Игры с рабами

три года назад Машина ехала в закат, ярко-оранжевый с вкраплениям лилового и розового, пахнущего дорогой и бензином. Нога вжимала педаль газа почти в пол, мышцы ныли от напряжения, глаза щипало от подступающих слёз. Ким Сокджин впервые чувствовал отвращение к себе. Стыд голодным зверем пожирал изнутри. Как он мог? Как мог Намджун? Губы горели, словно по ним ударили сапогом пару раз — последствия поцелуя, после которого… Боже, нет, это уродливо, аморально. Инцест — давно пережитый кошмар. Этот этап давно пройден человечеством и не является нормой. Но только не для Ким Намджуна, так грубо и властно царапающего бока Джина и говорящего пошлости, от которых почти тошнило, словно от большого количества алкоголя. Телефон разрывался звонками на соседнем сидении. Звонил отец, и мать два раза. Говорить ни с кем не хотелось. Джин знал, что голос выдаст его состояние. Ему было мерзко. Поворот, за ним спуск вниз, мимо набережной. Хотелось выйти, спуститься к воде, вдохнуть воздух, но казалось, стоит ему выйти, все взгляды гуляющих там людей обернутся к нему. Казалось, что они знаю. Знает весь мир. О Боже, это параноя, это клиника. До чего его довел Намджун?!

***

— Расслабься, — мурлычет Намджун, проводя длинными пальцами по рукам брата. Джин в незавидном положении — руки связаны над головой собственным галстуком, галстук младшего служит кляпом, по подбородку стекает тонкая струйка слюны. Молодой человек стоял на коленях, и ковер сильно натирал кожу. — Если ты послушаешься, будет хорошо. Мы это проходили, помнишь ведь? Джин замычал, хмурясь и снова дергаясь, чем вызвал усмешку у брата на полных губах. Чудовище плотоядно облизалось, разве что не зарычало утробно. Чужие руки мгновенно освободили Сокджина от брюк и трусов. — О, да ты посмотри на себя, негодник, — у шатена глаза загорелись сильнее, — ты возбужден. Нравится быть в таком положении? Нравится, когда тебя связывают и насилут? Или нравится, когда это делаю я? От насмешки захотелось плакать. И не только от нее. Джин не мог ни ответить, ни ударить. Его пристыдили, его насилуют, а его тело активно реагирует на такие действия. Да ещё и от кого?! От родного брата. От этого монстра! Спасения нет. В бога Джин никогда не верил, как и Намджун. Он никогда не молился, но сегодня, сейчас он готов был выдумать бога, только бы это закончилось. А Ким Намджун ликовал. — Ты же любишь меня, братик, — шатен не спрашивал, он утверждал. Глаза насмешливо щурились. — Ты же будешь готов для меня на всё? Я прощу тебе долг. Будь паинькой. — Мхгггм… — Что? Не слышу. Наверное ты просишь вместо кляпа мой член, — Намджун нагнулся к лицу брата и погладил по щеке, затем ударил, сильно. Гулкая пощечина заставила Джина вздрогнуть и поморщиться. — Ты столько бегал от меня, думал, что я забуду тебе такое? Должники должны или платить, или быть наказанными. Помнишь, папа всегда говорил, что долг перед членами семьи — самое не благодарное дело, но если он есть, то его нужно уплачивать? Ты член нашей семьи. И ты в долгу. — В ходе своей огненной речи Намджун расстегивал пуговицу и ширинку дорогих брюк, которые вместе с нижним бельём упали гармошкой вниз. Руки потянулись к импровизированному кляпу: — Попробуешь закричать или противиться, я сверну шею сначала твоему любимому слуге Джувону, а потом и тебе. Если тебе дорога его жизнь, будь послушным. У Джина текли слёзы по щекам, обжигая и раздражая. Он подстилка, шлюха своего брата, но не брат, не родной и любимый человек, которого ждут дома. Он лицо семьи Ким. Красота. Он будущее своей семьи. Я Джин. Красавчик, любимчик. Я Джин, и мой брат — моё проклятие. Мой кошмар. Позором и слезами я уплачиваю многолетний долг перед этим чудовищем. Отец учил нас не оставаться в долгу и не влезать в него. И я оступился. Я Джин, и сейчас мне так хочется умереть. Головка члена надавливала на чужие губы. — Ну же, — снова пощечина, но Джин сопротивлялся, тяжело дышал и сильно сжимал челюсть. — Ты помнишь моё обещание? — сердце быстро стучало, от этого Джин покачивался слегка, перед глазами всё плыло и прыгало. — Что ж, как знаешь. Джувон-а! — Нет, — хрипнул Сокджин, вздрагивая всем телом. Дверь тихо скрипнула, и слуга покорно вошел в спальню. Он не смотрел на молодых хозяев. — Становись напротив меня. Ты будешь зрителем, единственным, и свидетелем тому, что мой брат уплачивает долг. Ты будешь молчать и не отводить глаз, ты не будешь дрожать и плакать, иначе я сломаю шею твоему господину, а ведь он тебя так любит. Я тоже его люблю, и сейчас ты и этому будешь свидетелем. — Джувон робко прошагал к стене и стал напротив Ким Намджуна, глаза испуганные и влажные устремились на Джина. — Постарайся для него, братик. Долг есть долг. Джин почти задыхался. Кожа головы горела, горло раздирало, словно по нему внутри наждачкой проводили. Намджун вбивался грубо и глубоко, задерживаясь, заставляя Джина хрипеть и дёргаться. Изо рта по подбородку стекали слюни и естественная смазка. Руки онемели, болели колени, кожа на них покраснела. Позор. Позор, который надо пережить. Просто перетерпеть. Ради Джувона. Ради покоя. Позор, который в кошмарах ночных будет сниться Джину. Намджун вдалбливался в узкое горло, чувствуя, что вот-вот кончит. Наполнить этот рот своим семенем, видеть как оно стекает по чужому подбородку — божественно. Это стоит всех видов, которые открывались Намджуну. — Готов принять мой подарок, братик? — хрипло выдохнул шатен, сжимая волосы брата сильнее. В глазах, смотрящих снизу вверх смирение, отрешенность. Джувон тоже удостоился взгляда гостя. Как и было приказано, парень стоял смирно и смотрел. Намджун проверял его каждый раз, когда только приходило в голову. — У тебя послушный слуга, — шепнул он брату. — Джувон-а, ты молодец. Хороший и послушный. Я рад, что именно ты оказался подле моего братца. Намджун толкнулся так глубоко, как только мог и слегка выгнулся в пояснице, кончая Джину в рот. Старший задергался и захрипел, закрывая глаза. Вкус был так омерзителен, что в горле начал образовываться ком тошноты. Мерзко и унизительно. А ещё катастрофически не хватало воздуха. — Спасибо за приём, — шепнул Намджун, и Ким Сокджин провалился в темноту.