Мой гений

Эта маленькая комнатка, служившая детской, до сих пор бережно хранится в ее памяти… Маленькая Айрин лежит в своей постели и смотрит на обои с рисунком в виде роз, изящно оплетенных листвой. Рассматривая их каждый раз перед сном, она воображает, как вырастет и будет жить в большом поместье в каком-нибудь графстве, где неподалеку обязательно будет бежать серебристая речка, богатый дом будет окружать громадный сад с самыми красивыми и необыкновенными цветами. В этом доме будет огромная игровая комната с настоящим кукольным домиком, который завладел воображением шестилетней Айрин с того самого момента, когда она увидела его в витрине магазина игрушек во время послеобеденной прогулки с мамой. А еще там непременно будет конюшня с лошадками и пони, там будет столько экипажей, пролеток, двуколок и колясок, что их можно будет менять каждый день. И совершая конный выезд, Айрин будет катать на них всех ребятишек. Когда у папиной аптеки останавливается изысканная карета, малышка всегда подбегает к окну, чтобы получше ее рассмотреть, и думает, как это здорово, вот так взять и прокатиться по Лондону не в скрипучем, битком набитом душном омнибусе, а в собственном блестящем и сверкающем экипаже, с мягкими подушками на лавках и занавесочками на окнах. И не надо с полчаса ждать, когда на улице нарисуется кэб, можно в любой момент запрячь и поехать, куда душа пожелает! И конечно же, в этом огромном доме у дорогого папочки будет свой собственный кабинет и библиотека, совсем как в Британском музее, где он бы мог готовить свои снадобья и порошки, без этой жуткой тесноты, отдыхать и читать. Ну, а пока семейство Миллиган вынуждено снимать двухэтажную квартирку, очень вытянутую и узкую, словно живешь в тубусе, в котором носят подзорные трубы и географические карты. Первый этаж практически целиком занимает аптека с внушительной стойкой, где папа встречает посетителей, и подвесными шкафами и полками, заставленными травами, болеутоляющими, пилюлями и мазями. А за шторкой позади стойки располагается крохотная секционная, где папа готовит свои лекарства и хранит запасы химических реактивов. Здесь должна была находиться столовая, но ее пришлось перенести на кухоньку на втором этаже. Там же и развернулась спальня мистера и миссис Миллиган, а за стеной – детская, обитель Айрин. Вдруг случайный порыв ветра гасит робкий огонек свечи, что стоит на подоконнике! Комната мгновенно погружается в зловещий мрак, съедающий все розочки на симпатичных обоях. Все знакомые вещи разом приобретают мистические и пугающие очертания. - Мама… - похолодевшая Айрин умоляюще шепчет, озираясь по сторонам. Занавески дрожат и раздуваются, словно за ними кто-то спрятался и только и ждет удобного момента, чтобы выскочить. Девочка вздрагивает от каждого шороха. - Мама… - зовет она, натягивая одеяло почти до самых округлившихся глаз. За открытым окном раздался шум, напоминающий взмахи невидимых крыльев, наверху, по черепице кто-то ходит. - Мама! – Айрин пулей выскакивает из кровати и мчится прочь из комнаты. Она со слезами в глазах прибегает в соседнюю спальню, где в это время миссис Миллиган сидит за швейной машинкой. Девочка бросается к ней, утыкаясь личиком в плечо. - Детка, что случилось? – мать откладывает в сторону незаконченный матросский костюмчик, предназначенный внуку миссис Коллинз, и ласково гладит дочку по подрагивающим плечикам. - Мама, мне страшно… - сквозь слезы лепечет Айрин. – Посиди со мной, пожалуйста, мамочка! Там, за окном, кто-то летает! Свечка погасла! Я боюсь! - Ну, тише, радость моя, - улыбается миссис Миллиган. – Сейчас мы с тобой зажжем свечку, да и дело с концом. Ты закроешь глазки и заснешь. - Мамочка, останься со мной! – Айрин заглядывает ей в глаза и делает умильно-просящее выражение лица. Мама словно виновато вздыхает. Костюм нужно закончить непременно сегодня, завтра времени не будет, поденщица от Коллинзов придет за заказом с утра. Благодаря своим умелым рукам и машинке миссис Миллиган получала неплохие деньги, что служило добрым подспорьем к более чем скромному заработку аптекаря в не блещущем роскошью квартале Лондона. И к осени у малютки Айрин будут новое пальтецо с потайными крючками и сапожки со шнуровкой. Они с Робертом давно не баловали дочь обновками… - Солнышко, мне очень жаль, сегодня никак. Ты не бойся, это к твоему окошку подлетают ангелочки и заглядывают, наблюдая за тобой. - Правда? – Айрин успокаивается и внимательно слушает маму. - Да! А когда ты засыпаешь, они бесшумно открывают ставни и порхают над изголовьем твоей кроватки, нашептывая тебе на ушко волшебные сны. Иди скорей спать, родная. - Мамочка, я совсем не устала… А можно я тогда посижу с тобой? Я помогу тебе с шитьем! - Моя маленькая помощница… Миссис Миллиган целует дочку в макушку и просит принести корзинку с нитками, а затем вставляет новую нить в машинку. Ее волосы цвета подсолнухов, забранные в высокую прическу с ниспадающими на шею прядями, мягко освещены газовым светом от лампы, висящей прямо над ее рабочим местом. Этот свет создает чудесную иллюзию, будто от маминой склоненной головы и лица исходит сияние. У мамы очень красивые зеленовато-бурые глаза, в которых, когда она улыбается, пляшут задорные искорки майского костра. Такие же искорки переняла во своем взгляде и маленькая Айрин. - Мама, а спой мне песенку. Ну, пожалуйста! – просит девочка, облокотившись на маленький швейный столик и наблюдая, как ловко управляются мамины руки со стрекочущей машинкой, и как весело отплясывает джигу иголка. Миссис Миллиган улыбается, какая же у нее была милая улыбка! Айрин забирается на кровать и удобно устраивается там, приготовившись слушать. Поворачивая ручку и вращая маховик машинки, мама начинает петь шотландскую колыбельную. Эта мелодия навсегда осталась в сердце Айрин, после, когда она уже была на попечении доктора Лэньона, эта чарующая мелодия являлась ей во сне, вместе с мягкими руками, исколотыми иголками, бархатным глубоким голосом и запахом ландышей. Под мерное жужжание машинки и мамины песни Айрин блаженно засыпает на кровати мамы и папы. Поглядывая на спящую дочь и не решаясь нарушить ее сон, Этельберта оставляет на минуту работу и чувствует, как ее сердце обмирает от горячей любви к ней и смутной тревоги. Подшивая манжетик, она так мысленно погружается в эти ощущения, что руки ее замедляются, она случайно натыкается пальцем на иголку. На коже выступает капля крови. Чтобы не испачкать ненароком детский костюм, она подносит палец к губам и обворачивает его носовым платком. Никак не получается избавиться от какого-то дурного предчувствия. Внизу звонит колокольчик, возвещая о чьем-то приходе. С губ Этельберты срывается вздох радости и облегчения, когда она слышит раздающиеся на винтовой лестнице шаги, которые она узнает всегда. - Роберт, наконец-то! – она встает со стула и обнимает пришедшего мужа. – Тихонько, не разбуди Айрин. Супруги разговаривают шепотом. Этельберта сразу замечает, как явно усталость выражается на лице Роберта. Нервно поглаживая усы, он подходит к постели и смотрит на свое дитя. - Прости, что задержался, но скоро было не управится… - произносит он, печально отводя глаза. - Что-то случилось? – осторожно спрашивает Этельберта. - Я был сегодня у Остинов… К несчастью, худшие мои опасения подтвердились, это тиф. Уже девятый случай в том приходе. Мои лекарства не помогли, время было упущено. Их младшая дочь скончалась утром. Она была немного старше нашей Айрин. - Святые угодники… - прикрыла рот миссис Миллиган, опускаясь на стул перед машинкой. – Бедная Лотти… Господи, Роберт, неужели это эпидемия? - Я молюсь, чтоб это было не так, - Роберт был бледен, на его широком лбу выступили капельки пота. – Бедняга Остин просто убит горем… Ты знаешь, чтобы лечить Лотти, им пришлось залезть в долги. Мне совесть не позволила взять с них ни единого пенни… Тем более, я так непозволительно оступился. Он прикрыл лицо рукой и отошел к окну. Мистер Миллиган всегда переживал, когда у его пациентов был летальный исход, и винил себя, что не смог выполнить своего врачебного долга. Этельберта молча подошла и обняла его, скорбя вместе с ним. В этот момент у нее возникли страшные мысли, но она не посмела произнести их вслух, чтобы не огорчить Роберта еще больше. - В этом нет твоей вины, ты исполнил свой долг и сделал это с честью… - муж повернулся к ней лицом, взял ее ладони в свои и запечатлел на них поцелуй. - Айрин снова испугалась? – вдруг перевел разговор мистер Миллиган. - Да, никак не может засыпать в одиночестве, боится темноты, крошка. Отец склонился над маленькой Айрин и бережно взял ее на руки, прижимая к груди и баюкая. Этельберта вернулась к шитью, а он понес дочь обратно в ее постель. Когда он чиркнул спичкой, зажигая свечу и впуская снова в детскую уютный свет, Айрин проснулась. - Папа, ты вернулся… - пробормотала она голоском, еще полным сонной неги. Роберт опустился перед кроватью дочери на одно колено и игриво коснулся маленького детского носика. - Закрывай глазки, принцесса, видишь, свечка снова горит, все страшилища разбежались. - Мне так стыдно, папочка… В сказках, что ты мне рассказывал, наши отважные предки бились с драконами и огромными зверюгами, они-то не боялись. А я – жалкая трусиха, я не достойна называться дочерью Шотландии. Мистер Миллиган чуть опустил голову, пряча улыбку и дивясь высокопарному слогу своего чада. Видно, шотландские мифы и легенды про подвиги славных рыцарей, которые жадно проглатывала Айрин и буквально требовала рассказывать еще и еще, когда у папы уже глаза слипались, давали в бурном детском воображении всходы. Рыцари называли себя сынами Шотландии, и маленькая дочь аптекаря вознамерилась стать одной из них. - Не переживай, ты – маленький воин, - как можно убедительнее и серьезнее сказал папа. – поверь мне, Айрин, порой даже самому отважному храбрецу бывает страшно, такова человеческая натура. - А тебе бывает страшно? – спросила дочка таким же серьезным тоном, что вопрос ее прозвучал вовсе не наивно. - Страшно, Айрин, когда ничем не можешь помочь, - отозвался мистер Миллиган. Он вспомнил, что в глазах Чарльза Остина стояли слезы, а лицо было постаревшим от пережитого горя. Он стоял и смотрел на прислоненный к стене маленький гробик, которому суждено было стать вечной колыбелью его маленькой дочери. Аптекарю Миллигану было до сих пор жутко смотреть, как безнадежно искажаются гримасой неумолимой боли лица людей, когда он им сообщает, что их близким осталось недолго. И как тускнеет тот дом, в котором долго стоит тяжелый запах лекарств, а после раздаются плачи и стенания, и роняются слезы на сшитый белый саван, а в конторе гробовщика похоронным колоколом стучит молоток. И Роберт Миллиган старался буквально вырывать людей из губительных объятий смерти, использовать малейший шанс, чтобы спасти человека, когда другие доктора умывали руки.

***

«Страшно, Айрин, когда ничем не можешь помочь…» Лишь спустя много лет мисс Миллиган поняла истинный смысл этой фразы, ибо сейчас ей было по-настоящему страшно. Страшно, от того, что она ничем не может помочь Генри. Айрин сидела в гостиной доктора Джекилла, безучастно глядя на пылающие в камельке угли. Во всех комнатах стояла такая гробовая тишина, прерываемая лишь мерным ходом часов и потрескиванием углей, что даже не верилось, будто всего пару часов назад по дому безнаказанно шнырял убийца. Прежде мисс Миллиган сталкивалась с такими загадочными и леденящими кровь историями лишь на страницах книг, и никак уж не могла подумать, что когда-нибудь станет частью одной такой странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда, достойной целого романа. Рядом с ней на диване тревожно заворочалась маленькая Сара. Айрин мгновенно вновь склонилась над ней, и поглаживая по головке, стала напевать колыбельную, которую в детстве слышала от своей матери. Шотландские напевы вновь успокоительно подействовали на ребенка, крошка перевернулась на другой бок и провалилась в сладкую дрему. Часы на церкви неподалеку от площади пробили ровно полночь в ночной тишине погруженного в сон Лондона, однако сама Айрин не испытывала ни малейшей потребности последовать всеобщему примеру горожан. Она была бы рада, если б все ее сегодняшние злоключения оказались лишь дурным сном или игрой воображения. Но никак не высыхающие слезы в глазах, кровоподтеки на руках и шее, и разодранное платье свидетельствовали о том, что ситуация более чем реальна. Отойдя от спящей Сары, мисс Айрин расправила складки на подоле платья, которое любезно предоставила ей Энни заместо порванного. Она вытащила из прически шпильки и отпустила волосы с медным отливом на свободу, завязав в косу, спускающуюся по плечу, так было легче думать, когда голову ничто не стесняло. Но ее разум буквально разрывало от разных мыслей. Юная леди не думала о том, как удачно она вырвалась из когтей мистера Хайда, и что было бы с ней, не будь рядом мистера Аттерсона и Пула, вовсе нет. Она мысленно трудилась лишь над одним вопросом – как помочь Генри… - О, Генри, как же мне тебя вернуть… - шепотом саму себя вопрошала Айрин, проходя вдоль всей гостиной и внезапно остолбенев от посетившей ее жуткой мысли. – Если это возможно… Больше всего она боялась, что несчастному доктору Джекиллу уже ничем не помочь. Он обрек себя на вечные муки, в прям и страшном смысле. Что же будет с его душой? Затем ей являлись другие жуткие недавние видения. Слова Эдварда Хайда о заслуженной участи Генри острым ножом врезались в сердце. Снова и снова в памяти Айрин звучал вкрадчивый и лукавый голос Хайда. Семя смуты, посеянное им, давало свои ядовитые всходы. Она ведь и правда очень многим жертвовала ради Джекилла, да и все остальные тоже. Добросердечный нотариус Аттерсон первым встревожился за жизнь своего друга, почуяв неладное из-за странного завещания, умолчал о покровительстве Джекилла, когда Хайд совершил зверское убийство, лишь бы не ставить под удар репутацию доктора… А бедный дядюшка Хэсти? У мисс Миллиган сдавило горло. В глубине души она никак не могла отвертеться от удушающей мысли, что Генри имеет прямое отношение к скоропостижной кончине доктора Лэньона. Смерть любимого благодетеля, который ее вырастил, было тяжело простить. Как же тяжело было дядюшке уходить с таким тяжким грузом этой жуткой тайны. Все они столько делали для доктора Джекилла, спасая его жизнь, честь и рассудок… И какой же монетой он им отплатил? А все эти ужасные и презренные деяния Хайда? Вся его порочная жизнь, весь этот кошмарный эксперимент… И самым страшным, отравляющим душу было то, что Эдвард Хайд называл себя истинным воплощением Генри Джекилла. Он был уже не одной из двух натур, не тенью и не расплывчатым отражением, не смутным образом из мрака подсознания, а самостоятельной личностью. Доктор Джекилл растворился в мистере Хайде навсегда… Если бы не стремления Генри освободить свои тайные страсти, ничего бы этого не случилось. Так за кого же она, мисс Айрин Миллиган, собиралась выйти замуж? С кем хотела провести остаток своих дней? Кого же она возлюбила всей душой – маску добропорядочности, за которой скрывался Хайд? «В каждом человеке живут две сущности, одна – воплощение добра и нравственности, вторая – порождение самых темных и низменных наклонностей…», - вспомнились ей слова доктора Джекилла. Так неужели зло в душе Генри оказалось сильнее, а он просто так сдался, оставив свою невесту на милость победителя? Мисс Миллиган снова опустилась на краешек дивана рядом с прикорнувшей Сарой и закрыла лицо руками. Так неужели человек – лишь марионетка в руках зла, которое неминуемо возьмет верх? Неужели все мы вынуждены скрывать своих демонов за лицедейскими масками и сетовать на то, что все мы несвободны из-за уз долга и морали? Неужели наша истинная, так называемая свободолюбивая сущность – на самом деле греховное, кричащее, ненасытное в поисках увеселений «я», а остальное лишь красивая обертка? От всех этих раздумий Айрин окончательно запуталась. - Ах, милая мисс Миллиган, не печальтесь, вас любой наряд красит! – вдруг услышала она веселый голос Энни, выведший ее из дебрей умозаключений. – Вы даже в платье прислуги все равно остаетесь барышней… - Все равно остаюсь барышней… - растерянно повторила рефреном девушка. Горничная со сладкой улыбкой прошествовала к овальному столу и поставила туда поднос. - Я вот решила вам чай принести, со сливками и хлебцами с джемом, как вы любите, - она ворковала, заботливо наливая горячий чай в фарфоровую чашку. – Вам непременно нужно подкрепиться, вон какого страха натерпелись! Вам уже получше, мисс? - Благодарю, Энни, - мисс Айрин улыбнулась в ответ и приняла из рук служанки чашку, - со мной все хорошо. А вот бедняжку Сару я насилу успокоила, она до смерти перепугалась. Мисс Миллиган набросила съехавший плед на плечики Сары, а Энни сочувственно вздохнула. - Еще бы, мисс! Я сама чуть не окочурилась… Как представлю, что вы были одна с этим душегубом, так сердце в пятки уходит! А этот негодяй еще и удрал и ключ с собой утащил! - Все позади, не бойтесь, - Айрин по-дружески взяла Энни за руку, - я думаю, Хайд вряд ли сюда вернется, утром пошлем за слесарем, поставим новые замки. Да и делать ему здесь больше нечего… Горничная на минуту задумалась, словно колебаясь, но потом все же сказала, потупив взор. - Мисс Айрин, я вот узнать хотела… Уж и мистера Пула допытываться не стала, у него разболелось сердце после всего этого. Вы не серчайте, если я у вас спрошу… - Энни, не говорите глупостей, вы можете спрашивать о чем-угодно. - А доктор Джекилл, - осторожно начала Энни, - что с ним случилось? Айрин не нашлась, что ей ответить. Пока она думала, какое же дать объяснение, со стороны лаборатории, соединяющейся с гостиной коридором, раздались медленные шаги, и вскоре к девушкам присоединился мистер Аттерсон, находящийся все это время в кабинете доктора и изучающий его бумаги. Беспристрастное лицо нотариуса выражало крайнее изумление, граничащее с ошарашенностью, он был бледен и сжимал в одной руке толстую записную книгу Джекилла. Энни по виду нотариуса догадалась, что ему с мисс Айрин предстоит разговор не из легких. Юная леди попросила ее побыть с Сарой, а сама пригласила мистера Аттерсона обратно в лабораторию. Они вдвоем в полном молчании вошли в пустующую секционную, которая, казалось, еще хранила в себе пугающие следы присутствия Эдварда Хайда. - Уму непостижимо… - вымолвил нотариус, - никогда бы не поверил, если б это не было написано рукою Джекилла. - Всецело разделяю ваши мысли, - ответила мисс Айрин, - и от осознания того, что это правда, рассказ Генри еще непостижимее и страшнее. Они провели некоторое время в молчании, поскольку оба были по-своему потрясены и погружены в свои мысли, слова здесь были излишними. - Мисс Миллиган, - вдруг нарушил тишину Аттерсон, - я настоятельно советую вам покинуть Лондон в самое ближайшее время. Со своей стороны я обещаюсь разрешить все препоны с наследованием. В Эдинбурге у меня есть надежные знакомые в банке, там заранее сделают счет на ваше имя. В Шотландию я буду сопровождать вас лично, для верности. - То есть, вы рекомендуете мне бегство? – уточнила юная леди, слегка приподняв брови. - Это не бегство, это спасение, - строго осадил ее нотариус. – Я дал обещание покойному доктору Лэньону, что буду заботиться о вас, я не намерен подводить друга. А вы со своей стороны должны осознавать свою ответственность перед девочкой, которую вы взялись опекать. И я никогда не прощу себе, если с вами, Айрин, что-то случится. Я уверен, что Джекилл тоже себе не простит, если… Он многозначительно и назидательно посмотрел на Айрин. - А я не прошу себя, если не предприму хоть что-то, чтобы спасти Генри, - деликатно, чтобы не задеть действующего из благих побуждений мистера Аттерсона, но уверенно высказалась мисс Миллиган. – И потом, если уж Хайд задумал разделаться со мной, вы полагаете, что факт моего переезда в Эдинбург его остановит? Или что помешает ему отомстить мне через Элизу и Артура, или Энни, или хотя бы вас? - Я полагаю, в данный момент мистер Хайд озабочен более своим спасением, нежели вендеттой, - заметил Аттерсон, - и мне кажется, что спасти можно лишь только доброе имя Джекилла, не привлекая внимания полиции и общественности к этой истории. Только мы с вами знаем правду, пусть для всех остальных доктор Джекилл останется бесследно исчезнувшим. - Это только доказывает то, что мы не должны оставить Генри в беде, - с жаром сказала Айрин, - кроме нас ему не на кого рассчитывать. А мистер Хайд так просто не исчезнет… Он слишком долго боролся с Джекиллом, чтобы вот так меня отпустить. Она содрогнулась, когда вспомнила прощальные слова Эдварда Хайда. «До скорой встречи, мой маленький Светлячок!» - Он не отступится, не попытав счастья заполучить деньги и наказать меня. Ему некуда деваться, он все еще в розыске. И пока я остаюсь в Лондоне, у нас есть шанс спасти Генри. Хайд ведь как крыса, загнанная в угол. - Крысы имеют обыкновение бросаться, - добавил нотариус, поглаживая бакенбарды, как делал, когда был в раздумьях, - это очень рискованное предприятие, мисс Айрин. И как вы намерены спасти Джекилла? Айрин умолкла, тоже глубоко задумавшись. Ее глаза блуждали по столам в лаборатории и вдруг остановились на блюдцах с разными порошками. - Соль! – воскликнула она. – Все дело в соли! Генри не мог приготовить правильное противоядие из-за отсутствия старого образца соли. - Насколько я помню, Джекилл поручил своим слугам обойти все аптеки Лондона, но нужной соли они так и не нашли, - с сомнением сказал Аттерсон. - А если… - Айрин отчаянно не хотела сдаваться, уцепившись за эту единственную соломинку, - а если поискать вне Лондона? В Шотландии много отцовских друзей на поприще медицины. Я уверена, что они помогут нам добыть это вещество, если направить им письмо с химической формулой. - Пожалуй, стоит попытаться, - вынес свой вердикт нотариус, отдав должное упорству и упрямству юной леди. – Вы говорили, Хайд намерен искать помощи у фальшивомонетчиков? Я займусь поисками умельца, что взялся бы за такое дело. Думаю, мы можем заручиться поддержкой Энфилда, он умный и дельный молодой человек, ему можно доверять. - А я буду разбирать научные записи Генри, - подхватила Айрин, воспрянувшая духом и полная решимости, - спасибо вам, мистер Аттерсон! - Я всегда рад служить вам, мисс Айрин, - Аттерсон был тронут ее чувственностью, - но могу я попросить вас об одном обещании, как об ответной услуге? - Разумеется, сэр. - Обещайте мне, что будете предельно осмотрительны и не станете ничего предпринимать без моего ведома. Самовольность, мисс Айрин, непозволительная роскошь в нашем с вами нынешнем положении.

***

По прошествии следующей недели, однако, энтузиазм и надежды мисс Миллиган иссякли подобно старой соли доктора Джекилла. Ответ из Эдинбурга был неутешительным, такого вещества в тамошних аптеках нет и никогда не было. К тому же, Айрин пыталась безуспешно изучать архивы Генри, пытаясь восстановить исходную формулу, но лишь утвердилась в своем убеждении, что отношения у нее с медицинскими науками обстоят более чем скверно. На все это время она поселилась в особняке Джекилла вместе с Сарой и большую часть дня проводила в лаборатории и кабинете доктора, прерываясь на краткий сон, скудную трапезу и прогулки с девочкой. Горничная Энни высказывала свои опасения Пулу и кухарке миссис Линдон, будто бы мисс Айрин тоже «чуточку помутилась головушкой», ибо не вылезает из-под кипы бумаг на столе хозяина, а если случается ей отвлечься от бумажной волокиты, то леди начинает расхаживать взад-вперед и бормотать про себя какую-то абракадабру. Энни была уверена, что это какие-то иноязычные ругательства. Мисс Миллиган волей-неволей была близка к тому, что начать изъясняться так, как юной барышне не пристало. Химические формулы и уравнения было для нее страшнее немецкой грамматики. Она не раз вспоминала с запоздалым сожалением, как увиливала от занятий доктора Лэньона и ныла в детстве от того, что он мучит ее химией и анатомией. Тогда Айрин была абсолютно уверена, что эти знания ей никогда не пригодятся… О, если б она знала, что от анализа протекания химических реакций будет зависеть жизнь любимого человека… Как часто в настоящем мы пренебрегаем тем, без чего не сможем обойтись в будущем. И наоборот, к несчастью. Айрин внимательно штудировала записи Генри, где он подробно представал ход своих опытов. И вскоре над рабочим столом доктора забрезжил свет досадной догадки – мисс Миллиган начинала сомневаться, что решающую роль в колоде химических реагентов играла та самая соль, способная приводить вещества к нестабильности и расщеплению. По описаниям Генри, на начальном этапе приготовленный препарат вообще не оказал никакого действия, а на последних стадиях, свидетелем которых стала она сама, даже увеличенные в несколько раз дозы тинктуры не действовали вовсе. Стало быть, дело не в соли? Должно быть что-то еще… Но как тогда восстановить формулу Джекилла, чтобы спасти Генри… - Все напрасно! – Айрин стянула очки и разочарованно отодвинула книгу, обхватив руками голову. – Я никогда не разберусь во всем этом… Куда я сунулась? С чего вообще решила, будто это мне по силам? Судьбу не переспоришь… Вредные домысли об участи Джекилла, подсказанные зловещим мистером Хайдом, вновь замаячили на горизонте. Быть может, это действительно предрешено и нерушимо, и ничего уже нельзя исправить. Даже сам несчастный Генри считал себя обреченным… - Генри, почему… - вырвалось у мисс Миллиган, она встала из-за рабочего стола и устало прошла к креслу у камина, где состоялся тот злополучный разговор с доктором, измученная, она буквально упала в кресло. – Почему ты так поступил со всеми нами… Ты же своими руками обратил все в руины. Я считала тебя гением, чуть ли не святым… А ты оказался всего лишь пешкой в руках Хайда. Она прикрыла глаза и вообразила доктора Джекилла таким, каким она сохранила его в своей памяти. Добрый, умный, учтивый… Неужели все это лишь иллюзорный образ, сотканный ею самой, а гений оказался злодеем… - Я теперь уже сомневаюсь, какая же у тебя душа, Генри… Откуда же взялась в тебе эта пакость, что вырвалась на свободу… Безусловно, Джекилл был сам повинен в том, что случилось. Но разве это что-то меняет? Когда мы любим, мы не ждем ничего взамен и даже прощаем то, что простить тяжело. Мисс Айрин любила Генри, но совершенно выбилась из сил. - Господи, я не могу одна…. – с ресниц слетели слезинки, - чтобы изготовить лекарство, нужен доктор… И нужна эта пресловутая соль! Это будет поистине чудо, если каким-то непостижимым образом у меня появится и то, и другое… И в этот самый момент…. Я знаю, обычно во всех низкосортных, беллетристических романчиках «в этот самый момент», то есть, когда дела идут из рук вон плохо, случается нечто непредвиденное и необыкновенное, что преображает ситуацию. Простите мне эту избитую фразу, но в этот самый момент ситуация, в которой оказалась мисс Айрин, действительно преобразилась. Заранее прошу прощения за каламбур. Так вот, в этот самый момент, когда Айрин уже почти отчаялась, в кабинет постучал дворецкий Пул. - Прошу прощения, что беспокою, мисс, - почтительно склонив голову, произнес он, - но внизу ожидает господин, он хочет видеть доктора Джекилла, говорит, его коллега. Что мне передать ему? Айрин внутренне поморщилась, поскольку была абсолютно не настроена принимать гостей и наносить визиты, тем более, каждый день приходил мистер Аттерсон с инспекцией, чтобы убедиться, что мисс Миллиган никуда не отлучается. Но правила приличия и врожденная совестливость обязывали. - Скажите ему, Пул, будьте добры, что я спущусь через несколько минут. Я сама с ним побеседую. Юная леди подошла к зеркалу, которое повесили вместо разбитого, и критически окинула взором свой внешний вид, с которым предстояло предстать перед неизвестным джентльменом. Поправив прическу и одернув платье, она проследовала в гостиную. И каково же было ее удивление, когда она обнаружила там Филиппа Преображенского, русского студента выпускного курса из Москвы, готовящегося стать доктором. (Теперь прочувствовали всю соль каламбура?) - Добрый день, мисс Миллиган, - приветствовал ее Филипп, тоже несколько удивившись присутствию Айрин в этом доме. – Какая приятная неожиданность… - Взаимно, мистер Преобрадженски, - кивнула девушка и протянула ему руку для поцелуя, - как отрадно, что вы еще в Лондоне. Я считала, вы вернулись в Россию. - В скором времени так и будет, я посещал здешние медицинские курсы вольнослушателем и выписал несколько книг на английском, которых в наших университетах не достать. Мне удалось разыскать труды немецких лекарей по хирургии. Кстати говоря, могу я просить вас о помощи с переводом, если вдруг возникнет необходимость? - С радостью помогу вам, - улыбнулась Айрин. - О, несказанно благодарен, мисс Миллиган. Могу я поговорить с доктором Джекиллом, если он не занят? - Сожалею, но не сможете, сэр, - грустно отозвалась она, немного подумав. – Доктор, он… Пока не дома. Я не могу сказать, когда он появится. Расстройство так явно обозначилось на лице молодого человека, что Айрин стало его жаль. - Прискорбно, раз так… Я-то надеялся, что застану его. Доктор Джекилл любезно предоставил мне немного своей соли для моих опытов, но… С губ Айрин сорвался вздох, что заставило Филиппа замолчать и с изумлением воззриться на юную леди. Она была готова броситься русскому господину на шею и от души обнять его, так охватила ее нечаянная радость. - У вас есть старая соль! О, дорогой мистер Преобрадженски, прошу вас, помогите мне в одном деле. От этого зависит жизнь человека, кроме вас, мне не к кому обратиться. - Я сделаю все, что в моих силах, мисс Айрин, - с готовностью сказал он, видя искреннюю мольбу в ее глазах. Распорядившись накрыть в столовой, она угостила Преображенского чаем и вишневым пирогом, а затем принесла записную тетрадь доктора Джекилла, открыв на странице с формулой. Филипп с минуту внимательно изучал ее, затем быстро набросал карандашом на отдельной бумаге уравнение с расчетами и любезно согласился приготовить для Айрин тинктуру с вышеупомянутой солью. - Но могу я спросить, что это за препарат? – полюбопытничал Преображенский. - Простите, Филипп, но я не отвечу вам, считайте, что это врачебная тайна. Могу лишь от себя сказать, что это лекарство очень нужно доктору Джекиллу, и я уверена, что вы успеете с ним встретиться и, оказав ему такую услугу, заслужите бесконечную его признательность и мою тоже. Филипп оказался славным малым и не стал упорствовать в своем дознании. Мисс Миллиган была вновь преисполнена радости и надежды, словно камень с души спал. Их разговор с Преображенским прервал вошедший в столовую Пул с конвертом в руках. - Мисс Айрин, я нашел это под нашей парадной дверью, адресовано вам лично в руки. Обратного адреса нет. Айрин взяла таинственное письмо, и поблагодарив дворецкого, вскрыла ножом конверт. Из него сразу вывалилась вьющаяся прядь темных волос, по-видимому, срезанная. Это уже выглядело странным... И первые же строки, которые она прочла, заставили ее воспрянувшее сердце сжаться. «Мой маленький Светлячок! Вынужден признать, что я недооценил тебя. Ты просто сам Кромвель в юбке! Но это даже ничего, твоя строптивость лишь разожгла огонь и подстегнула меня, это сродни азарту охотника, преследующего добычу, без погони нет никакого интереса. Мне крайне досадно, что наша беседа осталась неоконченной, а я ой как не люблю оставлять свои дела незавершенными. И помню, что ты не любишь наносить визиты без веских причин. Так вот, милейшая причина по имени Люси просто умирает от невозможности с тобой встретиться. Приходи сегодня в час ночи на левый берег Темзы, к Вестминстерскому мосту. Не забудь захватить чековую книжку, уверен, этот проныра Аттерсон уже уладил все дела с наследством Джекилла. Ах, да, если вдруг с тобой за компанию кто-то увяжется или вдруг тебе хватит наглости проигнорировать мою скромную просьбу… Последним звуком, который издаст сладкоголосая Люсиль, будет бульканье ее собственной крови в горлышке. А местные рыбаки выловят следующим же утром ее кишки в сети. Надеюсь на твое благоразумие и с нетерпением жду предстоящего свидания. Я ужасно соскучился по своей храброй озорной девочке.»