Мой гений

Айрин на какое-то мгновение будто снова перенеслась в свое босоногое детство, в тот день, когда она услышала от проходимца Джейка Брикмана, что ее отец умрет. "Эге, да наш маленький рыжий рыцарь плачет! Плакса-вакса! Ну, давай, затяни волынку!" Эдвард Хайд, торжествующе вскинув голову, смотрел на нее точно так же, со злорадным ликованием ожидая, когда она признает свое поражение. Все-таки, уму непостижимо, как тонко чувствовал чужие слабости этот человек (а человек ли?), как смертоносно точно бил в самое больное место... И обладал чертовски богатым арсеналом орудий пыток, умея одним махом причинять адские муки. На сей раз его удар пришелся в самое сердце бедной мисс Миллиган. Юную леди не покидало чувство, что мистер Хайд с самой первой их встречи, все это время заносил над ней такую же трость, коей убил Кэрью, однако предпочтение отдавал не тупой физической боли, а изуверским словесным ударам и душевным ранам, которые затягиваются гораздо дольше. И он стремился не просто повалить шотландку, а сломать ее, растоптать все, что было для нее любимо и свято, разорвать в клочья ее гордость, чтоб она упала и более не могла подняться. Тогда Айрин не сможет сопротивляться и ему противостоять. Это был последний удар, четко выверенный и прекрасно рассчитанный, так, чтоб наверняка. Когда-то, не столь давно, Хайд пообещал ей здесь, в этой же лаборатории, что вырежет ее сердце. Кажется, сейчас он исполнил своей обещание. Хайд был джентльменом слова, ничего не скажешь. И теперь по-джентельменски ждал, когда под ударом его трости мисс Айрин упадет, не в силах больше сражаться, а он возьмет свой трофей. Но Айрин выстояла. Мистер Хайд, едва сдерживая ликование, мысленно вовсю праздновал, что сорвал, наконец, маску с маленького Светлячка, обнажив ее слабую душонку. Но он тогда еще не знал, что его стараниями невольно вырвалось на свободу нечто совсем иное, нежели слабость. Вслед за унизительными колкостями Джейка Брикмана память мисс Айрин негаданно для самой барышни воскресила слова покойного Роберта Миллигана, ее отца. "Никто никогда не сможет отнять честь и память о твоих предках, покуда ты сама их хранишь". Вопреки ожиданиям лже-доктора Айрин не разразилась душераздирающими рыданиями, не начала с жаром доказывать ему, что это наглая ложь, не завела тираду о правде и бесчестье. Девушка просто стояла в полном безмолвии, с абсолютно спокойным лицом, не омраченным ни ненавистью, ни презрением. И было в этом непонятном спокойствии что-то такое, что вызывало в Хайде удивление, граничащее с бешенством. Будто его трость, которой было предначертано нанести шотландке смертельный удар, неожиданно наткнулась на крепкую броню или на острый клинок. Мисс Айрин долго смотрела на него немигающим взглядом, в котором на один краткий миг вспыхнуло крамольное желание взять стоящий на лабораторном столе графин и разбить его о голову жениха поневоле, но тут же угасло, потесненное более высокими и смиренными чувствами. Потом она чуть склонила голову набок, будто в раздумье, как поступить, непослушная медная прядь, выбившись из узла на голове, коснулась шеи, в электрическом свете ее волосы были цвета старого золота из сокровищницы шотландских королей. Белая шаль, в которую была закутана мисс Миллиган, сползла с одного плеча, придав ей сходство с мраморным Ангелом со сложенными крыльями. Хайд в очередной раз поймал себя на мысли, что смотрит на девчонку со сладострастным восхищением, ее холодность и строптивость были притягательны и разжигали в нем не меньшую страсть, чем податливость лореток. Пока Эдвард смаковал это будоражащее чувство, мисс Миллиган неспешно пошла, держа гордо свою непокорную рыжую голову и приосанившись, как подобает победителю, милующему побежденных. В ее исполненной достоинства походке не было и намека на бегство или суетливую раздражительность, она покидала лабораторию абсолютно буднично, не удостоив несколько растерянного мистера Хайд ни словом, ни взглядом. Это было оскорбительно! Да кем она себя возомнила?! Это было не просто бесстрашие, это был подлинный шотландский бунт, революция! - Не так быстро, Светлячок... - процедил Хайд, нетерпеливо сутулясь, - а ну-ка постой! Эти слова возымели такое же действие, как опахало против дракона. - Стой! - Одна бровь задралась вверх, а ноздри вновь раздулись от возмущения, но мисс Миллиган по-прежнему невозмутимо шла, уже почти достигнув широкого дверного проема. - Я сказал, стой! - Хайд в одно движение настиг смутьянку, ухватив ее за локоть и развернув лицом к себе. - Не говорите со мной в таком тоне, сэр, окажите любезность... - Айрин произнесла это тихо, но твердо и настоятельно, отчего ее тюремщик рассвирепел еще больше. - А если не окажу, то что?! - Полыхнул злостью он, повторив свой тогдашний вопрос, когда шотландка навела на него дуло револьвера. - Зарежешь меня, леди Макбет из блошиной аптеки? И смотри мне в глаза! Хайд схватил свободной рукой мисс Миллиган за подбородок, ибо она вновь не поднимала на него своих глаз. Но стоило ему лишь в них заглянуть, как он приметил нечто, доселе им невиданное. Раньше это были глаза маленького испуганного зверька, загнанного и обреченного, или рассерженной, но беспомощной девицы. Но теперь на него глядел человек, уверенный в своей правоте, а потому невозмутимый, как воды шотландского озера. Была еще в ее взгляде осознанная решимость, как у гренадера, сражающегося до конца. Под сорванной маской скрывался образ маленького воина. Было еще в этих девичьих глазах что-то странное, непонятное и даже пугающее. Можно было подумать, что она его жалела... - Не горячитесь, мистер Хайд. Думаю, пострадавшего носа вам достаточно для одного вечера. К тому же, я не дерусь с англичанами, дураками и трусами. Вы далеко не глупы, сэр, и вас трудно отнести к какому-либо народу. Однако вы трус... - Разве трус сможет прихлопнуть парламентария и кутить под самым носом у Скотленд-ярда? - Хайд говорил свистящим шепотом, не повышая голоса, но барышня видела, каких усилий ему стоит сдерживать желание свернуть ей шею. - Я провернул то, что некоторым храбрецам даже и не снилось! Я зубами вырвал свободу, задавив этого ублюдка Джекилла его же руками! И не побоялся сказать в надутую физиономию этому старому индюку Лэньону все то, что все его дружки думали, но не смели и рта открыть! Я прикончил почтенного парламентария, на что едва ли решились все эти хваленые анархисты и революционеры, вместе взятые! Он вскинул голову, желваки заиграли на скулах, в глазах сверкнул нетерпеливый кровожадный блеск, фразы вылетали из уст все прерывистее и бойчее, как у оратора, вещающего перед многотысячной толпой с высокой трибуны. Эдвард Хайд говорил будто в угаре самолюбования, не скрывая восхищения всеми своими достижениями и преисполняясь гордости. Айрин не возражала и не оспаривала его превосходство над всем сущим. - Я заварил такую кашу, что Скотленд-ярд лет десять еще пучить будет! Все райские яблочки падают к моим ногам так, что я могу их топтать. Все, абсолютно все, что было мило гнилой, вонючей душонке Джекилла, досталось мне почти даром, никто и бровью не повел! А если Аттерсон что и разнюхает, то ни в жизни ничего не докажет, любой судья с обвинением, что благообразный доктор - другой человек, подымет его на смех. Меня не страшит кара, ни земная, ни божественная! Ах, кстати, Светлячок, что ж Господь тебе в защиту не шлет Ангелов с мечами, чтоб меня изрубить на куски? Мисс Миллиган было невмоготу слушать подобные речи, качнув головой и отвернувшись, чтоб лже-доктор не касался ее своими когтями. Реакция последовала незамедлительно - издав негромкое, но угрожающее рычания и до скрипа сжав зубы, Хайд обеими руками толкнул шотландку к ближайшее стенке, буквально припечатав к резному потемневшему дереву. Он встал так, что остроносые штиблеты почти соприкоснулись с матерчатыми туфельками, а перекошенная на сторону, блуждающая полуулыбка оказалась в паре дюймов от ее иссохших губ. Айрин инстинктивно обхватила себя за плечи, защищая грудную клетку, и согнулась, стараясь казаться незаметнее. Но Хайд, не церемонясь, властно раскинул ее руки в стороны, пригвоздив запястья к стене, как к Распятию. Юной леди пришлось выпрямиться во весь свой маленький рост и вновь заглянуть ему в глаза. - Я не боюсь, - повторил джентльмен, нависнув над ней, - я не боюсь быть свободным, быть самим собой! Да, я таков, какой есть, и ничуть не стыжусь! Я не боюсь делать то, чего желаю... Я не боюсь ничего! Эдвард Хайд наклонился к ее побелевшему лицу еще ниже, чтоб запечатлеть на ее губах нечто вроде поцелуя, как вдруг барышня неожиданно высвободила правую руку и дала ему пощечину, удар, как на грех, пришелся по еще саднящему ушибленному носу. Будучи неготовым к такому решительному отпору, мужчина даже позабыл о боли, в крайнем замешательстве уставившись на потерявшую всякий страх рыжеволосую своевольницу. Айрин и правда не казалась напуганной, скорее капельку рассерженной и оскорбленной, что было ей даже к лицу. С достоинством накинув сброшенную шаль на плечи и поправив выскочившие пряди, она сделала глубокий вдох, будто возвращая самообладание. - Это неправда, - тихо, но твердо сказала девушка. - Что?! - Это неправда... - повторила она, отходя в задумчивости от стены, - доктор Лэньон, мой милый, добрый дядюшка Хэсти никогда бы не стал марать мою маму, тем более если любил. Ибо любовь не знает зла и не желает страданий. Дядя Хэсти любил меня, любил моих родителей и предпочел мучиться в молчании сам, но не отравлять чужую семью. И я благодарна вам за то, что вы открыли мне глаза на это. Раньше я держала обиду на моего благодетеля за то, что разлучил с Генри, не дав благословения. Я думала, что он действует из добра ко мне, но не понимает, каково это - запретить сердцу любить. Теперь же я вижу, что он понимал больше, чем я. И сострадал мне, но принял то трудное решение. И дядя Хэсти донес свой крест до самого конца, умерев с оружием в руках, как и мама с отцом. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Мистер Хайд был готов к чему угодно, но не к такому странному, непонятному ему поведению. Она не лукавила, но и не оставляла определенного ответа, была любезно, но не унижалась. Дальше затрещины дело не пошло, но он чувствовал, что девчонка перешла в контрнаступление. Гнев начал закипать в нем. Но он ничего не мог ей противопоставить! - Это неправда, - уверенней заговорила Айрин, глядя на него, - вы несвободны, хоть вам и не грозит больше никакое наказание. У вас нет воли, нет нравственного стержня, чтоб поступать не так, как хочется, а как должно, а значит нет и подлинной свободы. Да, вы теперь в безопасности. Вы считаете, что низвергли Генри, но не себя ли самого загнали в клетку? Вам придется жить в обличии вашего врага до конца своих дней. Или даже до конца времен. Каждое утро, просыпаясь, вы будете видеть это лицо... Вы возненавидите свой облик, и никакие удовольствия не заглушат эту ненависть. Погружаясь в омут своих желаний, вы так ничем и не насытитесь... - Замолчи... - процедил сквозь зубы Хайд, - а то, клянусь Сатаной, я превращу твою жизнь в ад! - Наверно, так и будет... - со вздохом констатировала мисс Миллиган, но без единой слезинки, - но вы скорее собственную жизнь в ад превратите. - Звучит заманчиво! - Эдвард, расхрабрившись, попытался вернуть утраченное верховенство, - хотя после венчания я скорее окажусь в раю, мой рыженький Ангелок! - Не думаю, мистер Хайд. Я не Ангел, я обыкновенный человек. В Раю царит Господь, а Он есть Любовь. Ад же это место, где нет Любви. А вы, сэр, любви не знаете... - Ты, что ли, знаешь?! Ты даже целоваться толком не умеешь, дикарка! - Не умею, - призналась Айрин, чуть порозовев, - но зато я поняла, тоже только сейчас и вновь благодаря вам, что умею нечто иное. Этим заявлением она убила его наповал. - Благодаря вам я научилась любить и видеть эту любовь в других. Я и не догадывалась, сколько прекрасных благородных людей готовы за меня сражаться. Дядюшка, мистер Аттерсон, Ричард, Филипп, Сара, мисс Люси... Они приняли столько тягот и мук ради меня, хоть я из себя ничего и не представляю. А Генри... Он был готов терпеть даже ненависть и презрение, лишь бы я ни о чем не узнала. Потому что любил. И я бы не узнала, что люблю его, если б не вся эта история. Я б так и плыла по мелкому ручейку своих фантазий, не замечая ничего вокруг. Корабль испытывается в буре. Теперь я знаю, что ничто и никто не отнимет у меня любовь. Вы можете забрать у меня свободу, счастье и даже жизнь. Но моя любовь никогда не станет вашей. Хайд просто ахнул, задыхаясь от злобы, бессилия и незнания, как быть. Эта девчонка, которую он мог голыми руками придушить здесь же без некролога, будто обладала таким оружием, против которого все его искусство кукловода и мастерство Дьявола были просто детскими игрушками. - И вам это хорошо известно, так ведь? - Айрин улыбнулась уголками губ, жалостливо и прощающе. - И вы боитесь. Вам страшно, что, покончив с Генри, вы не смогли убить мою к нему любовь. И его любовь ко мне тоже. Мистеру Хайду уже не хватало воздуха. Сжав кулаки до побеления костяшек, он пошатываясь подошел к столу и одним махом скинул поднос со склянками на пол. Айрин молча склонилась над грудой битого стекла, собирая осколки. - Зачем вы так? Ведь сами порежетесь... Не помня себя от застилающей глаза ярости, он вытащил из внутреннего кармана револьвер, который всегда имел наготове, на всякий случай. Барышня сидела на полу к нему спиной и не видела наставленного на нее черного дула. Хайду хотелось не просто пристрелить ее, а превратить ее грудь в решето, испещрить пулями, как загнанную лису на охоте, и чтоб ее шотландская кровь рекой растеклась по лаборатории! Он даже позабыл о всех предосторожностях. Эдвард вздохнув, взведя курок и положив палец на крючок, прицеливаясь и стараясь держать руку прямо. Провалиться тебе вместе с твоим Генри! - Мама! - Детский голосок застал Хайда врасплох, не дав завершить дело. Почти вслух ругнувшись, он моментально спрятал оружие за пазуху и уставился налитыми кровью глазами в дверной проем, в котором маячила одинокая маленькая фигурка. - Сара! - Айрин поставила поднос обратно и обернулась к девочке, будто забыв о присутствии здесь своего мучителя. - Что случилось? - Мама, мне страшно... - плаксиво пролепетала малышка, переминаясь с ноги на ногу, - у меня свечка погасла в комнате, там теперь темно! - Велика трагедия, тоже мне, - фыркнул мистер Хайд, не зная, как выпустить свою злобу, b решив отыграться на ребенке, - можно подумать, что тебя кто-то сожрет! А ну марш в кровать! - Мама... - глаза Сары округлились от удивления, почему дядя Генри вдруг так вспылил, - мама! - Я сказал, марш! - Он уже сорвался на крик, топнув каблуком и наведя на девочку указательный палец. - И что ты заладила, мама-мама! Она тебе никакая не мать! Сара вздрогнула как от удара и заморгала влажными глазками, удивление сменилось испугом. - Мама! - Девочка бросилась к мисс Миллиган, припав к ее ногам и спрятав заплаканное лицо в подол платья. Все ее тело затряслось от беззвучных рыданий. Айрин подняла Сару с пола и взяла на руки, крепко прижав к себе и поглаживая по волосам. Она посмотрела на мистера Хайда таким взглядом, каким обычно смотрит воин на противника, прежде чем вызвать его на дуэль. А затем ни слова не говоря покинула лабораторию, оставив нового хозяина особняка в гордом одиночестве и непривычном чувстве, близком к смущению. В его адрес не было брошено ни единого упрека и обвинения, но этот многозначительный взгляд вдруг показался ему острее лезвия любого ножа. Хайд ничуть не испытывал угрызений совести, но его себялюбие было сильно уязвлено. Он несколько раз избороздил широкими шагами секционную, сцепляя и расцепляя дрожащие от возбуждения руки. Внутри полыхал настоящий адский огонь, его распирало от ненависти, причину которой он не понимал. Чутье, никогда прежде его не подводившее, подсказывало мистеру Хайду, что Светлячок не сорвет сделку и не выдаст его своим дружкам, все пройдет так, как он задумал. Но он не имел ни малейшего понятия, что она выкинет в следующий раз. Теперь непредсказуемую игру вела она, а ему, любителю интриг, волей-неволей приходилось играть по ее правилам. Айрин не строила ему козней, но он раз за разом ей проигрывал. Раньше он мог просчитать любого противника и одержать над ним вверх, унизить его, заставить давиться от зависти, трепещать от страха или терять рассудок от гнева. Но какой ход сделает эта рыжая девчонка, джентльмен предугадать не мог. И это сводило его с ума, во всех смыслах. Но сейчас скорее в плохом. Их своеобразная дуэль вышла уже за пределы чисто гедонизма и азарта, теперь это уже была скорее битва не на жизнь, а на смерть. Либо Эдвард сломает маленького Светлячка и подчинит ее себе, как завоеватель, либо... Она будет биться до последнего вздоха и пронзит своим мечом. Когда внутри него скапливался такой комок злобы, Хайд сразу давал ему выход, круша прилавки, устраивая драки в пабах или ломая чью-то шею. И сейчас он бы с радостью уничтожил что угодно собственными руками, но почему-то не мог воплотить это в жизнь. Тело требовало выхода своим импульсам, вот он и нарезал круги вокруг столов. Резко остановившись и покачавшись на каблуках, Эдвард задержал свой взгляд на зеркале, которое поставили сюда взамен разбитому в кабинете. Подойдя ближе и внимательно вглядевшись в свое отражение, Хайд попытался успокоиться, с отвращением глядя на свой оплывший аристократичный нос. Лже-доктору живо представилось, как хрустнут запястья мисс Миллиган, если их хорошенько сжать, а после стянуть веревками, чтоб остались красные борозды на ее тонкой коже. На его лице вновь заиграла сардоническая ухмылка, но через мгновение она сменилась немым изумлением. Это не Хайд смеялся в зеркале, это отражение будто потешалось над ним. Сквозь зеркальную гладь на него был устремлен осмысленный взгляд доктора Джекилла. "Что бы ты ни делал, никогда она не будет твоей! Она тебя победила." - Убирайся к Дъяволу! - Взревел Хайд и, вытащив револьвер, собрался было выстрелить в зеркало, его лихорадило от ярости. Но из соображений безопасности отказался от этой затеи. Повернувшись к выходу, он быстро зашагал в сторону гостиной. Миновав коридор, где чуть не сшиб с ног надоедливого лакея, мистер Хайд встал в широком проеме, чуть помедлив. Аркообразный широкий проход был обрамлен тяжелыми занавесками с ламбрекеном красивого винного оттенка, поэтому он мог спокойно стоять, не заходя в гостиную и не обнаруживая себя. Слегка отодвинув в сторону тяжелое крыло занавеса, он увидел Айрин, расположившуюся в кресле у камина, на коленях у нее сидела эта маленькая оборванка, которую он тогда не смог задавить насмерть, вот упущение! -...а теперь пойди и попроси прощения у дяди Генри, - донесся до джентльмена голос мисс Миллиган. - Это почему это? - Сара взбунтовалась, надув губки. - Это он меня напугал! Не буду я просить прощения! - Сара, знаешь притчу про двух трубочистов? Как-то раз они оба выбрались из дымохода, у одного лицо было перепачкано сажей, а другой был чистым. Как думаешь, кто из них пошел мыться? - Ну, понятное дело, - ответила девочка после недолгих раздумий, - тот, который грязный, конечно. - А вот и нет, - Айрин погладила ее по голове, - чистый взглянул на грязного и решил, что тоже испачкался, а потом пошел мыться. Попроси у дяди Генри прощения, будь умницей. - Дядя Генри меня не любит! - Сара вновь начала тереть глазки, найдя новый повод, чтоб поплакать. - Это не так, он тебя очень любит... Он приютил тебя в своем доме, взял на себя заботу о тебе. А на Рождество, помнишь, была елка? Это все дядя Генри устроил. Он отказался от вечера в кругу богатых людей ради того, чтоб провести Сочельник со мной и всеми вами. Дядя Генри очень добрый, он тебя любит... - А тебя? - Вдруг спросила Сара. Мисс Айрин ненадолго умолкла. - Да, -- без колебаний ответила она, - как и я его. Ты не бери в голову, что он сказал о твоей маме. Когда мои родители умерли, меня растил дядя Хэсти, он любил меня как родную дочь. А твоя родная мама смотрит на тебя с Небес и охраняет, а ты должна хранить ее память в своих поступках. Что до меня, я буду любить тебя и заботиться о тебе. Это мой долг. - Долг? А что это? Это значит делать что-то, даже если трудно или устала? - Это значит делать то, что надо, а не то, что хочется. Даже если трудно и устала. И будь, что будет. Они обе замолчали, глядя на уютный огонь в камине. Айрин приобняла Сару, склонив свою рыжеволосую голову к ее макушке, как Сикстинская Мадонна. В пламенных всполохах шотландка казалась сошедшей с византийской фрески или старинного гобелена из замка. Росинки пота выступили на ее бледный лоб, мисс Миллиган откинула голову назад и устало прикрыла глаза. - Мама, - оживилась малютка, - я поеду в ту школу с другими маленькими девочками, о которой ты говорила. Это, наверно, мой долг... И извинюсь перед дядей Генри. Хорошо я сделаю, да? Мама? Мама! Сара спрыгнула на ковер и оглядела затихшую юную леди. Та не отвечала и не подавала никаких признаков жизни. - Мама, - девочка схватила ее за руку и принялась тормошить, - мама, что с тобой? Мама, проснись! Мамочка!

***

Ранним утром поваренка Билли, спавшего сном праведника, кто-то бесцеремонно разбудил, стащив одеяло. - Билли, просыпайся, - мальчуган, с трудом разлепив глаза, спросонья не сразу узнал своего хозяина, - есть дело. Мне очень нужна твоя помощь, срочно! - Да, сэр, - механически отозвался Билли, доктор Джекилл, пришедший к нему в каморку возле кухни, был взбудоражен и бледен, судя по смятой одежде и изжеванному бессонницей лицу, сегодня он и во все не ложился. И двигался он очень странно, шаркающей походкой, как старик. - Держи, - доктор подал ему на скорую руку запечатанное письмо, - и беги скорее на N-стрит, где сдаются апартаменты, найди господина Филиппа Преображенского из России. Передай ему лично в руки это письмо, пусть прочтет при тебе. Запомнил? - Да, сэр... - Это очень важно, Билли, я на тебя рассчитываю. Теперь главное, когда вернешься от мистера Преображенского, ничего мне не докладывай, ты понял? Вообще не при ком не упоминай о моем поручении, никому не говори, где был. И если я вдруг спрошу, куда ты бегал, соври что-нибудь. Билли непонимающе уставился на Джекилла, кивнул, но про себя решил, что хозяин видать тронулся умом со своими опытами. Что за блажь такая - дать поручение, о котором самому джентльмену ни гу-гу! Но не его дело в это все нос совать, поди разбери этих благородных. - Слушаю, сэр. Не волнуйтесь, все сделаю, как велено. - Благодарю тебя, мой мальчик... - доктор с трудом доковылял до двери, а потом вдруг обернулся, - Билли, вот что. Возьми гинею и испроси у мистера Преображенского позволения остаться у него на время. Не возвращайся в мой дом. - Сэр, - уже с тревогой произнес мальчик, совершенно сбитый с толку, - я вас не понимаю... - Билли, просто сделай, как я говорю! Не приходи сюда! Не бойся, расчёт ты получишь потом через мистера Аттерсона. Останься у русского господина... Если тебе жизнь дорога!