…
Порядком сбитая с толку Моника снова взялась за «Характеристику», планируя, за одним, все-таки набросать «Правила совместного проживания». Аличе ускакала на кухню готовить ужин, и у Моники было достаточно свободного времени, чтобы обдумать все, что она хотела. Нет, девчонка, кажется, действительно ничего не знала о правилах приличия! Ну можно ли так вести себя с друзьями — целовать в щеки, лезть обниматься?.. Неужели в Аличе сказывался итальянский менталитет? Сделав себе пометку обдумать этот вопрос и ознакомиться с соответствующей литературой, Моника вздохнула и закрыла глаза, желая побыть наедине со своими мыслями. Ей совсем не хотелось размышлять о Франциске Бонфуа — слишком много чести тратить на него время — но мысли о нем все равно пробирались в голову. Стоило ли сказать дурочке Аличе, что Франциск — совсем не прекрасный принц, каким он казался на первый взгляд? Его похождения с девицами давно уже стали предметом плоских несмешных анекдотов, но сам Бонфуа нисколько не умерил своего пыла. Он не делал своим «дамам» никогда ничего плохого, но умел пустить пыль в глаза и запудрить мозги любой особе женского пола — неудивительно, что его так любили преподавательницы… К слову сказать, преподаватели мужского пола мстили Бонфуа, гоняя его к доске каждый раз, когда тот пытался отоспаться на задней парте после очередной интрижки. Моника снова нахмурилась. Ей совсем не хотелось соваться не в свое дело, но желание высказать все о Франциске казалось почти непреодолимым. Раз уж она взялась заботиться о своей подруге, ей следовало переступить через свои принципы и уберечь Аличе от любвеобильного извращенца! Нет, в самом деле — только одна Варгас не понимала стандартную схему его подкатов. «О, миледи, вы так прекрасны! Позвольте мне насладиться вашим чудесным обществом» — потом он собственно наслаждался этим обществом с учетом большого опыта, а потом оставлял свой телефончик на тумбочке в комнате у прекрасной дамы. Моника невольно бросила взгляд на тумбочку Алисы, заставленную милыми безделушками, и мгновенно рассвирепела. Да как этот идиот смеет трогать ее Аличе? Наивная девчонка уже потеряла голову от «неземного обаяния» — она бормотала о нем полдня, пересказывая его слова о «вечной любви» и была — после первого дня знакомства! — готова бежать за ним на край света… Это значило, что следующий шаг Франциска… В голову Моники сами собой полезли удивительно яркие картинки. Аличе, с распущенными волосами и сияющими глазами, тянется к Франциску за поцелуем… Вот он подхватывает ее на руки — легонькую, тоненькую, и шепчет на ухо что-то непристойное, а Аличе краснеет и улыбается, и вот… — МНЕ УЖЕ ХВАТИТ! — грозно рявкнула Байльшмидт, ударяя кулаком по письменному столу. Она сорвалась с места, и, впервые в жизни не закрыв двери, рванулась в соседнее крыло.…
Дверь Франциска оказалась украшена табличкой «просьба не беспокоить», и Моника, хорошо знавшая, что это означает, только укрепилась в своем намерении. — ОТКРЫЛ БЫСТРО! Считаю до трех, потом дверь чинить не буду! — предупредила Моника, решив все же постучаться — существовала же крошечная возможность, что Бонфуа делает сложный научный проект… ну, маленькая, где-нибудь на атомном уровне. — Что тебе нужно, Крауц? — из-за двери высунулась взлохмаченная башка. Помада на шее и расстегнутом воротнике рубашки были привычным вечерним украшением Франциска и лишь подтверждали смысл таблички «не беспокоить». — Ты не вовремя, моя радость, видишь ли, я немного занят… — Значит, так, — Моника бережно взяла парня за испачканный помадой воротник и вытащила из-за дверей, игнорируя весьма вялое сопротивление. — Мне наплевать, кто там твоя радость, а также с кем, а главное, чем ты занят. Ты... Ты целовался сегодня с Алисой Варгас? — неожиданно для себя выпалила она, приказывая мучительному замершему сердцу стучать размеренно и спокойно. И зачем, зачем она вообще… — Крауц, за кого ты меня принимаешь? — праведно возмутился тот. — Она совсем не умеет целоваться, так что этот этап требует долгой предварительной подгото… кхе-кхееееееее! — он закашлялся, потому что ладонь Байльшмидт нежно пожала ему горло. — Ты совсем озверела, Крауц? Ты хочешь моей немедленной смерти от твоих рук? — Нет, быстрой она не будет, — пообещала Моника, не ослабляя хватку — она была искренне уверена, что так информация усваивается намного лучше. — В общем, так… Если ты хоть как-то обидишь Алису Варгас… — МОНИКА! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! Немедленно прекрати! — раздался в другом конце коридора звонкий девчоночий голосок. — Моника! Ты с ума сошла? Пожалуйста, не трогай Франциска! Моника, пожалуйста, ну пожалуйста! — подлетевшая Аличе изо всех сил вцепилась в ее рубашку. — Он же не сделал тебе ничего-ничего плохого! — Он… он обманывал тебя! — руки Моники мгновенно разжались, и Франциск поспешно отодвинулся, потирая шею. — Я… я т-так беспокоилась! — она покраснела, как свекла, чувствуя себя несдержанной идиоткой. Господи, она в самом деле сошла с ума от одной лишь мысли, что Бонфуа и эта ласковая девчонка… — Франциск очень меня любит — он так сказал! — простодушно возразила Аличе Варгас. — Правда же? — Эээ, конечно, — помятый Бонфуа немедленно улыбнулся, и от этой лживой самодовольной улыбочки Байльшмидт снова мгновенно рассвирепела. Не тратя лишних слов, она распахнула дверь в комнату и сделала любезный приглашающий жест. Из комнаты раздался испуганный девичий визг, и неизвестная особа поспешно потянулась за одеялом.