Мой гений

- Как ты мог… Как мог ты со мной так поступить, Генри? – мисс Айрин, позабыв о всех приличиях и допустимом поведении, продолжала лежать на ковре и рыдать, у нее больше не было сил держаться. Ей было не так больно от того факта, что доктор Джекилл хочет разорвать помолвку, в конце концов, уважая волю покойного и любимого дядюшки, она понимала, что этот разговор неизбежен… Но слова о том, что Генри ее не любит, оказались выстрелом в самое сердце. Не любит, никогда не любил и впредь не полюбит. Он лгал! Когда просил ее руки, когда танцевал с ней, когда устроил ей прекрасное Рождество… Каждое его слово было ложью и притворством! Бедный дядюшка был прав… Она и вправду не имела ни малейшего понятия, что он такое. На стук, прозвучавший в тишине, прерываемой всхлипываниями, мисс Миллиган, погруженная в свое горе, поначалу не обратила внимания. Постучали снова, громче и настойчивее. Айрин подняла заплаканное лицо, ей никого не хотелось видеть. А дверной молоток снова застучал. Мисс Миллиган поднялась и пошла в прихожую, тяжело дыша от раздражения. Ее внезапно охватило непреодолимое желание выгнать взашей непрошенного гостя, кто бы это ни был. Порой, когда нам больно, мы от отчаяния и безысходности желаем сделать больно и другим, даже неосознанно. А окажись за дверью доктор Джекилл, мисс Айрин бы вообще его убила… Потом она со стыдом вспоминала все эти недостойные мысли. Мисс Айрин подошла к двери, с негодованием подумав, куда делись все слуги (но потом вспомнила, что сама их прогнала в свои комнаты), и широким жестом раскрыла ее, уже приготовившись обрушить на нарушителя ее спокойствия шквал нелестных выражений. Но увидела она того, кого меньше всего ожидала. - Сара! – воскликнула она, от удивления даже забыв нахмуриться. – Что ты здесь делаешь? На пороге стояла ее маленькая ученица, почему-то взъерошенная и потрепанная, с рассыпанными волосами и следами грязи на лице. Рукав ее пальто, и без того худенького, был порван, второй был сырым, а к груди девочка прижимала свой скомканный шарф. - Мисс Айрин, здравствуйте… У меня вот тут… Сара развернула шарф и юная леди увидела маленький серенький дрожащий комочек. - Я домой шла и вдруг увидела, как уличный мальчишка держит котенка над огромной бочкой с какой-то жижей, - затараторила девочка, сопя и всхлипывая, - Он его утопить хотел! Гадкий, злой мальчишка! Совсем как тот дядька, который прошелся по мне! А бедненький котик так канючил, ему страшно было… Я крикнула мальчишке, чтоб оставил котенка в покое, а тот захихикал и ответил, «попробуй отбери»… А я… - О, Господи! – воскликнула мисс Айрин, поняв всю суть положения. – Сара, ты что, подралась с ним? - Да… - Сара жалобно посмотрела на девушку своими детскими, мокрыми от слез глазами, над одним из которых красовалась приличная ссадина. – Мне до дома далеко было идти, да и папа там… Мисс Айрин быстро завела маленькую защитницу братьев наших меньших в дом, надеясь, что та не сильно пострадала в битве не на жизнь, а на смерть с жестокосердным уличным поганцем. - Сара, ну, нельзя ведь так… Девочкам нельзя лезть в драки. Ты юная леди или нет? Ты поступила очень храбро, спасая котенка, но можно было позвать на помощь кого-нибудь посильнее и постарше, - девушка сняла порванное пальто, оценивая масштабы урона. - Там никого не было поблизости, а мне некогда было искать полисмена, - возразила Сара и неожиданно сказала с чувством, - и вы же сами нам рассказывали, что настоящая леди никогда не пройдет мимо несправедливости! Помните, вы нам поэму на французском читали про Жанну Д’Арк? Она всю Францию спасла, хоть была слабой барышней… А этот мальчишка был такой мерзкий, он заслужил хорошую трепку. Вы еще говорили маме Джимми Уиттера, что мистер Хайд тоже заслуживает, чтобы ему поддали. - Ну, знаешь ли… - мисс Айрин покраснела, подумав, что впредь надо быть более осмотрительной в словах, но по поводу хорошей трепки согласилась. – Хвала Небесам, ты ничего себе не сломала. Быстро осмотрев Жанну Д’Арк из английских трущоб на предмет опасных ран, полученных в великой битве при неизвестной лондонсокй улочке, мисс Айрин оставила девочку с котенком греться у камина, а сама пошла в комнаты для прислуги, находившиеся в конце особняка. Подойдя к двери кухни, она услышала оттуда испуганный шепот своей горничной: - …это был просто ужас какой-то! Видели бы вы ее лицо. А кричала-то как… Да я мою детку с малолетства знаю, она слова громкого не скажет. А здесь словно дьяволица какая-то, а не наша мисс. - Да, что тут скажешь, - другой напряженный голос принадлежал дворецкому Хокинсу. – Ты не серчай на нее, Эмма. Нашей маленькой хозяюшке сейчас несладко, она ведь так любила бедного доктора! - Упокой Господи его душу! – всхлипнула молодая служанка Сьюзан. – Такой добрый джентльмен был! Бедная, бедная наша мисс Айрин. Скорей бы доктор Джекилл ее навестил. Я заметила, когда он с ней заговаривает, она расцветает, как королевская роза! - Ты лучше бы работой по дому занималась, а не совала свой длинный нос в чужие дела! – шикнула на нее миссис Уотсон, которая не допускала ни малейшего нехорошего выпада в сторону своей маленькой хозяйки. – Чего все крутишься вокруг доктора Джекилла, как он придет к юной мисс? Гляди у меня, я тебе не миледи, церемониться не стану… - Да как можно, миссис Уотсон! – быстро стала отнекиваться Сьюзан. – У меня и в мыслях не было… Мисс Айрин такая славная и хорошая, не то что моя прежняя хозяйка, та еще старая ведьма! - Так, кончайте это пустословие, а то как в кабаке, - строго проговорил Хокинс на правах старшего, - одно ясно, мы должны быть очень добры и услужливы с мисс Айрин, должны подсобить хозяйке в трудную минуту. Бедное, милое дитя, настрадалась… Тут в кухню вошла маленькая хозяйка большого особняка. Все слуги, как по команде, вскочили со своих мест и вытянулись струнками. На лицах их было написано крайнее удивление, мисс Миллиган не имела обыкновения заходить сюда. - Что вам угодно, миледи? – спросила Сьюзан с улыбкой, чуть покраснев, так как ощущала неловкость из-за своих мыслей о Джекилле. Дворецкий и миссис Уотсон с опаской посмотрели на юную леди. Мисс Айрин ровным голосом вежливо попросила: - Принесите, пожалуйста, горячей воды и чистых полотенец. И подайте чай в кабинет, у нас маленькая гостья. Сьюзан, будьте любезны, дойдите до Гоунт-стрит и пригласите сюда мистера Перкинса, передайте ему, его дочка Сара зашла ко мне, отец, должно быть, волнуется. Она оглядела всех слуг и постаралась улыбнуться, но это было не очень удачной попыткой. - Вчера у меня не было возможности это сделать, для нас всех был очень трудный день. Но сейчас я благодарю вас всех за вашу службу, поверьте, я это очень ценю. И прошу прощения за мое безобразное поведение, никто из вас не заслужил подобного обращения. Обещаю, что впредь никогда не позволю себе такого. Айрин ушла, а слуги так и застыли, глядя ей в след. - Она – чистый Ангел! – вырвалось у Сьюзан, девушка немедля побежала исполнять приказ своей хозяйки. - Вот теперь узнаю нашу девочку! – сказала миссис Уотсон, утирая слезы передником. Хокинс ничего не сказал, но про себя заметил, что Светлячок снова засиял.

***

- Какой у вас дом красивый, - восторженно говорила Сара, сидя за столом покойного Лэньона и болтая ногами, не забывая попивать ароматный чай из тонкой фарфоровой чашки. Котенок, которому она сейчас придумывала имя, натерпевшись страху, мирно спал в корзинке, поданной горничной. Сара уже была умыта и причесана, благодаря заботам мисс Айрин, теперь она заметна повеселела. Девочка с интересом и восхищением вертела головой, разглядывая необычную обстановку кабинета, еще хранившего дух прежнего владельца, особенно ей нравился старинный сервант с разными диковинными вещами, привезенными доктором Лэньоном из путешествий. Мисс Миллиган не раслышала слов своей маленькой гостьи, так как, выполнив свой долг по уходу за растрепанным ребенком, теперь сидела в дядюшкином кресле-качалке, погруженная в свои беспросветные грустные мысли. Сара обратила внимание на изменившееся лицо своей учительницы, она страшно соскучилась по мисс Айрин, но не знала, как ту разговорить. Повернувшись на удобном стуле, девочка увидела на стене портрет какого-то джентльмена, висящий за рабочим столом. Изображенный мужчина был коренастым и крепким, с шевелюрой вющихся каштановых волос, аккуратно зачесанных назад, его круглое лицо было добрым, а взгляд карих глаз – мягким. - А кто этот милый джентльмен, мисс Айрин? – поинтересовалась Сара, встав со стула. Мисс Миллиган повернула к ней свое бледное, измученное лицо. - Это доктор Хэсти Лэньон, он меня вырастил, я называла его дядюшкой, - она почувствовала, как кольнуло в сердце. – Его не стало… Сара сочувственно вздохнула и подошла к креслу, положив свою ладошку на плечо девушке. - Моя мама тоже умерла в том году… - девочка присела на корточки рядом с мисс Айрин и посмотрела ей в глаза. – Вы очень похожи на нее, мисс Айрин, особенно, когда улыбаетесь. Почему вы к нам больше не приходите? Мы вас чем-то обидели, да? У вас сейчас такое печальное лицо… Если вы на нас обижены, прошу, простите нас, пожалуйста! Мы все вас очень-очень любим и ждем! Не плачьте, пожалуйста! Ваш дядюшка на Небе сейчас вместе с моей мамой, мне кажется, он огорчается от того, что вы плачете… Мисс Айрин вдруг притянула Сару за руки к себе, усадив малышку на колени. Девочка промурлыкала что-то в ответ и прижалась своим тельцом к ней. Айрин сидела, не шелохнувшись, у нее возникло чувство, будто ее Ангел обнял, или как будто душа любимого дядюшки снова вернулась к ней. Она вспомнила, как сама точно так же мирно покоилась у доктора Лэньона на коленях, зная, что тот согреет ее своим теплом. Проводя рукой по волосам Сары, мисс Айрин посмотрела на портрет дядюшки. Она навсегда запомнила его тогдашние слова. «…а потом ты сама научишься светить другим…». - Милые мои маленькие друзья! Я непременно скоро приду к вам, я тоже вас люблю всей душой, - говорила Айрин ласково. - А доктор Джекилл с вами еще придет? – спросила Сара, сонный голос которой был полон неги. - Боюсь, что нет… - юная леди ответила не сразу, пытаясь сохранить спокойный голос, - доктор Джекилл уже никуда не пойдет со мной. Мисс Айрин медленно покачивалась в кресле, как на волнах, Сара задремала. Сьюзан, появившаяся вскоре, доложила о приходе мистера Перкинса. Отец девочки нерешительно топтался в дверях кабинета, сжимая в руках свою шляпу. Мисс Миллиган жестом пригласила его войти, и он принял из ее рук свое дитя. - Благодарю вас, мисс Айрин, - шепотом отозвался Перкинс. – Душа у вас светлая, как у Ангела. Уже потом, дойдя со спавшей дочерью и спасенным котенком до своей бедной квартирки в рабочем квартале в сопровождении лакея, мистер Перкинс обнаружил в карманах детского пальтеца внушительную сумму и плитку шоколада. Мисс Айрин тем вечером стояла в кабинете и пристально всматривалась в милые сердцу черты лица на портрете. Ей казалось, будто доктор Лэньон смотрит на нее с осуждением. Мисс Миллиган и вправду повела себя недостойно и безобразно, опустившись до истеричного крика и грубости в адрес людей, которые желают ей добра. Ее уныние и малодушие родили поистине демонические помыслы, полные злобы и ненависти. Человек никогда не должен опускаться до такого, он должен всегда владеть собой. Иначе он теряет все человеческое… Айрин в этом лично убедилась, случайно увидев в зеркале свое искаженное лицо. - Как я могла так выйти из себя, - вслух сказала мисс Миллиган. – Боже, Боже Милосердный, помилуй и не оставь без помощи грешную рабу Твою! Ты внял моему гласу и указал, что делать. Она вновь заплакала, но то были слезы раскаяния и очищения. Какой же она была глупой и эгоистичной! Дети, эти несчастные дети, которым родители иногда даже не в состоянии купить теплую одежду, любят ее и нуждаются в ней. Миссис Уотсон, которая читала ей в детстве сказки и на которую Айрин повысила голос, жалеет свою хозяйку и души в ней не чает. Мистер Аттерсон, милый, добрый мистер Аттерсон, которого она даже не соизволила пригласить на порог, печется о ней, совсем как покойный дядюшка. Она вовсе не одинока! Айрин подняла влажные блестящие глаза, вновь прояснившиеся, на портрет доктора Лэньона и улыбнулась, оттерев последние слезы. Дядюшка осветил ее жизнь, согрев теплом своей души. А теперь пришла пора ей научиться светить для других. - Простите, дядюшка Хэсти, что опорочила вашу светлую память своими кошмарными поступками. Я обещаю вам, что научусь жить по-новому, я научусь светить! Я больше никогда не позволю злости овладеть моим разумом и моей душой, у меня начнется иная жизнь… Сказать это было просто, но остаться верной своему решению – очень сложно. Приведя мысли в более пристойный вид, мисс Айрин села за дядюшкин стол и положила перед собой чистый лист бумаги. Был уже поздний час, но ей хотелось покончить с одним делом раз и навсегда. Она взяла тонкое перо в правую руку, на которую уронила отблеск свеча. Айрин отложила перышко и посмотрела на тонкое золотое кольцо на пальце, сверкнувшее задорным огоньком. С тяжким вздохом она сняла его, приложив некоторые усилия, поскольку колечко никак не желало слезать. Айрин извела немало бумаги, подбирая нужны слова, нещадно черкая написанные строки, растекающиеся большими чернильными пятнами по светлому листу. Поднося заостренный кончик пера к тонкой бумаге, всякий раз юная леди ощущала, как грудь нестерпимо что-то сдавливает, мешая свободно дышать, а разум снова застилает горечь и обида. Но она всеми силами пресекала эти мысли, заставляя писать себя как можно сдержаннее и вежливее. Наконец, она отложила перо и запечатала послание, предназначенное доктору Генри Джекиллу. Оно было написано на немецком, так как, изъясняясь чужим языком, было легче оставаться на расстоянии. Голова гудела от противоречивых мыслей и событий этого вечера, пронесшихся со скоростью железнодорожного экспресса. Мисс Айрин, не накинув даже пледа на плечи, распахнула решетчатые дверцы балкончика, выходящего из кабинета. Юная леди устало прикрыла воспаленные глаза и подставила голову накрапывающему дождю, смешанному со снегом, вдыхая колкий и холодный ночной воздух. Дымка окутывала Кавендиш-сквер так, что казалось, будто стоишь где-нибудь на вершине горы, а не находишься в огромном спящем городе. Айрин смертельно устала от Лондона, ей подумалось, что этот город словно имеет два лица, два образа. Один – блестящий джентльмен в изысканном костюме, галантно подающий руку и цитирующий Шекспира, а второй – гадкий звероподобный пьяница-голодранец, ковыляющий шатающейся походкой в обнимку с гогочущей дамочкой из притона. И почему ей пришло на ум такое?.. Две натуры, две ипостаси, неуживчивые и ненавидящие друг друга, запертые в одном месте… Господи, какое наваждение… - Надо пойти спать, - решила Айрин. – Дядюшка всегда говорил, отоспишься и проснешься другим человеком. Я правда очнусь завтра другой. Новый день, новая жизнь… Без тебя, Генри. Она излечится, обязательно излечится, вырвет все это из своей души, как занозу, нарывающую до крови. - Все пройдет, дядюшка, пройдет. Но, Господи, отчего же так больно? Мисс Айрин, конечно же, знала ответ, разум упорно велел ей забыть, но сердце продолжало любить.

***

«Доктор Джекилл, С должным уважением благодарю вас за доброту и заботу, что вы проявляли ко мне в прошлом. Не тревожьтесь, все хлопоты по расторжению помолвки я возьму на себя и позабочусь о том, чтобы ваша репутация не пострадала. Я намерена уехать из Лондона в родные земли, дабы начать новую жизнь, вам не придется испытывать неловкое соседство. Господин доктор, я желаю вам успехов в вашей работе, выражая искреннюю надежду на ваше, пусть и не житейское, то хотя бы профессиональное счастье. Я не подозреваю ваше сумасшествие, наоборот, желаю, чтобы вы не растеряли свой ясный ум. Вы здраво все рассудили. Отныне вы мне ничего не должны, вы абсолютно свободны от любых обязательств. И коль скоро вы были так честны со мной, позвольте и мне отплатить вам тем же. Я не знаю, смогу ли вас когда-либо простить, но зла желать никогда не стану. Прощайте навеки, доктор Джекилл. Уже, увы, не ваша, Госпожа Ирэн Миллиган.» Это письмо лежало на столе у доктора Джекилла на следующий же день, впоследствии он сохранит это послание до самого конца, как и все письма мисс Миллиган. В тот день доктор откупорил большую бутылку вина, подаренную когда-то мистером Аттерсоном, что было совсем на него не похоже. Обычно он едва притрагивался к горячительным напиткам, памятуя один неприятный инцидент в юности, когда он, Генри Джекилл, лучший выпускник на факультете и любимец всех преподавателей, на празднестве позволил себе выпить лишнего… Он помнил только тот момент, как бахвалился перед друзьями, что может выпить бутылку клико залпом. А потом пустота. Очнулся молодой человек, подающий большие надежды, в каких-то дешевых апартаментах, в весьма неприглядно виде и в не самом изысканном обществе. Какое счастье, что дома поверили, будто «наш дорогой мальчик» заночевал у друзей. Отца бы, знаменитого профессора Александра Джекилла, точно удар хватил, если бы он узнал такое о единственном и любимом чаде. Ведь юноша должен был соответствовать высоким идеалам светского общества и оправдать желания родителей. Но сейчас был тот случай, когда уже повзрослевший человек, состоявшийся доктор опрокидывал бокал за бокалом, надеясь забыться и уснуть беспробудным сном. Джекилл смотрел на стоящее напротив фото в изящной рамке, проводя пальцем юному девичьему лицу. Ему сейчас было уже не до положения в обществе и своей репутации, для него было уже все потеряно, жизнь стремительно катилась к чертям, превращая каждый его день в сплошной ад. Этот ад Генри Джекилл создал собственными руками, вымостив туда дорогу своими лживыми благими намерениями. Сперва он играл с опытами над человеческой природой, как ребенок со спичками, убеждая, что достоин войти туда, куда не позволительно соваться ни одному смертному. Потом он возомнил, что может обмануть Самого Господа Бога, спрятавшись от возмездия, смеясь и радуясь своей нехитрой затее… А сейчас было уже не до смеха! Он разрушил не только свою жизнь… - Прости меня, милая, бедная Айрин… Мой Ангел… - повторял доктор Джекилл, заталкивая в себя очередной бокал, но даже во хмелю его не отпускало чувство стыда и отчаяния. – Правильно, уезжай, беги от меня прочь, чем дальше, тем лучше. Я так хочу, чтоб ты была счастлива, как того заслуживаешь. А я не стою твоего прощения, даже этого прощального письма! По крайней мере, теперь ты в безопасности. «Так-так, просто картина маслом! Добропорядочный джентльмен хлещет винцо, как последний пропойца-рабочий! Как же быстро вы опускаетесь, доктор.» Джекилл поморщился и задрожал от омерзения, закрывая уши ладонями и пытаясь думать о чем-то хорошем. Об Айрин, которую любил всей своей пропащей душой. Он пытался заглушить этот противный голос, который теперь звучал так нагло и непрестанно, не давая доктору покоя ни днем, ни ночью. Эти визги, сумасшедшие крики и площадная брань звенели у него в ушах постоянно, чего раньше не было. Это была настоящая пытка… Иногда Генри Джекилл ловил себя на том, что уже вслух препирается с Эдвардом Хайдом. «За что поднимем бокалы? За этого надутого тупицу Лэньона, сыгравшего ящик? Всегда меня раздражал своими бравадами, как он горячился в тот вечер… Я уж думал, оглушит меня, гудел и гудел, как паровоз, физиономия едва не лопнула… Ну, теперь-то он точно уверовал в Бога, когда черти за ним пришли!» - Богохульник! – воскликнул, не выдержав, вслух Джекилл и прикрыл рукой рот, - Мой бедный друг, испытать такой ужас… А ведь если бы не помощь Лэньона, вы мигом бы очутились на виселице. «Только после вас, любезный доктор!» - И пусть… Теперь уже моя жизнь окончательно потеряла смысл, - Джекилл отставил непригубленный бокал и открыл последний ящик своего стола, где виднелся револьвер. «Вы блефуете! Кого надуть пытаетесь? Я-то знаю, что у вас кишка тонка. Вы мне это бросьте!» - Вы полагаете, Эдвард? – доктор извлек оружие и с пугающим безразличием покрутил барабан, считая пули. – Мне ведь, в свою очередь, тоже известно, чего вы боитесь. Вы так цепляетесь за свою жизнь, отравляете мою, ненавидите меня, но боитесь, что я покончу с вами. А мне теперь терять нечего! Его собеседник впал в настоящее неистовство. Он знал, что чертов Джекилл прав, если он найдет в себе силы пустить в лоб пулю, то всевластию Хайда, как и его жизни, придет конец. Поэтому мистер Хайд действительно изо всех сил старался спасти свою шкуру, а заодно и не отказывал себе в почти единственном удовольсвии – ужалить подавленного доктора и сделать ему еще больнее. «Так уж и нечего? А как же драгоценная ваша Айрин?! Держу пари, она сейчас рыдает в подушку или уже бежит к мосту, чтобы сигануть с него очертя голову! А наутро ее остывшее тщедушное тельце выловят из Темзы, а по городу поползут слухи, будто выживший из ума доктор Джекилл сам утопил свою невесту». Генри Джекилл, задохнувшись от ярости, уже собрался осыпать Хайда проклятиями, как вдруг ощутил знакомую дурноту и спазмы. Рука с револьвером задергалась, пальцы разжались сами собой. Доктор встал из-за стола и покачнулся, все плясало перед глазами, но это было не от вина. Хайд издал победный смешок, довольно потирая руки. «Еще посмотрим, кто кого! Даже и не помышляйте о самоубийсве, доктор, лучше подумайте о своей одинокой красавице.» - Вам до нее не добраться, слава Богу, она скоро покинет Лондон навсегда! – шептал прерывистым голосом Джекилл, пытаясь обрести твердость в ногах. «Да мне и добираться не надо! Эта идиотка с куриными мозгами сама прибежит, как собачонка, стоит только поманить… Точно! Пригласим-ка мисс Айрин, душеньку, в гости. Не волнуйтесь, я позабочусь о том, чтобы она не скучала.» - Оставьте ее, наконец, в покое… Мало вам моих страданий, которыми вы упиваетесь? Ваша ненависть ко мне может и оправдана, но в чем повинна Айрин? «Опять взываете к моей совести, заводите шарманку о чести, морали и прочей дребедени? Вы несносны, Джекилл! Это еще противнее, чем ваше лицемерие! Признак не только дурного тона, но и вашей слабости!» Доктор снова ощутил приступ ужасной боли во всем теле, будто ему ломали все кости, и повалился на пол, кусая губы до крови. Он действительно совсем ослаб, теперь, после ухода Айрин у него больше не было сил бороться. Хайд мог взять вверх в любой момент, уничтожив Джекилла навеки. «Не стану отрицать, что ваши страдания меня забавляют, но своими руками вышибать дух из вашей невесты – гораздо большее удовольствие. Это будет восхитительная месть за то, что вы держали меня на цепи и имели наглость мне угрожать! Запомните, что в нашей игре на кону стоит уже не ваша жизнь, а ее, и так или иначе последний ход будет за мной. А вы даже до своей отравы дотянуться не успеете, куда там до револьвера! У Айрин шейка такая красивая, нежная, тонкая… Сломать будет нетрудно!» Джекилл на карачках подполз к высокому зеркалу, стоящему в кабинете, и, опершись на раму, посмотрел в глаза своему отражению. - Мерзавец, сатанинское отродье… Ненавижу вас, Хайд! – доктор занес дрожащую руку над гладкой зеркальной поверхностью для удара. «Хоть в чем-то наши мысли схожи, Джекилл!» Доктор не успел нанести удар. Все тело нестерпимо заныло и затряслось, как в предсмертной агонии, вопреки его воле. Хватая искусанными сухими губами воздух, Джекилл стал сползать вниз, с ужасом наблюдая, как его лицо в зеркале начало меняться. «Кажется, вам нужно поспешить в лабораторию! На сей раз даже двух часов не прошло. Не забудьте увеличить дозу, милейший доктор. И не вздумайте валять дурака!» Чудовищный, нечеловеческий крик ядовитой стрелой пронеся по тихому дому на площади. Все слуги вздрогнули, некто вопил так, будто его четвертовали. Пул, дворецкий в летах, схватился за сердце. Энни и Брэдшоу подошли к лестнице, ведущей в кабинет хозяина. Подняться к двери они не отважились. - Сэр, могу ли я спросить, у вас все в порядке? – крикнул в повисшей тишине лакей прерывающимся голосом. - У меня все восхитительно! – раздался раздраженный голос с той стороны двери. – Уйдите прочь, бездельники! Сердобольные выискались, тоже мне, вам лишь бы от работы увильнуть. Притащите-ка лучше еще одну бутылку и оставьте на лестнице, а потом убирайтесь! И если опять этот нотариус заявится, скажите, чтоб проваливал из моего дома. Житья спокойного не стало… - Как пожелаете, сэр… Энни и Бредшоу, не сговариваясь, враз попятились назад, стремясь скорее покинуть лабораторию. Только оказавшись в холле, они переглянулись и прочли на лицах друг друга одинаковое выражение. - Джозеф, я боюсь,- едва шевеля губами, прошептала миловидная служанка. – Я боюсь! Что же такое делается? Я в толк не возьму, что происходит в этом доме… Ты слышал, как он говорил? Она указала глазами в сторону лаборатории. - Джозеф, голос хозяина… Брэдшоу вздрогнул и поднес палец к губам, призывая к молчанию. Их разговор вполне мог быть слышен в кабинете. - Энни, пойди в погреб за вином. Нехорошо заставлять доктора ждать. Девушка уже собралась идти, но обернулась, все еще дрожа. - А крик этот? Ты слышал… - Ради Бога, иди! – замахал руками Брэдшоу. Он услышал, как заскрипели ступени в лаборатории и тоже поспешил удалиться. Весь последующий вечер слуги доктора Джекилла, любившие переброситься парой словечек и шуток после работы, провели в молчании, боясь лишний раз проронить слово или неосторожно нарушить кладбищенское безмолвие особняка. Хозяин сегодня не спустился в столовую, распорядившись оставить ужин на лестнице. Судя по звукам, иногда раздающимся из секционной, он проводил какой-то опыт и вознамерился ночевать также в кабинете. Энни, впервые за все время, что служила у доктора Джекилла, заперла дверь своей спальни… Комната гоничной располагалась совсем рядом с лабораторией и кабинетом хозяина. Пытаясь заснуть, девушка с замиранием сердца прислушивалась к быстрым упругим шагам и к тому, как доктор Джекилл стонал и с кем-то переругивался осипшим голосом.