По ясной и солнечной полянке, удивительно похожей на ее новую картину, с пышным букетом полевых цветов в руках бежала Аличе Варгас. Солнце играло на ее распущенных волосах золотыми бликами, светлые карие глаза сияли… Впервые в жизни Моника Байльшмидт пожалела, что не умеет рисовать — ей так хотелось запечатлеть этот светлый образ, сохранить его для себя навечно, чтобы Аличе всегда находилась рядом… Моника тяжело вздохнула, и вместе с ее печалью небо мгновенно заволокли серые, почти черные могучие тучи — полянку всколыхнул ветер, травы и цветы пригнулись к земле под его порывом, и темноту неба прорезала сверкающая быстрая молния.
ТАРАРАХ! — оглушительно бухнул гром, и одна из туч пролилась дождем, накрывая девушку в летнем платьице целой стеной мутных холодных капель.
— Аличе! Немедленно уходи оттуда! — Моника оказалась рядом, раскрыла неизвестно откуда взявшийся большой зонт, и утащила Аличе с открытой местности, видя, как на глазах далеко укатывается грозовой фронт.
Аличе, в липнувшем к телу платье, позволяющем разглядеть ласковые изгибы, обхватила ее за шею, нежно прижалась к ней, поднялась на цыпочки и сладко прильнула к ее губам, не обращая внимания на падающие цветы...
— Моника, если ты проспишь, ты меня убьешь, — раздался рядом нежный спокойный голос, и тоненькая ручка невесомо погладила ее по плечу. — Вставая, милая… ну пожалуйста… Давай, давай, просыпайся!
Только услышав знакомый смех-колокольчик, Байльшмидт поняла, что она не спит.
— Я встану сейчас, спасибо, — шумно выдохнула она, неохотно расставаясь со сладким сном.
День проходил за днем, и Монике пришлось, наконец, признать, что она совершенно сошла с ума — Байльшмидт все еще не решалась назвать вещи своими именами. Когда Аличе вертелась рядом, она не могла отвести от нее глаз, а когда та уходила куда-нибудь, Моника думала о ней, почти не переставая… Коварная девчонка то и дело являлась в снах, содержание которых становилось все более нескромным, и Моника просыпалась с горящими щеками и требовательно-тянущим, удивительно приятным ощущением внизу живота и ярким, пылающим теплом в сердце.
Ни одна из книг по психологии и этике отношений, как назло, не рассматривала подходящих Монике случаев — в солидных психологических изданиях почему-то умалчивалось о том, что предпринимать, когда живешь в одной комнате с девушкой, не имеющей никакого понятия о твоих чувствах, но при этом постоянно норовившей погладить по голове, прижаться и потереться носиком об плечо, тепло обнять и робко взять за руку, заглядывая в глаза…
Мало-помалу Байльшмидт стало уже казаться, что Аличе делает все СПЕЦИАЛЬНО, с неизвестными миру целями, но она тотчас отгоняла свои надежды.
«Хватит принимать желаемое за действительное. Это глупо, нелогично, и вообще иррационально, — напоминала она себе. — Аличе постоянно кокетничает с парнями, и это является самым лучшим подтверждением… Между прочим, тебе тоже нравятся мужчины… Ну, то есть, они должны нравиться, и когда-нибудь…» Моника вздыхала, нехотя признавая, что не представляет себя с мужчиной ни в каком из возможных смыслов.
Парни были хорошими друзьями, они оказывались проще и понятнее — от них не приходилось ждать всяких эмоциональных всплесков, и среди них попадались по-настоящему достойные экземпляры… Байльшмидт не понимала, почему не испытывает к ним и тени легкого интереса, и почему ее так тянет к своей соседке — плаксивой, рассеянной, нелогичной Варгас, каждый день рядом с которой был наполнен чередой бытовых проблем.
В глазах Моники Аличе вовсе не была окружена романтическим ореолом — она считала ее излишне эмоциональной, ленивой, несобранной, умеющей влипать в мелкие неприятности, растрепанной и восторженной… А еще у Аличе были ямочки на щеках и пушистые ресницы, и она никогда не жалела ласковых слов для Моники и всеми силами старалась ее порадовать… Байльшмидт таяла от сияния ее глаз, от звуков нежного, чудесного голоса и в очередной раз сердилась на себя — сколько можно? Варгас в любой момент может улизнуть с каким-нибудь одноклассником! Моника даже не допускала мысли, что Аличе может чувствовать к ней хоть что-нибудь, кроме обычного дружеского расположения, и упорно пыталась отгораживаться от объятий и поцелуев, игнорируя все старания бедной малышки Варгас.
…
— Антонио, мне нужно с тобой серьезно поговорить, — начала Аличе дрожащим голосом, и Карьедо с удовольствием согласился — ему очень нравилось общаться с Варгас, но кроме того, он втайне рассчитывал выпросить у Аличе еще пару фоток ее сестры.
— Всегда рад помочь, — подмигнул он, привычно забирая у нее тяжелую папку для рисования. — У тебя такое серьезное лицо, что мне даже стало не по себе…
— Мне тоже не по себе! Ужасно! — Аличе прижала руки к груди и посмотрела на него умоляюще. — Знаешь, Антонио, я совсем запуталась… Пожалуйста, скажи мне, что такое вообще — любовь, а то я, кажется, совсем ничего не понимаю… — она хлюпнула носом, пытаясь разобраться в собственных смешанных эмоциях.
— Вот тебе и раз, — захохотал Карьедо. — Не думал, что окажусь советчиком в таком деле. Ну, для меня любовь — это когда хочешь заботиться о человеке, помогать ему, и хочешь, чтобы он был счастлив…
— Мне хочется, чтобы ты был счастлив, но я же тебя совсем не люблю, — простодушно возразила ему Аличе.
Антонио хмыкнул и посмотрел на нее с хитринкой. Ему нравилась эта славная девчонка, одновременно мудрая и наивная, привыкшая кокетничать — и совершенно не замечающая своей сияющей красоты.
— Дружба — это тоже в некотором роде любовь, — согласился он. — Но я считаю, что та любовь, о которой ты меня спрашиваешь… Знаешь, ее невозможно с чем-нибудь перепутать. Тогда просто чувствуешь, как тебя тянет к человеку, ощущаешь, что с ним хотел бы прожить всю жизнь… Когда тебе нравится в нем все — достоинства и даже многие недостатки, когда видишь в нем то хорошее, что никто не видит… Да просто, когда понимаешь, что для него тебе хочется стать самым лучшим, когда счастлив только от того, что он существует… Но любые отношения, уверен — это огромнейшая работа.
— Я согласна, — нежно улыбнулась ему Аличе, с теплом в душе думая о Монике. — Веее, спасибо! Я поняла!
…
Моника в очередной раз пыталась оторвать от себя восторженную девчонку, привычно громко возмущаясь и так же привычно давя желание немедленно сжать ее в объятиях и никогда не отпускать:
— Варгас, ну что ты вытворяешь?!
— Веее! Ну Моника, я же люблю тебя! — протестовала Аличе, глядя на нее сияющими глазами. — Очень, очень сильно! А ты меня разве совсем не любишь?
— Люблю я тебя, люблю! — отмахивалась Моника, хмуря брови. Подобные заявления Аличе выдавала несколько раз на дню, и каждый раз к щекам Байльшмидт приливала краска. Ну КАК ЕЩЕ она могла объяснить девчонке, что когда та так крепко жмется к ней, ее мысли сами собой плывут во вполне определенную плоскость?
— Тогда обними меня! — немедленно требовала Аличе, искренне не понимавшая, почему Байльшмидт так напряжена и почему она еще ни разу не поцеловала ее в ответ так, как свою любимую — может быть, она все-таки делала что-нибудь не так? — Моника, я же тебе нравлюсь?
— Нравишься ты мне, нравишься! Варгас, немедленно займись делом, мы выбиваемся из графика подготовки к тестам! — снова краснела Моника, в очередной бесконечный раз повторяя слова про итальянский менталитет и абсолютно не замечая ясных влюбленных глаз и откровенной нежности, с которой Аличе ласкалась к ней. — Кхм, ты не могла бы сесть от меня подальше?
…
— Моника, а какие люди тебе вообще нравятся? — однажды грустно спросила Варгас, причесывая волосы и точно так же наивно не замечая, как Моника глядит на нее, то и дело хмурясь на саму себя и скрываясь за сборником задач.
Аличе была печальна — несмотря на ее старания, Моника в лучшем случае терпела ее внимание и совершенно не воспринимала всерьез слова о ее любви. Каждый раз она спешила оттолкнуть ее и скорее заняться делом, и никогда не целовала и не обнимала ее сама, и даже перестала брать ее за руку, а объясняя задачки, садилась как можно дальше… Аличе даже не приходило в голову, что Моника, боясь сорваться, пытается свести к минимуму любой тактильный контакт и чувствует себя последней озабоченной извращенкой.
— Мне? Т… т… «ты», — хотела ответить Моника, но еще сильнее сдвинула брови и стала перечислять: — Творческие, ответственные, умные, собранные… Те, кто всегда держит свое слово, любит трудиться — люди, на которых можно рассчитывать в любой ситуации…
— Вее… — Аличе зажмурила глаза, чувствуя, как тяжело и горько стало ее душе. — Теперь я все поняла…
