Игры с рабами

Чимину казалось, что его кожа плавится на груди, шипя и дымясь. Парень кричал до срыва. Из глаз текли слёзы, а ещё он обмочился, воняющая желтая жидкость потекла меж ног по холодной поверхности. Когда клеймо убрали, на месте осталась метка, означавшая новую жизнь — жизнь раба. Намджун смотрел на парня безо всякого интереса, пока Шуга отсасывал ему. — Он даже не потерял сознание, — усмехнулся кто-то из громил, когда Пака освободили и кинули на пол. Он просто плакал, кусая губы. Боль, как оказалось, была не такой сильной. Чимину хотелось ползти, по холодному кафелю, хоть куда, лишь бы ползти; лишь бы не жгло так ужасно. Больно, противно. — Убейте меня…убейте, — дрожащим голосом молил парень. Его лёгкий макияж размылся по красному личику. — Заткнись, — снова чья-то нога наступила па спину. Чимин замер, всхлипывая. — Ты ведь ещё девственник? Ничего, это легко исправимо. Исправимо.       Смерть милосерднее, чем-то, что делают в этом доме. Им не сломить меня! Не сломить мою волю. — Я никогда не стану твоей шлюхой! Удар пришелся ровно по затылку. Перед глазами всё потемнело, тело Чимина обмякло. Я Шуга. Это парень напоминал мне меня же. Когда-то такой же загнанный, заплаканный, умоляющий о смерти. Но смерти нет. Нет и жизни. Придя в себя, Пак Чимин увидел, что находится в другом помещении, его шею сковывал ошейник, на руках и ногах оковы. Приглушенный свет падал жалкое подобие собачьей будки, только размером побольше, мыски наполненной какой-то тошнотворно воняющей дрянью. От внешнего мира Чимина ограждали огромные прутья, тянущиеся от пола до потолка, словно тюремная камера. Сердце упало куда-то в пятки. Чимин хотел было рвануться, но слишком короткая цепь затормозила его на третьем шаге, ошейник острым металическим краем впился в нежную шею. Пак испустил сиплый кашель и отступил назад. Послышались шаги, ближе и ближе, и ближе. Вот и показался высокий силует. Снова он, этот урод. В силу настроения Ким Намджун был обет в белую рубашку, не заправленную в облегающие черные джинсы и обут в черные лакированные туфли с острыми носками. Его волосы были аккуратно уложены, а рядом снова тот самый странный парень, ползущий на четвереньках. В этот раз Чимин смог рассмотреть его: серебристые волосы, бледная кожа; на парне был намордник, как у собаки, а сзади вилял лисий хвост (не оставалось сомнения, что это была анальная пробка). Глаза широко открылись. Это низко, мерзко и… о человечности не было и речи. Но чем ближе эти двое приближались к новому «обиталищу», тем явственнее было видно, что этот парень всем доволен, давно смирился и ему даже нравится. Шаги прекратились, и эти двое остановились в двух шагах от камеры. — Как тебе новый дом? — с нахальной усмешкой спросил Ким, снова так же забавно склонив голову вправо. — Шуга, вернись в свою комнату и подожди меня в своей комнате. — Странный парень потерся об ногу хозяина, тот пошлепал по ягодицам раба и снова повторил: «Иди-иди», затем приковал всё внимание к новенькому, непокорному рабу. — Я предупреждал тебя, но ты меня не услышал. Мне придётся тебя немного перевоспитать, переубедить. — Пошел ты, — всхлипнул Чимин, снова рванувшись и снова закашлявшись от пережимающего шею ошейника. Намджун усмехнулся: — Идти так идти, — и сделал шаг вперёд. Скрипнула дверца и с металическим лязгом закрылась. Теперь они были один на один в этом уродливом, давящем на нервы помещении. Молодой человек прислонился спиной к прутьям и скрестил руки на груди: — В последний раз говорю тебе, будь паинькой. — Иди в задницу, сука, — сквозь слёзы прошипел искусанными губами Чимин, удалившись в другой конец «камеры». Выражение лица Ким Намджуна, он резко оттолкнулся от прутьев и подошел к Паку вплотную, схватил его за волосы и резко рванул вниз, заставляя поднять голову и заскулить. Щёки заливали слёзы, парень слабо дергался. Рука рванула сильнее, и Чимин опустился на колени. Намджун уткнул парня лицом в пах. Тот снова начал брыкаться, за что получил коленом в грудь, боль разлилась аж до самого клейма, и оно запульсировало так, что дыхание перехватило, свело зубы, словно в рот напихали льда. Ким расстегнул ширинку и вынул порядком налившийся член (белья молодой человек не носил). — Соси, сука. — Пак отвернул голову, поморщившись, но вторая рука Намджуна схватила парня за нос, заставляя открыть рот и умело засунул член по самое горло. Пак задрожал и издал какие-то булькающие звуки. Он готов был вывернутся наизнанку, такой сильный был рвотный рефлекс. Через несколько толчков Пак сдался, подавляя рвотные позывы, тяжело дыша, с опаской, дрожа. Рука отпустила нос. У Чимина глаза слезились, он чувствовал как набухал чужой член во рту, как пульсировал, как движения навстречу стали резче, глубже. Вторая рука всё ещё держала волосы. Не доведя дело до конца, Намджун вытащил член изо рта непослушного мятежника и посмотрел в глаза, красные от слёз. На самом дне зрачков плескалось горе, боль, страх, ненависть. Чимин хотел домой, к матери и отцу, в свою комнату. К друзьям, хотел ту самую нормальную жизнь, которую у него отобрали. Но вместо этого лишь снова тот вопрос: «Ну что, будешь умничкой?». А ответ всё тот же. Резкое движение, и Чимин уже лежит в ногах молодого человека и снова плачет. Голова уже раскалывалась. Это моральное унижение.       «Вам меня не сломать. Не сломать. Никогда.» Намджун присел на корточки и потянулся рукой в будку, вытаскивая оттуда плети, кляп, резиновые члены, вибраторы, анальные пробки, намордники. Взяв одну из плетей, Ким встал во весь рост и глянул на всё ещё лежавшего Чимина. Жалкое зрелище никогда не касалось души молодого человека. Подойдя к парню, Намджун поднял его за ошейник и грубо поцеловал в губы, больно прикусив губу до крови. Пак заскулил, и в это время Ким нанёс первый удар по груди, в мгновение ока на коже налились красным полосы, широкие и раскосые. Пак вскрикнул, разорвав поцелуй, новая порция слёз хлынула по щекам. Снова удар и снова, и снова, и снова. Тело, исполосованное уже до крови, дрожало, силы покидали Чимина. Он вскрикивал, но, к своему испугу, ощущал как крепнет член и внизу вкручивается незнакомая пружина сжималась внизу живота. Вскоре Намджун поставил парня на четвереньки и начал охаживать аппетитные, упругие ягодицы, смотря как сочится кровь из полосок. Пак вскрикивал, и эхо его голоса разлеталось по помещению, рикошетило от стен, потока и пола, и растворялось. — Ну что, подумал? — Сука… Ненавижу тебя, мразь… — плакал Чимин. — Тебе не сломить меня… Не сломить! Канцелярский нож с тонким и острейшим лезвием оказался у Намджуна в руках словно из воздуха. Снова схватив Пака за волосы, Ким начал проводить довольно глубокую полосну недалеко от правой лопатки, наблюдая за стекающей струйкой крови. Парень закричал настолько громко, насколько позволяли голосовые связки. Тело почти парализовало от жуткой боли. Затем такую же полоску Намджун делал и слева. Пак опустился на локти и ревел, задыхаясь, сердце вырывалось из груди, но в итоге просто безуспешно билось об белоснежный мрамор рёбер. — Нравится так, м? — в ответ слёзы, истерика, в воздухе уже витал запах страха, кисловатый, и острый запах пота. Резко вздернув Чимина вверх, Ким прижал его грудью к прутьям и резко, без растяжки, по самые яички; послышался шлепок, утонувший в болезненном вскрике жертвы. Маленькие пальчики ухватились за прутья, зубы стиснулись до ноющей боли в висках. Молодой человек начал двигаться, не дав даже привыкнуть к присутствию чужого органа внутри. Нежные стенки сжимали, слегка затрудняя движения, но от того трахать Пака становилось в разы приятнее. Одна рука продолжала держать за волосы, другая вцепилась в бок, и парню казалось, что длинные пальцы вот-вот вырвут печень. По внутренней стороне бедра стекала тонкая струйка крови. Мои внутренности. Всё горит огнём, болит. Пульсирует. Этот член, кажется, разорвёт меня внутри. Больно. Больно. Унижение. Лучше бы этим ножем он мне горло перерезал. Так было бы куда милосерднее, чем сейчас, когда он трахает меня…