Племянница нашего мэра

Едва за мисс Варгас закрылась дверь, Моника с тяжким вздохом уронила голову на учебник. День, ознаменовавшийся знакомством с новенькой, вызвал у нее столько неконтролируемых эмоций… Байльшмидт предполагала, что уже исчерпала, как минимум, свой месячный эмоциональный запас. В первый же день Аличе умудрилась обратить на себя внимание всей школы и превратить ее идеально убранную комнату в…. в…. Моника огляделась и с огромной неохотой признала, что теперь их жилище стало куда уютнее и красивее, хотя и оказалось до отказа забито «совершенно необходимыми» вещами… Впрочем, новенькая явно не отличалась аккуратностью — отправляясь в душ, она разбросала по кровати платье, чулки, кофточку и другие предметы женского туалета. «Как можно носить это кружевное нечто?» — поразилась Моника, борясь с желанием аккуратно сложить все вещи хотя бы на край кровати, и тут же покраснела — может, она действительно извращенка? Монике еще не приходилось встречать людей, хоть чем-то похожих на ее новую соседку. Поначалу она даже не поверила ей, решив, что образ радостной идиотки является только маской, прячущей настоящую Варгас от посторонних глаз, но день, проведенный рядом, убедил Байльшмидт в ее безусловной искренности. Да, кажется, Аличе в самом деле была такой — милой, веселой, до предела открытой и откровенной, порывистой и какой-то… совершенно очаровательной… Моника сразу заметила устремленные на мисс Варгас взгляды парней! Когда Байльшмидт впервые приехала в эту школу, и ей приходилось справляться с такими личностями — естественно, не в тех масштабах, что у Алисы. Несчастные, еще не разбирающиеся в девчонках парни совсем не подозревали, что высокая блондинка с короткой стрижкой и ледяными голубыми глазами — не лучший, совсем не лучший выбор для любовного интереса. Однако после пары случайных переломов — ну не рассчитала, с кем не бывает! — противоположный пол решил благоразумно самоустраниться, и Моника даже не знала, радоваться ли этому. Байльшмидт была уверена лишь в одном: она приехала в эту школу получать знания, а все остальное… Все остальное не было запланировано ею в ближайшие двадцать лет. Теперь Моника тоже не знала, радоваться ли ей жизни под одной крышей с Алисой Варгас. Нет, она была счастлива тому, что Аличе предложила ей свою дружбу, и пожалуй, ее безусловная искренность и доброта нравились мисс Байльшмидт и вызвали желание ответить такой же искренностью… Все это было так непохоже на открытую или тайную агрессию, к которой Моника давно привыкла за свою недолгую жизнь! Впрочем, она ведь знала Варгас всего лишь один день — пусть девчонка и выболтала годовой запас информации о себе, но все же… все же… Судя по рассказам, детство Алисы было не слишком радостным. Ее семья погибла в автокатастрофе, когда ей было всего лет пять, а ее старшей сестренке — шесть… Кьяру забрали дальние родственники в Испании, а Аличе, как младшая, была отправлена в Австрию, под надзор еще более дальней родственницы с весьма, весьма и весьма специфическим характером. Австрийская тетка, придерживающаяся политики «трудового воспитания», решила извлечь из двоюродной племянницы пользу, и превратила ее в малолетнюю, но весьма полезную служанку. Если бы не крестная, любимая тетя Лизхен, Аличе, возможно, никогда бы не вырвалась оттуда… Даже рассказывая о своем детстве, Аличе улыбалась, и Монике стало порядком не по себе — бедная девчонка! Ее-то вырастил старший брат, и ей не приходилось жаловаться на жизнь. «Мама и папа тоже редко бывали дома, — рассказывала Аличе. — И сначала нас с сестрой воспитывал дедушка… Он был такой добрый и веселый! Это он научил меня рисовать. Но знаешь, я не люблю грустные истории, — она снова засмеялась. — Ведь теперь у меня есть дядя, хотя на самом деле он тоже дальний-предальний родственник… у меня везде есть родственники, даже у вас в Баварии!» Моника улыбнулась и провела ладонью по странице учебника. Ей внезапно подумалось, что у такой девчонки друзьями и родными может быть целый мир… И все-таки ей уже следовало понять, что нельзя так запросто выкладывать о себе все первому встречному! Размышления Моники опять были прерваны самым нахальным образом — Аличе вышла из душа, завернутая в тоненькое полотенце, доходившее где-то до середины бедер, и, недолго думая, плюхнулась на кровать поверх покрывала. — Душ свободен! — весело доложила она, вытаскивая шкатулку. — Я не слишком долго? В следующий раз я все-таки потру тебе спинку — там полным-полно места, мы обе как раз поместимся! — М-мыы, — отозвалась Моника, снова прячась за геометрией. — Ты что, не собираешься одеваться? — Не-ет, мне ужасно жарко, — капризно протянула Аличе. — Хотя… да, ты права… Во-от, так нормально! — рапортовала она минут через десять, показываясь из-за шкафа в голубеньком лифчике и каких-то совсем незаметных трусиках. — Другое дело! А то в полотенце было так неудобно! — А…ага, — Моника покраснела еще сильнее. — И долго ты планируешь так ходить, кхем? — уточнила она, признавая, что в комнате в самом деле ужасная жара. Но нельзя же все-таки… — Нет, что ты, только пока не лягу, — нежным голоском успокоила ее милая госпожа Варгас.- А потом я совсем разденусь. — П… понятно, — смиренно кивнула ей госпожа Байльшмидт. — А если к нам кто-нибудь зайдет? — Ты не переживай, я сама открою — я же вижу, ты страшно занята, — пообещала Аличе. — Ты занимайся, занимайся, я не буду тебе мешать. Вздохнув еще тяжелее, чем обычно, Моника отдала себе мысленный приказ не отвлекаться на посторонний раздражитель, и, увидев, что соседка завалилась на кровать и открыла толстую книгу, наконец — наконец! — углубилась в пучины знаний. Спустя пару часов, закончив готовиться к завтрашнему дню, Моника ощутила какое-то подозрительное чувство, обычно сигнализирующее о том, что что-то идет не так. Разумеется, источник неприятности сейчас читал на соседней крова… она обернулась и увидела пустую кровать и открытую балконную дверь, затем услышала веселый прилипчивый мотивчик. — ВАРГАС! — рявкнула Байльшмидт, бросая книги и срываясь со своего места в сторону балкона. — Т… ты… т-ты что тут делаешь, идиотка?! — пророкотала она, хватая соседку за руку и утягивая обратно в комнату под разочарованный вздох на улице. — Я вешаю белье. Я твои майки тоже постирала, — охотно объяснила девушка, порываясь вернуться обратно на балкон. — Подожди, мне еще кофточка осталась! — Но не в нижнем же бе… БАЛБЕСКА! А если бы тебя кто-нибудь увидел?! — схватилась за голову Байльшмидт, выдирая у нее из рук выжатую блузку. — Немедленно ложись спать, я тебе сказала! А ВЫ ЧТО ТУТ СТОЛПИЛИСЬ, ИЗВРАЩЕНЦЫ?! — проревела она стайке заинтересованных лиц, собравшихся под балконом. — Молитесь — я сейчас спущусь и убью вас нахрен!