Мой гений

- Что значит, "не принимает"? - Филипп, воинственно приподняв шляпу, изо всех сил старался соблюдать вежливый тон и выглядеть презентабельно, но его голос выдавал крайнюю степень раздражения. - У меня срочное дело к доктору Джекиллу! Прошу, пустите меня! - Я все понимаю, мистер Преобрадженски, - официозно отозвался невозмутимый дворецкий, - но и вы меня поймите. Мне велено никого не пускать, доктор слишком занят для гостей, исключений не может быть ни для кого. Я уверен, хозяин не стал бы давать такие распоряжения без весомой на то причины. "А то! И мне эта причина хорошо известна!", - чуть было не сорвалось со скривившихся губ Филиппа, он хотел уже штурмом взять особняк на Болтон-стрит, как крепость Измаил, ворваться в логово Хайда, сметая все препятствия, но с трудом удержался от этого, помятуя об осторожности к которой взывал Джекилл. Кто знает, что замыслил этот мерзавец, и с чем предстоит столкнуться Преображенскому, должно быть, убийца почуял что-то неладное, поэтому и решил снова окопаться в своем доме. Нет, идти в атаку нахрапом было рискованно, нужен элемент неожиданности... На миг Филипп Филиппович почувствовал себя Кутузовым против этого Наполеона в цилиндре. У будущего доктора прям таки руки чесались испепелить его к чертям собачьим в его же доме. Проведя у себя в голове быстро Филин совет в Филях, он пришел к заключению, что лучше не поднимать лишнего шума и временно ретироваться. - Хорошо, Пул, спасибо. Я, пожалуй, пойду, - русский студент, насколько это было возможно, миролюбиво улыбнулся седовласому дворецкому, но его голые (из-за позабытых в спешке перчаток) руки сжали до белых костяшек деревянные перила на крыльце. - Всего доброго, сэр. Должен ли я что-то передать доктору? - Пусть глядит, чтоб его хибара не загорелась, как Москва в 12-ом году, - по-русски буркнул Филипп. - Что-то, простите? - Покорно благодарю, ничего не нужно! Бегом сбежав вниз по мраморной лестнице, Филипп сделал глубокий вдох, приводя чувства в равновесие и судорожно соображая, как ему быть. Он бродил по садовым дорожкам во дворике дома, тревожно вглядываясь в наглухо зашторенные окна. От собственного бессилья в его душе поднялась волна презрения к себе. С великим трудом он добирался сюда лишь за тем, чтоб обнаружить себя у закрытых дверей. А любая затягиваемая минута могла стоить Айрин жизни... Айрин... Господи, что же пришлось ей, бедной, пережить! Все это время она находилась во власти этого упыря в чужом обличии, абсолютно беззащитная против его произвола, да еще и с ребенком на руках. И молчала... Никому ничего не сказала, хоть у нее и были возможности. Преображенский на чем свет стоит ругал себя за свою слепоту и глухоту. Он должен был догадаться, что с мисс Миллиган случилось что-то страшное, когда поймал ее у забора Флетчера. А он, дурак, решил, что все дело в банальном охладении чувств. О, если бы он тогда узнал правду! Филипп Преображенский костьми бы лег, но сумел защитить Айрин и Сару от Хайда, увез бы их с собой в Москву или вызвал бы этого мерзавца на дуэль. А Айрин молчала... Терпела и ничем не выдала своего кошмарного положения. У Филиппа это не укладывалось в голове. Как можно добровольно и молчаливо обречь себя на такие страдания? Как можно жить в осознании того, что твоя жизнь находится на кончике писчего перышка, и что над тобой в любой момент может сверкнуть лезвие ножа или набалдашник трости? Как можно смириться с тем необузданным ужасом от мысли, что тебе не от куда ждать помощи? Как можно жить в страхе и беспомощности? Филипп уже достаточно хорошо узнал Айрин, чтоб понимать, что чистокровная шотландка не будет терпеть над собой никакое иго. Наверно, этот гад ползучий ее запугал, угрожал чем-то, вот она и молчала... Мисс Миллиган ведь тогда уже было известно, что доктора Джекилла больше нет, надеяться не на что... У Преображенского кровь закипала в жилах при мысли о том, что Айрин оставалась один на один с этой тварью. Рука сама собой нырнула в глубокий карман пальто, где покоился заряженный револьвер. Филипп был противником всякого рода насилия. Несмотря на свою явную симпатию к либеральному течению, русский студент бережно хранил в сердце слова отца-священника, убежденного монархиста и консерватора, которые он цитировал из Евангелия, стоя на амвоне в киевском храме: "Не убий". На преступление нельзя идти ни в коем случае, надо дожить до старости с чистыми руками. Но сейчас заповедь "не убий" обрела для Филиппа новый смысл - убей убийцу. Он должен это сделать. Чтобы защитить любимого человека. Просьба Джекилла не оставлять мисс Миллиган после всего свершившегося сразила его на повал своей безжалостной искренностью и сочувствующей прямотой. Выходит, от англичанина не укрылось то, что так старательно прятал русский. Да, Филипп действительно любил мисс Айрин, считая, что никогда уже больше не встретит подобную ей. Со свойственным молодости максимализмом Филипп был убежден, что не сможет больше никого и никогда так полюбить. Ровно как и Айрин Миллиган не сможет полюбить никого, кроме Генри Джекилла. Никто не займет это место в ее сердце. Обо всем этом Филипп подумает позже, сейчас важно другое - вызволить барышню из лап этого ирода и самому, желательно, не попасть на тот свет. И еще попасть в этот треклятый особняк. Обойдя почти весь дом по периметру, Преображенский заметил незатворенное окно на первом этаже. Стеклянные решетчатые створки были закрыты, но по своему размеру и облику окно явно не было обращено внутрь гостиной или спальни, скорей всего, в людское помещение. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого не наблюдается, Филипп подошел к проему, вплотную приблизившись к запотевшему с той стороны стеклу, но толком ничего не смог разглядеть. - Ладно, мы пойдем другим путем, - Филипп без долгих раздумий снял шляпу и скинул пальто, заботливо повесив его на ветку каштана, облачившегося в юную листву неподалеку, засучил рукава по локоть, словно крестьянин перед косьбой, и вернулся к оконцу. Опершись руками, студент-медик попытался одним махом запрыгнуть на подоконник, но потерпел позорную неудачу, лишь больно чокнувшись коленными чашечками об английский обточенный камень. Потерев ушибленные места, он попробовал еще раз, но вторая попытка также не увенчалась успехом - к синякам добавились и порванные брюки. Надо сказать, что подобные состязания для Филиппа Филипповича были в новинку, поскольку рос он тихим и тонким мальчиком, будучи интеллигентным с рождения. Пока остальные гимназисты лазили по голубятням и выкидывали разные шалости, Филя Преображенский скромно прятал нос в книжки, а потом горячо уверовал в силу науки и либерализма, в то, что можно со всеми обо всем договориться и не противиться злу насилием. Но теперь же, стоя у ворот врага, он понимал, что разговорами тут дело не поправишь. Русские так легко не сдаются, и Филипп, приноровившись, запрыгнул на подоконник в третий раз и, наконец, покорил эту вершину. Уцепившись ногтями за выпирающие деревянные решетки, Преображенский буквально припечатался к холодным стеклам, чтоб не упасть спиной в грязь. Приложив небольшое усилие, он толкнул скрипнувшие створки, по инерции влетев в распахнувшееся окно. - О, Боже мой! - Энни, ощипывающая в этот момент утиную тушку, взвизгнула и, выронив птицу, отскочила к раскочегаренной плите, едва не опрокинув варившийся студень и не подпалив себе платье. Прямо на ее глазах в их мирную кухню через окно кубарем вкатился неизвестный персонаж, напугав девушку до полусмерти. Энни с тревогой наблюдала, как этот тип, кряхтя и изъясняясь на чуждом ей языке, поднимается, потирая голову и поясницу. Лица его она не видела. На кухне больше никого не было, этот маленький лодырь Билли, как всегда, куда-то запропастился, а кухарка с мистером Пулом были в дальних комнатах. Молоденькая горничная покосилась в сторону двери и начала медленно двигаться по направлению к ней, вжавшись спиной в стену и стараясь казаться невидимкой. Но тяжелый совок, незамеченный ею и неосторожно опрокинутый, поднял такой тарарам, что вломившийся сюда человек резко развернулся. Полы его незастегнутого пиджака распахнулись, и на пол упал револьвер. - А-а-а, ах... - бессвязно протянула Энни, со страху решив, что к ним в дом влез очередной убийца. Она уже набрала побольше воздуха в грудь, чтоб истошно закричать, но в следующий миг ее дрожащие губы зажали такими же дрожащими руками. - Пожалуйста, тише! - Преображенский видел, как напугана бедная служанка, но сам боялся поднимать в доме шум. - Не бойтесь меня, я не причиню вам вреда! Я не бандит, я друг доктора Джекилла и мисс Миллиган, из России. Из глаз Энни исчез ужас, она глядела на Филиппа уже с чисто женским любопытством. - Вы меня простите, мисс, за такой экзотический способ визита, но ваш дворецкий не пустил меня на порог, - торопливо продолжил он, убрав руки и отпустив ее, - я не хотел вас пугать... - Ничего, сэр, я... рада вас видеть, но хозяин строго-настрого запретил кого-либо пускать, даже своих друзей, я своими ушами слышала. - Где он? - прямо спросил Преображенский, - и где мисс Миллиган? Что с ней? - Ох, сэр, я право же... - Энни стушевалась, виновато опустив голову и затеребив передник, к которому пристали утиные перья, - не знаю, дозволено ли говорить такое... - Мисс, я прошу вас, скажите мне все, что знаете, - он деликатно положил ей руку на плечо, - я пришел сюда, потому что ваш хозяин просил моей помощи. Я здесь ради него и мисс Айрин. - Вчера доктор явился очень поздно, - начала Энни шепотом, - я убиралась в спальне мисс Миллиган, она в аккурат у лестницы, дверь была открыта, я все слышала, я не нарочно, я не хотела подслушивать, упаси Бог, так вышло... - И что же вы слышали? - настойчиво спросил Филипп. - Сначала шум какой-то странный, громкие голоса, доктор кричал, был недоволен... - Энни заметно колебалась, - потом он покалечился, я принесла мисс Миллиган воды в лабораторию и вернулась в ее комнату, наверх... а потом выстрел... Из лаборатории. Я испугалась и спряталась в спальне. Потом было очень тихо, а после малышка Сара заплакала где-то внизу. Я выглянула в коридор и увидела, как доктор несет мисс Айрин на руках, она была без чувств, я в щелочку смотрела, он меня не заметил. - Что было дальше? - Скулы на его лице обострились. - Куда он ее унес? - В свою комнату... - горничная потупила взгляд и покраснела, - я не сразу осмелилась выйти, а утром рано опять заглянула в спальню леди, она была пуста! Кровать была не расстелена, мисс Миллиган не ночевала у себя. Выходит, она всю ночь была у доктора... Утром я постучала к нему, хозяин сказал, что она больна, и велел его не беспокоить. Он до сих пор так и не появился в доме, и мисс Миллиган тоже. - Они оба в комнате Джекилла? Энни кивнула, судорожно сглотнув. - Вы... вы видели мисс Миллиган? Что с ней? - Сэр, я сама не видела, но... - она опять запнулась, - Пул глуховат, но я слышала что-то... Будто по хозяйской комнате кто-то бегал, а потом кто-то вскрикнул. Несколько минут назад... Я сказала миссис Линдон, что вдруг там что-то неладное, но она прогнала меня на кухню. Филипп больше ни о чем не спрашивал. Подхватив упавшее оружие, он решительно и без промедлений выбежал из кухни вглубь особняка...

***

-... Но сначала я возьму свое, Айрин! Сказать, что мисс Миллиган испытала в этот момент смертельный ужас, значит, не сказать ничего. Порочное тело навалившегося на нее Эдварда Хайда сбросить или даже чуть оттолкнуть было невозможно, ослабевшая и не совсем оправившаяся от своей болезни, она не могла не только сопротивляться ему, но и даже свободно дышать. Чтоб не видеть его осатанелое лицо, она отвернулась, но Хайд развернул ее к себе, царапнув за подбородок. - Смотри мне в глаза! - Прошипел он. - Неужто твой жених тебе столь противен? Помнится, на Рождество мой подарочек в виде поцелуя пришелся тебе по вкусу! Ты ведь не так уж и невинна, Светлячок, уж я-то знаю! Небось дулась на этого ханжу за вопиющую холодность... Так я утолю твою жажду любви! Ну, что ты дрожишь, глупышка? Ты же сама этого желаешь... - Нет... Пустите меня! - Ну, что за пуританское лицемерие, Айрин? Просто дай мне и своим желаниям свободу, и я буду терпелив... - Хайд втянул носом ландышевый аромат ее волос и шумно выдохну, он был уверен, что им не помешают, и хотел насладиться этим долгожданным моментом сполна, получая удовольствие и от искушения неприступной шотландки, - только ввиду исключительно теплого моего отношения к тебе! По правой щеке Айрин прокатилась слеза, мистер Хайд поймал ее губами, запечатлев нечто вроде поцелуя, а потом принялся целовать ее бледное лицо. - Нет! - Айрин уже громче воскликнула, протестующе отвернувшись. - Господи, Господи, помоги! Хайд, несмотря на жгучее нетерпение, отстранился и с дьявольской усмешкой оглядел свою загнанную жертву. - Старикашка Кэрью тоже Бога звал на помогу... Эти дешевые распутные девицы тоже молитвы верещали, когда им, видите ли, был не по нраву мой полет фантазии. И твой дядюшка-безбожник, тоже к Нему взывал! Да этот клоп, папаша девчонки, тоже наверно молитовки шептал, пока я его требуху на нож наматывал. И Генри все грешил да каялся, уверенный, что Небесная канцелярия его простит. Ну, и где они все? Где ваш Бог?! Что, помог Он вам? Мистер Хайд раскатисто рассмеялся, как умалишенный, опьяненный своим триумфом. - Не поможет тебе Бог, Светлячок, - Хайд осклабился, схватив Айрин за горло, - потому что Его нет! - Бог есть... - одними губами прошептала мисс Миллиган, - Он здесь... Она сжала освободившуюся руку в кулачок и поднесла к сердцу, слегка ударив. Хайд тут же накрыл ее ладонь своей, ощущая, как бьется ее сердце. - Вот вырежу твое сердечко, и точно Его не будет! Бога нет, Айрин! - Он есть... - Ты так уверена, Светлячок? - Хайд расплылся в кровожадной улыбке. - Рассчитываешь, что Он пошлет Ангелов с мечами изрубить меня на куски? А что, если... я тебе помогу, а? Давай так - признаешь, что Бога нет, я остановлюсь и пальцем тебя не трону, по крайней мере, до венчания. Упрешься, что ж, тогда... Ну, ты ведь у нас смышлёная, с воображением, можешь и сама вообразить, что будет! Он приподнялся над юной леди, выжидающе пожирая ее глазами. - Я жду, Светлячок... - Бог... есть... - Да нет Его!!! Никаких чудес нет, когда да тебя уже дойдет?! Есть в этом мире только мрак, ужас, боль и кровь! И ты сейчас сама все это увидишь, мой маленький Светлячок! Я тебе покажу все сполна! Взыщу как следует за все унижения, за то, что отвергла мою любовь, когда я еще добренький был! Тебе будет так же больно, как было мне! А если твой Бог есть, то пусть испепелит меня, когда я сделаю это! У Айрин уже не было сил что-то говорить, даже шептать, ей хотелось умереть на этом самом месте, когда Хайд вцепился в ее платье. И внезапно перед ее умственном взором, как луч солнца сквозь черные тучи, блеснул золотой крест на груди отца Александра, русского священника, что она видела у Филиппа. И голос викария Православия, спокойный и твердый: "Не бойся... В руках Господних и твоих...". И мисс Миллиган в сердце своем возопила "Господи, если Ты есть, спаси меня и Генри!". - А ну убери от нее свою мерзкую рожу! Для Эдварда Хайда эти слова были равносильны удару молнии или тока. Он было решил, что ему померещилось, но кто-то грозно повторил: - Оставь ее, мерзавец, или я тебе пристрелю! Отпустив переставшее сопротивляться тело шотландки, мистер Хайд вскочил с кровати и повернулся на голос. На него смотрело дуло револьвера и бледный Филипп Преображенский в дверях, совершенно обычный, земной человек из плоти и крови, далекий от образа Ангела. От неожиданного такого явления русского студента Хайд растерялся, не сразу сообразив, что можно предпринять. Его глаза суетливо заметались по комнате в поисках оружия. Он с запоздалой досадой вспомнил, что бросил свой револьвер вчера в лаборатории, а бритву положил в ящик письменного стола, а до него так быстро не добраться, пуля настигнет его быстрее. - Филипп, старина, - проговорил голосом Джекилла убийца, решив в очередной раз испытать удачу, - разве так ходят в гости к друзьям? Или у вас в России так принято - сначала пулю в лоб, а потом вопросы задавать? Много лет спустя, в охваченной вихрем революции и Гражданской войны Москве, Филипп Филиппович, уже тогдашний профессор Преображенский, вспомнит эту фразу и признает, что среди некоторых господ, а точнее, товарищей, она является реальным руководством к действию, так будет действительно принято - сначала маузер, потом вопросы. Но пройдет еще очень много времени, прежде чем он это поймет и, подобно своему другу Генри Джекиллу, создаст свое неудачное творение, именуемое Шариковым... А пока молодой московский студент, будущий доктор Филипп ни о чем не думал, кроме спасения Айрин Миллиган. Увидев ее в лапах этого беса, он готов был придушить его собственными руками, забыв весь свой пацифизм. - Не тратьте времени на гнусную ложь, у вас его мало осталось... - заикаясь выпалил Преображенский, целясь в заметно обескураженного Хайда, - я знаю, кто вы! Так что лучше читайте молитвы, если знаете хоть одну. - А, Джекилл все-таки успел учинить мне подлянку, - процедил сквозь зубы разоблачённый душегуб, то ли криво улыбаясь, то ли оскаливая клыки, - ублюдок своего никогда не упустит... А тебя, щенок, надо было давно прикончить, я тебя недооценил, а зря. Вы, русские, всегда лезете, куда не просят! - Замолчите! - воскликнул Филипп, он изо всех сил старался держать свой рассудок в спокойствии и не поддаваться на колкости Хайда. - Больше вы никого и никогда не прикончите! Вас самого сейчас настигнет суд... - Ой, не в твоем ли лице, дружок? - усмехнулся едко Эдвард, выискивая ниточки, за которые можно дернуть. - Ты кем себя возомнил, великим инквизитором? Вы же без пяти минут доктор, господин Преобрадженски! И убьете человека, в собственном доме, на глазах у невесты! А как же ваше любимое правило - жить с чистыми руками? - Мои руки чисты... - сказал Филипп, но голос его дрогнул, - я дал слово Генри! - Какие же, однако, у Джекилла благородные друзья, я сейчас расплачусь! - Хайд театрально всплеснул руками, отчего Филипп дернулся, - прям как у его папаши! Ну, куда ни плюнь, сплошное рыцарство. Чего стоит один нотариус - Аттерсон столько лет лицезрел, как его пьяный дружок измывался над своей женой, ломал ей ребра, лупил тростью... А адвокатишка знал и молчал, не хотел репутацию другу подмочить. А второй тоже не чище, взял да и совратил жену своего друга-шотландца, а потом грешки свои замаливал, сюсюкаясь со Светлячком. И ты такой же! Все ради наживы! - Нет! - Филипп возмущенно нахмурился, он впервые столкнулся со второй сущностью Джекилла, и эти слова задели его за живое. - Вы зря стараетесь! Ваша пустая болтовня вас не спасет! Мне ничего не нужно, кроме как исполнить последнюю волю Джекилла... - Ага, и свою волю не забыть... - Хайд прищурился, - ну, давай, делай то, за чем пришел. Давно заделался защитником сирых и убогих? Кажется, у вас рабовладения лет этак двадцать назад отменили? На Родине никого не тянет защищать? Давай, вперед, застрели меня! Он выждал паузу, ликующе наблюдая, как русский нерешительно сдавил спусковой крючок, не нажимая. Хайд хорошо знал, как выглядят глаза убийцы. Глядя на этого мальчишку, он ясно понимал - этот убить не сможет. Скорее от нервишек может пальнуть. Лишь бы бдительность усыпить, чтоб можно было выбить из рук оружие, а дальше дело привычное. Ох, как хрустнет шея этого выскочки, когда мистер Хайд ее свернет! Жаль, что Россия лишится будущего светили медицины, ведь парнишка-то толковый, мозгами пораскинуть имеет. Ну, вот пусть и пораскинет на разделочном столе в анатомичке и мозгами, и селезенкой! - А если подумать, Филипп, - продолжил Джаггернаут, взглянув на Айрин, лежащую поперек его кровати в беспамятстве, - мы с тобой товарищи по несчастью... И брось строить из себя Айвенго, мы же оба с тобой знаем, почему ты здесь. Тебе соперника надо устранить. А что, все будет очень чинно и красив - шекспировская расправа из ревности, завуалированная маской подвига и дружеской помощи. Ты исполнишь клятву Джекиллу, а потом с энтузиазмом утешишь его невесту, так? Ты же за этим сюда пришел? Я прочел твои грязные мыслишки сразу, как только ты ее увидел. Да даже такой идиот как Джекилл заметил, как ты позарился на наше шотландское сокровище! - Это ложь! Я никогда не думал о такой низости... - Врешь, русский, думал... Спорю, в красках представлял. Да только спешу тебя разочаровать - она не снизойдет до тебя. На Джекилла Айрин молиться готова, а ты... Ты так и останешься для нее пажом, шавкой, которая бегает следом. Она охотно будет принимать твои унижения и жертвы, но не даст тебе даже призрачной надежды на взаимное чувство. Что бы ты для нее ни делал, она твоей не станет. А ты идешь на преступление, чтоб свое урвать, да еще и рассказываешь сказки про дружбу и благородство! Да ты ни чем не лучше нас с Джекиллом! Преображенский побагровел от негодования, но просто слов не мог подобрать, однако оружзие не опустил. Тогда Хайд решил добить его... - И кстати, - хмыкнул он, - запомни на будущее, может пригодится, поделюсь секретами мастерства. Унижениями женщину никогда не заполучить. Тут нужна сила и власть, особенно с маленьким Светлячком - ты у ней в ногах валялся, а надо было как норовистую кобылу объезжать... Тут Филипп не вытерпел. Позабыв, что у него в руках револьвер, он бросился очертя голову на мистера Хайда. Тот был выше Преображенского и искуснее в драках, набравшись опыта в лондонских пабах. Перехватив руку, Хайд выбил оружие и со всей силы саданул под ребра коленом. Филипп со сбившимся дыханием моментально согнулся пополам, подставив позвоночник и шею под удар. Повалившись на бок и пытаясь прийти в себя, московский студент услышал щелчок. Собрав остатки сил, Филипп перекатился на другой бок, сбив оппонента с ног. Оброненный Хайдом револьвер отлетел к столу на другом конце спальни. Поднявшись на полусогнутых ногах, Филипп бросился к оружию, почти достав, но затылок пронзила резкая боль, а в глазах потемнело, по шее за воротник потекла кровь... Филипп на мгновение потерял контроль над телом и разумом, а когда очнулся, обнаружил себя лежащим у камина на полу. Над Преображенским возвышался Хайд с треснутым графином, на дне которого была алая отметина. - Молись... - презрительно бросил лже-доктор, нагибаясь за револьвером. Филипп заметил, что в жерле потухшего и нечищенного камина имелась старая зола. Не долго думая, он ухватил горсть пепла и бросил в омерзительную физиономию Хайда. Издав вопль недовольства, тот принялся растирать глаза, а Филипп нашел в себе силы встать на ноги и завладел револьвером. Перед глазами все расплывалось, голова разрывалась от боли, но он смог нажать на спусковой крючок... Выстрел дал осечку. Преображенский непослушными руками раскрутил барабан, но приступ боли в расшибленной графином голове заставил его выронить револьвер, отчего пули выкатились по углам. Филипп не успел даже подумать, как ему быть - резкий удар в грудину вернул его обратно на пол. А в следующий миг крючковатые пальцы сомкнулись на его шее. Эдвард Хайд душил его, подспудно осыпая проклятиями и площадной бранью. Филипп пытался дать сдачи, но силы его быстро таяли. Когда мальчишка захрипел и начал терять сознание, Хайд разжал пальцы. Нет, этот наглый кретин так легко не отделяется. Взгляд Эдварда упал на тяжелую кочергу. Не трость, конечно, но подойдет. Ему хотелось заставить Преображенского страдать, превратить его славянскую рожу в кровавое месиво, забить, как свинью на скотобойне. С трудом приоткрыв отяжелевшие веки, Филипп увидел, как над его головой взметнулась кочерга. - До свидания, - произнес по-русски с сильным акцентом Эдвард Хайд, инфернально улыбаясь и с силой замахиваясь.