Игры с рабами

Плевать на руки. Правда плевать. Сейчас противнее всего эти губы, которые так обманчиво нежно шарятся по тонкой шее. Тело откликается на прикосновения, и от этого Шуге хочется сгореть. Он мысленно ищет спасение в наспех придуманных молитвах. Сейчас он ненавидит всех — себя, хозяина и этого человека в черном. Его прекрасный образ, которым он не один раз радовал Ким Намджуна в миг стал омерзительным тоже. Впервые ему захотелось сбежать отсюда. Пальцы, недавно сжимающие волосы уже оказались под платьем и крепко сжимали член, но рука не двигалась, а вторая ухватилась за веревку, соединяющую связанные руки и ноги и тянул назад, в желании завалить партнёра на спину. Юнги держит лицо, лишь губы поджаты и закрыты глаза. Нет, он не застонет. Сбитое дыхание и дрожь пустяк. Встал член? Естественная реакция. Нежность убивала. Чужая, какая-то дикая и совсем неправильная. Хотелось закричать, завопить. Хосок наслаждался. Ему нравилось как блестят серебряные волосы при свете солнца, как светится бледная кожа. В лунном свете она просто божественной должна быть. Однако. Везунчик Джунни. Такую лялю себе прибрал. Хосок внезапно резко дергает за веревку, и Юнги валится на спину, больно придавливая собственные руки, неестественно выгибая пальцы ног, что казалось, сейчас они сломаются, довольно больно ударился затылком, не смотря на то, что в помещении был ковёр. Захотелось закричать. От боли. Хотелось умолять перевернуть его, Шугу, на живот. Нет, он смолчит. Он ничего не скажет, не пискнет. Он дал себе слово. Он стонет только под Намджуном, только от его рук, по его приказу. Только с ним и только для него. Это ненормальная одержимость, почти болезненная фанатичность и такая грязная реальность. Вот что правильно. — Так гнёшься, малыш, — усмехаются ненавистные губы, пальцы сильнее сжимают член, и Мин готов пищать. Он чувствует как звук царапает горло, но упрямство сильнее. Спина начинает болеть, поясница ноет. А ведь Намджун и не так издевался. Шуга помнил все иголки под ногтями, воск, сперму, все плети и ножи, гири, которые, казалось, вот-вот раздавят, все прутья, каждый укол возбудителя, ту смертельную дозу, все зажимы и способы связывания. — Ты ведь любишь игры? — усмехается Хосок, убирая руку из-под спины раба, и Юнги стискивает челюсть до ноющей боли в висках. — Я вот люблю. Уверен, Намджун показал тебе самые любимые игры. Он часто ими баловал своих рабов. Я могу показать тебе одну из них. Думаю, тебе понравится. Тело вздрогнуло. Рука, обхватывающая член, исчезла, и Шуга оказался на животе. Чужие руки задрали юбку платья и принялись оглаживать ягодицы, иногда отвешивая сильные шлепки, от которых Юнги дергался. Он уже представлял сколько следов на нём будет после этой встречи. Он уже представлял, как будет разочаровывать хозяина, потому что сил уже просто не будет, потому что его явно покалечат, если просто не убьют под конец развлечения. — Намджун приказал. — Эта фраза, как смертный приговор. Сейчас звучит именно так. Намджун приказал. Хосок слоняется и проводит языком по правому бедру, от резинки юнгиевых чулков, по ягодице, с бледным отпечатком ладони и до ямочек, что немного ниже пояса, затем назад, и сильно прикусывает нежную кожу на внутренней стороне бедра. Он слышит тот самый звук, когда она, кожа, лопает, чувствует слабый вкус крови, слышит как тяжело сопит жертва. Шуга дрожит от боли. Перед закрытыми глазами черное марево, как одежда Хосока, с красными вкраплениями, точно эти волосы. — Вкусный, — Чон отрывается от бедра и пальцами давит на рану, заставляя кровь сочиться и течь по коже, затем ловит капельку на указательный палец и тянется к губам Шуги, когда тот поворачивает голову в попытке посмотреть что происходит сзади. — Попробуй. — Подушечка пальца размазывает красную жидкость по кукольным губам. — Это его приказ. — И Шуга поддается, обхватывая фалангу чужого пальца, посасывая её, чувствуя как внутри всё в комки сворачивается. Но Хосок на этом не останавливается, просовывая палец чуть глубже в горячий рот, и добавляет к нему второй, свободной же рукой мужчина легко вздергивает вверх зад Шуги. — М, какой вид. Красивая сучка. Тебе очень пойдет то, что я приготовил тебе. Ты оценишь. Но для начала мы прогуляемся. ✘ Длинный коридор с каменными стенами закончился уже давно, и Хосок вывел Юнги к лестнице. В этой части Шуга бывал очень редко. Он знал, куда ведёт эта лестница. Когда-то это стало его первым путём к становлению собственностью Ким Намджуна. Из самых низов доносился запах гари и жженой кожи, казалось, если прислушаться, то даже можно услышать вопли жертвы и смех тех громил, что ставили клеймо. Собственное уже давно не болело, иногда Юнги и вовсе забывал, что оно есть. Хосок милосердно освободил ноги Шуги от ненавистных веревок. Но нормально идти было сложно, ужасно неприятное, дикое чувство от прилива крови к конечностям заставляло их подкашиваться, и Мин напоминал покалеченную птицу, наряженную в клоунский костюм, а именно таким сейчас казалось ему это шикарное платье из дорогой ткани. Хосок повел Юнги вверх, подальше от зловонного места. Шуге казалось, что его ведут на казнь. А лучше бы именно так и было. Этот человек, которого он видел в первый раз пах его хозяином, бел несдержан и нежен одновременно. Это пугало, отталкивало. Вот и коридор с множеством картин, статуй и какой-то мебели, несколько дверей, и за одной из них Шугу ожидает ад. Но это приказ Намджуна. Не приказ… …предательство. Издёвка. Внезапно Шуга вспомнил Чимина. Вспомнил и… понял. Дубовая дверь с кованной черного цвета ручкой скрипнула, и Хосок затащил Шугу внутрь, словно хищник затаскивает добычу в логово. Комната купалась в нежном неоново-красном свечении, но можно было разглядеть позолоченный отблеск обоев. На стенах плети, наручники, веревки для шибари, дилдо, анальные шарики, затычки, кляпы, зажимы, ремешки, наборы свечей. Посредине огромная кровать, на которой лежала огромная черная коробка, перевязанная золотистой лентой. — Хочу чтобы ты примерил подарок, — сказал тихо Хосок, и Шуге показалось, что в чужом голосе он слышит нотки хозяина. Мужчина закрыл дверь на защёлку, подошел к Юнги вплотную и освободил руки, но сразу вытащил из кобуры пистолет. — Ты так послушно шел сюда. Продолжай так же, и награда будет сладка. Я обязательно расскажу твоему господину, каким ты был. Ты ведь любишь, когда он хвалит и награждает тебя? — Парень губы поджал, и это сочли ответом. — А теперь снимай платье. Юнги едва двигал руками. Они казались тяжелыми, свинцовыми, хотелось их безвольно опустить и умолять этого человека действовать самостоятельно, как ему вздумается. Дуло пистолета елозило по левому виску. Неужели он действительно может выстрелить? Неужели Намджун дал одобрение даже на такое действие, и даже глазом не моргнул? Или это бутафория, и там нет патронов, и это вообще зажигалка? Юнги помнил такую у Кима. Это было его первым испытанием. Тогда Мин обмочился, позорно рыдая и дрожа, тогда ещё долго его преследовал злобный смех Намджуна, его долго тошнило от вкуса собственной мочи во рту, ведь Ким заставил его вылизывать пол. Шуга практически сцарапывал платье с себя, ведь до молнии на спине было тяжело дотянуться. — Сложно? — осведомился Хосок, с поднятой левой бровей наблюдая за потугами. — Помочь? Попроси, и я помогу тебе, детка. Ну, Шуга, не упрямься, иначе ты меня разозлишь, а я не люблю калечить красивых куколок. М? Губы открылись в немой просьбе. Выдавить из себя себя слова оказалось куда сложнее. Шуга шумно втянул носом, опустил глаза: — Прошу, господин… — Чон, — мягко закончил Хосок и развернул Юнги к себе спиной. Одним движением длинные пальцы расстегнули молнию, и платье сползло с тощего тела. Чон застыл. Вид, открывшийся ему сейчас, поразил, кажется, на долгие годы. Ровная спина, тонкая талия, аппетитные ягодицы и тонкие ноги. Теперь я понимаю тебя, Намджун… ✘ Ремешки портупеи прекрасно смотрелись на теле Шуги. От самой шеи, вниз, по груди, животу и ногам. Хосок не пожалел о том, что приказал не снимать чулки. — А вот теперь сыграем. — Лента, до недавнего обматывающая коробку, оказалась на глазах Шуги. Приятная, плотная ткань. — Думаю, тебе знакома эта игра. Мин Юнги вздрогнул. По комнате разнесся звук предохранителя. — Открой ротик, — дуло соскользнуло с виска, мазнуло по щеке и надавило на губы заставляя их послушно раскрыться. Холод оружия заставлял замирать, давиться слюнями и вдохами. Хотя лучше бы просто захлебнуться или задохнуться. — Как думаешь, он заряжен? — с усмешкой спросил Хосок, возбуждаясь от происходящего. Шуга пожал плечами. Ему было всё равно, но лучше чтобы этот пистолет оказался настоящим и патроны в нём были. — Проверим? Плевать. Выстрели если хочешь. — Если ты проиграешь, будешь нести наказание. Если выиграешь, получишь приз, — прошептал Чон. — Но для начала должен сесть ко мне на руки. Юнги послушно поднялся, не выпуская изо рта ствол пистолета и вжался в Хосока, позволяя тону одной рукой приподнять тощее тело, усесться на кровать и посадить жертву сверху. От Хосока исходил почти не человеческий жар. Одежда уже пропахла Шугой. — Единственное условие: ты должен двигаться, — свободная рука похлопала по ягодицам. Юнги чувствовал как ремешки скользят по оголенной коже, и это оказалось чертовски приятно. Он начал отираться пахом об пах Чона, продолжая скользить языком по пистолету. Извращенная форма игры, немного видоизменённая Хосоком. Он просто хочет, чтобы я застонал. Я должен держаться, но, блять, мне так… хорошо! Голова шла кругом. Хосок нажал на спусковой крючок. — Пусто, — первый шлепок в раках начавшейся игры. Шуга вздрогнул, выгибая спину и грудью в бронежилет вжимаясь. Второй и третий раз тоже оказались не на пользу Мина. — Ты плохо в неё играешь, детка, или просто жаждешь наказания? Шуга уже и сам не понимал, просто тупо отираясь об каменный стояк Хосока, как течная сука. — Последняя попытка, — мурлыкнул Чон, решив поиграть с сосками Шуги. Горячие пальцы ухватили бусинку правого соска и начали крутить, сжимать и оттягивать. Такими темпами Юнги не выдержит. Он кончит быстрее, чем член Хосока окажется в его заднем проходе. Это сводило с ума. Играть уже не хотелось. Было понятно, он, Мин Шуга, проиграл. Из горла вырвалось невнятное то ли мычание, то ли стон, то ли просьба. — М, ты что-то хочешь сказать? — усмехнулся Чон, уже насилуя левый сосок. — Гхммм… — тонкие брови нахмурились, а изо рта потекла струйка слюны. Чон вытащил пистолет, наблюдая, как шкая мокрая ниточка, тянется от красивых губ к дулу. — Не могу больше, — таки простонал парень, ускоряясь. — Я плохо играю, господин Чон. Просто… аххх, накажите меня. Только бы быстрее это закончилось. Мерзкий ублюдок.