя. – Подумаешь, удивил. На кухне всё также. – Да что вы? – Да-да, именно так. Как мне говорила мать моя: «Хочешь, чтобы обед получился хорошим — позволь еде сопротивляться!»       Общаться с госпожой Вималой Аджаю нравилось, но отвлекать её от работы ему не хотелось, так что он покинул кухню и почти сразу наткнулся на Гэри, который как раз вышел из кладовой. За ним выскочил побледневший охранник, скрывшийся за поворотом. Гейл покосился на него, но не стал уделять этому много внимания — кто знает, может, это было обычное дело для этого места. Он окликнул Гэри и подошёл: – Хэй, можешь помочь? – Чем могу быть полезен? – Понимаешь, я совсем не ориентируюсь. Можешь показать мне, что здесь и где?       Гэри немного помолчал, обработал полученную информацию и после попросил следовать за ним. Он вывел его в коридор, ведущий к основному выходу из дворца. Рядом с ним Аджай чувствовал себя немного посвободнее — знакомое лицо в незнакомом месте, к тому же, судя по имени и акценту, его сопровождающий был американцем. – Во дворце насчитывается около тридцати пяти комнат. В большинство из них вы вряд ли будете заходить, они не представляют особого интереса. Справа от входа, где мы с вами только что были, находятся кухня, выход на правую сторону двора, кладовка и моя комната. Вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. После лестницы на второй этаж, здесь таких две, идёт прачечная и рядом с ней ванная. Ею пользуются слуги.       Гэри постучал по двери с изображением расцветающих цветов. Таких здесь было несколько, каждая в свой цвет. – Что же насчёт левой стороны: не доходя до столовой, вы можете свернуть налево и попасть в коридор, который ведёт в несколько помещений. Среди них есть пара комнат отдыха и ещё одна с несколькими тренажерами. Его высочество ведёт полу-аскетичный образ жизни, он использует их, чтобы поддерживать форму. Пройдёмте.       Они прошли в столовую и оттуда поднялись по лестнице на второй этаж. Всё время, пока они шли, Аджай рассматривал интерьер, которому вчера уделил мало внимания. – Здесь так много всего, — почти с каждой стены на него смотрело очередное божество, — особенно картин и рисунков. – Его высочество не испытывает подлинного интереса к киратским суевериям, но находит их «очаровательно глупыми» и время от времени радует ими свои глаза. – И ведь они все что-то значат, — он увидел рисунок, немного выбивающийся из общей картины. На стене была нарисована девушка, держащая в руке факел. Судя по лицу, её что-то сильно печалило. — Что насчёт неё? Ты знаешь?       Гэри повернулся туда, куда Аджай показывал, и присмотрелся. – Насколько я помню, это госпожа Вайшнави. У неё не самая интересная история. Впрочем, она позаимствована из индийской мифологии, — он указал на её лицо. — Бог Вишну спустился на землю, чтобы найти свою жену, и повстречал там человеческую девушку Вайшнави. Она была давно в него влюблена. Он пообещал жениться на ней, когда вернётся, с одним условием — она должна была узнать его. Вайшнави ждала его, но тот, когда возвратился, сменил облик, и она его не узнала. – Оу. – Здесь трактовки немного расходятся: кто-то пишет, что она взяла факел и отправилась его искать, а кто-то, что она осталась ждать его в пещере у дороги, где проходили паломники — Вайшнави надеялась, что среди них она узнает своего жениха. «Грустная история», — подумал Аджай, и они пошли дальше. – И что, таких историй на этих стенах изображено много? – Порядка сотни. – И ты помнишь их все?.. – Вполне. – Звучит так, будто ты знаешь вообще всё об этом месте. Да и без того: телохранитель, бухгалтер, домоправитель… Прямо человек-швейцарский-нож. – Я не швейцар, — он резко повернулся к нему. – А… Я не это… — Аджая такая реакция немного сбила с толку. – Я. Не. Швейцар, — Гэри проговорил это, отвернулся и направился дальше. Аджай пришёл в себя, фыркнул и догнал его.       Они вышли в просторный коридор, который использовался как гостиная. – Со вторым этажом вы отчасти знакомы, но только с левой стороны. Напротив лестницы гардеробная его высочества. Сворачиваем на право и выходим в подобие гостевой. Здесь ваша комната, там — комната его высочества и рядом его кабинет. Вы ведь знаете, что дверь внутри вашей комнаты ведёт в личную ванную? – Да, я разобрался. – Хорошо, — он вывел его из гостиной в другой коридор, который оказался слегка темнее и теснее предыдущего. — Если мы проходим в правую часть второго этажа, то видим перед собой две массивных двери. Эта ведёт в переговорную, та — в нашу многострадальную библиотеку. – Ох, помню о ней. Её уже восстановили? – Разумеется. Тем не менее, не советую вам заводить о ней разговор с его высочеством — это открытая рана для каждого из нас. «Какие нежности», — подумал Аджай. – В общем и целом, на этом всё заканчивается, — Гэри нахмурился, пытаясь понять, всё ли он припомнил. — Также есть некоторые небольшие помещения, которые используются как кладовые или гостевые уборные. Ничего особенного. – Хорошо… — Аджай задумчиво кивнул. — Слушай, есть какие-нибудь комнаты, в которые мне нельзя заходить? Не хочу показаться невоспитанным идиотом. – Нет необходимости запрещать вам входить куда-либо. С другой стороны, излишнее любопытство тоже не приветствуется. – Понял. Что насчёт комнаты Пэйгана?       Задним умом Гейл понимал, что туда он вряд ли будет соваться, но Мин был довольно эксцентричным, так что чутье подсказывало ему — в этом месте могло произойти всё, что угодно. Лучше было уточнить. – Могу лишь сказать, что его величество уважает приватность, но не уповает на неё особенно сильно. Здесь стоит ориентироваться по его желанию и настрою. Впрочем, не думаю, что вы найдёте там что-то интересное для себя. – Не совсем понял… приватность для него это что-то гибкое? – Я бы выразился так: его величество носит приватность с собой, а не складирует её где бы то ни было. Весь дворец можно считать его одной сплошной личной комнатой, в которой все мы — гости. Попрошу меня извинить, мне нужно вернуться к обязанностям, хорошего вам дня.       Гэри оставил его одного в раздумьях. Всё то, что ассистент сказал насчёт приватности, звучало интересно — хотя бы потому, как Аджай ощущал себя здесь: дворец, при общей наполненности цветами, запахами и вкусами, казался ему сухим и холодным. В нём просто не чувствовался дух его хозяина, словно посещаешь музей, а не чей-то дом, в котором тот провёл больше двадцати лет. Однако, может быть, сказывалось личное отношение Аджая к Пэйгану — он всё ещё не знал, как к нему подступиться.       Впрочем, исходя из того, как протекали их отношения последние два года, не сказать, что стоило искать какие-то обходные тропы — ему к Пэйгану Мину достаточно было просто подойти.       Проходя дальше, обходя тяжелые двери, ведущие в гостиную, скорее напоминавшие ворота, в его голове мелькали разные мысли, но одна успела зацепиться: здесь жила его мать, Ишвари Гейл. Она ходила этими коридорами, рассматривала эти картины, её облик отражался в драгоценностях, а ушей дотрагивался тихий звон колокольчиков. Аджай не знал, отчего, но казалось, будто это место чуть ли не дышало её духом. Хотя, конечно, было видно, что здесь живёт и Пэйган Мин, ведь коридоры были перестроенными комнатами, на картинах виднелись повреждения, — результат отсутствия должного ухода, — колокольчики звенели невпопад, а все драгоценности без исключения были украденными. Странный, жуткий симбиоз, но Аджай ощущал себя здесь, как рыба в воде.       Дверь в комнату Пэйгана отличалась от всех других во дворце: она была высечена из сандалового дерева, была немного больше в высоте и широте. Во время своего путешествия до Кирата, Аджай побывал в городе Варанаси и всё ещё помнит запах горящего сандала из погребальных костров у реки Ганг. Казалось, будто от двери исходил такой же запах. Аджай постучался и в ответ услышал: – Заходи!       Аджай надавил на дверь и понял, что она, к тому же, тяжелее других — или ему так казалось. Она открылась, и он вошёл внутрь. По полу разливался свет, исходивший от панорамных окон на другом конце помещения, с трудом достигая высокого потолка. Он освещал богатое внутреннее убранство просторной комнаты. Это была единственная комната, в которой он не заметил ни одного колокольчика. Внутри была странная атмосфера: ощущения были такими, словно он проходил в храм. С другой стороны, ощущал он себя всё-таки легко.       Пэйган стоял у окон, держал перед собой какую-то безделушку и внимательно её рассматривал. Аджай сошёл с места и неторопливым шагом направился к нему. Как только он оказался рядом и остановился, Мин спрятал загадочный предмет в ладони и посмотрел на Аджая. – Я знал, что ты будешь меня искать. Здесь бывает так скучно, когда нет кого-то, с кем можно было бы поговорить, — он цокнул, звуча притворно-грустно. – Что ты рассматривал?       Он не ответил, лишь ухмыльнулся и повернулся к нему всем телом. Часть его лица ярко освещалась, пока вторая оставалась преимущественно в тени — то же самое было с Аджаем. Пэйган завёл руки за спину, сделал несколько движений и после выставил перед Аджаем обе руки, зажатые в кулак. – Угадай, в какой.       Одна бровь Аджая приподнялась. Он посмотрел на Пэйгана, перевёл взгляд на правую ладонь и нажал на неё указательным пальцем. Пэйган перевернул ладонь, Аджай подставил руку и в неё упал позолоченный, слегка помятый патрон, отблёскивающий на свету. Гейл нахмурился и поднял его к лицу, чтобы рассмотреть внимательнее. – Просто… пуля? – Не «просто», — тот недовольно фыркнул. — Её вытащили из меня. Ну, после того недоразумения, когда мы оказались у де Плёра и ты попытался разнести себе башку.       Аджай ощутил себя так, словно подавился словами. Он прикрыл глаза и сделал глубокий вздох, собираясь с мыслями. – Я имею право так говорить, эта штуковина оставила меня с отвратительнейшим шрамом, — он закатил глаза и скрестил руки на груди. — Знай, что я это так не оставлю. Я обязательно придумаю, как «отблагодарить» тебя, душа моя. Необязательно физически, мы же не варвары — душевные раны вполне подойдут. – Я не против, — Аджай подкинул пулю, и Пэйган поймал её. – Тем более, кто не любит драму? Я люблю-ю-ю драму, я поклоняюсь ей. Она делает жизнь ярче, наполненной смыслом! Особенно тогда, когда в процессе тебя не убивают… — он провёл указательным и средним пальцами по оболочке. — Согласись, её изумительно восстановили. – Она… красивая, полагаю.       Это было настолько эксцентрично, но при этом так в духе Пэйгана, что даже совершенно не удивляло. Мин умел делать из странных вещей что-то обыденное, будто они были частью его стиля. – Она будет красивой, когда я найду ей достойное применение в интерьере, — он довольно промурчал. — Я люблю такие вот безделушки, они не только создают атмосферу, но и рассказывают историю…       Смотря на него, Гейл мог представить, как с пола Мина переносят на носилки, с носилок на хирургический стол, как ему расстёгивают выпачканную в крови рубашку, чтобы добраться до пульсирующей раны и вытащить помятый грязный патрон. И теперь эта же вещь блестела золотом, радуя глаз неудавшейся жертвы. Своеобразный трофей, бывшее оружие, скованное в золоте. – …Но я забираю всё внимание себе, не так ли? — Пэйган убрал пулю в карман, и Аджай отвлёкся от мыслей. — Выглядишь отрешённо. О чём ты думаешь? Расскажи, мне интересно. – Удивляюсь, — он пожал плечами и осмотрелся. — Это место… огромное. – Я зна-а-аю, — он произнёс это так самодовольно, словно это было лично его заслугой. — Когда я впервые прибыл сюда, оно казалось мне таким большим и красивым… Через столько лет, проведённых в этом чёртовом дворце, здесь нет ни одного угла, о существовании которого я бы не знал. Гэри уже показал тебе здесь всё? — Пэйган повернулся к двери и приобнял Аджая за плечи, тот по инерции пошёл за ним.       Они бродили по дворцу, без какой-либо цели, лишь обсуждали общие темы. – Я всё время думаю об этом, — говорит Аджай тише обычного. — Неужели она тут жила? – Кто? — бровь Пэйгана приподнимается. – Мама. Она всегда мне казалась такой простой, обычной домохозяйкой… но она жила здесь. Она была… королевой.       Казалось, будто её голос ещё раздавался откуда-то из глубин дома. – Оу, — Пэйган тепло улыбается, — так ты думаешь о маме. Да, Ишвари была королевой, абсолютно во всех дефинициях, это верно, и, чтобы ею быть, ей даже необязательно было жить во дворце — она просто вела себя так, понимаешь? Стоило ей зайти в комнату и, я видел это своими глазами, у всех дух спирало, слышал, как их голоса становились тише — ох, она была не просто королевой, она была их королевой. Но это не мешало ей быть ещё и хозяйственной. Что поделаешь, если так приучили? Ей всегда хотелось чем-то занять руки, и как бы я ни пытался объяснить ей, что она может просто лечь и не делать буквально ничего, ведь за неё всё это сделали бы слуги — её ничего не могло остановить!       В конце он прозвучал особенно недовольно. В тот момент они проходили по первому этажу, мимо кладовки, когда дверь её резко открылась, чуть не влетев в Аджая, и из неё с грохотом вывалилось несколько чугунных мисок, рассыпавшихся по полу в хаотичной системе творческого беспорядка. Из-за двери тут же показалась служанка, которая, видимо, и обронила всю утварь. – Простите, простите, — нашёптывала она, собирая миски, стараясь не высовываться из кладовки, через слово складывая руки в молитве, — простите, пожалуйста… – А вот и цирк подъехал, — Пэйган недовольно фыркнул.       Аджай оглянулся на него, а после присел на корточки, чтобы подать девушке миску. Она посмотрела на него и улыбнулась. В тот же момент, как она высунулась за ней, Пэйган резко захлопнул дверь кладовой. Послышался глухой стук и испуганное «А!», внутри что-то опять попадало. Аджай вздрогнул от этого, посмотрел на дверь, потом на Мина, и так несколько раз. Миска так и осталась лежать в его руке. – Ты… — слова вновь застряли в горле. – И ты туда же, нет-нет-нет, — он обошёл Аджая. Брезгливо, одним лишь носом ботинка, он стукнул по посуде, и та выпала из руки Гейла. — Ты — гость, мать твою. Чего жалеть их, спрашивается? Это их работа, им за это платят, как ты этого не понимаешь? Вставай уже.       Аджай покорно поднялся, всё ещё поглядывая на дверь. Он надеялся, что ей не было слишком больно. Тогда Пэйган протянул руку, указательным пальцем притронулся к подбородку Аджая, слегка надавил и повернул его голову к себе. – На меня смотри. Я в центре внимания, нет? — он развёл руками. Его голос звучал так, будто он говорил что-то очевиднейшее. — Ты ведь обещал, ну?       Тот сдвинулся с места и отошёл, Аджай ещё раз оглянулся на дверь и, когда повернулся, обнаружил, что потерял Мина из виду. Впрочем, он быстро догнал его у алькова в следующем коридоре. – Простой домохозяйкой… — Пэйган размышлял вслух, словно и не заметил пропажи Аджая. — Ха, Ишвари тебе что, совсем ничего не рассказывала? Помимо хозяйственности, она была очень умной и острой на язык, никогда не стеснялась опускать меня на самое дно. Правда, нас обоих это устраивало. – Мама умела постоять за себя. Но также она была такой доброй, её хотелось защитить от всего на свете… Я бы и подумать не мог, что она пережила подобное. Что она вообще способна на это.       Уже сейчас, повзрослев, он мог понять это чувство, желание защитить кого-то, кто слабее тебя: к примеру, может Кира и Вишну не были его детьми, а Бхадра не была его сестрой — ему хотелось защитить их всех. То же самое можно было сказать про госпожу Намджи: с их первой встречи она казалась ему элегантной и слабой, её хотелось уберечь от любых невзгод. Она чем-то напоминала ему Ишвари, и он понял это лишь сейчас. Интересно, была ли она также проста, какой ему казалась его мать? – …Полагаю, в этой стране всё не то, чем кажется на первый взгляд. – Отличное замечание, сложно найти что-то более клишированное. Это не ты пишешь голливудские сценарии?       Пэйган прошёл в столовую. Из-за этого сравнения Аджай внезапно вспомнил о Хёрке, который как-то божился написать ему сценарий к новому «Терминатору». Аджай провёл его взглядом и пошёл за ним, тихо сказав: – Только этим и живу.       Внутри Пэйган оглянулся на бар, остановился и поднял указательный палец вверх. Аджай остановился рядом. – Подожди здесь, mon amour, я нам чего-нибудь налью.       Он обошёл стол и остановился уже у бара, стал рассматривать ассортимент, сверяться с этикетками. Вскоре он поставил на стол бутылку рома и два стакана, а затем исчез за стойкой. Аджай облокотился о стул и произнёс, стараясь держать голос ровно: – А как же «это их работа, не помогай им»? — он слегка сощурился. Тот лишь закатил глаза и отмахнулся. – А ты оглянись вокруг, может заметишь, что мы одни, — он поднялся с железной лопаткой, в которой лежала горсть льда, и высыпал его в оба стакана, а после подлил туда немного рома. — И я не хочу, чтобы нам кто-то мешал, так что придётся мне тебя обслужить. – Я думал царской особе вроде тебя не пристало напрягать трицепс… — Аджай также обошёл стол и подошёл к стойке, — …наклоняя бутылку над стаканом. – Совершенно не пристало, но моё благородство не позволяет мне заставить тебя этим заниматься, — он позвенел стаканами, чтобы ром на дне пропитал лёд сверху, и потянулся за кувшином с лимонадом.       Аджаю нравилось то, как тот невозмутимо держался. Помня о том, каким взрывным может быть характер Пэйгана, он не стремился к тому, чтобы подвергать всё это относительное спокойствие испытаниям, но также он прекрасно понимал, что если он не позволит себе эту маленькую слабость сейчас, дальше уже просто не решится. – Неужели такой тяжкий труд совсем никак не сместит тебя с пьедестала и не заставит обложиться мусором? — Аджай положил руку на столешницу и потянулся за стаканом. Уже отсюда можно было услышать манящий запах крепкого рома. – Так я с рождения эмансипирован от бедняцких повадок и делаю это себе в удовольствие, а ты жил в норе, другой жизни не знал. Я буду твоим Моисеем, который протащит тебя через пустыню и вытащит всю эту бедность, стянет с тебя оковы нищеты и… А ну брысь, оно ещё не готово!       Пэйган бьёт рукой по столешнице, Аджай сперва одёргивает руку, но потом быстро хватает стакан и отходит. – Мне и так нормально. – Тебе и машинное масло налей — будет «нормально»! — Пэйган сходит с места и подходит к нему, стремясь отобрать с риском добытый коктейль. – Ну не надо… — Аджай недовольно закатил глаза. – Кыш! — Пэйган издал громкий звук, и Аджай вздрогнул от этого.       Таким нехитрым способом Пэйган смог забрать стакан у обескураженного Аджая из рук. Глупо, зато действенно. – Золотое правило дворца — не спорь со мной, — он покачал головой и поводил указательным пальцем свободной руки у него перед лицом. — Если попытаешься, знай — я буду кричать и биться в истерике на полу, пока не придёт охрана и не утащит тебя в Дургеш. Однажды ты к этому привыкнешь.       Пэйган вернулся к бару и долил в стаканы лимонад. После он размешал, дал напитку немного настояться и вернул его Аджаю. – Другое дело, — он выглядел невероятно довольным собой. — А теперь держи, солнце. За что пьём? – За нищету. – Ты мерзкий, — он зло на него посмотрел. – Тогда за новый трек Карди Би. – Эй, хорошая идея! – Это было первым, что я проверил, когда Гэри дал мне пароль от вайфая. – Правильный выбор.       Льда было достаточно много, он занимал две трети стакана, ром уже хорошо смешался с лимонадом, общая композиция выглядела симпатично. Аджай попробовал коктейль и тот тут же ударил в голову. Коктейль был сладким, отдавал мускатным орехом и лимоном. – М… Слушай, — Аджай пытался распробовать, — действительно вкусно. Спасибо. – Пожалуйста, — он взмахивает рукой и улыбается. — Тебе нравится, так? Я хочу заказать несколько ящиков этого рома. – Он сладкий… немного тяжёлый, — Аджай сделал ещё пару глотков. — Будто ликёр, или кагор с примесью фруктов. Хотя, может это из-за лимонада. – Я думаю, сможет ли это разогреть толпу. Планирую праздник. – Повод? – Повод одновременно и радует, и ужасает — мне исполняется пятьдесят, Аджай. Аджай удивился. – Когда? – Не совсем скоро, но я не люблю откладывать такие важные дела. Я планировал что-то грандиозное, но, честно говоря, впечатлений мне хватает. Устрою скромное празднество, человек на сто, здесь, в Кирате. Ты, естественно, уже приглашён. – Постараюсь испортить всё впечатление. – Как и большинству талантливых людей, дорогой, тебе даже стараться не надо. «У Бхадры тоже должен быть, причём скоро», — Аджай вспомнил, что скоро ей исполняется шестнадцать. — «Важная дата. Нужно будет постараться выбраться на праздник». – Кто бы мог подумать, пятьдесят… мне пятьдесят. Удивлён, что не все девяносто. Аджай хмыкает. – Может это и не так много, но ощущения такие, словно в спину уже дышит смерть, — Пэйган вздыхает. – Помню, мама говорила, что обычно мы умираем примерно в том же возрасте, что и наши родители. Мои родители умерли не своей смертью, так что мне не на что ориентироваться, но, может, у тебя иначе.       Аджай отходит в сторону, пока Пэйган обдумывает услышанное. На его лице появляется кривая усмешка. Рукав спадает, и он обращает внимание на часы на руке. – Бо-о-оже, полдень на часах, а я ещё не показал тебе двор! Я хочу оборудовать его для праздника. Пойдём, подашь мне немного идей.       Во дворе не было ничего примечательного, лишь забор с вращающимися барабанами, вертолётная площадка и усыпальница. Пэйган вышел вперёд, Аджай последовал за ним. Гейл прекрасно помнил, что когда-то здесь находился сад, вот только в месте, где он предполагаемо был, Аджай замечает лишь несколько пучков травы. Это совсем не сходится с тем, как он помнил это место, и увиденное его разочаровывает. – Оранжереи больше нет, — он кивает в их сторону. – Я знаю, — тот отмахивается. — Я завозил те растения из других стран, не прижились. К тому же, я немного повздорил с флористом… Аджаю не верилось в это «немного». – И что же он сделал не так? – Совершил государственную измену! — Пэйган чётко выговорил каждое слово так, словно выплёвывал что-то отвратительное. – Звучит слишком драматично. – Для меня это так и выглядело. Он попытался что-то там сказать в защиту этого ублюдка Шифона, — на этом моменте он даже немного покраснел. — Бесталанного идиота с устаревшими идеями. – Ты убил флориста просто за это? – Убил? — Пэйган тут же поменялся в лице и стал отмахиваться. — Не-е-ет! Что ты, нет. Я заставил его есть землю и, кажется, выкинул на арену, но это только и всего. «Ну, конечно», — Аджай вздохнул. Сколько ещё таких историй ему придется услышать? – Ты действительно ненавидишь Шифона. – Эта тварь у меня ещё попляшет, вот увидишь. – Ну… Мой знакомый прикрывает его. – Ох, да я знаю! Тот, что из ЮАР, у которого проблемы с головой, — он закатил глаза и поводил пальцем у виска. — Связался не пойми с кем, очень похоже на него. Чтоб ему провалиться, этому сраному католику…       Они прошлись вдоль вымершей оранжереи, где Аджай смог в полной мере осознать масштаб экологической катастрофы местного разлива. Аджай присел на корточки, а Пэйган тем временем опёрся о столб дерева и продолжил: – У нас, правда, есть небольшой сад в Рату Гадхи, но я лучше лишний раз послушаю унылые завывания служанок, чем хотя бы ещё раз приеду туда с визитом. Юма меня не переваривает, особенно после того, как ты оказался здесь. Мне, конечно, хотелось бы небольшой садик, как раньше, — Пэйган тяжко вздохнул, — но природа отчётливо дала понять, что не хочет иметь с этой почвой совершенно ничего общего. А из некоторых цветов получался такой изумительный чай! – И ты решил оставить их так? — он присаживается к ним и ощупывает мягкие, полуживые стебли. – Конечно же нет, я собираюсь их всех выкопать и выкинуть. Они будут лишь портить вид. – Тогда двор будет казаться пустым. – А что ты предлагаешь, красить их?       Он вздохнул. Действительно — раз здесь даже почва такая, то нет смысла стараться. Тем не менее, что-то в сказанном Пэйганом его зацепило, он прокрутил его слова в голове несколько раз, пытаясь осмыслить их, и спросил: – Ты говорил про… чай? – М? Да. Разумеется: с того самого дня, как я сюда приехал, не мог переварить местный чай. Не представляю, зачем его покупали заграницей, и рад, что эта гадость осталась только как сорняк в огородах этих несчастных фермеров. Приходится заказывать из Индии… что сказать, там не лучше.       Аджай задумался над этим. Что-то маячило на периферии памяти, какая-то мысль, но ром не давал ей ходу. Он поднялся, и Пэйган похлопал его по плечу, его лицо светилось от счастья. – Ох, как же я рад, что ты вернулся! Нам будет так весело вместе…       Тот лишь скромно кивнул. «Весело», что сказать — он подобрал очень верное слово.       С момента, как Аджай поселился во дворце, прошла неделя. Постепенно он привыкал к порядкам, установленным здесь, уже не стеснялся, когда ему подавали еду или когда он просто сталкивался с прислугой. Служанка, которой он пытался помочь не так давно, улыбалась ему при каждой встрече, но никогда ничего не говорила. Аджай был бы не против с ней поболтать, как-никак, они были почти что ровесники, единственные такие молодые в этом месте, но у неё, очевидно, были дела поважнее.       Тем не менее, его пребывание там ощущалось… странно. Он вечно обо что-то спотыкался, ударялся об угловатую мебель, ронял вещи, хотя раньше таких привычек за ним не замечалось. Будто сам дворец его не принимал и отторгал, как организм отвергает инородное тело и пытается избавиться от него. Ему всё ещё было некомфортно, впрочем, он не спешил винить в этом кого-либо, кроме себя — в своём же теле он ощущал себя чужим.       Это ощущение преследовало его ещё с того момента, как он вышел из штаба на королевском мосту. Оно не предвещало ничего хорошего, но тогда у него не было ни времени, ни сил, чтобы как-то осмыслить то, что происходило с его психикой, и теперь последствия ударили по нему наиболее серьёзным образом. После того, что случилось, единственным, что он ощущал по отношению к своему телу, было отвращение, ведь именно это тело помнило удовольствие, которое ему приносил его будущий убийца. Он буквально не мог воспринимать его адекватно: избегал зеркал, постоянно ощущал себя грязным и морщился от одной только мысли о том, чтобы прикоснуться к себе. Последнее, правда, не было столь ужасным, учитывая, что его либидо испарилось ещё с того дня, как он оказался в больнице.       Аджай не знал, что делать с этим, и обратиться за помощью было решительно не к кому. Его мучило это, но проблема была слишком личной, чтобы с кем-то поделиться. С переездом во дворец ситуация лишь усложнилась — здесь уже не было даже его друзей, которые хотя бы могли поднять настроение. Что же насчёт Пэйгана…       Пэйган не всегда был доступен, а даже если и был, то Аджай не решался проверять. Он не избегал его специально, просто так получалось, что он скорее предпочитал сливаться с мебелью где-то на фоне зрения короля, чем напрямую что-то с ним обсуждать. Мин был последним человеком, с которым ему хотелось оказаться в каком-нибудь конфликте. Всё это место, пусть ещё не природнилось, было тихой гаванью для его агонизирующего разума, поэтому Аджай не прикладывал усилий к тому, чтобы его менять, даже если в итоге от этого могло стать лучше, никаких сил на это у него не было, и он вечно ощущал себя на грани.       Сейчас он сидел за столом в столовой, писал свой первый отчёт, который должен был передать Золотому пути. Он не знал, что именно стоит написать, чтобы от него отвязались на какое-то время, поэтому просто писал о том, как выглядел дворец изнутри. Ничего больше ему выдавать не хотелось, да и большего он не знал. Голова была забита личными переживаниями, среди которых чётко вырисовывалась Бхадра.       Как она? Что с ней? Хорошо ли с ней обращаются? Ничего из этого он не знал. К тому же ему было интересно, как обращаются с Намджи, как живут его друзья, не вывернул ли мистер Шифон Лонгина наизнанку со своими поручениями и в целом… как поживали Амита и Сабал? Пусть он и врал им, он всё ещё не желал им ничего плохого. Они были его друзьями, тоже. Особенно его интересовала ситуация с Сабалом, который стал… меняться. Обычно он предпочитал не думать о них, чтобы не делать себе хуже, но сейчас иного выхода не было, вот только делиться этим он всё также ни с кем не собирался.       Подобное избегание проблем и игра в «прятки» со своим же мозгом делали Аджая… скучным. И пусть для охраны и Гэри это было лишь на руку, — не нужно было переживать насчёт гостя, — в планы самого Пэйгана это никак не вписывалось.       Мин сидел рядом, подпирая голову рукой, и смотрел, как тот криво выписывал английские буквы. Аджай сперва даже не заметил того, как тот оказался рядом, — он вечно подкрадывался, как кот, тихо, без предупреждения, — но после обнаружения не был против его компании. – Я всё думаю… — лениво произнёс он. — Что ты сказал им? Как они тебя отпустили?       Аджай отвлёкся от составления отчёта и задумался. Затем он вернулся к нему и спросил, не глядя на Пэйгана: – Амите или Сабалу? – М-м-м, значит есть разница. Да, это хорошо. Что ты сказал ему? – Часть. Рассказал, как умер Пол. Немного обсудили связанное с отцом и прочее, — на секунду он косится на Пэйгана. — Юма рассказала ему о маме и тебе. Пэйган закатывает глаза. – Зна-а-аю. Хранить секреты — не её талант. С того дня она вообще ведёт себя странно. Особенно после допроса этой… Амиты. Уж не знаю, что это, ранняя деменция или наоборот, долгожданный расцвет лилейного начала на склоне лет, но я, честно, беспокоюсь за неё… – «Лилейного»? — Аджай нахмурился, не понимая, о чём речь. – У нас так говорят про лесбиянок. – М, — он попытался вновь сконцентрироваться на отчёте, но затем снова нахмурился. — «Долгожданный»? – Да, мной. Пусть уже отыщет свою Сапфо и отвалит от моей личной жизни.       Аджай хмыкнул. Сейчас Пэйган действительно звучал как чей-нибудь брат. Но вскоре воспоминания о разговоре с Сабалом сбавляют его шутливый настрой, и он говорит: – …Он просил меня рассказать ему о Лакшмане. Я не рассказал. Ему это знать ни к чему. – Конечно ни к чему. И никому не стоит. Эти несчастные мартышки не смогли бы даже почитать её, как следует. Я был бы в бешенстве, узнай об этом кто-либо! – Да. Я тоже. – Даже её образ не должен появляться в их грязных умах, — он зло отмахнулся, немного помолчал, чтобы остыть, а после продолжил. — Ну, хорошо. А что ты сказал ей? – Ничего касаемо отца или матери, совсем. Зато она в курсе всего, что было в тот день, особенно на мосту. Даже смерти Неру. Впрочем, она итак догадывалась, что… что произошло.       Слова комом застряли в горле, он хмурится. Аджай не заметил, когда взгляд Пэйгана и всё его внимание переместились на него: – М-м-м… ты так о нём говоришь. Я думал, убить этого выродка было приятным для тебя. – Приятным последствием. Процесс… — он поджимает губы, — мне не нравился.       Он следит за его эмоциями ещё несколько последующих минут. Ощущения от этого были странными, ведь теперь Аджай очень чётко ощущал его присутствие, и этот взгляд словно пронизывал его насквозь. Примерно также, как когда кошки наблюдают за хозяевами в душе — так это чувствовалось. Через какое-то время Пэйган всё-таки продолжил тему, задав вопрос: – И никто из них не подозревает, что ты всех сдал? – Я никого не «сдал», — резко отвечает он. — То, что я здесь, никак не вредит Золотому пути. – Для них любой момент, когда я счастлив, уже подобен смерти…        «Счастлив». Это он говорил о нём. Когда Аджай это понимает, это поднимает ему настроение. Это… освежает. – Они делали что угодно, чтобы отдалить тебя отсюда. – Я привык думать, что сам не был готов к этому. – А сейчас?       Гейл вновь остановился, обдумывая это. Он впервые за весь разговор посмотрел на Пэйгана и задержал взгляд на нём. На его хитрых карих глазах. И сказал только: – Посмотрим.       Пэйган улыбается. Он выпрямляется и поправляет ворот рубашки. – И всё-таки… кто из них зацепил твой глаз больше? – Ты всё ещё про них? – Верно. Кто-то из этих двоих таки волнует тебя сильнее, чем другой? Имею ввиду… оба не мой типаж, но твой вкус явно отличается от моего, учитывая, что ты был способен выбрать это недоразумение… мх… — он со всей силой сдерживал язвительные комментарии в сторону Уткарша, — в общем, ты понял.       Аджай вновь помрачнел и вернулся к отчёту. Мысль безнадёжно потеряна, а написанного ещё не хватало. Помимо того, он понятия не имел, как ему следовало ответить на этот вопрос.       Тогда же в дверном проёме показывается та самая улыбчивая служанка: она просто проходит мимо, неся в руках корзину с бельем. Завидев её, Пэйган щёлкает пальцами и указывает в сторону прохода. – Забыл сказать — служанка называла тебя симпатичным.       Это сильнее выбивает Гейла из колеи пространных размышлений об отчёте, и он удивлённо смотрит в сторону двери. – Вынужден признать, пусть она и простушка, эта Матрика, но вкус у неё есть, — он хмыкнул. — Знаешь, однажды я спросил у своих друзей: «Что есть самый привлекательный мужчина в мире?»       Вскоре в проходе также показывается Гэри, за ним по пятам следует охранник. Он останавливается напротив и начинает ему что-то объяснять, причём на киратском. Вернее, на его смеси с хинди, но в киратском много заимствований из этого языка. Это удивляет Аджая сильнее всего, что он знал о Гэри: от впечатляющего уровня его необычайных способностей, позволяющих ему заниматься и дворцом, и Пэйганом лично, до того, что тот успевал при этом ещё и выглядеть хорошо. Правда, о последнем Аджай старался не задумываться. Помимо того, что Гэри был теперь ему угрозой номер один, он к тому же был… симпатичным? В плане… эти сильные руки, покрытые татуировками, наверняка были способны на большее, нежели заполнение бланков или битья лица недругов Мина.       Засмотревшегося Гейла из транса выводит только странное мимолётное ощущение в руке: Пэйган прогулялся рукой по поверхности стола к руке Аджая, державшей ручку, и легко вынул её из ослабевшей хватки последнего. Тот всем силами игнорирует тот взгляд, которым Мин на него смотрит. – Так вот. Однажды я спросил у своих друзей о том, что есть самый привлекательный мужчина в мире? — он крутил трофей меж пальцев. — Моя подруга ответила, что это тот мужчина, у которого идеально сложенное тело. Мой друг сказал, что это тот, у кого невероятные мозги. И тогда я сказал им, — он указал ручкой в сторону Гэри, — что самый сексуальный мужчина в мире это тот, который решает твои проблемы.       Он возвращает ручку обратно в руку Аджаю, и тот тут же кидает её на стол, ничего ему не отвечая. – Верно? — Пэйган игриво мурчит.       Аджай отворачивается, взгляд опущен в пол, он притрагивается к своим щекам и чувствует, что те тёплые — он покраснел. Скорее от собственных мыслей, чем от открывшегося ему вида. Гэри уходит, а Пэйган потягивается, закидывает ногу на ногу и легонько пихает Аджая в плечо, чтобы растормошить его. – Он хорош собой, я знаю. Бросается в глаза, особенно мускулатура. Хэй, — он задерживает несколько пальцев на его плече, — не нужно этих глупостей. Тебе нечего стесняться, я разрешаю… — тот резко переводит на него взгляд и Пэйган осекается. — Ох, не подумай, что я тебя контролирую! Я лишь подумал, что ты можешь иметь какие-то сомнения по поводу того, что в этом месте тебе действительно разрешено. Ха, всё, абсолютно, в пределах разумного, — он прошёл ладонью по его плечу, будто отряхнул с него пыль, — помимо того, стал бы я сдерживать столь юное создание вроде тебя? — его глаза блестели. — Ох, у тебя ещё столько всего впереди!       Этот разговор напомнил ему о чём-то, о чём-то неприятном. Он задумался, попытался вспомнить, и вскоре из глубин памяти всплыл ответ, зазвучал этот уродливый голос, прозвучавший в последний раз на мосту: «Солдат из тебя не очень… но сосёшь ты и впрямь хорошо».       Аджай резко захлопывает записную книгу и говорит абсолютно безэмоциональным голосом: – Мне не нравятся мужчины.       Он говорит это вслух, но складывается впечатление, будто адресовано это было не Мину, а самому себе. Он что-то ещё бурчит, вроде извинений, встаёт из-за стола и уходит. Пэйган провожает его взглядом, а после недовольно кривит губами. – …Ну, молодец, — и зло пихает стул ногой.       С их последнего разговора проходит несколько дней. Они знаменуются полным молчанием со стороны Аджая, так, словно ему зашили рот: в ответ на любой вопрос он отвечал разве что мычанием, в основном стараясь избегать любых разговоров. Пэйгана это несказанно раздражало, но он понимал, что тот пока ещё не готов вновь поговорить с ним о личном. Разве что он не понимал, почему именно и что вызвало такую реакцию. Помимо всего, это делало Аджая таким… скучным.       Тело — оболочка души. Оно самое человечное, что у него было, ведь у него всегда были недостатки, которые каждый видеть мог. Мин не мог определиться, пугало ли его это или интриговало.       Вечер проходил спокойно. Он стоял в ванной, напротив зеркала, свет от лампы нежно ложился на его кожу, растекаясь по ней кремовым светом, обнимая каждую деталь, каждое маленькое доказательство его несовершенства: природные дефекты, шрамы, неровности и шероховатости. Он освещал выцветшие татуировки, раскинувшиеся бурным букетом по его спине, и делал их ещё более блёклыми, чем они казались до этого. – …Мне надо, чтобы ты подтвердил несколько позиций по логистике.       Он оставил телефон на туалетном столике: не слишком близко, чтобы он не мешал приводить себя в порядок, но и не слишком далеко, чтобы не слышать, о чём говорила Юма. – М-м-м, вышли, я проверю завтра.       Рядом с кремами для рук и лица стояли баночки с барбитуратами. Хотел бы он знать наверняка, какие из них примет сегодня, но в общем-то это не было так важно — главное, чтобы те смогли убаюкать его ко сну. Часто бывало так, что он подолгу не спал, бывало, что всю ночь, и подобные сбои были скорее чем-то само собой разумеющимся, чем исключением из правил. Лишь в последнее время он старался всеми силами, чего бы это ни стоило, уложить себя ко сну — бодрствовать было как-то тяжело, больше эмоционально, чем физически. В такие бессонные ночи он ощущал себя… грустно. Как будто он что-то потерял.       Порой, когда меланхолия накатывала, он шёл и тревожил Гэри, вынуждая развлекать себя. Иногда это могла быть другая прислуга — неважно, кто именно это был, он не оглядывался на статус в такие моменты. Вернее, не оглядывался — он никак не ожидал этого, но единственным человеком, которого он всё также не тревожил, был сам Аджай. И вот это уже действительно было странно для него.       Всё равно, что тебе наконец-то купили долгожданную игрушку, а ты её даже не распаковал.       Он старался много не думать об этом, чтобы не торопить события, но в последнее время всё больше убеждался в том, что торопить было решительно нечего — ничего не происходило. Порой он с особым цинизмом замечал, что даже попытка убить его была бы лучше, чем эта приевшаяся обыденность. Но даже провоцировать какой-то конфликт не хотелось — всё-таки, он обещал Аджаю спокойствие, и нарушать договорённости было бы неправильно. Вернее, нарушать их было неправильно в тех ситуациях, которые были невыгодны чисто ему: не хотелось вредить Гейлу сильнее, чтобы он ещё больше закрылся ото всех.       С другой стороны, Мин также задавался вопросом, насколько справедливой была сделка, если от неё он не получил решительно ничего. Да, теперь у него есть Аджай, но при его нынешней кондиции насколько далеко он отходил от понятия «ничего»? Обдумывая это, Пэйган пытался понять, что действительно останавливало его от того, чтобы как следует встряхнуть новую игрушку, да так, чтобы все детали отпали.       Омывая лицо, он смотрит на себя в зеркало, и на ум приходит очень простая, но очень необычная мысль: ему просто не хотелось. Вот так — ему просто не хотелось с ним играть. «Ох, нет», — он расстроенно скривился, рассматривая своё отражение. — «Как печально, Пэйган».       Это было почти искренне. Странные ощущение — неужели Гейл и правда не был ему так интересен? Он вечно думал о том, как весело им будет, когда он вернётся, но сейчас всё было не так. Возможно, в частности это из-за того, как долго он ждал и сколько всего за это время успело поменяться. «Нет. Я просто не дал ему проявить себя».       Помимо того… не сказать, что Пэйган планировал так долго с ним разбираться. Пэйган планировал красиво уйти в закат, пока его умерщвлённое стараниями Аджая Гейла тело валялось бы где-то в Варшакоте с дыркой во лбу, а никак не жить бок о бок с депрессивным дурачком, которого обвёл вокруг пальца каждый в этой чёртовой стране. «Кому ты сейчас-то врёшь?» – Как там Снежинка? — спрашивает он вслух и в ответ раздаётся слегка раздражённое: – Пушинка.       Из динамика слышаться какие-то шорохи, а после раздаётся громкое тарахтящее мурчание. Пэйган улыбается. – Лучше бы назвала её «Перхоть». Я её ненавижу, она постоянно садится мне на колени, когда я навещаю старушку Рату Гадхи! – Могу привести кобеля, приведёт тебя в чувство. – Нет-с, благодарю, недавно один заходил. – Ты мерзкий. Напоминает его гонконгскую юность. – Вспомнила. Хотела спросить: как Гейл? – Тихий. Скучный. Нагоняет тоску одним своим видом, — Пэйган тяжко вздыхает, нанося на лицо крем для увлажнения. — Смотреть не могу на то, как он шляется тут и там. Пытаюсь придумать тему для разговора, но в голову ничего не приходит — настолько он скучный. – Я предупреждала тебя… – Ой, ну не начинай! Никто не хочет слушать… – …тебе не нравятся собаки. – …как ты там умничаешь. – После дрессировки этих двоих не стоит ожидать ничего другого. Кират его переживал и выплюнул — чего ты хочешь от малого? Сам же говорил — эта земля в огне. Огонь уничтожает, вот он и уничтожил его.       В голове что-то щёлкнуло. Он вспомнил о той женщине, что работала у него давным-давно, которую ему передала Юма, чтобы избавиться от неё. «Ха… почему я вспомнил тебя?» — спросил он сам себя, весьма озадаченно. – Насчёт огня… Ты помнишь ту женщину… как же её звали? Мать этой поехавшей. – Мать Жюстины, жену того таможенника? – Да, этого… — он провёл рукой по шраму возле пупка, — …урода. – Не помню имени. – И не нужно. – К чему это? – Сам не знаю, просто пришло на ум.       Он не видел того, как она подожгла себя, но, исходя из свидетельств очевидцев, зрелище это было запоминающимся. Его интересовало, как даже нечто подобное могло обойти пристальное внимание его сестры. – Эх, и почему ты не лесбиянка? Нам было бы так весело… – Ты просто хотел, чтобы я тоже получала от старика. – О-у-у, — он разочарованно протянул, — ну ведь ты всегда была его любимицей! – У меня хватало выдержки, чтобы заслужить его внимание. – Ты же девочка, у него для тебя и без того планка была заниженной! – Нет, не была. Тебе просто нравится так думать.       Он притворно-раздражённо закатывает глаза, словно его кто-то видел сейчас. – Люди вообще склонны придумывать себе драму. Она не была исключением. Есть муж, есть дочь — на кой чёрт я ей сдалась? – Ну, Юмочка, где же твоё сердце? — он вытирал лицо белоснежным полотенцем. — Она ведь отдала абсолютно всё, что имела, ради тебя. А ты мало того, что прогнала её, так и теперь говоришь такое!       Лау помолчала некоторое время, переваривая сказанное им. Пэйган был удивлён — он не планировал заводить её в дебри размышлений. – Это Гейл отдал всё ради того, чтобы добраться до Пола, — отвечает она ровным и спокойным голосом, — и до тебя, как выяснилось. Чтоб в итоге ты остался всем, что у него есть. – М-м-м, когда ты так говоришь об этом, это звучит как что-то, что сделал бы отчаявшийся влюблённый, — он похлопал себя по щекам и задумался над тем, как ещё скрыть эту чёртову щетину. – Я не слишком разбираюсь, но мне всегда казалось, что любовь — это всё-таки про двоих. Эта женщина, она отдала всё не ради меня, она сделала это ради себя. Я не обещала ей ответных чувств. Мне лишь хотелось запугать её мужа, а вся эта драма — только её вина… В голове вновь что-то щёлкнуло. – Гейл сам виноват в том, что с ним произошло. С чего его теперь жалеть? Кто нас с тобой жалел, когда у нас были проблемы? Ему стоит взять ответственность за то, что он делает. Хотя бы раз в этой чёртовой жизни… может, научится чему-нибудь. – Он запутался. Главное, что он осознал, как ошибался, и вернулся, так ведь? – Естественно он вернулся, куда ему идти, как не к тебе? Сам себя пустил бродить по миру: безродная дворняга, покусавшая руку, которая её гладила. Я знала, что так и будет — либо ты сломаешься, либо он. С вашими характерами один должен был сдаться, чтобы другой смог подойти. Но когда огонь потухает, от него остаются только мерзкий дым и пепел. Из них ничего не построишь.       Пэйгану всегда нравилась драма, всегда было интересно наблюдать, на что люди готовы идти ради чувств. Но ему никогда не нравилось, когда она была наигранной — со всеми этими молчанками, играми в детективов, где один пытался вскрыть другого, будто они были какими-нибудь консервами.       По совету терапевта, что тот дал ему давным-давно, Мин старался видеть, как хорошие вещи, что он делал, так и плохие. Суть была в том, чтобы различать их между собой и учиться находить причины любых своих поступков, чтобы исцеляться от привычки самообмана. Так и сейчас: может, он не тревожил Аджая не потому, что уважал его приватность, а потому, что ему просто… не хотелось? Потому, что Аджай его просто не интересовал? «Нет, не так, Пэйган», — он помотал головой из стороны в сторону, оперевшись руками о раковину. — «Аджай тебя как раз интересует. Настоящий Аджай. А этот… шарлатан, с его долбанной загадочностью, тебя как раз не интересует. Но… ох, сука, того мы уже не дождёмся».       Это было больно — терять что-то. Особенно если ты терял это потому, что не успел. Он лишь думал, что у него есть время побаловаться с Аджаем, не торопил его, не пытался принудить к чему-то, но теперь из-за этого он с ним так и не увидится. Сейчас от него осталась только тень. – Собака… — пробурчал Пэйган, крутя в руках флакончик с духами, — и что ты предлагаешь делать теперь с этой «дворнягой»? Вышвыривать его к чёртовой матери? – Если он не планирует становиться человеком — стань хозяином. «Хозяин». Как звучит. «Почему у меня от этого бабочки в животе?» — он ухмыляется, глядя на себя в зеркало, а перед глазами начинают мелькать воспоминания из Варшакота.       Стекло, кровь, крики — он не думал, что что-то могло напугать его в тот день. Он шёл туда, зная, что живым может не выйти, и даже смирился с этим, и даже стал получать удовольствие от происходящего. Но даже в той, казалось, безвыходной ситуации, что-то заставило его отказаться от впадения в невесомые объятия смерти. Видеть Аджая злым всегда было интересно, но видеть его в той полнейшей, неописуемой ярости, было… удивительным. Потому что он его действительно напугал.       Этот второй Аджай, которого он до этого никогда не видел, который не был ему нужен, был таким… новым. Именно поэтому он и не хотел его рядом — он не планировал увлекаться ничем новым. С другой стороны, он сам не слишком понимал, что именно увидел той ночью. «Возможно, это и был Аджай, просто он не только подверг пламени всё, что имел, но и сам сгорел. И оставил меня с этим… недоразумением», — он недовольно закатил глаза, оборачивая бёдра полотенцем. – Мне нужно идти. Перезвони, как закончишь по логистике. Или когда появиться немного самоуважения. – Ах-хах, хорошо, зайка, до завтра, — он успел забыть, что она всё ещё была на связи. — Ждать придётся долго.       Юма отключается, и он остаётся наедине с собой, в полной тишине. Осматривая себя в последний раз, он прокручивает произошедший диалог и вдумывается в него. «Раз ты не можешь дать мне того, чего я хочу, хотя бы перестань сдерживать то немалое в тебе, что действительно может меня развлечь. Я не буду с тобой сюсюкаться. Вперёд — развесели меня», — он отходит от зеркала и направляется к выходу из ванной.       У самого выхода он внезапно останавливается: на ум приходит ещё кое-что. Он сам удивлён, что вспоминает об этом, так удивлён, что говорит об этом вслух: – Читаване, — он щёлкает пальцами. — Тебя звали Читаване. Ха… и чего я тебя вспомнил, всё-таки? Он выключает свет и закрывает за собой дверь.       Тем временем Гейл успел передать отчёт и всё остальное время проводил за размышлениями о том, что ему теперь делать. Сейчас у него есть безопасная гавань, и в её стабильности он не сомневался, здесь ничего не менялось порядка двадцати с лишним лет, но всё ещё следовало думать над тем, чтобы двигаться дальше.       Впрочем, все размышления о жизни отошли на второй план, когда в один день, сидя на диване в коридоре и листая попавшиеся под руки книжки, Аджай услышал громкий удар, будто что-то упало или кто-то ударил по чему-то. Перед этим он встретился взглядом с солдатом, проходившим мимо него в коридор правой половины дворца, откуда, без сомнения, хотел добраться до Гэри: никого больше на этаже, кто принимал бы солдат, не было. Вскоре послышался также грохот резко открывшейся двери, и Аджай понял, что это не шутки. Он отложил книгу в тот же момент, как из-за двери вынырнул Гэри, и тут Гейл готов был поклясться — он сражался с Гвардией, с культистами, с долбанными демонами, но он не видел в своей жизни ничего страшнее, чем Гэри, который покраснел от гнева. Он всё ещё держал лицо, но надувшиеся вены на руках говорили о полном размере превозмогающей ярости.       Одно дело наслаждаться этими руками, когда представляешь, как они нежно обнимают тебя, и совсем другое — представлять, как они раздавливают твой череп. – Мистер Гейл, за последние несколько дней вы что-то кому-то передавали?       Аджай потратил несколько секунд, обдумывая услышанное, а после поморщился. Ну всё — у него проблемы… и с кем? С домоправителем чёртового дворца, просто отлично.       Примерно в это же время из столовой вышел Пэйган, по пути вытиравший руки о полотенце: он тренировался смешивать напитки, чтобы впечатлить гостей на своём празднике. Вид Гэри заинтересовал его сильнее всех этих банок и стаканов. – Да, я… писал одну вещь, для Пути… но она безобидная, — ответил Аджай на выдохе.       Он был в полнейшем ужасе, так как для него эти бумажки ничего не значили, и он не думал, что они играют хоть какую-то роль. Помимо того, Пэйган ведь сидел рядом, наверняка читал его и сказал бы, если бы Аджай написал что-то не то. Верно?.. – Что случилось? А? — Пэйган кивнул в его сторону, игриво улыбнувшись. — Какие проблемы? – Проясняю детали, босс, — он вернулся к Аджаю. — Вы написали «одну вещь» для Золотого пути, известной террористической организации, с которой, — он приложил руку к сердцу, — поддерживаете тёплые отношения. – Да, — у Аджая глаза округлились от страха. – Вы её передали некому лицу. – Д-да. – И она дошла? – …Полагаю.       Гэри переводит взгляд на Пэйгана. Тот стоит так несколько секунд, а после делает удивлённый вдох и прикрывает рот рукой. – О-о-оу-у-у, это видимо плохо.       Это уже заставило Аджая разнервничаться ни на шутку. Он подскочил с места и встал рядом с Гэри. – Что случилось? Что я сделал? – Босс, вы знали об этом? – Конечно, — тот пожал плечами. – И вы никому не сказали? – Это моя работа?       Гэри перевёл взгляд на Гейла. Аджай застыл на месте, как насекомое, надеющееся, что хищник его не заметит. Вскоре он отвернулся и пошёл вглубь коридора, в сторону основного выхода из дворца. Аджай перевёл совершенно беспомощный взгляд на Мина, найдя в ответ только развесёлую насмешку. – О-о-о, ты облажался. Что ж, видимо, настало твоё время познакомиться с Гэри. – Но я же уже знаком с ним. – Не-е-ет, — Пэйган помотал головой, — нет, Аджай, формальные «привет-я-такой-то» с ним не работают, как и со мной. Я специально выбирал ассистента себе под стать. Ты с ним познакомишься сейчас.       Он не выдерживает, срывается с места и пытается догнать Гэри. Ему удаётся нагнать его только в прихожей, где он на ходу натягивал на себя пальто. – Погоди, что я сделал? Это плохо? Куда ты вообще? – Я вернусь. «…За тобой, ублюдок» — так должна была кончаться эта фраза.       После этого он ушёл, а Аджая охватил такой ужас, что он думать забыл о чём-либо другом, кроме Судной ночи, которую ему так усердно подготавливает королевский ассистент.       После этого обещания он на долгие часы исчезает из поля зрения всех обитателей дворца, и только Матрика решается его навестить — в его же комнате, по которой он ходил, держась за голову, пока в голове крутилась ровно одна мысль: «Мне пизда. Мне такая пизда, это просто пиздец», — ничего кроме этого. – В чём дело, прекрасный принц, — она опёрлась плечом о стену, наблюдая за ментальными муками гостя, — боитесь Терминатора? Мы его так между собой называем. «Гэри» — как-то сильно простецки для него. – А что он может сделать? — он останавливается и пытается унять дрожь в руках. – Сложно ответить… Много чего. Зависит от целой своры факторов. Хотя, ха! Судя по лицу, что он выдал, когда шёл из своей комнаты… — она хлопнула себя по колену. — Это лицо, которое он делает, когда собирается раздать по пятое число, но пока не знает кому или в каком размере. – Ну, кому он точно знает, — страдальчески выдал он. – Не надо так переживать. Если он всё ещё ничего не сделал, значит, пока только разбирается, сколько ущерба вы нанесли… – Там не было ничего такого, я клянусь! – …значит, всё может быть не так плохо. Если он только не поехал к этой суке… ну, ничего! Не отчаивайтесь!       Весь последующий день Аджай провёл, стараясь не высовываться, сидя в своей комнате и дожидаясь момента, когда придут ракшасы и утащат его на съедение Ялунгу — или как там Гэри проводил воспитательный процесс? Хуже всего было то, что Аджай не понимал масштаба проблемы и попросту боялся спрашивать. К Пэйгану он не приближался — ему было неловко из-за того, что он успел принести какие-то проблемы.       Но не могло же быть столько бед от одного отчёта с информацией, которая и без того есть у Золотого пути! По крайней мере должна быть — Жюстина жива и здорова, источник у них есть. Аджай лишь прояснил пару деталей, не больше. Ему стоило только дождаться возвращения ассистента — ничего больше ему не поможет.       Уже ближе к вечеру, во время подготовки к ужину, через открытую балконную дверь Аджай услышал, как ко дворцу подъехала машина. Примерно через полчаса к нему поднимается служанка и передаёт, что того зовут на разговор и что тот мог бы не торопиться.       Когда он спускается к столовой, то не обнаруживает ассистента, зато обнаруживает брошенное на угловом диване пальто и открытую дверь, ведущую во двор. Он выходит и видит крайне озадачивающую картину: Гэри что-то копает около оранжереи, причём очень активно. Над ним стояло двое солдат, подсвечивающих ему фонариками, и вся эта красота — в полной тишине.       Аджай не стал им мешать, лишь наблюдал со стороны, и всё не мог понять смысла этого труда, пока Гэри не отставил лопату и не вытащил из пакета, стоявшего рядом, росток дерева. Поняв, что к чему, — видимо, Мин хотел-таки заменить оранжерею на хоть что-то более-менее презентабельное, — он пожал плечами и зашёл внутрь, а вскоре за ним также зашёл и сам Гэри, на ходу стаскивающий с себя грязные перчатки.       Как только он опустился на стул рядом с Аджаем, тот тут же выдал ему следующую тираду: – Прежде, чем ты что-либо скажешь, я хочу принести извинения. Мне жаль, что я доставил неприятности. У тебя тяжёлая работа, я ей мешаю, мне очень жаль, правда, не хотел. Я понимаю — я тут никто, звать меня никак, и мы, так вышло, в одной лодке, на одном уровне, так далее, и это полный отстой. Мне надо было посоветоваться с кем-нибудь… — он мигом исправился, — вернее, с тобой посоветоваться. Насчёт отчётов. И думать, что я пишу… я-я и не думал, что это важно. Даже не знаю, что сделал не так, но раз сделал, то прости. Просить прощения бессмысленно, но я больше никогда тебя так не подставлю — даю слово.       Даже с подготовкой звучало это не слишком убедительно, но ничего лучше у него не было — он говорил правду, вот и всё, что осталось. Выслушав его, Гэри кивнул и прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями. – Я ознакомился с тем, что вы написали. Не смог вовремя остановить его передачу, но, благодаря некоторым превентивным механизмам, получил копию того документа, что вы отправили. – И… как? Всё плохо? – Незначительно. – Ох… ох, твою ж мать, — Аджай выдохнул, — какое облегчение. – Его незначительность вывела бы всю эту ситуацию из-под моей опеки, но поскольку оно напрямую касается его Величества и меня — оно всё-таки остается на прежней позиции. – Значит, это всё-таки плохо? — он вновь напрягся. – Для его Величества? Нет. Для вас? Да.       Он раскрывает глаза и смотрит на Аджая, не отводя взгляда ни на секунду. Это смущает его и тот хмурится. Тот будто ожидал, что он что-то ответит, но Аджай не знал, что говорить, так что просто спросил: – Эм… Что? – Не знаю, как вас, но меня напрягает не то, что вы пытаетесь поддерживать связь со своими… друзьями, а то, что вы не думаете, как ваши действия повлияют на окружающих. Ваши решения, ошибочные решения, о которых я не был уведомлён и которые не смог предотвратить, осложнили жизнь нам обоим. Я всё думаю: что же нам с этим делать?       Аджая начинало напрягать то, как он не моргал, глядя на него. Словно смотрел прямо в душу. После вчерашнего у него не было никаких сил на новый конфликт, так что он вновь начал паниковать и выдавать всё, что было у него на уме: – Я не знал, что мне делать. Я боялся сюда ехать. Мне хотелось их поддержки. Я не мог просто оставить своих близких, понимаешь? Они мне как семья. Да, я не сказал, потому что не подумал, но я клянусь — я ничего им не рассказал. Кроме обустройства дворца и крепости, но это всё! – «Всё»? – И-и то я это рассказал, потому что у них уже есть эта инфа, ещё от Жюстины, должна быть по крайней мере, я просто немного подправил. Чёрт! Это ничего не значит! Могу перестать их писать, хочешь? – Не в моём праве вам что-то запрещать. В любом случае, дело не… – Да я больше не притронусь к этим долбанным отчётам! – Мистер Гейл… – Серьезно, если это так… – Мистер…       Гэри сжал руку в кулак и ударил ею по столу. Аджая это немного привело в чувства — он вздрогнул и замолчал. Гэри продолжил: – Сейчас я попрошу вас слушать меня очень внимательно: всё, что вы здесь рассказываете, не представляет для меня никакого интереса. Это всё вы будете рассказывать ответственному за вас лицу, не мне. Мы сейчас сидим здесь только по одной причине — в своих записях вы напрямую затронули дворец, а это уже моя территория, потому что всё, что напрямую касается интересов короны — подо мной. Меня не интересует, ценны ли эти данные для террористов или нет. Я не занимаюсь военными дальше бухгалтерии, меня интересует только ваше отношение к боссу, всё.       Гейл немного помолчал, нахмурился, сглотнул слюну и ответил: – Значит, проблема есть, но ты пришёл мне предъявить только за то, что всё это может потенциально навредить Мину? – Вы необычайно прозорливы этим вечером.       Аджай пытался тщательно подбирать слова — видимо, в разговоре с этим умником стоило быть аккуратнее, ведь тому не хотелось лететь с обрыва вслед за теми, кто принёс Пэйгану проблем. – Понял. Послушай… я вообще об этом не задумывался. У меня нет желания вредить Пэйгану. Я здесь из-за личных проблем, мне всё равно на него. – Я не понимаю, почему вы мне это говорите. – А? – Я не могу проверить это, так что меня не интересуют подобные откровения. – А что тебя интересует? — Аджай был в полном замешательстве. — Он последний человек, который у меня остался, кто мог бы принять меня сейчас и поддержать. Мы оба выигрываем: он получает… чего бы ему от меня ни хотелось, и я получаю стабильность и безопасность. Зачем бы мне вредить ему? Чёрт, я даже в ваши дела не лезу, мне плевать! Я просто… — он почувствовал пробирающую его грусть, — пытаюсь решить проблему… Гэри смотри на него какое-то время, а после вздыхает и говорит: – Меня радует ваша сговорчивость, — он поднимает брови и выпрямляется, и Аджай не понимает, что это значит. — Вы начинаете убеждать меня, что это всё — просто одно большое недоразумение. Возможно, у нас есть шанс. «Радует», это, конечно, сильное слово для той эмоции, что выдал Гэри. – Мистер Гейл… – П-просто Аджай. – «П-просто Аджай», я буду с вами предельно честен и откровенен, — он одним лёгким движением снимает очки и кладёт их на стол. — Мне хочется задать вам вопрос: вы знаете, как я сюда попал? – Не знаю, — он мотает головой, предчувствуя грядущий пиздец. — Я вообще о тебе ничего не знаю. – Ну, почему же, — на его губах появляется намёк на улыбку, который, впрочем, кажется наигранным, — вы знаете, как меня зовут и кем я работаю — для умного человека этого достаточно, чтобы сделать выводы. Но, возможно, я выставил вам не совсем подобающую оценку, так что мне стоит немного разъяснить некоторые детали. Я буду настолько краток, насколько это возможно. Он складывает руки вместе и начинает: – Я родился и жил в Америке. Детство, юность — ничего особенного от них не осталось, кроме моего сына. В один момент он выразил желание поступить на службу — можете представить моё «счастье». Я был против того, чтобы он ехал на войну. Он меня не послушал. Я сказал ему, что не приду на его похороны, но это не сработало, он подписал контракт и вскоре уехал. Мне и сорока тогда не было, а я проводил сына на мясорубку. К счастью, — он хлопает, Аджая это немного приводит в чувства, — он вернулся живым. Кто бы мог подумать: его демобилизовали из-за травмы головы, и я был так рад, что чуть не сломал ему ребра в объятиях, хотя я по натуре человек не слишком тактильный. Но дни шли, и я начал замечать, что он странно себя ведёт: иногда он приходил в бешенство, начинал крушить всё вокруг, громко кричать, даже кидаться на меня и в целом совсем не отдавать себе отчёта, что происходит и где он находится. Как меня уведомили позже специалисты, к которым мы обратились, у него развилось ПТСР: от любых громких звуков, имею ввиду, от любых, у него начинались приступы. Во время одного такого приступа, в последствии оказавшегося последним, мы с ним были в гараже. Я, честно… я ведь обещал быть честным, помните? Я не помню, кто из нас уронил те инструменты, но сути это не меняет. Я не успел среагировать, когда он схватил отвёртку и несколько раз воткнул её мне в руку, примерно здесь, — он очерчивает предплечье, — и когда я всё-таки начал сопротивляться, то понял, что он действительно пытался меня убить. Не намеренно, естественно, он был болен и видел во мне какого-нибудь афганца, а не отца. Знаете, что потом случилось?       Аджай напряжённо смотрел на него, остерегаясь лишнего движения. Гэри также не двигался, даже не жестикулировал, а затем внезапно продолжил: – Я говорил ему, что не приду на его похороны — так оно и вышло.       Он сказал это таким голосом, словно для него это была шутка — но Аджай понимал, что тот просто пытался опять его эмоционально расшатать. Даже если это было не намеренно — у него это блестяще получалось. – Я отсидел два года за превышение самообороны. Познакомился с некоторыми… деловыми людьми. Через них узнал о Поле Хармоне, который искал наёмников, как пополнение в армию некого Пэйгана Мина. Я не подошёл для наёмника из-за травм, полученных на производстве, но знания из прошлой работы всё-таки сослужили мне службу и меня взяли как ассистента. Он вытащил меня из тюрьмы, дал мне работу и держит на ней больше десяти лет. Он знает, что если я что-то делаю, то это имеет под собой вес и причину, и я всё подробно ему распишу, меня даже не надо будет просить об этом — я просто сделаю это, потому что считаю нужным. Он может не помнить, когда у меня день рождения, но он никогда не пропускает ни одной выплаты. Я к чему веду, — он слегка наклоняется к нему и шепчет. — Мы с вами не на «одном уровне».       Он резко отстраняется, несколько раз цокает и мотает головой. Аджай шарахается от него, хмурясь. – Я работаю здесь не потому, что преследую какие-то сомнительные идеалы, или потому, что у меня депрессия — ничего из этого меня не касается. Вы ведь католик, так? Я пытаюсь найти общий язык, чтобы вы меня поняли наилучшим образом: за мои поступки меня бы стоило отправить в Ад, но взамен я сижу здесь и делаю дела, которые подобает делать богам. Я стою выше, чем вы, стою выше, чем вы когда-либо будете. Мне хотя бы платят за убийства, вы же делаете это бесплатно.       Последнее немного разозлило, но Аджай держал себя в руках и благоразумно молчал. – Пэйган Мин дал мне не работу, он дал мне второй шанс, и я очень люблю свой второй шанс, и мне нравится работать с человеком, который дал мне этот второй шанс, и, может, когда вы посмотрите сквозь тупые коровьи глаза, которыми меня «наградила» природа, вы увидите моё настоящее лицо, каким вам бы стоило его видеть с самого начала — лицо вашего врага.       Он приподнялся, приблизившись к нему, что заставило Аджая вжаться в стул. – Мне всё равно, что вы делаете и каковы ваши мотивы. Делайте что угодно здесь, так уж сложилось что вы — наш гость, и терпеть вас мне придётся, но если с ним, — он направил указательный палец вверх, — что-то случится…       Аджай не ощущал на себе столько давления с момента, как ушёл от Сабала с Амитой. Такой себе флёр дежавю. – Я предупрежу вас только один раз: куда бы вы ни сбегали, как бы вы ни прятались, в какую дыру бы не залезали — если с ним что-то случится, что угодно, даже если мне за это ничего не будет, просто предупреждаю — я не побоюсь сесть снова. Я тебя закопаю, — он указал в сторону выхода, — вон под тем деревом, которое сегодня посадил. Мне не нравилось в тюрьме, я не хочу туда возвращаться, но я закопаю тебя, даже если из-за этого мне придется сесть снова, — он щёлкнул у него перед лицом, тот вздрогнул. — Сечёшь? Аджай кивнул. – Мы поняли друг друга? – …Да, — ответил он коротко и ясно.       После этого Гэри встал и ушёл, вернувшись через пару минут с кепкой цвета хаки — такая была и у Аджая, когда он проходил службу. – Она принадлежала моему сыну. Она висит у меня на вешалке. Я смотрю на неё каждый день. Каждый день, я вспоминаю, почему просыпаюсь, ем и работаю. Иногда приходится напоминать себе, где твоё место, и, если у вас это не получается, я с удовольствием вам помогу.       Он кладёт её на стол, разворачивается и выходит, очевидно, давая Аджаю возможность насмотреться на этот жуткий символ в одиночку. Аджай хмуро смотрит на кепку, а затем поднимает взгляд вверх, обдумывая всё услышанное. «Так… я жив. Это уже неплохой результат. Но этот… Гэри… с ним шутки плохи. Буду держаться от этого психа подальше», — он отвлекается от мыслей, когда в столовую заходят двое солдат, что недавно помогали ассистенту во дворе.       Они проходят мимо него, один из них снимает пальто с углового дивана. Вскоре в комнату заходит и сам владелец пальто, Гэри, и солдат помогает ему его надеть. – Сейчас прошу меня извинить, но я направляюсь с визитом к генеральше Юме Лау в её резиденцию, Рату Гадхи. – Зачем? — мрачно спросил Аджай. – Чтобы она подсказала мне, что с вами делать. «Поторопился ты с радостями», — от его слов Гейла бросило в жар. – Ах да… — перед тем, как выйти, Гэри оглянулся на него и сказал, — добро пожаловать в дом восходящего солнца.       Аджай услышал некие специфические звуки, словно что-то лопалось, но на самом деле это сам Гэри разминал костяшки пальцев — очень красноречивый знак, после которого Аджай понял, что на сегодня приключения ещё не кончились.       После его ухода Аджай всё оставшееся время просидел у себя в комнате. Перед смертью не надышишься, это точно, и не наговоришься — его моральной поддержкой в сложившейся ситуации выступала исключительно Матрика, параллельно убиравшаяся в его комнате. – Не может быть всё так плохо. Имею ввиду, Гэри бывает жёстким, но в большинстве своём он просто делает свою работу, как и все мы, и так сложилось, что он хочет делать её хорошо. И у него это выходит! – Он угрожал мне убийством, так что не знаю, как насчёт работы, но поводов переживать достаточно. – Подумаешь! Оружие валяется прямо на улицах, кому сейчас не грозят убийством? – К тому же он сам какой-то странный, он так смотрит… не знаешь, что ему ответить. – У него проблемы с выражением эмоций — поначалу это пугает, но затем привыкаешь. – А ещё он сказал, что поедет к Юме — спросить, что ему сделать со мной… – О-о-о! — она вскидывает руки вверх и пятиться. — Ну, тогда было приятно знать вас.       Аджай и до этого понимал, что живым он из этой ситуации вряд ли выберется, но в свете последних событий всякие сомнения отпали — теперь каждый обитатель дворца смотрел на него, как на мертвеца, проживающего свои последние дни. Разве что Пэйган не выглядел хоть сколько-то озабоченным происходящим, а Матрика продолжала стрелять в него глазками. «Лишь бы в меня не начали стрелять пулями, твою ж мать», — только и думал он.       Он так и остался сидеть в своей спальне, даже когда пришёл час ужина. – Идите, вытащите его трусливую задницу из-под кровати и притащите сюда! — возмущению Мина не было предела. Для кого он миксовал ликёр с соком?       Но здесь как в сказке про Шалтая-Болтая, никто не мог собрать по новой чувство безопасности Гейла. И не стоило — стол не успели полноценно накрыть, когда с улицы послышались звуки подъезжающей машины. В зашуганной голове Аджая возникла только одна мысль: «Вся Гвардия приехала бить мне ебальник», — звучало смешно, на деле было очень страшно.       Последний раз, когда он виделся с Юмой, она дала ему чётко понять, что отчаянно ждёт момента, когда он наконец-то исчезнет отсюда, и сейчас у неё были все возможности ему это обеспечить.       Когда дверь на первом этаже открылась, внутрь сразу же вошла Юма, в своём пальто цвета снежного хаки и злостью на лице. За ней следовали два наёмника из Гвардии, ассистент Ливэй и сам Гэри, замыкавший собою воинственную процессию. Её шаги были тяжёлыми, но быстрыми — она не собиралась здесь задерживаться. Пэйган встретил её в столовой и даже покинул стол, чтобы поприветствовать как следует: – Юмасик! – Поверить не могу, что мне приходится тратить вечер на то, чтобы разбираться с твоим сосунком, — рычит она ему в ответ, толкая его плечом, пока проходит мимо. – Рад, что мы поговорили-и! — добавляет он, когда она и Гэри уже поднимаются по лестнице. — Сучка.       Юма что-то говорит страже, и те остаются стоять на первом этаже, не следуя за ней. Рядом с ними останавливается и ассистент, что-то записывающий в ежедневник. Заметив его присутствие, Пэйган недовольно вздыхает. – Ох, потрясающе. Своего-то щенка ты не забыла притащить!       Сестра его уже не слышит, вышагивая по второму этажу прямо к комнате, в которой остановился Гейл. Гэри указывает ей путь, и скоро она уже врывается к нему. Гейл застывает на месте, напряжённо следя за действиями. – Ох, вот и ты, герой дня, — она бьет ногой по стулу, стоявшему у кофейного столика, и тот сдвигается в сторону. – Просто скажи, что слу… – Закрой рот, — он застывает на месте, — и слушай, что тебе говорят взрослые адекватные люди.       Юма в два шага оказалась рядом с ним, схватила его за шиворот и перетащила к столику, где грубо усадила на стул. Затем она засунула руку в карман и кинула на стол смятый лист бумаги. – Ты это написал?       Аджай расправил лист и понял, что это была ксерокопия того отчёта, что он писал недавно. – Да. Да, это я писал.       Он боялся поднимать взгляд на неё, лишь чувствуя, как тяжело она дышит и с какой злостью смотрит на него. Лау выпрямляется и обращается к Гэри: – Ксерокопию твои болванчики сделать додумались, но кто разрешил передавать отчёт прямо подставному от Золотых ублюдков? – О существовании этого документа меня уведомили только несколько часов назад. – Тебя, — она резко повернулась обратно к Гейлу, — пригрели здесь. Дали тебе пристанище, еду, слуг, которые тебе зад вытирают до блеска, и теперь ты думаешь, что можешь творить такое? – Ну а тебе-то я что сделал?!       Аджай не выдержал и ударил по столу кулаком. Ему никто толком не объяснил, что случилось и что он сделал не так, но уже каждый успел его отпеть и пожелать доброго пути в Шангри-Ла. Впрочем, Юму его бунтарство не зацепило: она посмотрела ему просто в глаза, выпрямилась, завернула рукав пальто, сжала руку в кулак и ударила его по лицу. Удар был таким сильным и внезапным, что у Аджая потемнело в глазах. Сначала боль не чувствовалась, из-за шока, но затем чувствительность вернулась вместе со зрением. Она ударила его в левую скулу и скоро после удара схватила за воротник и притянула к себе, чтобы разъяснить: – «Что я сделал», засранец, твоё счастье, что ты не сделал ничего. Обустройство дворца — не такая важная информация, но она всё равно может сделать разницу. Я понимаю, что Пэйгану плевать, что ты там пишешь своим друзьям, но поверь мне, у него десятки тысяч подчинённых, которым не плевать, и я — первая из них, и я не сдамся тебе, понял? Я не ослаблю хватку на тебе, не после этого плевка. Ты правда считаешь, что можешь просто писать, что вздумается, и передавать это, когда захочется? Что тебя никто не будет проверять? – Я предупреждал, что буду это делать, — хмуро отвечает, — и мне никто не сказал слова против. – И это только потому, что ты сказал об этом Мину, а ему, как мы все знаем, плевать!       Она хватает листок со стола, сминает его и кидает в Аджая, отчего тот вздрагивает. Затем она вцепляется пальцами ему в челюсть и направляет его лицо на себя. – Можно же было по-хорошему, просто забыть об этих террористах, просто оставить их в прошлом, но даже после того, что с тобой сделали там, ты всё ещё стоишь на месте! С другой стороны, приятно видеть, что ты остаешься там же, где тебя оставил Неру — в полной заднице, — она скалилась так, как скалились на него собаки, прежде чем попытаться разорвать в клочья. — Зачем тебе вообще писать эти отчёты? Тогда ответь мне, вот просто проясни, как дуре, которой ты меня считаешь, почему ты всё ещё пишешь им? – Там мои друзья. – Хотя бы не пиздит, ты посмотри, — она оглянулась на Гэри, но скоро вернулась к нему. — Ты про дилеров и их чокнутого дружка-деревенщину? Или про эту занозу в заднице, Шифона, обжимающегося с тем дегенератом? Или мать двоих детей, чьего мужа ты сначала увёл, а затем убил? – Я никого не уводил, и я убил его только потому… – Ты именно это и сделал! — она ударяет рукой по столу. — И я не дам тебе уйти от ответственности! За всё нужно отвечать — иначе ничему не научишься. Думаешь, что выберешься отсюда когда-нибудь? Ты уже видел достаточно, чтобы тебя не выпускать. Аджай, проснись, ты не гость, ты пленник, который будет здесь, пока не сдохну либо я, либо ты! Либо он, — она кивает в сторону двери. — Ты — мой пленник, ответственность за тебя лежит на мне. Я хочу сделать одну вещь для тебя очень ясной: тебя никто никуда не отпустит. Это жертва, которую приносит каждый, кто приходит во дворец, каждый, кто приближен к короне. От неё уже не откреститься, это твоё клеймо. Ты понимаешь? Понял?!       Она взяла небольшой перерыв, чтобы немного успокоиться, отдышаться. Аджай прошёлся пальцами по скуле, всё ещё не ощущая боль в полном размере, но уже способного представить, что он испытает, когда придёт в себя. Он весь был напряжён, не зная, что Юма сделает дальше.       Лау бросила быстрый взгляд на смятую копию, валяющуюся на полу, затем посмотрела на Гейла, нагнулась и продолжила уже более спокойным голосом: – Не обижайся на меня. Откровенно говоря, мы в плену друг у друга. Вот только я ещё и в заложниках у твоей тупой башки, и так мы работать не можем и не будем. Пусть Пэйган творит, что ему хочется — я уже не собираюсь спасать его, но я также не собираюсь позволять тебе портить мне жизнь. То, что ты там понаписывал, всё ещё нельзя рассказывать, это нельзя передавать, ты понимаешь? Это же обустройство дворца, это можно использовать при нападении, ты подвергаешь опасности всех, кто здесь живёт! Твоё счастье, что этот, — она кивает в сторону Гэри, — просто верит, что ты сделал это по глупости, и что его мнение мне всё ещё упёрлось. Не говоря уже про ту сумасшедшую, которая подожгла Гану зад и которая наверняка уже давно всё это разболтала. Но, в любом случае, я не хочу получить ещё одного засранца, из-за которого у меня появятся проблемы. Выбирай: их или нас, нас или их, одну или другую сторону — или провалишься в пропасть между ними, а между ними чёртов Гранд-Каньон!       После этого она выпрямляется, делает несколько глубоких вдохов и отходит. Она переглядывается с Гэри, косится на притихшего Аджая и после добавляет, прежде чем уйти: – Ещё хотя бы буковка появится в этих сраных отчётах, — она указывает на Гэри, — тварь, лучше не проверяй, что тогда будет.       Не очень понятно, к кому из них она обращалась, но вполне очевидно, что к обоим. Когда она уходит, Аджай оглядывается на своего партнёра по несчастью: тот молча смотрит на него несколько секунд, а после сходит с места и покидает его комнату. Сложно было представить что-то красноречивее этого.       Аджай ждёт несколько минут, когда первичный шок его отпустит, но напряжение не спадает и даже боль остаётся притупленной. Из открытой двери доносятся отголоски перепалки Юмы и Пэйгана, которые поднимались на второй этаж, чтобы добраться до кабинета и накричаться уже там: – …Выместила злость? Ну так отвали от меня! Ты же обещала больше не «спасать меня», так отвянь уже наконец! – Я бы вытащила тебя во двор и избила бы, прямо сейчас, на глазах у всей прислуги, но боюсь, что твои старушечьи кости не выдержат, а слушать твоё нытье… – Приятно знать, что ты помнишь о моем дне рождения, сучка! – …лучше слушать, как вилкой водят по стеклу! – С прошедшей годовщиной тебя! – Ублюдок, мне сорок шесть, это тебе скоро вся сотня! Хотя бы имей совесть запомнить это и перестань…       Абсолютно бессмысленное перебрасывание оскорблениями Аджай как будто пропустил мимо ушей, и в целом окружающий мир казался ему слегка затуманенным. Это место казалось ему таким спокойным, умиротворённым, но сейчас оно будто меняло свою форму, всё сильнее погружаясь во мрак — как будто он вновь оказался в кошмарах, которые мучали его по ночам. И главное — он не понимал, отчего это чувствовал.       Через ещё полчаса всё примерно утряслось, Юма даже не зашла, чтобы дать ему прощальный подзатыльник, а просто прошла мимо, в скором времени покинув дворец. Тогда и Аджай спустился в столовую, где его уже ждали: эмоционально вымотанный Пэйган что-то устало помешивал в стакане. Когда Гэри замечает его, он отходит от стула, на который опирался, и Аджай без слов садится на него, рядом с Мином. Аджай не отрывает взгляда от пола: скорее из-за общего настроения, чем из-за разыгравшегося чувства вины. – Она такая нервная в последнее время… хотя, оглядываясь, она всегда была не в своём уме, — он повернулся к Аджаю, присмотрелся и отпустил ложку свободно болтаться в стакане, чтобы протянуть руку и аккуратными пальцами взять Аджая за подбородок, направив к себе. — Дай посмотрю… о-о-о, ты её разозлил, — он рассматривает побой. — Да, при Юме стоит ходить на цыпочках, она не ценит бунтарства. Ничего-ничего, у меня есть тональник под цвет твоей кожи…       Он вздыхает, отпускает его и берёт в руки тот самый стакан, заполненный какой-то оранжевой субстанцией. Его хватает на пару глотков, прежде чем он, чуть не плюясь, отодвигает стакан подальше. – Тьфу… зачем я это намешал? Сок с ликёром… Как я это раньше пил? Напомни мне больше не смешивать эту хуйню.       Сначала Аджай думает, что это он обращается к нему, но на призыв откликается верный пёс Гэри, мигом избавляя взор его Величества от неудавшегося эксперимента. Комната погружается в относительную тишину, лишь слуги издавали какие-то звуки, пока убирали беспорядок за барной стойкой, учинённый Мином. Аджай не замечает, сколько времени проходит перед тем, как эту тишину нарушает сам Мин: – Аджай, помнишь, как я говорил о мужчинах, которые решают твои проблемы? — это было всего несколько дней назад, но кажется, будто прошли недели. — На самом деле, сначала я хотел привести к тому, что именно так на тебя смотрят в этом твоём Золотом пути: как на Деус Екса, спасающего жизни и захватывающего сердца по велению твоих предков и самой судьбы. Особенно забавно в этом контексте наблюдать за жалкими поползновениями Сабала с его невыраженной гомосексуальностью, что, кстати, интересная тема, но не на этот разговор, — он вздыхает, будто разочарованный чем-то, но на деле он оставался на удивление спокойным и безэмоциональным. — Так и о чём же мы… В общем, я имел ввиду именно это, но из-за того, что вышел мой ассистент, мне захотелось поменять основную тему разговора. Я считал, что то, что я так резко сменил тему, и привёло посыл не туда, куда планировал, не дало мне возможности выразить мысль правильно. Мне казалось, что я запутал тебя и оттого случайно обидел. Ты выглядел таким грустным, когда уходил из-за стола. Ох, не буду врать, я себя долго за это корил, весь вечер, между прочим. Но в последнее время…       Аджай оторвал взгляд от узоров на столе и направил его в сторону собеседника. Мин сложил руки домиком, смотря прямо на него. Он выглядел необычно мрачно, каким он его не видел единожды — в качестве иллюстрации на рупии. Хотя это даже был не он. – …В последнее время я всё чаще понимаю, что это скорее ты путаешь меня. И меня это не устраивает. Гейл, почему от тебя так много проблем?       Это был первый раз на его памяти, когда он называл его по фамилии. Это не предвещало ничего хорошего. Ещё и взгляд, которым он на него смотрел, вселял какую-то непонятную тревогу. – Я могу уйти и не делать больше проблем. Можешь сам меня вышвырнуть, — это даже не были манипуляции. – Да, могу, — он пожимает плечами. — Ты тоже можешь уйти. Теоретически, но можешь. Вот только тебе не кажется, что для этого немного поздно?       Гейл не особо понимал, о чём он говорил, да и в целом ему не хотелось сейчас выслушивать какие-либо нравоучения. Ему вообще сейчас не хотелось ни с кем говорить, но игнорировать Пэйгана и сейчас было бы… «…Не безопасно?» — он сам удивляется пришедшей ему на ум мысли.       Не сказать, что вокруг него изначально была безопасная обстановка, но Аджай ощущал себя в ней примерно-спокойно, а сейчас… что-то было не так. Его что-то тревожило, но он не очень понимал источник этой тревоги. Пэйган не навредит ему, это точно, не после всего, что они пережили, но откуда это ощущение? – Куда ты пойдёшь? — вопрос слегка выбивает его из колеи размышлений. — У тебя же ничего не осталось: ты спалил все мосты, чтобы добраться сюда, и не собираешься возвращаться. Твои друзья, любовники, подобие семьи, вот это всё, что ты там себе нашёл — это, конечно, мило, и так далее, и тому подобное, но дома какой-либо безопасности у тебя нет, в частности потому, что наедине с собой тебя оставить нельзя, — он активно жестикулировал, что выдавало всю степень его агрессии. — Ты пришёл сюда, чтобы кто-то позаботился о тебе в твоей депрессивной фазе, и сдался полностью, предал всё, что было тебе дорого, просто чтоб примкнуть хоть к чему-то. Поверь, я в курсе, что это за чувство, и оно отвратительнейшее…       Аджай молча смотрел на него, периодически шарахаясь от резких движений Пэйгана. – …Я же, в свою очередь, ждал этого двадцать пять лет. Двадцать пять лет, вдумайся своей башкой в эти цифры, — он ткнул ему в лоб указательным пальцем, и он слегка встрепенулся. — Ладно, чёрт с ним, двадцать три года я ждал, пока ты вернёшься, а затем ещё два, когда перестанешь корчить из себя не пойми что, и реально вернёшься. Это заняло много времени и потребовало страшного количества жертв, но у нас обоих всё вышло! Почти вышло.       Последнее он выговорил так, словно перед его лицом помахали красной тряпкой. – Оглянись вокруг: идиллия, красота, спокойствие, благодать. Ты под моим крылом, в безопасности, всё хорошо, но я! Я. Я, — он ткнул себя в грудь несколько раз, с каждым разом наклоняясь к нему всё ближе, не разрывая зрительного контакта, — я не получил того, что я хотел. – Чего ты хотел? — Аджай не на шутку напрягся. – А не очевидно? — тот развёл руками. Прошло несколько секунд, и Пэйган, не дождавшись ответа, выдал. — Аджая! Моего Аджая! Но он не вернулся. Вместо него вернулся… ты. Ты… я не знаю, что ты такое, но ты не Аджай. – Чего ты хочешь от меня? — Аджай пытался следить за всем, что он делал, из-за этого его взгляд бегал из стороны в сторону. — Мне почти тридцать, а не три года. Я не могу быть тем же, это просто невозможно. Могу нацепить чепчик, если так хочется… – Справедливо, — Мин кивнул и слегка отодвинулся, словно ответ его удовлетворил, но Аджай не терял хватки, — и я бы сам счёл это справедливым, и начал бы вновь пытаться привыкнуть, или разговорить, или наладить контакт — сделать всё, чтобы раскрыть потенциал того, что в тебе вообще осталось, но, — он цокнул языком и вобрал воздуха через зубы, и после этого каждая «р», доносящаяся из его рта, звучала как рык, — мне тоже не двадцать пять, мне скоро полтинник и у меня, просто чтоб ты знал, нет ни сил, ни интереса разбираться, что с тобой не так. Я хочу, чтобы всё было просто — в зоне досягаемости, на расстоянии вытянутой руки, кристально чисто и ясно, как при свете дня. Я люблю драму, но не тогда, когда её притаскивают в мой дом. Capisce?       Тем временем Аджай не capisce от слова совсем. Он ответил: – Просто выгони уже меня. Юма мне чётко дала понять, что моё присутствие её не устраивает. Мне нет смысла здесь оставаться, — сказав это, он вновь опустил взгляд в пол.       Лицо Мина после произнесённой им фразы изменилось подчистую: оно будто бы стянулось, напряглось, ни один мускул не двигался, словно его вырезали из камня. Он повернулся к Гэри, указал на Аджая и сказал: – Он ни черта не понял.       Затем он повернулся обратно. Вновь затаилась тишина. Пэйган прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и после задал вопрос, слегка повысив тон: – Кого в этой комнате… нет, в этой вселенной трахает, что нравится Юме? – Гэри. – Гэри? — тон его голоса повысился на несколько октав, прозвучав почти пискляво, настолько искренне удивило услышанное.       После этого он мгновенно бросил взгляд на ассистента, тот от услышанного потерял дар речи. Мин мгновенно вскочил с места и в пару шагов оказался рядом с ним, схватил его за ворот рубашки и с размаху припёр к стене, отчего картина слева от них слегка пошатнулась. Аджай нахмурился и оглянулся на них: он никогда в своей жизни не подумал бы, что Гэри может бояться хоть чего-то, но сейчас он выглядел так, будто его сейчас разорвут на части. – Что он говорит? Про что это? — Мин говорил чётко и быстро. — Что ты сделал? – Я получил отчёт от солдата, поехал к генеральше Лау, чтобы получить инструкции, вернулся с ней, она провела беседу, и мы оба ушли, — Гэри хорошо держал лицо и голос, несмотря на общую беспомощность. Пэйган повернулся к Аджаю и спросил: – Так было? – Эм… да? — тот был лишь в ещё большем недоумении. Он не думал, что из-за этого у ассистента могут быть такие проблемы и откровенно не понимал, что так разозлило Мина. – Всё? – Д-да. – Это всё?       Голос вновь исказился. Былое напряжение спало, он отпустил ассистента и поджал губы — теперь его внимание вновь было сконцентрировано на Аджае. Он подошёл к нему и навис над ним, сложив руки за спиной. – Пудришь мне мозги. Я ненавижу повторяться, но хуй с тобой, повторюсь, один-единственный раз: «мне не нравится, когда меня путают». Запомни это! А Гэри, чтоб ты знал, ставит мои интересы выше собственных. Как любой хороший сотрудник должен делать. Не знаю, с какого счастья ты решил, что он превысил свои полномочия… – Тогда почему он сам со мной не разобрался, зачем надо было тащить сюда Лау, если её мнение ничего не стоит?! — Аджай взрывается, наконец-то повышая тон, но тут же получает приличное осаждение: – Потому что он не имеет права самостоятельно назначать наказания, — он так произнёс эту фразу, словно выносил приговор, и из-за неё Аджай мгновенно выпрямился — настолько непривычно было слышать его таким. — Не поднимай на меня голос — ты меня не перекричишь. А если я узнаю, что Гэри опирается на интересы Юмы или ставит их выше интересов ячьего навоза, я прострелю ему ногу и заставлю бежать марафон от крепости и до Ворот, от Ворот и до Банапура! — он взмахивает рукой в сторону юга и Аджай полностью замирает. — Он работает на меня, только на меня и сделает всё, чтобы не подвергнуть это сомнению, даже если это сделает его для меня абсолютно бесполезным. Гэри! — он хватает нож со стола и вонзает его в стол. — Докажи ему. Проткни себе ладонь. У Аджая перехватило дыхание. – Какую из? — уточнил Гэри. – Слышал?! — Мин вновь прикрикнул на Аджая, тот вздрогнул. — Никаких «зачем», «почему», «пожалуйста-не-надо», нет, только «какую из»! Плевать, проткни какую хочешь.       Гэри тут же оказывается у стола, опускает на него левую руку и с размаху вонзает в неё нож. Он не издаёт ни звука, но крепко сжимает зубы; ноги его от боли подкашиваются, так что он вынужден упасть на колени перед столом; вокруг его руки начинает образовываться лужица крови, постепенно капли от неё стекают и по его руке. Руки Аджая, вцепившиеся в подлокотники, побелели.       Пэйган даёт себе несколько секунд, чтобы слегка утихомирить вскипевшую кровь, и опускается на стул рядом с побледневшим Аджаем. Последнего Пэйган и вовсе не замечает — он занят поиском портсигара, а также кольцевого мундштука для сигарет в форме дракона. – Возможно, это было слегка импульсивно, — он достаёт сигарету и вставляет её в пасть «дракона», — я лишь хотел убедиться и тебе показать, Аджай, — он берётся за рукоятку ножа и выдёргивает его, Гэри стаскивает руку со стола, оставаясь стоять на коленях перед ним, — что тебе не о чем волноваться и нечего бояться — он совершенно безопасен. Залог преданности сотрудника — страшные психологические травмы, нанесённые ему до тебя и, разумеется, после. И он предан мне, как ты видишь. Предан… — он подносит собственную руку с мундштуков на пальце к ассистенту. Сначала Гейл не понимает, зачем, но затем тот поднимается свою трясущуюся, повреждённую, испачканную руку вверх, и в ней виднеется отблёскивающая от света люстры позолоченная зажигалка, — как хороший пёс.       Гэри несколько раз щёлкает ею, и та всё-таки загорается. Он поджигает ему сигарету, медленно возвращает зажигалку себе в карман и встаёт, отходя в сторону. Пэйган делает несколько затяжек, его нервы слегка разглаживаются, чего не скажешь об Аджае. – Пиздец, — выдаёт Мин после долгого молчания, — это с каких пор я отстаиваю чью-то честь? — он указывает в сторону Гэри. — Будешь должен.       После этого он издаёт смешок и вновь поворачивается к собеседнику. Аджай не двигается, не издаёт никаких звуков, смотрит в одну точку. Пэйган закатывает глаза: – Ну, не злись на меня.       Аджай испытывал что угодно, кроме злости. Через него сейчас проходил целый спектр чувств, но крутились они вокруг одного — вокруг страха. – Ну давай, — тот продолжал подначивать. – Что ты хочешь от меня? — проговорил он почти по слогам, так сильно ломался его голос. Пэйган делает ещё одну затяжку. – Я? — он пожимает плечами. — Как по мне, довольно очевидно, чего я хочу. Но мне это, к сожалению, не достать, как бы я ни изводил себя… Ну, что поделать? Нужно жить дальше, радоваться жи-и-изни и прочее такое дерьмо. Оставайся, Аджай, конечно — ты мой гость, в конце концов. Неприлично было бы поступить иначе. Помимо того, может, раз ты не можешь дать мне того, чего я хочу, может, ты сможешь хотя бы меня развеселить?       Гейл мог себе представить, какие развесёлые игры придумал для него король. Вернее, не мог — инстинкт самосохранения орал громче сирены, он уже готов был в любой момент пуститься наутёк, но вместе с тем ему казалось, будто сбежать уже не выйдет. – Развеселить? – Мг. – Как? – Не знаю. Не избегать меня для начала? — он вновь затягивается. — Говорить со мной, делиться, что ты чувствуешь. Я не экстрасенс, я не знаю, что у тебя на уме. Ты лишаешь меня всякой возможности наслаждаться тем немногим, что твоя компания может мне дать, исправь хотя бы это! – И что мне? Рассказать, что у меня в голове творится, тебе? Стать таким же, как он? — он быстро кивает в сторону Гэри, стоявшего у стены. — Рабом, которому ты переломаешь мозг? Всё равно, что сдать себя на блюдечке. – От него я могу довольствоваться тем, что он приносит мне на блюдечке, — он обводит пальцем вокруг ладони, — но от тебя я хочу то, что вариться в котле, — он указывает на висок.       Выстрел. В ушах Аджая звучит выстрел — это отголосок старых воспоминаний из Варшакота. Воспоминаний, которые запутались между коротко– и долгосрочной памятью и которые теперь лишь сильнее кричали об опасности, грозящей ему. Опасности, которой на самом деле Мин для него не представлял и не хотел представлять, но Аджай мысленно был в совсем другом месте. – Ничего кроме этого у тебя нет, — Пэйган пожал плечами. — Ты итак сдал мне всё, что было можно сдать, а я не лучше. Ты пожертвовал свободой, я — временем, и мы оба отдали слишком много, чтобы теперь отдаляться. Ну не хочу я ждать, пока ты будешь полностью стабильным и боль от потери кого-то там пройдёт. В Кирате это так не работает. Да ты ебанись, почему всё так сложно? Я даже не планировал жить так долго… чёрт, ты не планировал жить так долго! Но вот мы здесь, потому что не уважаем желания других, и что же нам теперь с этим делать? Аджай?       Аджай его уже не слышал: перед глазами всё помутнело, в голове полный бардак, словно на его нервах играли беспокойную симфонию. Всплывали старые образы, звучали уже произнесённые фразы. Он пытается не моргать, ведь вот он: моргнул — руки трясутся, ещё раз моргнул — в ушах писк от выстрела прямо возле него, моргнул ещё раз — и вместо Пэйгана перед ним сидит Уткарш, а посередине лба у него — дыра от пули. Его пули. – Ты никогда не должен был приезжать сюда, — шепчет он, улыбаясь и затягиваясь, выпуская красный дым из носа, и голос его двоится, будто он разговаривал с ракшасом.       Голоса вновь заполняют его голову, в ней давно не было так шумно. Образ Уткарша исчезает так же внезапно, как и появился, и теперь перед ним вновь просто Пэйган, спокойно смотрящий на него. Ссадина на скуле болит. – Я понял, — его голос хриплый, тихий, Пэйгану приходится прислушиваться. – Что ты понял, Гейл? – Я не твой гость — я твой раб, — он чувствует, как горло начинает сдавливать приближающаяся истерия. — Всё это… это была не попытка вернуть былое, это была охота… — слова еле продираются через ком в горле, он подносит руку к дрожащим губам. — Ты меня не спас — ты меня поймал.       На последнем его голос совсем ломается, «осознание» ударяет в голову. Он прижимает руку ко рту и из глаз начинают литься слёзы. – Я бы сказал, что ты сам себя поймал, — Пэйган рассматривает свои ногти, замечая, что творится с Гейлом, только после того, как тот начинает громко рыдать. — Какого… Аджай!       Он в шоке смотрит на него, вжатого в стул, панически рыдающего, трясущегося всем телом, объятого страхом. Это был первый раз, когда он видел его… таким. И вид ему этот совершенно не нравился. – Ты плачешь? — он встал с места и подошёл ближе, тот дёрнулся и стул немного сдвинулся. — Да какого ж ху… Аджай! Я думал, мы ссорились! Я не думал, что нападаю на тебя! «Он будет меня мучать… как тех солдат, как тех проституток… я ему не понравлюсь, и он меня убьет, и мне некуда бежать… здесь нет никого, кого я знаю, я заперт здесь, это моя клетка», — подобные мысли циркулировали в разуме Аджая, он совершенно не слышал, что тот ему говорил.       Мысленно Гейл был в штабе на мосту, и душили его не истерика и слёзы, а бывший любовник. – Отлично! Он плачет, — Пэйган недовольно вздыхает, вновь начиная нервничать. – Вы снова сделали это, — Гэри подошёл к ним. – Это не приятно, когда это не то, чего ты пытаешься добиться! — он стаскивает мундштук с пальца и раздражённо кидает в сторону. Какая уже разница? – Мистер Гейл, — Матрика возникла словно из ниоткуда — она присела рядом со стулом и взяла его за руку, — вам принести воды? – Спроси его, какого чёрта он плачет, потому что я уже ничего не понимаю… – Почему вы плачете? — она меняет пластинку, и Аджай ей даже отвечает, что-то даёт ему силы выдавить несколько слов из горла: – Я бежал… от Уткарша… а попал на… такого же… – Это он обо мне? — Пэйган хмурится в непонятках, Гэри кивает, и Пэйган недовольно вздыхает. — Ну и о чём мне это должно говорить? Что у меня имя смешное? — он наклонился к Аджаю. — Уж поверь мне, я знаю! Один раз допусти расцвет народного творчества и затем всю жизнь страдай от прозвища «Пэй-гей». – Не трогай меня, не надо… — только и выдал тот. – О-о-ох, да что ты будешь делать! Теперь я чувствую себя плохим. Ну что ты стоишь, идиотка, принеси ему воды! — он махнул в сторону Матрики, и та мигом подскочила. — Принеси ему таблетки! Успокой его! Эй, что ты…       Мин почувствовал, как Гэри целой рукой взял его за предплечье и начал отводить, не сводя глаз с Гейла. – Нужно выйти на пару минут. – Мне? – Да. – Да ну, разве всё так плохо? – Он не в адеквате. Подозреваю, у него приступ. Пэйган закатил глаза, но послушался. – Хотел поговорить, и вот тебе результат. Просто замечательно… пойду намешаю себе сока с ликёром. – Босс, вы просили напомнить… – Плевать, — его голос теперь тоже звучал хрипло.       Пэйган скрылся на втором этаже, в столовой остались только ассистент, двое служанок и сам гость, бьющийся в истерике. Одна служанка перевязывала руку Гэри, который не сводил взгляда с Гейла, а вторая, Матрика, принесла ему воды, в которую заранее накрошила успокоительного. – Ну-ну, всё в порядке, — она стояла над Аджаем, пока он пил, обняв его за плечи, — вам правда не о чем беспокоиться, вас тут никто не обидит. Давайте, приходите в себя…       Так продолжалось ещё некоторое время, пока Аджай таки не пришёл в себя: теперь он сидел, зажатый, с закрытыми глазами и рукой, которой прикрывал рот и одновременно с этим поддерживал раскалывающуюся голову. Он ровно дышал, слёзы больше не стекали по его щекам, хотя и ещё не успели высохнуть дорожки, оставшиеся от них на щеках.       Походку Пэйгана можно было узнать из тысячи — особенно, когда слух заострён. – Успокоился?       Он коротко кивает. Пэйган вновь садится напротив него. На этот раз на нём нет пиджака, но Аджай этого не видит, потому что не смотрит на него. Пэйган вздыхает и закидывает ногу на ногу, а после говорит, заикнувшись сперва: – А я уже немного… пьян. Но мысль сформулировать смогу… Надеюсь.       Он кладёт руку на протёртый стол. Запёкшаяся кровь, если и осталась, скопилась разве что в мелких трещинках и не могла больше испачкать. Он протягивает её по поверхности ближе к Аджаю и несколько раз мягко, но слышно стучит пальцами. Аджай открывает глаза, смотрит на неё и протягивает собственную. Пэйган аккуратно, непривычно нежно касается его ладони, проводит по ней пальцами, берёт его руку в свою и слегка сжимает. – Мне жаль. Я не думал, что доведу всё до… такого. Зрелище, конечно, в целом так себе, но то, что это из-за меня, делает это куда хуже… — он вздыхает. — Я всё думал, ну как же так? Ты же всегда отвечал. Никогда не терпел. У тебя горячая кровь, и я думал, что, если перегну палку, ты просто… сделаешь типичную «аджаевскую» штуку. Сбежишь там или пошлёшь меня, или ещё что-то… Ты ведь не думал, что я тебе угрожаю? Я правда не хотел. Если хочешь — уйди, я не буду тебя на цепи держать. Боже, так убиваться ради всей этой херни… Почему ты меня даже не послал? – Ты затыкал мне рот. – Во-первых, я говорил «не повышать голос», а не «затыкал тебе рот». Мне казалось, я предельно точен в том, что я говорю и кому. Во-вторых, с каких пор тебя это останавливает? Ты не уважаешь меня так, чтобы слушаться. Ты никого не уважаешь так, чтобы слушаться. Ты же сорвиголова, твой единственный авторитет — мама, и она, к нашему общему сожалению, уже не с нами. Разве нет? После нашей последней встречи в Кирате я и вовсе не думал, что тебя может что-либо напугать… – Я тебя боюсь.       Он посмотрел на него несколько секунд, а после развёл руками и откинулся на спинку стула. – Приехали. Ну и с каких пор Аджай Гейл боится Пэйгана Мина? Это не претензия, я правда не в курсе. У Пола ты готов был меня прикончить вот так просто, — щёлкает. — К чёрту Пола, в наши первые же разговоры ты называл меня «обмудком» и ещё бог знает кем вне их, а сейчас ты плачешь от того, что я сижу рядом, парень — что с тобой? Где ты утратил свою воинственную грацию, свою видную гордость? — он сделал ударение на «о», выделив это слово. Аджай вытер лицо рукавом рубашки и ответил: – …Когда впервые позволил мужику взять над собой верх.       Он стащил со стола салфетку и вытер ею лицо. Еда давно остыла, напитки выдохлись, свечи выгорели — сегодня всё это никому не понадобится. – Ха… — Пэйган блекло смотрел куда-то в сторону, — вот оно как. Ты напомнил мне о ком-то…       Гейл положил салфетку на стол и встал с места. Он направился в сторону лестницы, и Пэйган завыл: – Ой, ну не надо, не закрывайся снова! Поделись со мной. Раз ты заставляешь меня участвовать в этом цирке, хотя бы просвети насчёт того, какую роль я играю! – Не надо меня трогать, — Аджай отмахнулся, — а то я сейчас опять начну… – Ох! — только и ответил тот.       Скоро Аджай уже скрылся на втором этаже, а затем — в своей комнате, оставив Пэйгана одного за столом. Он наливал себе бурбона, когда к нему подошёл Гэри, чтобы поднять испачкавшуюся зажигалку у него из-под ног. После этого он застыл рядом, ожидая, когда он понадобится, но Пэйган лишь отпил алкоголя и помотал головой: – Иди. Всё завтра.       Он лишь кивает и покидает его, оставляя Мина совершенно одного.       На следующий день во дворце царила особая атмосфера: было очень тихо, словно сами стены отдыхали от погрома, раздававшегося прошлым вечером. Ещё и погода мутная — дворец окружал густой туман. Пэйган сидел в переговорной, закинув ноги прямо на стол, и подтачивал ногти. Здесь его и находит Гэри, за которым тот посылал служанку несколько минут назад. – Я единственный, кто не понимает Гейла, или это общая проблема? — спрашивает он, как только ассистент закрывает за собой тяжелые двери. – Мистер Гейл не понимает сам себя. Это его личная проблема. – Тогда почему она задевает меня?       Гэри останавливается на пару мгновений, обдумывает сказанное им и отвечает: – У вас доброе сердце. – Пошёл ты, — он закатывает глаза. – В таком случае мне нужно больше времени на анализ этого вопроса. – Садись и не делай мне нервы.       Тот так и делает, и как только он садится, Пэйган косится на его перемотанную руку. – Как рука? – Викодин притупил боль. – Ах, вот чего ты не поехал в больницу… — он хмыкнул и через несколько минут добавил. — Я дам тебе ещё один отпуск.       Сколько бы он ни правил свои ногти, они вечно казались ему недостаточно ровными. – Итак… Почему вчера ты попросил меня выйти? Он выглядел так… жалко. Он не напал бы на меня. – Почему вы так считаете? – Потому что он напоминает меня. А я в таком состоянии могу прикончить только себя, и то — у меня всё равно не выйдет. – Ситуация выходила из-под моего контроля, и я решил, что вам лучше уйти, пока она не стабилизируется. – Ну так сам и выходи тогда, я здесь причём? – Она выходила и из-под вашего контроля. – Кто тебе это сказал? – Вы. – Когда? – Вчера. Всем. – Я не… я не говорил это так, — он хмурится и отводит взгляд в сторону окна.       Гэри потянулся через стол и придвинул к себе остывшую кружку чая, который принесла Матрика ещё около часа назад. Затем он достал из кармана пару белых таблеток, вкинул их в чашку и стал ждать, когда они растворятся. – То, что он сказал мне вчера… Вот это: «Я боюсь тебя». Да что он вообще понимает? Я ему лучший в мире друг. Я никому не уделяю такое внимание! – Я уверен, что он боится не вас, а его. – Этого «Уткарша»? – Да. Боится того, что он, возможно, заставил его сделать. – …Я подумаю над этим, — Пэйган задумчиво посмотрел на потолок. — На самом деле, недавно он сказал мне, что ему «не нравятся мужчины». Это была такая наглая ложь, что он меня совершенно обескуражил и я не задал никаких вопросов. К чему отрицать это? Внутренняя гомофобия? Откуда она в этом молодом уме? Его мать почила, да и не думаю, что Ишвари стала бы лить подобное дерьмо в голову своему «дорогому Аджаю». Откуда же он понатаскал этой дряни… может, это от Сабала? Но, конечно, скорее всего это связано с этим Неру… Святой альбом Хроматики, что он с ним сделал? Хотя бы не изнасиловал, я надеюсь, потому что если так, то я точно не знаю… — тяжкий вздох, — …не знаю, как ему помочь. Я сам себе не могу помочь, куда там…       Гэри просто сидел рядом, ничего не говоря, как будто не присутствуя, но на самом деле слушая и вникая во всё, что говорил ему босс. – Ты знаешь, я совсем не ожидал, что могу довести его до такого. Мне так неприятно от этого. Ещё и то, как это смотрелось… кошмар. Всего пару месяцев назад, когда он пришёл с моста, он был таким… красивым. Я мог бы любоваться им, будь это статуя, мог бы притронуться, будь это картина, но, пусть он и создан человеком, ничего из этого мне не доступно. А я хочу… увидеть его таким. Ещё хотя бы раз, — он откидывает пилку в сторону и рассматривает результат долгих стараний. — Гнев всегда красивее горя, и полезнее — в гневе ты хотя бы вредишь другим, а не самому себе. – Хотите его разозлить. Понимаю. Но вдруг это вновь выйдет из-под контроля? — таблетки успели раствориться, и Гэри поставил кружку рядом с Мином. – А если это поможет? — тот раздраженно отодвигает её. – А если он вас прикончит? — тот придвигает обратно.       Услышав последнее, Пэйган резко начинает хохотать: полной грудью, от всей души, неожиданно даже для самого Гэри. – А с каких пор это должно волновать меня? Наилучшая сторона того, чтобы иметь тебя в услужении, в том, что защищать самого себя — больше не моя работа.       Вернувшись из душа, Аджай находит на столе кепку, которую Гэри демонстрировал ему недавно. Он хорошо помнил, что закрывал дверь в комнату, прежде чем пойти ополоснуться — видимо, о приватности тут особо никто не слышал. Конечно, он понимал, зачем Гэри оставил её здесь — после вчерашнего у него наверняка были к Аджаю пару претензий, а это было лишь жутким предупреждением.       Пэйган мог не понимать, откуда взялось отвращение Аджая к мужчинам и причём здесь был Уткарш, зато Аджай прекрасно понимал.       Вчера всё вышло из-под контроля. Голову Аджая занимали уже не Путь и сексуальная неудовлетворённость, а Неру. Этот ублюдок, лишивший его всего, плотно засевший в его голове.       Неру не оставлял его в покое. Он застрял в его голове, как ржавый гвоздь, постепенно отравляющий его ум, и тот даже не мог никак снять этот стресс. Единственный раз, когда за всё это время Аджай пересёкся взглядом с Гэри, он поморщился — он ведь мужчина. Как он может ему нравиться? Раньше это не было проблемой, но после всего, что он пережил…       Ишвари была очень любящей и принимающей женщиной, её особо не волновали предпочтения сына, так что и сам он о них никогда особо не беспокоился. Мужчины просто были частью его жизни, и пускай — пускай бродят тут и здесь, сменяют друг друга, приходят и уходят, это жизнь, это совершенно нормально. Но сейчас все они вызывали в нём лишь тошноту и страх: они ведь опасны, у них в руках есть особая сила и власть, а также на их стороне абсолютное большинство. И сам Аджай не видел в себе больше человека.       Эта фраза, что Неру сказал, прежде, чем попытаться убить его, мощно вцепилась в его разум. Всё, чего он хотел сейчас — это доказать, что он был неправ, но для этого нужно было доказать самому себе, что он может по-другому. Во всех смыслах. – Ты меня не возьмёшь, тварь, — говорит он будто себе, но на деле — ему.       Итак, к концу дня, выводы были следующими: в этом месте у него нет никого, кто бы его понимал или считал бы своим другом. Не говоря уже о том, что творилось снаружи этой бурлящей реки ракшасов, готовой утянуть его за собой, если он не отрастит крепкие корни. Ему нужно было начать отходить от прошлого, чтобы построить будущее, и это именно то, чего Уткарш для него не хотел — значит, это единственно верный путь. «Моё место здесь, нигде иначе. Пэйган может и перегнул палку вчера, но Уткарш — моя проблема, а значит мне её решать. Я вытряхну его из своей головы, он не будет диктовать мне моё будущее и портить со всеми отношения. Я забуду его, как забыл всех остальных до него… и себя прошлого я тоже забуду».       Он задумчиво покрутил кепку в руках, а после надел её себе на голову. Его размер.