…
В их комнате стоял нетронутый ужин, заботливо накрытый крышками и завернутый в полотенца. Заманчивые запахи разносились по всему коридору, но сейчас Монику мало интересовало кулинарное искусство госпожи Варгас — нужно было срочно обнаружить ее саму, тем более, что за окнами начинало темнеть, и как назло, подул мерзкий холодный ветер… Где могла быть расстроенная Алиса Варгас? Проходя мимо кустов жасмина, Моника уловила сдавленные тихие всхлипы. Тяжело вздохнув, она раздвинула кусты и опустилась рядом со сжавшейся в комок девушкой. — Ты замерзнешь, Аличе, и простудишься… — начала она, не представляя, что же следует говорить. — И потом — я же пыталась тебе сказать… Бонфуа… он такой не только с тобой, у него всегда много девушек. И каждой он признается в любви по новой… — она осторожно погладила Аличе по голове, поражаясь шелковистой мягкости ее локонов. — Ты прекрати реветь, ну пожалуйста… — Каждый раз по новой… но ведь так… Неужели так можно делать? — пролепетала Аличе, вскидывая заплаканные глаза, сияющие, как две звезды на вечернем небе. — Моника, неужели можно? — Нельзя, — жестко отрезала Байльшмидт, решительно хмуря брови и обещая себе все-таки взгреть Франциска. — Никогда нельзя. Но в понимании Бонфуа в этом нет ничего плохого… — Ты мне говорила… а я тебя не слушала… — прошептала Аличе, с трудом сдерживая слезы. — Я такая глупая… Мне так сильно хотелось, чтобы меня кто-нибудь любил… Я безнадежна, — она снова закрыла лицо руками и разрыдалась. — Аличе… — сердце Моники предательски сжалось. — Ты знаешь этого идиота всего два дня. Можно ли так убиваться из-за одного-единственного бабника? Он ведь не успел сделать тебе ничего плохого… — помедлив, Моника расстегнула наспех накинутую куртку и укутала поникшие плечи девушки. — Пойдем домой немедленно, ты замерзнешь! И… вообще, кто-то собирался меня кормить, так что если я умру с голоду, это будет на твоей совести! — Ой, точно, — чуть-чуть оживилась Аличе Варгас. — Я все уже приготовила, так что иди, поужинай, пока все еще не остыло… — Конечно, советуй мне бросить единственного друга в слезах, на холоде и в потемках! — грозно отозвалась Байльшмидт. — Вставай, Варгас, я несу за тебя ответственность! — Моника… а ты обнимешь меня? Пожалуйста… — Аличе взглянула на нее с такой тоской и отчаянием, что у Моники опять сжалось от боли сердце. — Всего на одну минуточку… — Хорошо, если потом ты пойдешь домой, — Моника легко прижала ее к себе и невольно вздрогнула — Аличе была очень… теплой… Обнимая ее, Байльшмидт впервые почувствовала себя кому-то нужной, сильной и несгибаемой. Ее Аличе никогда больше не будет плакать — она, Моника Байльшмидт, не допустит этого! — Пошли домой, ты голодная, — велела она и как-то незаметно для себя коснулась губами ее щеки. — И замерзла совсем… балбеска……
Моника лежала на кровати и смотрела на осеннее небо, густо усыпанное звездами. Ей совсем не хотелось спать. Аличе — почти без ведома хозяйки — уютно устроилась в ее мыслях и теперь улыбалась там, радостно векала, причесывала свои пушистые волосы и кружилась по комнате, примеряя очередное платье. Моника хмурилась, старательно выгоняя непрошеные картинки, но они, явно перенявшие упрямство от своей героини, все возвращались и возвращались. «Теперь Аличе и думать забудет о любви, — резко остановила себя Байльшмидт. — Вот и хорошо, будет уже намного меньше проблем с… соседкой… Пусть занимается лучше делом!» Моника улыбнулась, вспоминая, как прилежно мисс Варгас взялась после ужина за домашнее задание, накручивая кончик косы на палец и отчаянно сопя над сложными местами. — Давай, помогу, — не выдержала Байльшмидт. — Вот здесь у тебя ошибка, потому что х = 3, а не 8,5… — Ой, и правда!.. И теперь, кажется, я решила! Вееее! — Аличе обрадовалась так, словно только что изобрела вечный двигатель. Ну почему ей, Монике, было так приятно видеть счастливые глаза? Почему что-то внутри болело при виде ее слезинок?