Мой гений

Мисс Айрин побледнела и посмотрела на дядюшку, не в силах произнести ни слова. Но ее взгляд был очень красноречивым. Доктор Лэньон лежал в постели, он уже с трудом ходил, теряя последние силы. Он понимал, что дальше откладывать нельзя, чувстовал, что у него мало времени и решился на этот неприятный разговор. - Да, - повторил он тихим, но твердым голосом, - я не дам своего благословения на ваш брак. Только через мою могилу, если у тебя хватит духу. Айрин, сидевшая на краю его кровати, поднялась и подошла к окну, встав к доктору вполоборота. Она молчала. Лэньон, у которого сердце кровью обливалось, продолжил: - Айрин, я прошу тебя, услышь меня. Ты знаешь, чтобы я ни делал, все это было исключительно для твоего блага. Я всегда делал все, чтобы ты была счастливой и, не задумываясь, отдал бы жизнь за тебя. И теперь я желаю тебе добра более, чем когда либо. Милая, с этим человеком ты непременно будешь очень несчастной. Ты даже представить себе не можешь, что он такое… Я знаю, ты любишь его, но он тебя в грош не ставит. Я имел неудовольствие узнать истинное лицо Генри Джекилла и оно ужасно. Я умоляю тебя, разорви вашу помолвку. Понимаешь ты меня? Мисс Миллиган стояла, как статуя, не шелохнувшись и не проронив ни слова. Доктор Лэньон понимал, как жестоко прозвучат его слова, он не хотел делать ей больно… Но он должен был спасти своего Светлячка. - Что ж, Айрин, - сказал он сурово, - если мои слова для тебя пустой звук, да будет так! Коль ты найдешь в себе силы и переступишь через умирающего старика, то я бессилен. Поступай, как знаешь. Мне осталось недолго, а у тебя вся жизнь впереди. Джекилл уже сделал свой выбор, теперь твой черед. Только знай, что за каждым нашим выбором, большим или малым, стоит свой путь и свои последствия, этого не избежать. И порой своим неправильным выбором мы обращаем нашу жизнь в пепел… Я не хочу, чтобы ты загубила свою жизнь в самом ее расцвете. Старый доктор замолчал. Девушка медленно повернулась к нему и, не поднимая глаз, подошла к постели больного. - Я сделала свой выбор, - промолвила она необычным, не своим голосом, - вы – моя единственная родная душа в целом мире. Мое желание – исполнить вашу волю. Я никогда не дерзну вас ослушаться… Она на мгновение прервала сама себя, зажмурившись, словно не желая верить своим глазам. - Если вы меня просите, дядюшка, тогда… Я не выйду замуж за доктора Джекилла. Айрин произнесла это, а потом упала как подкошенная на кровать и положила голову на грудь дядюшки. Доктор Лэньон гладил ее волосы и целовал в макушку. Слеза проктилась по его морщинистой щеке. - Это ничего, мой Светлячок, ничего, - твердил он, - тебе больно, но уж лучше будет больно сейчас, чем потом. Ты потерпи, милая… Все пройдет. Это как горькая микстура или тугой укол. Сначала больно, а потом станет легче. Айрин подняла свою голову, на ее бледном застывшем лице не было следов слез. Она слабо улыбнулась своему дядюшке и поцеловала его руку. Но что был у нее за взгляд! Однажды доктору Лэньону пришлось оперировать рабочего после несчастного случая. Бедняге буквально размозжило ногу, другого выхода, кроме ампутации, не было. Пока сестры готовили обезболивающее, Лэньон смотрел в глаза несчастному больному. Глаза человека, который осознавал, что сейчас ему отрежут ногу. У мисс Айрин были такие же глаза… Только ей отрезали не ногу, а вырывали частичку души. - Доброй ночи, милый дядюшка. Я тебя люблю, Ангела ко сну. Стояла холодная ночь в конце февраля. Светила полная луна. И если бы кто-нибудь заглянул в окно спальни на первом втором этаже особняка доктора Лэньона, то увидел бы сидящую на подоконнике молодую девушку, тихонько плакавшую всю ночь напролет. «Нет, не станет легче, не станет…» Доктор Хэсти Лэньон, успешно практикующий врач, блестящий специалист и ученый, сидел в своем кабинете и вносил последние штрихи в деловые бумаги, принесенные другом нотариусом, мистером Аттерсоном. Сегодня он принял важное решение, столь важное, что оно должно было коренным образом изменить его жизнь. Его шотландский коллега, аптекарь Роберт Миллиган, скончался от брюшного тифа, уведя за собой в могилу и супругу Этельберту, заразившуюся от мужа. Миллиган был одним из лучших людей, кого только знал Лэньон, представителем династии врачей из Эдинбурга, страстно любившим химию и желающим самоотверженно помогать больным людям. Роберт очень любил свою красавицу-жену и обожал маленькую дочь, из которой хотел сделать доктора, что удивляло всех его знакомых. Это была счастливая семья, небогатая, но живущая в любви и радости. Тифозная эпидемия, вспыхнувшая на бедных окраинах Лондона, где часто бывал шотландский аптекарь, унесла жизни супругов Миллиган. Семилетняя дочь Роберта осталась совсем одна в большом городе, без родных и без средств к существованию. О ней некому было позаботиться, девочке грозил работный дом или жизнь на улице, причем еще непонятно, что было бы хуже. Вдруг в дверь кабинета кто-то робко постучался, словно мышка поскреблась. Доктор Лэньон, оторвавшись от документов, громко, в своей веселой манере, сказал: - Не заперто, входите! В кабинет бесшумно прокралась маленькая девочка в белой ночной рубашке до пят. Прижимая к груди худые ручки, она смотрела на доктора жалобно и испуганно. - Айрин, ты чего не спишь? – поинтересовался мужчина. – Ты уже давно должна быть в кровати, почему ты бродишь в такой час? Это была первая ночь для Айрин Миллиган в доме доктора Лэньона. Он был веселый и добрый, но, будучи холостяком, абсолютно не имел ни малейшего понятия, как вести себя с ребенком, особенно с сироткой. Айрин его немного побаивалась. Его вопрос вогнал ее в смущение, она нахохлилась, как воробушек, и захлюпала носом. - Ну, что у нас случилось? – мягче проговорил Лэньон и, подойдя к малышке, присел на корточки. – У тебя что-то болит? - Нет, мистер Лэньон, - еле слышно сказала Айрин. – Просто я… я.. Я боюсь! - Чего? – мужчина стал поглаживать девочку по остреньким плечикам. - Я боюсь, что вы уйдете от меня! – с этими словами она разразилась рыданиями, закрыв лицо ладошками. – Папа и мама ушли от меня… А вдруг и вы тоже уйдете! Я боюсь, что останусь совсем одна! Доктор Лэньон бережно взял девочку на руки и сел вместе с ней в кресло. Айрин сжалась в беззащитный комочек и уткнулась носом ему в жилет. Он заговорил с ней как можно ласковее. - Не бойся, мой хорошая, я сейчас от тебя никуда не уйду. Когда-нибудь, может быть, но не сейчас. Я теперь ни за что на свете с тобой не расстанусь. У нас с тобой много дел впереди. Ты будешь расти быстро-быстро, будешь учиться, читать много книг, станешь взрослой красивой леди, потом встретишь достойного человека, который будет любить тебя и заботиться о тебе. Я тогда уже совсем стареньким и слабым буду, я буду уже тебе не нужен. Вот тогда-то, спокойный за тебя, я уйду… А до тех пор я тебя не оставлю, я же дал твоему папеньке слово вырастить тебя. - Я не хочу, чтобы вы уходили от меня! – плаксиво говорила Айрин, продолжая хныкать. – А что, если у меня не будет какого-то достойного человека? - Добрые и достойные люди всегда есть, - ответил доктор Лэньон и отчего-то вспомнил речь святого отца на похоронах Роберта и Этельберты, ему она показалась глупой, но сейчас он хотел сказать словами священника. – Но даже если вдруг такового рядом не окажется, не отчаивайся и не бойся. Ты сама справишься. Гляди! Доктор указал на свечу в медном подсвенике, стоящую у него на столе. Девочка на миг перестала лить слезы и посмотрела на Лэньона, а потом на свечу. - Видишь, свечка стоит. В комнате темно и холодно, а она все равно горит и светит, разгоняя тьму вокруг себя. Она освещает кому-то путь, сгорая до тла, но оставаясь верной своему призванию и долгу. Твой отец был таким же… Этой свечке подарила огонь другая свеча. Порой мир кажется темным и холодным, но всегда найдутся люди, которые осветят тебе путь, а позже ты сама научишься светить другим. Твой папа носил в себе свет и тепло, дарил этот свет многим несчастным людям. И память он оставил о себе светлую. Потом и ты будешь кому-то путь освещать во мраке. Как маленький светлячок. Девочка посмотрела снизу вверх на мужчину и заулыбалась. - А пока ты маленькая, я буду гореть для тебя, - доктор Лэньон прижал ребенка к себе, вдруг осознав, что у него в руках подлинное сокровище. Айрин успокоилась и вскоре уснула, пригревшись на коленях у доктора. Уже засыпая, она думала, что с этим человеком ей ничего не страшно, ей было тепло от больших рук и от доброго сердца. И тогда она осознала, что будет любить своего дядюшку всей своей детской душой, а когда вырастет, обязательно будет светить и гореть для старенького доктора. Лэньон так и просидел с уснувшей девочкой всю ночь, боясь потревожить ее сон.

***

Было уже за полночь, но доктор Лэньон лежал в своей постели без сна. Он уже совсем не вставал, проводя в кровати все время, у него пропал сон и аппетит. Лишь только он прикрывал глаза, чтобы отдохнуть, как сразу видел перед собой Джекилла, лежащего на полу и хватающегося за горло. Ему никогда не забыть того вечера, когда он узнал эту жуткую историю из уст своего друга. Его ум не смог это вынести. Прокручивая в больной голове те события, старый доктор так до конца и не мог поверить, что все увиденное им тогда – правда, так как это походило на бред умалишенного или ночной кошмар. Но сейчас ему вспоминалась не та ночь, когда он навсегда отвернулся от Генри Джекилла, а другая. Ему вспоминался тот момент, когда в его холостяцком доме поселилась маленькая девочка, которую он баюкал на руках. Эта девочка, ставшая красивой и умной леди, сидела сейчас возле его постели, она дремала, чуть запрокинув голову назад. Когда дядюшка слег, мисс Айрин стала его сестрой милосердия, она дежурила у его кровати, не покидая больного человека даже ночью. У доктора Лэньона защемило сердце от горячей и нежной любви к своему маленькому Светлячку. Доктор повернул голову к прикроватной тумбочке, на которой стояла ночная свеча. Помнил он и слова отца Брауна, произнесенные над гробом Миллигана. Ему все чаще думалось, что они были обращены тогда к нему лично, они и так и звучали у него в ушах: «…свет, который светит во тьме, и тьма не объяла его. Лэньон снова устремил глаза к усталому лицу своей воспитанницы. - Моя маленькая девочка выросла, а я уж загостился в сем мире… Я так люблю тебя, Айрин, и так горжусь тобой. Мой Светлячок… Свети, мой Светлячок, свети вопреки тьме. Он вытащил из-под подушки маленький конверт, на котором слабеющей рукой было начертано: «Мисс Айрин Миллиган лично». Больной доктор все еще сомневался, стоит ли оставлять это письмо. Вчера, сидя в своем кабинете после ухода отца Брауна и исповеди, он ощутил прилив нечаянной жалости к Генри Джекиллу и из последних сил писал это письмо. Мисс Айрин пока не объявляла о разрыве помолвки, ухаживая за дядюшкой и накожясь подле него. О докторе Джекилле она при нем не говорила, нося свою боль в себе. Но пусть так! Это лучше, чем узнать всю правду и мучиться сильнее, или… Оказаться один на один с убийцей! Доктор Лэньон поднес дрожащей рукой письмо к свече на блюдце. Но сжечь так и не смог… - Что же ты разглядела в нем, там же все черно в душе… Неужели надеешься разогнать эту тьму? Свети, мой Светлячок, свети… Письмо выпало и залетело под кровать. Порыв ночного ветра задул подрагивающий огонек свечи, она пустила дымок… Айрин вдруг проснулась посреди ночи, почувствовав почти невесомое прикосновение ко лбу, будто ее кто-то поцеловал. - Ой, я, кажется, уснула… Простите, дядюшка, я… Дядюшка? Дядюшка! О, Боже мой, дядюшка!

***

Дверь фамильного склепа Лэньонов с тяжелым скрипом, вместившего еще одно надгробие, была затворена. Проводить в последний путь знаменитого доктора, который был добряком и всеоющим любимцем, пришло очень много людей. Друзья, коллеги, пациенты, хорошие знакомые. Все говорили пламенные душещипательные речи о том, какая потеря для общества и науки… Был здесь и нотариус доктора, еще более молчаливый, чем обычно. Среди всех господ и дам, покидающих припорошенное снегом кладбище, взгляд мистера Аттерсона выхватил незаметную девичью фигуру, все еще стоящую у склепа. Юная леди, облаченная в черное, стояла неподвижно, ее лицо закрывала вуаль. В ней практически с трудом угадывалась мисс Айрин Миллиган, воспитанница доктора Лэньона и наследница всего его состояния. Сейчас девушка, дрожащая на ветру, казалась совсем беззащитной. Она изменилась до неузнаваемости во всех смыслах. За время долгих бдений у постели умирающего дядюшки мисс Айрин осунулась и подурнела, как заметила леди Барроу, вдова и известная любительница сплетен в Лондоне, никогда не считавшая воспитанницу знаменитого доктора ровней в высшем свете. Она казалась старше на два, а то и три года. - Отвратно выглядит, - шепотом заметила леди Барроу жене золотопромышленника, лечившегося у Лэньона, - и так была не слишком хороша собой, а сейчас смотреть больно! То-то фьянсе, доктор Джекилл, ее не пожаловал, видно, не очень ему хочется смотреть на страдающую возлюбленную. А чего, собственно, ей изводиться? Особняк теперь принадлежит ей, сбережения в банке, громкое имя у Лэньона было. Чего еще желать молодой особе? Лицо мисс Айрин теперь и вовсе походило на восковую копию, оно было лишено живости, с бесцветными, плотно сжатыми губами и запавшими глазами, которые теперь казались бездонными. Это была совсем другая мисс Миллиган. - Мужайтесь, дорогая мисс Айрин. Она шла под руку с мистером Аттерсоном, безучастно глядя на бурлящие улицы Лондона. Город продолжал жить насыщенной и шумной жизнью столицы, с дорогими нарядами, экипажами, торжественным боем Биг-Бена и ароматом индийских специй. Мисс Айрин теперь чувствовала себя гостьей на этом ликующем празднике жизни. Мир, в котором она жила, рухнул в пропасть, настала новая жизнь. Ее будто заставили проснуться, вырвав из чудесного сна. Не было больше жизнерадостной, беззаботной и искрящейся смехом юной леди, не было больше Светлячка. Очень скоро невесты доктора Джекилла тоже не будет. В похоронной процессии мисс Миллиган искала глазами Генри, но его не было. Ей сейчас как никогда была нужна поддержка близкого человека. Она помнила свое слово, данное покойному дядюшке, но хотела увидеть умные и добрые глаза и услышать ласковый голос… Однако сейчас ее под руку держал верный юрист, а не возлюбленный жених, с которым нужно объясниться. Айрин еще не привыкла к своему новому миру, поэтому не представляла, как жить дальше, и о разрыве помолвки даже не думала. У нее вообще было такое чувство, будто она видит дурной сон или сходит с ума. Она не проронила ни слезинки за весь день, но мистер Аттерсон знал, что у бедной мисс Айрин вся душа навзрыд разрывается Войдя в особняк, который она унаследовала, мисс Айрин почувствовала холод и мерзость запустения, словно в этом доме долгие годы никто не жил. Без дядюшки здесь все стало иным, чужим и ненужным, ушло то тепло, которое делает обычные комнаты Домом. Она тихо поднялась в кабинет доктора Лэньона и провела там весь день, не спустившись даже в столовую. На следующий день после похорон для мисс Миллиган было доставлено письмо. Был уже вечер, молодая хозяйка сидела в гостиной и камина и ожидала мистера Аттерсона, который пытался вывести ее из оцепенения, как мог. Дворецкий услужливо подал ей конверт. - От Генри? – вслух удивилась Айрин и, раскрыв бумагу, стала читать. «Любезная мисс Миллиган, Перво-наперво, выражаю свои самые искренние соболезнования и сожаления в связи с кончиной доктора Лэньона. Он был моим добрым другом и я скорблю вместе с вами…» - Почему он обращается ко мне на вы? – мелькнуло у нее в голове. «…еще и потому, что в какой-то степени я причастен к его скоротечной болезни. Он был благородным и замечательным человеком, спасшим жизнь не только сотням больных, но и мне лично. Но я не смог отплатить ему тем же, скорее, наоборот. Как знать, будь я действительно хорошим другом, быть может, бедного Лэньона не постигла бы такая участь. Выводя эти строки, я осознаю, как вам сейчас тяжело и больно, понимаю, как жестоко и безжалостно прозвучат мои слова, но со временем вы поймете, что так было нужно. Вам следует… Нет, вы должны разорвать нашу помолвку и объявить, что свадьбы не будет. Причина не в вас, а во мне. Я никогда не сумею составить ваше счастье и быть хорошим супругом и семьянином. За то время, пока мы не виделись, я много размышлял и понял, что… Это страшно, но… Я вас не люблю. Да, не люблю, никогда не любил и не смогу полюбить. Это страшно, но это правда. Наша женитьба стала бы роковой для вас, она погубила бы все лучшее и светлое, что есть в вашей душе. Однажды вы и сами это поймете, когда я исчезну навсегда. Можете быть спокойны, вам не придется меня видеть в свете, я твердо решил вести уединенный и закрытый образ жизни. Ничто теперь не нарушит мое молчание, я добровольно обрекаю себя на одиночество. Должно быть, вы подозреваете мое сумасшествие? Поверьте, я был бы только рад, если бы был безумным… Но все, что происходит со мной, происходит на самом деле, я не в бреду умалишенного. И это такая жуть, что никто не должен этого видеть. Я не способен на любовь, теперь я это знаю точно. Если вы когда-нибудь захотите узнать всю правду о докторе Джекилле, обратитесь к мистеру Аттерсону, к моменту моего исчезновения он будет осведомлен. Но до того момента, умоляю, забудьте о моем существовании. Простите меня, если сможете, но я прекрасно знаю, что мне нет прощенья! Прощайте навсегда, мисс Миллиган. Г. Дж.» Желтоватое письмо, как увядший осенний лист, упало на колени мисс Айрин. Она сидела несколько минут, как громом пораженная, в немом ступоре. - Мисс Миллиган, простите, мистер Аттерсон желает вас видеть, - сообщила вошедшая горничная. - Что? – переспросила юная леди, не поворачивая головы. - Мистер Аттерсон, мисс, пришел, - сказала снова женщина. И вдруг мисс Миллиган, подобно фурии, взвилась с диванчика и посмотрела на служанку потемневшими глазами. Ее лицо было перекошено, горничная испуганно охнула, она никогда не видела свою маленькую добрую хозяйку такой. - Скажите ему, что я никого не принимаю! И еще передайте, чтобы больше сюда не приходил, пусть у своего друга пороги обивает! – не своим голосом закричала мисс Айрин и замерла. Она сама себя не узнавала и боялась, но была не в силах остановиться. Письмо жениха стало для нее последним ударом. - Хорошо, мисс… - пролепетала горничная, отступая назад, - как скажете… - И не стойте здесь, миссис Уотсон! Подите прочь! Все уходите, вон! Я никого не желаю видеть. Горничная почти бегом покинуло гостиную, охая и причитая. Мисс Айрин схватила злополучный лист бумаги и швырнула его в камин. Глядя, как языки пламени поедают письмо Генри, она ощутила, как в груди нестерпимо запекло, будто в нее кинули раскаленные уголья. Она бросила случайный взгляд на зеркало и, увидев там свое лицо, ужаснулась и отпрянула. - Боже мой, это не я… Это не я! – зашептала она, закрываясь руками. В зеркале была истеричная особа с диким глазами, преисполненными ненависти ко всему. Айрин стало дурно от этого. Но еще дурнее было от осознания своего одиночества и никчемности. Да, это был последний удар! Мисс Айрин вдруг вспомнила ночь убийства сэра Дэнверса. Вот сейчас она физически ощущала, как кто-то невидимый своей тростью наносил ей удары. Удар – Генри был болен и замкнут. Удар – она стала свидетельницей страшного преступления, после которого у нее была нервная горячка. Удар – внезапно заболел и умер милый дядюшка. Удар – ее жених, доктор Джекилл, последняя душа, любившая ее, заявил, что не любит вовсе… И после этого удара мисс Айрин будто упала в грязь, не в силах подняться. А свалил ее… Мистер Эдвард Хайд! И перед глазами замаячило ее мерзко улыбающееся лицо с кровожадной улыбкой. Все началось, когда в ее жизни и в жизни любимых людей появился этот страшный карлик, своим появлением разрушивший всю ее жизнь. Но откуда он взялся?! Ответ пришел сам собой… Это доктор Джекилл завел дружбу с ним… - За что, Генри, за что? Мисс Айрин читала до этого свою жизнь, как увлекательную и счастливую книгу со стороны, она была в мире своих фантазий о любви и счастье, а теперь вдруг оказалась один на один с миром, где царит лишь боль и ненависть. Дядюшка ее покинул, Генри предал. Наступило страшное одиночество в толпе. Мисс Айрин прямо в гостиной упала на ковер и разрыдалась. - За что?! Господи, за что Ты со мной так? Неужели Ты не видишь, как я страдаю? Мне просто всю душу изорвали… Я не могу! Не могу! Я совсем одна и никому не нужна… Что мне делать? И, словно ответ на этот вопль к Небесам, раздался робкий, едва слышимый стук дверного молотка.