Игры с рабами

      Наверное, самое странное и саое раннее воспоинание Намджуна о Хосоке это один из весенних дней. Ким хорошо понил, тогда шел ливень, и пришлось прятаться под навесом круглосуточного магазина, прижимая к себе бутылку пива и пакет с чипсами. Радость студенчества. Конечно, Намджун не бедствовал, как многие ученики университета, в котором он учился, но на то время шатен очень экономил. Хосок появился внезапно, весь в синяках и с разбитым носом, который закрывал ладонью. Начало разговори у них, намджун понимл, было тоже весьма странным. — Чувак, есть закурить? — в голову запал этот хриплый от простуды и боли голос. На парне теплая толстовка, разодранные на коленях черные джинсы и модные кроссовки красного цвета, они, кажется, единственное, что не пострадало, волосы запутанные, с них стекала грязная вода, а тело незнакомца била дрожь. — Тебе бы в больницу, а не сигарету, — сказал это Намджун, но всё же протянул сигарету незнакомцу. — За что тебя так? — следующей подачей была зажигалка, простая черная с рисунком тигра. Чужие дрожащие пальцы никак не могли справиться с колёсиком, и парень чертыхался. — Давай-ка я, — Ким взял зажигалку и лишь два раза чиркнул колёсиком. Сигаретный ды заструился под навес. — Спасибо, — облачко вылетает изо рта. — Я, кстати, Хосок. — Намджун.       Тогда ещё не тот жестокий тиран, но уже в сердце с этим странным человеком, единственным, кто сог приручить дикого зверя одни своим появлением. От этих воспоинаний по спине стая мурашек пробегает. Смешно, нелепо и правдиво. К счастью или к сожалению, но даже это не делает Ким Намджуна более человечны, как, например, его брат Ким Сокджин. Глупый брат, ничего не пониамющий. Миро Намджуна правит тирания и насилие. его удовольствие в крови, боли и страданиях ждругих. Мир Джина более человечен. пусть и построен на деньгах, но не запачканых кровью.       Шуга ластится к своеу хозяину, зацеловуя еу шею. — Без засосов, — говорит Намджун. Сегодня он добр, спокоен, он просто сиди в кресле, посадив на себя своего раба. Они давно не были вместе, и сейчас самой большой наградой для несчастного является возможность восседать на крепких бёдрах и отираться задом об стояк господина. Наджун просто пьёт вино из дорогого бокала, который когда-то подарил ему отец. И Ки всегда думал, жалеют ли родители о то, что Намджун появился на свет, что они дали ему жить? Жить или существовать?       Небольшая квартирка встретила парней запахом пыли и кофе. Намджун зашел за прихрамывающи Хосоком и закрыл дверь на два оборота. — Ты всех так доой приводишь? — поинтересовался парень, стаскивая обувь. Ки пожал плечами: — Нет. ты первый, кого я привел вот так, с первого знакоства. — Странно, — Хосок осмотрелся и ему показалось, что только что он осотрел почти всю квартиру, такой небольшой она была, но при этом внушала какой-то настолько родной уют, что в душе свернулся мягкий клубочек, почти живое существо. — Идём на кухню, хоть раны промою тебе, а то лица не видно, рассмотреть не могу, — Намджун кивнул в сторонуужасно тесного помещения. Тусклый свет лампы довольно больно ударил по глазам, Хосок сел на стул и выздохнул. — У тебя можно тут курить? — Тут курят во всех углах всех комнат, — шатен повернулся к новоу другу с ваткой и тёмной банкой перекиси. — Только не ори на всю квартиру, а то подумают, что я тебя убиваю. — Хосок несильно ударил Кима в плечо. Оба рассмеялись. Наджун старася аккуратно вытирать кровь с уголка губ, с носа и брови, со скулы и костяшек. Чон тихо шипел, но, как в детстве, больно не было. — Далеко живешь? — Общежитие. за четыре квартала отсюда. — А тут ты какого делал? — Я. . .с парнем расставался.       — Господин, у вас стоит, — хрипит Шуга, уче чувствуя как низ живота скручивает и стонет. Шуга хочет член Кима, хочет его в себе. — А ты хорошо попросишь? — Намджун снова делает глоток вина и нечаянно проливает неного на белую рубашку. Шуга замирает в испуге, думая, что это он виноват. — Х. . .хозяин, вино. . . — Знаю, не важно, — Ки уже сам хочет. Перед ним его фаворит, во всей красе, готовый, тёпленький. Длинные пальцы скользят по тонкой спине вниз и хватаются за хвостик анальной пробки, начиная нею двигать и дразнить Шугу.       Они сидели на кухне и пили пиво, зажовуя чипсами, они разговаривали обо всё и ни о чё, они смеялись и открывали самые глубокие тайны. И кухня впитывала их в свои стены, в мебель, дышала и переполнялась каждым сказанным словом. Она стала молчаливы свидетелем откровения между малознакоыми, но уже сроднившиися людьми. Выкурены полторы пачки сигарет, допито пиво, даже то, которое Ким оставлял как запас, если вдруг закончатся деньги. Запас понадобился, но для нового чесловека в жизни шатена. — У еня кровать только одна, — говорит Намджун, когда на часах за полночь перевалило, и они с Хосоком в спальной комнате оказались. Тот пожимает плечаи: — Я и в кресле хорошо поещучь. — Брезгуешь? — улыбка у Кима масляистая, развратная. Так кажется. — Отнюдь, — Хосок сниает толстовку, и Намджун упирается взглядом в покрытое синяками красивое тело. Во рту моентально пересохло, а сердце пропустило удар. Едва отвёв взгляд от Хосока, Намджун стащил с себя кофту и джинсы и заполз под стену. — Идешь? — приглашение звучало так, словно они давно уже спят вместе и в этом нет ничего странного. Это нравилось и пугало Наджуна. Хосок заполз на свою половину. Постельное бельё давно пропахло его обладателем, и Чон зарылся в наволоску носом, закрывая глаза. — Тебя так сильно рубит? — донеслось до парня со стороны стены. — Нихера, — фыркнул Хосок, понимая, что попался, но даже не осознавая, что на саом деле попался Намджун, редки, экзотический зверь, дьявол в обличьи ангела.