О чем пела мельница

      Варвара тихонько ходила по дому и заглядывала во все двери. Попадавшиеся ей девки отвлекались от работы и спрашивали, не надобно ли чего, но хозяйка молчала. Ей не было нужды звать Федора, и, выйди он из-за угла, ей было бы вовсе нечего сказать, но ее смущало, что она не знает, где он. Не найдя мысли лучше, она зашла посмотреть на своего спящего сынка и рассеянно погладила белого кота, угревшегося в падавших из распахнутого окна солнечных лучах. Очаровательный зверек с яхонтовыми очами и без ее ласки мурлыкал – гуслей не надо, даже няньку убаюкал: та сидела в углу и похрапывала себе над каким-то рукоделием.       Откуда он, кстати, взялся?..       – Котик-усатик, ты не знаешь ли, где Федор Алексеич? – спросила женщина, поглаживая белую макушку, и вздохнула вовсе грустно. Красивый, милостью Божией здоровый ребенок, дом полной чашей и даже замечательная звонкая кошка, а порадовать этим некого. И утром, когда малютка сидел у нее на коленях и смеялся невиданной белой птице, веселившейся за окном, мужа тоже не было рядом. Она привыкла не видеть его месяцами, но сейчас отчего-то тоска нападала.       Щемящее чувство в груди было легче переносить, если не сидеть на одном месте, а хотя бы бесцельно бродить по дому, но она не прошла и половины своего пути, как ее потянуло обратно к сыну, будто звал кто. И на этот раз рядом со спящим крошкой, любуясь маленькими ручками и шелковым пухом на голове, сидел и сам Федор. Он, видимо, узнал шаги жены, потому что даже не обернулся взглянуть, кто входит:       – Мне белый котик промурлыкал, будто ты меня искала.       Варя обвела глазами комнату: кота нигде не было, и у нее едва не закружилась голова. Ну конечно.       – Что же ты делаешь, Федор Алексеич? – тихо спросила она.       Он все же повернул голову – в голосе жены ему явственно послышался мягкий упрек:       – А что я делаю, Варенька?       – Не мое это дело, Бог тебе судья, – проговорила она быстро, чтобы Федор не подумал, будто она чем недовольна, потому как перечить такому мужу было все же опасно, – да вот только уедешь ты – дитя плакать будет: подай да подай ему белого котика, который такие звонкие песенки знает. Что же я ему скажу, свет мой ясный?       В его красивых чертах отразилось веселое недоумение:       – Много дел у меня в Москве да в Слободе бывает, но такого еще не задавали! Почему же ты думаешь, что я знаю, где здесь взять какого-то кота? Али просишь, чтобы я такого купил у торговых людей заморских?       – Не прошу я ничего, Федор Алексеич! – она снова привычно опустила глаза и заговорила тихо, задумчиво. – И загадок тебе не загадываю. Только, когда ты на службе, здесь на многие версты вокруг нет белых кошек – вот и весь сказ.       Она повернулась, чтобы идти, но он быстрее ветра шагнул к ней, обнял за плечи так, что дух захватило, и поцеловал ее в затылок, туда, где начинались долгие косы:       – Разумница ты моя!       Непривычно осторожно, с лаской да любовью он взял ее за руку и усадил с собой на скамью, чтобы оба родителя могли взглянуть на дитятю своего. Федор выглядел так, будто не знает на свете ничего лучше, чем сидеть вот так с семьей, ему даже вздохнулось от души:       – Много песенок знает белый котик, да знаешь ли, какая самая красивая? – и, когда Варя лукаво, будто девушка, глянула на него, он тихонько запел. – Обернусь я человеком да вернусь к себе домой...