***
Подняв тяжелую лейку, Джозеф оросил прикопанное дерево водой, а Энни радостно заулыбалась, хлопнув в чумазые ладошки. Она случайно задела лицо рукой, отчего на щеке возникло пыльное пятнышко. Лакей выудил платок и осторожно смахнул его с прехорошенького личика горничной, отчего оно враз залилось земляничным цветом. Энни что-то шепнула ему на ушко, и Джозеф засиял как начищенное столовое серебро, а потом внезапно поцеловал служанку в чистую щечку. Энни нахмурилась, притопнула поношенным башмаком, демонстративно отвернула вздернутый нос от кавалера и зашагала прочь, жестикулируя немытыми руками и бормоча что-то явно нелестное. Удивленно почесав затылок, Джозеф бросился за ней, торопливо выкрикивая слова оправдания, но дама его сердца и слушать не подумала. У входа в кухню он ее нагнал и начал что-то доказывать, то и дело ударяя себя кулаком в грудь. Остывшая Энни вздохнула и неопределенно пожала плечами, понурив голову и немного надув губы. Джозеф принялся лихорадочно что-то искать в карманах брюк и матерчатой куртки, волнение на его лице сменилось растерянностью и испугом. Потом он схватился за голову, жестом попросил Энни обождать и начал трусцой нарезать круги по заднему двору, что-то внимательно высматривая у себя под ногами. Застывшая на кухонном крыльце Энни с любопытством наблюдала за этими манипуляциями. Наконец Джозеф сбавил скорость у посаженного померанцевого дерева и, опустившись на корточки, поднял с пропитанной водой земли какой-то грязноватый предмет. Резво метнувшись обратно к ожидающей его горничной, лакей протянул ей на раскрытой ладони латунное колечко. Произнеся что-то скороговоркой, Джозеф замолчал, ожидаючи уставившись на Энни. Она взяла кольцо и надела его на безымянный пальчик, вытянув руку и любуясь своим даром. А потом закивала и бросилась с раскрытыми объятиями к Джозефу так энергично и стремительно, что тот едва устоят под ее натиском. Они оба засмеялись, и лакей уже без тени страха и смущения поцеловал свою невесту. Айрин Миллиган, наблюдавшая за этим маленьким трогательным и комичным спектаклем из окна своей комнаты, сочла, что дальше подглядывать уже грешно. Все-таки, это тайна двух сердец, не терпящая чужого вмешательства и посторонних глаз. Айрин давно заметила, что Энни неровно дышит к Джозефу, молоденькая горничная прям-таки менялась в лице в его присутствии, поправляя прическу и передник. А Джозеф частенько якобы "случайно" заглядывал на кухню, чтоб хотя бы на мгновение, мимолетно увидеть милый сердцу чепчик и ловкие ручки, со сноровкой разливающие чай и сливки в порцеланский фарфор. А на какие ухищрения пускался лакей, незаметно пряча подарки для Энни в самых неожиданных местах! Подарки эти были самые простецкие, но горничная, найдя очередной тайник, радовалась как дитя, весь день загадочно улыбаясь и мурлыкая песенки под очаровательный носик. Влюбленные старательно скрывали от окружающих свои чувства, а те не менее старательно делали вид, что ничего не замечают, ибо в трогательной симпатии горничной и лакея не было ничего предосудительного. Разве что дворецкий Пул, чьи представления о подобающем поведении прислуги в доме хозяина были тверже гранита, зорко следил за ними и делал нравоучительные замечания. Мисс Миллиган в мыслях о чистой любви Джозефа и Энни находила утешение, перед ее мысленном взором так и встала живо картина признания Генри Джекилла, ее гения... Как она была беспечна тогда в своем счастье. Но теперь несчастной девушке казалось, что все это происходило когда-то давным-давно или с кем-то другим. Будто она прочла в книжке историю о бедной сиротке, которую нашел и заботливо вырастил благодетель, а потом она встретила доброго и умного доктора, спасла его от неизлечимого недуга, и они навек соединили свои сердца, полные горячей любви. Но история ее, Айрин Миллиган, была совсем иной. Безнадежной, темной. Странной. Страшной. - Пусть хоть кто-то в этом доме будет счастлив, - прошептала шотландка, веселость от увиденного во дворе вмиг умчалась, пробыв не более пяти минут, смиренно уступая место отчаянию, унынию и болезненному равнодушию, с недавних пор сделавшимися постоянными спутниками мисс Айрин. Она утратила всякую живость и бодрость юного создания, порой с трудом заставляя себя подняться утром с постели, а ночью проводила без сна тягостные часы, тянувшиеся подобно смоле. Но время - удивительный механизм. Когда желаешь, чтоб оно пошло быстрее, оно ползет как фонарщик навеселе, а когда молишь, чтоб умерило свой бег, то оно бежит со скоростью уличного карманника. Так скоро подошло время венчания. Айрин уже не боролась, ее силы были на исходе, беспросветность и безвыходность ее положения тяжелыми кандалами сковывала все ее существо, тело и душу, в какой-то момент она сделалась совсем отрешенной, юной леди вдруг стало решительно все равно, что с ней будет. И только когда день тому назад Айрин увидела готовое подвенечное платье на манекене из жесткого китового уса и получила в подарок от Энни плед, она словно опомнилась. Всю минувшую ночь мисс Миллиган провела без сна. Она бесшумно рассекала ковер мерными шагами, поглаживая обручальное кольцо. Неделя... И мисс Айрин будет отдана лжецу, убийце и сущему дьяволу. Из одурманенного страхом сознания вырвались слова, что молвил Господь, молясь до кровавого пота в Гефсиманском саду. "Да минует Меня чаша сия..." - Господи, да минует меня чаша сия... - произнесла в звенящей тишине и кромешной тьме Айрин. Опять вспоминается, как она провалилась в детстве под лед, как над рыжей макушкой захлопнулась смертельная ловушка, ручонки и ножки, которыми она беспорядочно махала, пытаясь выплыть на поверхность, становятся свинцовыми от тяжести и уже не двигаются, она кричит, но захлебывается водой, мгновенно заполнившей легкие и желудок. И Айрин с ледяной ясностью понимает - она тонет! Это конец! Ей не спастись! - Да минует меня чаша сия... Вновь всплывает тот образ - Генри в болотной трясине. Он пытается выкарабкаться, но всякий раз терпит поражение, ибо враг заведомо сильней его. И его взгляд обволакивает ужас, доктор Джекилл с ледяной ясностью понимает - он тонет! Это конец! Ему не спастись! - Да минует меня чаша сия! - Айрин Миллиган среди ночи падает на колени прямо по среди спальни и начинает молиться. Горячо и слезно, так как никогда в жизни не молилась. Своими словами. Говорит с Богом так, будто стоит пред лицом Его. Говорит то, о чем молчала все это жуткое время. - Помоги, Господи! Мне не откуда ждать помощи, у меня больше нет заступников! Я боюсь! Боюсь за своих друзей, за Сару...Я думала по глупости, что смогу вернуть Генри, но его больше нет! А Хайд есть, и я боюсь его! Я предала свою любовь из трусости, но как долго эта грязная сделка сможет его сдерживать? Что я могу сделать? Я одна! Шотландская леди, обливаясь слезами, не замечает, что почти кричит, позабыв о всех предостережениях и хорошей слышимости. Однако сама она не слышит, как дверь медленно открывается, и в тишине, прерываемой ее всхлипами, раздаются тяжелые шаги. - Айрин... - она вздрагивает, когда чьи-то пальцы невесомо касаются ее пылающего лба, - ты не одна... Я здесь... Мисс Миллиган поднимает истерзанное рыданиями лицо и в немом изумлении видит у себя Генри Джекилла, она безошибочно узнает его. Он произнес это так тихо, что она решила, не ослышалась ли. И вообще, не кажется ли ей все это? Ведь это невозможно - Генри утонул в сознании Эдварда Хайда, коль даже сыворотка не смогла помочь ему вернуться. Все это видение - лишь плод ее воображения. Видно, Айрин так отчаянно не хочет принять вещи таковыми, каковы они есть. - Генри? - Девушка встает с колен и протягивает ему руку с поблескивающим кольцом. - Я с тобой... - доктор Джекилл говорит слабым голосом, как после долгой болезни, - не бойся, прошу тебя. Пусть он считает, что победил. Но верь мне - я тебя ему не отдам. И Бог тебя не оставит. Генри, не прощаясь и не касаясь ее, уходит нетвердой поступью, покачиваясь, тихонько затворив дверь. Юная леди остается в одиночестве, не веря, сон то был или явь. Но на душе уже отчего-то спокойнее, будто ее вырвали из ледяных когтей, обогрели и утешили. - Впрочем, да будет воля Твоя...***
- Да будет воля Твоя, - повторяет мисс Айрин, вновь подойдя к окну и оглядывая опустевший дворик. - Похвально, Светлячок, - голос за ее спиной заставляет сердце упасть в пятки, привычка мистера Хайда появляться внезапно и некстати всегда нарушает хрупкое душевное равновесие, - такое рвение исполнить мою волю достойно восхищения! - Не сочтите за грубость, но я обращалась вовсе не к вам, - Айрин не поворачиваясь ищет глазами любой предмет, чтоб заострить на нем внимание и подольше не смотреть на жениха, - я читала молитвы. - Не знал, что ты такая набожная, - Хайд пристроился у окна сбоку от нее, тоже заинтересованно изучая весенний пейзаж. - Даже удивительно, учитывая, что старина Хэсти был агностиком и скептиком. А какие анекдоты он рассказывал Джекиллу на выпускном вечере, до сих пор до коликов смеюсь, когда вспоминаю! - Хорошо смеется тот, кто смеется последним, - спокойно отозвалась мисс Миллиган, отказывая сему джентльмену в удовольствии полюбоваться ее расстройством, - позвольте также заметить, что вы многого обо мне не знаете. - О, поверь, я просто обожаю сюрпризы! И жажда познания во мне неукротимая, а мой маленький рыжий образец для исследований просто так и манит, изучать и ставить опыты можно бесконечно... Айрин едва удержалась от того, чтоб поморщиться. Она и вправду чувствовала себя рядом с ним как под микроскопом или в чаше Петри. Хайду нравилось ставить над ней опыты, точнее, над ее душой, но чего он этим добивался, до сих пор было тайной, покрытой мраком. Юная леди плохо умела скрывать свои чувства, а потому довольно быстро выдавала свои душевные муки от этих выматывающих разговоров. Но сейчас она слушала его с удивительным равнодушием, которое было сродни выдержке. Мистер Хайд, великий экспериментатор и знаток потаённых глубин сознания и души, это почуял. И это ему решительно не понравилось. Недовольно скосив губы, он на миг задумался в мысленном поиске предмета новой беседы и только теперь заметил посаженное померанцевое дерево. - Как тебе подарок из Кью, Светлячок? Обычно барышни питают слабость к образчикам флоры и фауны, но ты пожалуй не из таких. - Мне понравилось деревце, - без особого энтузиазма отозвалась его невеста. - А мне - намек этих сухопарых ботаников, они не такие пресные и тягомотные, как кажется, - Эдвард Хайд, заложив руки за спину и вскинув точеный подбородок доктора Джекила, ухмыльнулся, - полагаю, тебе известно, что по легенде в честь свадьбы Зевс преподнес Гере букет из цветов померанца... Он выждал паузу, борясь с соблазном скользнуть хитрым взглядом по лицу барышни. - ...и их брачная ночь продлилась без малого триста лет! Не выдержав, Хайд резко обернулся, удовлетворенно хмыкнув. Ему даже аллегорию до конца не потребовалось проводить, щеки шотландки мгновенно вспыхнули. Айрин поспешно отошла от окна, совсем как Энни, она не смотрела на лже-лекаря, но легко мог вообразить ее веснушчатое личико - покрасневшее, возмущенное и смущенное. Будто само присутствие человека, говорившего такое, оскверняло воздух в этой комнате. Ее незамедлительная реакция подействовала как наркотик, Хайду захотелось пробудить в ней больше чувств. Чтоб она кричала ему в лицо, хмурила бровки, обличала, взывала к совести, плакала... А потом наконец упала в его объятия! - Что-то ты в последнее время ходишь с траурным лицом, дорогуша, - вкрадчиво начал мистер Хайд, медленно вышагивая вдоль окон, - уж не захворала ли часом? Может, имеет смысл мне тебя осмотреть? Не хочу, чтоб ты разболелась накануне нашего главного торжества. - Благодарю вас, я здорова... - девушка произнесла это так тихо, что ему пришлось напрячь слух, чтоб разобрать. Мисс Миллиган по-прежнему не поворачиваясь и не проявляя к собеседнику особого интереса, села за маленький круглый столик. Хайд бродил по спальне, походя на коршуна, кружащего над добычей, постепенно сужая кольцо своих шагов. Подойдя к безмолвной девушке он легонько подул на прядь медных волос, Айрин не шевельнулась. Первым желанием было схватить девчонку за горло, но он подавил его. - Закрой глаза, - прошептал ей Хайд в самое ухо. - Зачем? - Айрин чуть дернулась. - За тем, что я так сказал, - в его голосе угрожающе зазвучали нотки раздражения, - делай, что велю, или мне придется завязать твои глазки, как на смертной казни! Мисс Миллиган поежилась, вздохнула, но возражать не стала, покорно зажмурившись. За спиной раздалось неясное шуршание, а потом что-то холодное и тяжелое обвило шею, обжигая ключицы сквозь ткань блузы, под затылком что-то тихо щелкнуло. Айрин инстинктивно потянулась к шее, пытаясь наощупь угадать, что это, но внезапно ее за запястье схватили ледяные пальцы. - Не подглядывай, мой любопытный Светлячок! Девушка попыталась освободить руку, но мистер Хайд тут же сжал вторую кисть. Он потянул ее за руки вперед, шотландка встала, теряясь в догадках, куда он ее поведет. Пройдя лишь пару шагов, ее поводырь вдруг остановился, резко отпустив мисс Айрин. Она растерянно замотала головой и вытянула руки вперед в поисках опоры. В следующее мгновение когти Хайда легли сзади ей на плечи, как тогда, в кабинете у Генри. - А вот теперь смотри! Айрин резко распахнула глаза, так стремительно, что в них заплясали огненные шары. На нее из овального зеркала на стене глядела растерянная рыжеволосая девушка, на груди которой покоилось серебряное ожерелье с тремя индиголитами в тонком обрамлении, усыпанном звездной пылью бриллиантов. Солнечные зайчики заиграли в крупных граненых каплях глубоко синего цвета. Айрин несмело коснулась камней ноготками, до ее пораженного сознания только сейчас дошло, что Эдвард Хайд подарил ей украшение. - Нравится? - джентельмен жадно вглядывался в ее лицо, ловя каждое малейшее движение и изменение. Мисс Миллиган стояла несколько секунд как громом пораженная, вскинув бровки и немного приоткрыв рот, а потом завела руки за голову и расстегнула серебряный карабин. - Спасибо, мистер Хайд, но такой дорогой подарок я принять не могу, - сняв ожерелье, Айрин подошла к столику и положила его туда, подвески гулко звякнули по лакированному дереву, - вы напрасно потратились, но возможно еще не поздно его вернуть в ювелирную лавку. Одна бровь на бледном лице лже-доктора поползла вверх. Это было уже оскорбительно лично для него. Сжав губы, он шагнул к юной леди, вцепившись ей в предплечье и рывком развернув к себе. - Гнушаешься подарками жениха? - прошипел Хайд, а затем поднес скрюченные пальцы к сережке, обхватив ее так, будто собрался вырвать из мочки. - А это, стало быть, носить не брезгуешь? Потому что он подарил, не так ли? Мисс Айрин опустила голову, ничего не ответив. Она не сопротивлялась, не дрожала, не всхлипывала. За дни, проведенные с Эдвардом Хайдом под одной крышей, барышня научилась не вслушиваться в его словоблудие, стараясь отрешиться от беседы, насколько это было возможно. Когда он начинал самозабвенно браниться или остервенело пытаться ее уколоть и унизить, Айрин просто убегала в свои мысли, приказывая себе не слушать. Думать о чем-то другом, о чем угодно. При упоминании о подарке Генри она не выдержала, вздрогнув. Перед глазами так и стояла его улыбка, не лишенная гордости за свою избранницу и умиления, когда доктор смотрел, как озарилось радость ее шотландское личико, стоило лишь юной леди раскрыть бархатную коробочку. - Как ты считаешь, они пристойно смотрятся? - Айрин, непривычно долго красуясь перед зеркалом и не находя места рукам от волнения, повернулась к доктору Джекиллу, от чего подол легкого летнего платья изящно взмыл в воздух, кружась подобно раскрывшемуся бутону фиалки. - Я не питаю страсти к украшениям, да и не все они мне идут, я слышала, будто серьги красиво выглядят, когда у дамы высокая шея, как у моей подруги мисс Руби, к примеру... А у меня-то шея коротковата наверно... Раньше воспитанница Хэсти Лэньона не сильно озадачивалась своей внешностью, смирившись, что красавицей ей не быть. Шея как шея, и ладно. Но теперь она очень боялась показаться в чем-то несовершенной своему жениху. Сережки с индиголитом покачивались в аккуратных маленьких ушках, переливаясь брызгами лесного ручья, что удивительно подчеркивало необыкновенный сине-зеленый цвет глаз юной леди. - Айрин... - произнес наконец Генри, оглядывая свою притихшую в нерешительности невесту, выглядевшую и забавно, и мило и прекрасно, - тебя решительно ничего не может испортить. Ты - самая красивая леди во всей Британской империи! И шейка твоя нормальная, я же не собираюсь жениться на жирафе... Они тогда оба засмеялись так громко, что в гостиную вошел доктор Лэньон, с некой завистью решивший узнать, что может быть смешнее его афоризмов. Тогда они смеялись... Но сейчас Айрин Миллиган была готова заплакать. Она на секунду подняла глаза и снова потупила их, успев почувствовать прожигающий взгляд в ответ. Веки на лице Хайда были надменно приспущены, но по сузившимся под ними зрачкам она догадалась, о чем он думает. У них с Генри Джекиллом была общая память, а значит он тоже мог легко извлечь из нее этот эпизод. - Твоя шейка и вправду не такая длинная, однако все же тонкая и хрупкая, сломать будет не трудно! - Хайд чуть уловимо провел указательным пальцем поперек горла мисс Миллиган, кинестетически чувствуя как задергалась жилка. - И на ней не должно красоваться ожерелье, коего касались грязные руки убийцы и нечестивца... Поправь, Светлячок, если я не точно процитировал твои мыслишки! Ты об этом подумала, когда отшвырнула мой подарок, смачно плюнув мне в душу? - Нет. - Айрин произнесла тихо, но по-прежнему сдержанно, без вызова, без затаенной ненависти и презрения. - Врешь! - Эдвард Хайд вскипел, потеряв самообладание и сжав ей руку так, что девушка охнула, боясь, что он ее сломает. - Ты до дыр зачитывала галиматью Джекилла, когда собралась вероломно воткнуть мне нож в спину, точнее, шприц, но главного так и не поняла! Он со свистом выпустил из ноздрей воздух, успокаиваясь, и чуть ослабил хватку. Сломанная игрушка ему была не нужна. - Или поняла, но опять боишься себе в том признаться... - лже-доктор сощурил потемневшие глаза, облизнув пересохшие губы, а шотландка плотнее сжала свои уста, чтоб ничего не сорвалось с них, - ты же не дура, Айрин, ты гораздо умнее, чем хочешь казаться. Ты еще в лаборатории раскусила этого завравшегося лицемера - я не делал ничего такого, чего бы он не захотел! Я не просто был продолжением его тайных желаний, я их опережал, развивая и обостряя его притупленные гедонистические чувства. Он жалко дрожал от одной мысли, а я делал все, не откладывая в долгий ящик. Он терпеть не мог детей, таскаясь стиснув зубы к этим крысятам, чтоб тебя ублажить - я смел с дороги эту девчонку. Он ненавидел твоего дядюшку - я высказал всю правду старику в лицо. Он обманывал себя, что плотские утехи, видите ли, не достаточно изысканны для досуга ученого мужа и джентльмена его недосягаемого уровня... - Прошу, довольно... - И возьму на себя смелость предположить, что ты догадалась и том, - продолжил свой монолог Хайд, игнорируя ее тихую просьбу, - почему я так ношусь с тобой как дурень с писаной торбой, хотя имел полное право, засвидетельстванное, кстати, нашим непорочным и тупоголовым Фаустом, воплотить нетленный шедевр Рубенса с Тарквинием и Лукрецией! Догадалась же, а? Ну, скажи, мой маленький Светлячок, почему же... Мисс Айрин промолчала, ниже наклонив голову. С таким же успехом можно было разговаривать с мраморной статуей в саду. - Ну, что ты молчишь?! - Мистер Хайд, весьма чувствительный к неуважение к собственной персоне, схватил ее за подбородок, намеренно царапнув ногтями тонкую нежную кожу, чтоб, наконец, посмотреть ей в глаза. - По-твоему, я тут распинаюсь перед деревянной куклой? - А разве вы обо мне иного мнения, сэр? Разве я для вас не очередная игрушка, которой не должно сметь свое суждение иметь? Мисс Миллиган открыто смотрела на него как никогда раньше, никогда прежде ни она, ни кто либо другой не глядел так прямо и странно. Ее лицо не выражало страха и злости, только измотанность, тоску и глубоко запрятанную душевную боль. Эдвард Хайд только в этот момент распознал следы усталости и бессонных ночей, бескровное лицо с россыпью веснушек, которые тоже как будто поблекли, глаза, которые стали серыми и казались бездонными, опущенные уголки губ, которые не были привычного ему карминового или страстно-вишневого цвета, ее губы, утратившие пухлость, были цвета яблоневых лепестков, нетронутых зноем и сыростью. Волосы, забранные в незамысловатую прическу, какие носят учительницы, сверкали в лучах весеннего солнца как старое злато скифов, шпильки не могли удержать тяжелую массу цвета верескового меда, из тугого пучка выбивались пряди. Хайду захотелось вновь накрутить на палец одну из них, а еще почувствовать тяжесть ее волос в своей руке. И поцеловать ее яблоневые губы! Эдвард Хайд, сколько помнил свое сознательное существование, всегда выделял рыжую шотландку среди прочих девиц, крутившихся вокруг Джекилла, уж очень она была примечательна - акцентом, манерами, точнее их отсутствием, свободолюбием и вольнодумством, неуклюжестью, в которой, однако, она была гармонична, но никак не красотой. Но такой, как в эту минуту, Эдвард не видел ее никогда. И никогда не видел никого красивее и желаннее. - Будьте честны, для вас ровным счетом никакого значения не имеет то, что я думаю или говорю. Вы - полноправный хозяин положения, все складывается так, как вы хотите, вы добились своего. Можете торжествовать. Разве есть вам дело до того, что чувствую я? Эти слова, сказанные спокойно и с достоинством, произвели эффект выстрелившей пушки. Хайд настолько был поражен произошедшей в барышне переменой и ее суждениями, что впервые не нашелся, чем крыть. - Отпустите мою руку, пожалуйста, останутся синяки, у платья короткий рукав, на свадьбе будет заметно, может натолкнуть на ненужные вам подозрения, - джентльмен безоговорочно подчинился, отпустив ее. Мисс Айрин взяла со стола ожерелье с индиголитами и вложила в руку мистеру Хайду. - А теперь прошу меня извинить, мне нужно забрать из ателье подвенечное платье и прогуляться с Сарой, я ей обещала, - не дожидаясь позволения, юная леди сделала книксен и, захватив накидку с пелеринкой, удалилась, оставив жениха в гордом одиночестве.***
- Ваши ставки, господа! - Крупье, щеголеватый малый с хитрыми бегающими глазенками и невероятно ловкими подвижными пальцами как на шарнирах оглядел выстроившуюся вокруг рулетки почтенную публику. Высокие военные чины, модные бульварные писатели, аристократы и бонвиваны в сопровождении шансоньеток по очереди называли числа и цвета, вынимая сигары и поднося к лоснящимся губам бокалы с горячительными напитками. Крупье Стиви Нэшвин служил здесь уже давно и знал наперечет завсегдатаев этого заведения. Генерал Глоссоп со сверкающей лысиной, страдающий приступами удушающего кашля, то и дело закрывал рот платком, когда нужно было сделать ставку, и поэтому все остальные нервно ждали, когда он наконец прокашляется и прохрипит "зеро", генерал был консерватором и всегда ставил на одно и тоже. А вот сэр Кеннет, недавно получивший кожаное кресло в Парламенте, ему весь вечер не везло, он проигрался уже седьмой раз подряд и теперь что-то говорил своей спутнице, закатывающей подведенные глаза, видно, просил еще денег отыграться. Миссис Портер, наоборот, сегодня была любимицей Фортуны, с каждым выигрышем она увеличивала ставки, поигрывая тонким мундштуком в обтянутых перчатками пальцах, на каждом из которых блестел перстень. Когда все ставки были сделаны, последний игрок, высокий джентльмен в пенсне, задумчивый и немногословный, после небольшой паузы произнес: - Тринадцать. - Не советую, доктор Джекилл, - пропела миссис Портер, глядя на него из-под шляпы со страусиными перьями, - несчастливое число. - А я не суеверный, - угрюмо отозвался доктор, даже не посмотрев на нее. Когда рулетка начала свое вращение, все лихорадочно, с нездоровым блеском в глазах следили за белым шариком, решающим, кто уйдет сегодня с пустыми карманами, а кто - богачом. Стиви не раз был тому свидетелем, когда состоятельные господа профершпиливали в игорном зале все свои деньги. Шарик замедлил ход. - Тьфу-тьфу, черт возьми, - шептал сэр Кеннет, притопывая каблуком. Шар остановился на метке "тринадцать". Выигрыш исчислялся несколькими тысячами фунтов стерлингов. Ощутив, что рулетка ему порядочно поднадоела, "Генри Джекилл" неспешно поднялся и, облюбовав себе свободный столик в соседнем зале, где подавали тонкие вина, направил свои стопы туда, под завистливые взгляды других игроков. - Джекилл у дъявола в услужении, - шепнул Кеннет миссис Портер, отпив шампанское, - не может простой смертный быть таким везучим! - Извольте выражать свою зависть молча, - парламентарий поперхнулся, когда почувствовал сильные пальцы на своем плече, - это я скорее буду держать черта за болонку, чем кому-то служить. Фривольно обосновавшись на виндзорском стуле и вытянув длинные ноги в блестящих ботинках, мистер Эдвард Хайд стянул надоедливое пенсне, надеваемое исключительно в конспиративных целях и запрокинул голову на деревянную спинку, украшенную резным вензелем, глядя на огромные мерцающие люстры, хрустальными гроздьями подвешенные под потолком. Чопорный официант с бородавкой на носу на сверкающем поднес высокую стройную бутылку "Шато Марго", выставив перед гостем и почтительно раскланявшись. Пригубив ароматную темно-рубиновую жидкость, Хайд с наслаждением отметил про себя, что здешние восхитительные французские вина не чета тому пойлу, что подавали в пабах, куда он раньше захаживал, оно годилось лишь для уличного отребья и плебеев, мерзкая жижа из выгребной ямы. Теперь-то он, респектабельный джентльмен, уж точно достоин самого лучшего. Осушив бокал до дна, Хайд скривился, вдруг почувствовав, как тонкий терпкий вкус дорого сорта винограда "Каберне" сменяется мерзким тленным привкусом досады. Нынешнее его положение превзошло самые дерзкие мечтания, он наконец сполна мог насладиться вожделенной свободой. Теперь больше не нужно было прятаться в тени, настороженно вскакивая от каждого шороха, зависеть от чье-то благосклонности, он больше не был рабом! К своей изменившейся наружности джентльмен относился по-филосовски и с юмором, воспринимая все это как маскарадный костюм. Как, однако, курьезно вышло - друзья и почитатели доктора Джекилла, готовые ринуться на выручку по первому зову, даже не заметили, что их одурачили. Без стеснения каждый раз шагая мимо констеблей, мистер Хайд покатывался мысленно со смеху, ибо эти надутые дармоеды до сих пор искали неуловимого убийцу по всей стране, не видя, что он у них буквально под носом. Как же все они были слепы, с готовностью предаваясь своим иллюзиям и выдавая желаемое за действительное. У него, существа, перехитрившего всех, было все, что желала его ненасытная природа - свобода, состояние, развлечения, которыми он не чурался... Хайд так долго рвался к этому, но сейчас радости и облегчения ему это не принесло. Скорее наоборот. Сидя сейчас здесь, в роскошном зале, когда все шло как по маслу, ему фартило даже в рулетке, Эдвард чувствовал, как в нем закипает раздражение, онтологию которого он не мог объяснить, и от этого сатанел еще пуще. Как будто он долго и упорно собирал коллекцию, а теперь в ней не хватает одной жемчужины, и все сокровища мира меркнут. - Позволите присоединиться к вашему обществу? - В нос резко ударил навязчивый запах тяжелых духов, нехотя отвлекаясь от своих раздумий, мистер Хайд перевел взгляд от потолка на стоящую перед ним блондинку в собольей мантильи. В иной раз он принял бы такую бабочку с распростёртыми объятиями в свое общество, ибо общение обещало быть нескучным. Но сейчас один ее вальяжно-вызывающий вид усилил его раздражение. Он пришел сюда в поисках отдыха и увеселения, но вся обстановка лишь угнетала сильнее. - Лучше не стоит, мадемуазель, - процедил Эдвард, не тратя сил даже на натянутую улыбку, желая поскорее отделаться от компании. - Я все же рискну, - девица, кокетливо поведя плечиками, села напротив, томно и многозначительно глядя на джентльмена. - Я люблю рисковать, а вы? Хайд не ответил, выпив залпом второй бокал и борясь с искушением кинуть его прям в эту нахалку, посмевшую нарушить его уединение. - Какая прелесть, - проворковала дама, бросив хищный взгляд на лежавшее у бутылки серебряное ожерелье, - по-моему, оно будет идеально смотреться на моей шее, не находите? - Я нахожу, что еще идеальнее на ней будет смотреться хлещущая фонтаном кровь, - с сардонической улыбкой отозвался Хайд, которого утомила ее глупая болтовня, и небрежно бросил на стол гинею, - если через секунду испаришься, так и быть, оставлю твою гусиную шею без сего украшения. Лоретка закусила губу, сверкнув глазами, но монету взяла, вскинув голову и уйдя в молчании, слегка виляя турнюром. Благо, клиентов в зале было предостаточно. Мистер Хайд, провожая ее взглядом, вспомнил сегодняшний разговор с Айрин. Девчонка попала не в бровь, а в глаз. На него не действовали мольбы и слезы, проповеди и красноречия, все было напрасно. А правда убила наповал. Хайду правда не было никакого дела до чувств других людей, это его ничуть не заботило. То, как ненавидели и боялись его окружающие, лишь забавляло или подбешивало, но не более того. Эдварду было наплевать, что питают к нему такие райские пташки, ибо он знал наперед - они лицемерят, боятся, ненавидя. И в нем вызывают лишь вожделение или отвращение. Но маленький Светлячок вызывал в нем совершенно разные и противоречивые чувства. И ему отчаянно хотелось увидеть в ее глазах... Что? Неужто любовь? Хайд сжал тонкую ножку бокала, едва не разбив стекло. Чертов Джекилл был прав! Как ни пытался он найти иное объяснение своему странному состоянию, но ему действительно наскучило брать желаемое силой. Эта строптивица до унижения любила идиота Генри, искреннее улыбалась пыльному адвокатишке и прилизанному лакею... А Эдварда Хайда, достойного всего лучшего, не удостаивала даже лишним словом или взглядом. И это приводило его в бешенство. Он как будто ломился в наглухо запертую дверь, ключ от которой куда-то запропастился. Пусть мистер Хайд и выиграл уловкой то судьбоносное пари с Джекиллом, сейчас он чувствовал себя проигравшим и обделенным. Конечно, Айрин сдержит данное ему слово, ведь она до тошнотворности правильная, но какой от этого толк? За такие подарки, как этот проклятый серебряный ошейник, любая куртизанка продаст душу. Но очередная кукла ему не нужна... Почему он?! Что в нем есть такого, чего нет у Хайда? "Зачем я вам? В чем ваша корысть?!" Теперь джентльмен наконец осознал в полной мере, зачем он так долго гонится за этой искоркой, этим маленьким упрямым Светлячком. Ему до дрожи хочется узнать эту хваленую любовь, чтоб она так же пала к его ногам, как к ногам его врага, чтоб себя забыла, чтоб без остатка принадлежала лишь ему и телом, и душой. Он должен узнать любовь женщины. И вот тогда Эдвард Хайд почувствует себя по-настоящему живым! Расправившись с бутылкой, джентльмен встал, собравшись домой. У высокого зеркала он остановился поправить бабочку. И вдруг так и обмер, даже позабыв ругнуться. "Никогда она не будет твоей. И ты это знаешь." Хайд машинально размахнулся и бросил злосчастное колье прямо в переносицу своему отражению, из рамы посыпались осколки, гости повскакивали со своих мест. - Что вы себе позволяете? - Метродотель, от неожиданности позабыв весь протокол, возмущенно всплеснул руками. - Что хочу, - протянул "доктор Джекилл", накидывая крылатку и цилиндр. - Простите?! - Возьмите в счет моего выигрыша, сдачу оставьте себе. "Ты станешь моей, Айрин... Или не станет тебя!"***
Утро следующего дня мисс Айрин Миллиган встретила лежа в постели. Разлепив тяжелые веки, юная леди усиленно заморгала, пытаясь вспомнить, что предшествовало ее пробуждению. Обычно она посыпалась совсем разбитая, но сейчас ощущала явственно легкость отдохнувшего тела, давно она так не высыпалась. Всю картину портило спутанное сознание, голова кружилась так, что девушке было больно смотреть на свет, посему она не сразу поняла, где находится. Приподнявшись на локтях в кровати и растирая виски, Айрин пыталась из осколков вчерашних воспоминаний собрать полноценную мозаику настоящей ситуации. Но преуспела лишь в том, что поняла, как нестерпимо мучается от жажды. Повторно открыв глаза, она увидела перед собой стакан с водой и инстинктивно схватила его, не посмотрев, чья рука его протянула. - Доброе утро, мой маленький Светлячок! Мисс Миллиган едва не выплюнула воду, уставившись на довольную физиономию мистера Хайда во все глаза. Пальцы выпустили стакан, которого от уничтожения спасла быстрота реакции джентльмена. - Я уж грешным делом подумал, что ты собралась почить до самого венчания, спящая красавица. - Вы... вы... - Айрин была столь растеряна и ошарашена, что даже не могла дать волю своим чувствам, - почему вы здесь? - А где я, по-твоему, должен быть, в лаборатории на разделочном столе ночевать? - Хайд, до сих пор сидящий на краю кровати, встал и начал разминать спину, по-видимому сильно затекшую. - Хотя там пожалуй было бы уютнее... Я, быть может, тебя удивлю, но по ночам порядочным людям полагается быть в своих спальнях, а не ползать по крышам, как некоторые несознательные личности. - Какая еще крыша? - Айрин впервые за долгое время была готова извергнуть целую бурю накопившихся эмоций и словесных выражений. - Что вы здесь делаете? Почему я здесь? Что произошло? Вдогонку она сообразила, что находится в комнате мистера Хайда, причем попала она сюда явно не по своей воле. Самое худшее, что мисс Айрин ничего не могла вспомнить... Она помнила, как пошла на прогулку с Сарой, как замерзла и вернулась на Болтон-стрит. А что было дальше, она не представляла. Ее окатила волна ужаса. Эдвард Хайд, что-то насвистывая, подошел к зеркалу и принялся завязывать красный платок под воротником и поправлять манжеты. Он с трудом скрывал, как его веселит смятение и смущения барышни. Ему наконец удалось вывести ее из панциря равнодушия, прогресс! - Ничего экстраординарного, - буднично вымолвил он, - я просто спас тебе жизнь. - Вы что? - Да-да, и причем прошу заметить, совершенно безвозмездно, а меж тем некоторые докторишки дерут за сии благородные дела бешеные деньги. И тут терпение мисс Айрин лопнуло. Не выдержав его ухмылки и колкого взгляда, она выскочила из кровати, уже задним ходом опасливо подумав о своем неприглядном виде, но слава Богу, юная леди была облачена в домашнее платье. Она буквально подлетела к Хайду, воинствено подперев руками талию и выставив острые локотки в стороны. - Вы издеваетесь?! - Айрин без зазрения совести выплеснула на джентльмена кипучую смесь негодования и оскорбления.- Я не настолько глупая, чтоб купиться на ваше вранье! Да будь это тысячу раз правдой... То зачем? Зачем вам этот цирк?! - Тихо ты! - Хайд, бывший самой невозмутимостью, схватил ее снова за предплечья уже обеими руками, лишив возможности двигаться. - Уймись, кому говорю! - Дурак! - Мисс Миллиган, всхлипнув, предприняла попытку вернуть свободу своей личности, как истинная шотландка, но мистер Хайд крепко держал ее и не собирался никуда отпускать. - Ха-ха! - Эдвард Хайд рассмеялся неожиданно и безумно, с интересом разглядывая ее посвежевшее лицо с вспыхнувшим костром веснушек. - А ты, все-таки, глупышка, Айрин... Да за тем, что я люблю тебя.