Когда её не было

Пора, наконец, взяться за ум, пора оставить эти глупости; я так долго, словно актёр, разыгрывал перед тобой комедию. Роскошные кулисы были размалёваны в истинно романтическом стиле, мой рыцарский плащ отливал золотом, я был полон изысканнейших чувств. И вот теперь я старательно отряхиваю от себя дурацкую мишуру, и всё ещё чувствую себя несчастным, словно всё ещё играю комедию. Боже мой! шутя и не сознавая этого, я говорил о том, что чувствовал на самом деле, я был ранен насмерть, а играл умирающего фехтовальщика. Гейне. Подстрочник

Где-то, где все немного неправильно, и его друзья несут страшную чушь, а доктора - и того большую, светает. Макс спит на стуле для посетителей, приставленном вплотную к койке Майка. Он боялся отпустить её всю ночь. А теперь просто смотрит. Счастливый тихий Хокинс, здесь все так хорошо, что найти одиночную палату для перепившего подростка не составляет труда - ведь пациентов мало. Или дело в том, что Уиллеры, конечно, не Харрингтоны, и у них нет двора с бассейном, но есть просторный дом, репутация и достаточно лишних денег, чтобы эту палату снять. Так Майк убеждается, что точно где-то не там. Разговоры могут быть неудачной шуткой, зрение - внезапным чудом, даже Хоппера можно уговорить подыграть. Но не его мать. Как бы переломан он не был, всегда довольствовался общей палатой в раздолбанном местном госпитале, а не в новой больнице. И мог только мечтать о том, чтобы Карен Уиллер, вдруг, по какому-то странному стечению обстоятельств, пришла бы его навестить - хотя Макс всегда ей звонила. Но вот она, мама, в дверях, растерянная, плохо накрашенная, и, как Майк видит, готовая закричать. Он прикладывает палец к губам и говорит шепотом: - Тише, она только заснула. Мама закрывает руками лицо. Майк осторожно встаёт, отсоединяет иглу и вешает шланг капельницы на спинку кровати. Из катетера продолжает мерно капать - уже на пол. Он берет маму за плечи и выводит в коридор. Осторожно закрывает дверь в палату. Родители кажутся такими большими и сильными, когда ты маленький, но вот он, уже выше и сильнее её, хотя всё ещё не имеет официального права курить и потреблять крепкий алкоголь. - Что ты делаешь, Майк? Зачем? Что с тобой не так? Он молчит и просто смотрит на неё. Как будто запоминает. - Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне. - Когда я сказал, ты была в бешенстве. Боооже, да ты просто возненавидела меня, - он смеётся, не отпуская её плеч, и ей становится страшно. - Хотела выкинуть меня из дома. - Это бред, Майк. - Я не знаю. Не уверен. Может и так. Но мне придётся сделать это снова. Знай, мне очень жаль. - Да что происходит? - Мне нужно забрать Макс к нам домой. Надолго. Я знаю, это твой дом, и все эти обстоятельства не имеют никакого отношения к нашей семье. Но ко мне имеют. Если ты всё ещё не вычеркнула меня из семейного реестра, или как там это делается - пожалуйста, послушай. Мне нужно, чтобы ты услышала. - Я не стану... - Мама! Я могу сыграть целый спектакль, да мне и придется в итоге, пусть думают, что я сумасшедший или что-то такое, что мне страшно без неё, а мне и правда страшно, что, не знаю, меня убьет молнией или разорвёт на сотню кусков, как только я отпущу её руку, что я совсем двинусь и начну потрошить младенцев. Главное, чтобы получилось. Я хорошо вру, мам. Но я не хочу врать тебе. Пожалуйста, будь моим сообщником. Подыграй мне. И я сделаю всё, что ты скажешь. Она опускается на стул, трёт щёку. Избегает его взгляда, и это одновременно жалко и трогательно. Нужно быть последним уродом, чтобы поставить её перед таким выбором, а также сумасшедшим, чтобы ожидать согласия. Но он требует, и ждет, и если бы она смотрела на него, то заметила бы на лице сына тайное предвкушение. - Я не пойду с тобой. Майк резко оборачивается, как шулер, застигнутый за игрой краплёными. У Макс на щеке отпечаток от спинки стула, волосы спутанные. И она в гневе. - Всё не будет как ты хочешь, Майк. Пора бы привыкнуть, да? Вчера ты хотел, чтобы меня не было, а сегодня подбираешь, значит, и тащишь домой. Я не кошка, Майк. Не один из твоих гребанных персонажей. - С каждым словом она наступает на него, бьет в грудь сжатым кулаком, а теперь и вовсе приперла к стене. Этот взгляд снизу-сверху-вниз, как американские горки, под таким не помнишь, как дышать. - Нет. - Тебе нельзя домой! - Да что ты знаешь о моём доме?! - Я все знаю. - И подавись. Я справлялась без тебя. Мне остался год - и с этим я тоже справлюсь. А ты можешь засунуть свою благотворительность... о, простите, миссис Уиллер! Черт, да, до свидания, хорошего дня. Она разворачивается и уходит, стряхивая с себя все попытки Майка удержать её, а он тащится за ней по коридору, и все пытается что-то сказать, пока не спотыкается о стул. Бессонная ночь, лекарства, усталость - наконец дают о себе знать. Майк падает, страшно неловко, разбивает локоть. И качается на месте, из стороны в сторону, даже не понимая, что он делает, что мама рядом и гладит его по голове. - Тише. Тише. - Мама. Сделай что-нибудь, мама. Я в каком-то кошмаре, что происходит вообще? Я хочу домой, мама. - Хорошо. Тише. Я договорюсь и мы уедем. Но там, куда она его везет, ещё хуже. От вида белой, свежепокрашенной двери, Майка начинает тошнить. Он не может туда войти и переезжает в комнату Нэнси. И только папа, неизменный, как разношенные тапочки, говорит несколько банальных фраз, прежде чем уйти спать в кресло перед телеком. Слабое утешение, впрочем. *** Когда приезжает шериф, Майк притворяется спящим. Но на деле не может уснуть, как будто усталость превратилась в зуд, нестерпимый до крайности. Слушает, пытается делать выводы. Он загнан в угол. Это точно. И у него, кажется, нет никого, кому можно довериться. Друзья говорят какие-то странные вещи, Макс в бешенстве, а мама сдает его с потрохами, хотя вообще-то шерифу не дело знать о их личном, нет? Но шериф оказывается на его стороне: - Это действительно безумие, миссис Уиллер. Но идея, в общем, не плохая. Я ничерта не понял из того, о чем говорит док, - Хоппер мнется, не знает, как продолжить, но, наконец, его прорывает. - Я пару раз приезжал к Харгровам - на вызовы. Там... Ну это дела социальной опеки, и девочка не хочет в интернат, понятно. У нас с ней вроде как договор. Может, ваш сын что-то видел. Я не знаю. - Шериф? - Я не очень понимаю подростков и от чего у них сносит крышу, миссис Уиллер. - Вы говорите о моем сыне! - Да. Так вот. Непонятно, что он помнит там, что нет, чего придумывает, но идея неплохая. И повод. Они не ладят, ну, с Джейн, я звал. И я вообще не должен так говорить, но хорошо бы девочка сменила обстановку. - Я не понимаю вас, - тон его матери холоднее всех антарктических вод. Теперь Майк узнаёт её, о да, вот и Карен, как она есть. - Нельзя, конечно, вас об этом просить. - Абсолютно верно. - Тогда позвоните, как он придёт в себя. Я обязан его допросить. Она молча провожает его к двери. И Майк уже не слышит, как почти в спину Хопперу его мать говорит: - Я попробую что-нибудь сделать. Но ничего не обещаю. И они переглядываются с шерифом, такие ужасно разные: большой мужчина в форме, с этой своей шляпой и торчащими из карманами сигаретами, пыльный, небритый напротив совершенно бесчувственной на вид дамочки, идеальной домохозяйки, выверенной до последнего волоска. Он кивает ей. Она чуть приподнимает уголки губ. Двери закрываются, конечная, пожалуйста не забывайте своих вещей в нашем прекрасном, как журнальная картинка, доме. *** Вечером Майк старается вовсю, чтобы уверить родителей, как ужасно устал, кошмар, ужас, сейчас вот прямо здесь и умрет, на коврике. Хотя он успел поспать, вид его вполне соответствует: тени под глазами будто рисовали маркером, губы сухие и белые, взгляд лихорадочный. Как следует заперев комнату Нэнси, он тихонько уходит по водостоку, путем Стива, в домашнем - как был. Наверно, одна из машин в гараже - его собственная, но пойди угадай. И он выводит на свет велик. Уже видавший виды, да и слишком мелкий, колени бьются о руль при езде. Ну и пусть. Быть похожим на городского сумасшедшего становится его, Майка, кредо. Вот только толку, если он не найдет, кого ищет. Наверно, это самое большая удача, на которую в нынешних обстоятельствах приходится рассчитывать, но да, адрес совпал. Аллилуйя совпадениям. Через окно он отлично видит, что происходит в доме. И знает - его там не ждут. Безумием было бы даже думать постучать в дверь. Ну, и он, конечно, стучит. Мирный ужин коту под хвост, потому что и шериф, и эта странная Джейн смотрят на него без удовольствия, мягко выражаясь. - Наверно, я что-то натворил. Мне жаль. Мне так ужасно жаль, черт. И вы имеете полное право, как я полагаю, спустить меня с лестницы. Но мне нужна помощь.