***
Спустя пару часов Филипп Преображенский, понемногу приходя в себя после операции, сидел за лабораторным столом, баюкая согнутую в локте забинтованную руку. Злополучный алый шарф, которым Хайд вытер свое несостоявшееся орудие убийства, послужил отличной фиксирующей повязкой. Молодой человек уже был в сознании и чувствовал себя сносно, несмотря на значительную потерю крови, которую тут же компенсировал предложенным Джекиллом красным вином. Отпив еще немного горячительного напитка из высокого стакана, Филипп перевел прояснившийся взгляд на сидящего напротив своего спасителя. Генри устроился на широкой лавке, притулившись усталой спиной к стене. Операция, в сущности, была пустячной, с ней справился бы и студент, но опытный доктор выглядел совершенно выжатым и измотанным, будто весь день ворочал мешки с углем. Безвольно уронив руки со вздувшимися венами на колени, Джекилл сидел с запрокинутой головой, волосы прилипли ко лбу, влажному от крупных капель пота, он жадно хватал потрескавшимися губами воздух, как выброшенная на берег рыбина. Рядом с англичанином сидела Айрин Миллиган, такая же бледная и обессиленная, ей будто бы не верилось, что это она сейчас подавала доктору зажим, вытирала пот, стекающий на глаза, придерживала до натяжения разодранную руку Филиппа… Хайд чудом не разрезал бритвой сухожилия и не задел кость, Преображенский в рубашке родился. В какой-то момент ей сделалось настолько дурно, что хотелось зажмуриться и не смотреть на то, как острый кончик иглы протыкает голую кожу во время сшивания, но уверенный голос Генри, не допускающий никаких промедлений и поблажек, заставлял юную шотландку стоять на своем посту, как бывалому вояке. Айрин устало прикрыла воспаленные слезящиеся глаза, потянув за край косынку, мимоходом задевая шпильки, звякнувшие по половицам. По плечам медными ручьями заструились слегка спутанные волосы, резко контрастирующие с бирюзовым платьем. Будто бы под этой тяжестью мисс Миллиган опустила голову Джекиллу на плечо. Пошевелив веками, мужчина приподнял их, скользнув по лицу девушки взглядом, преисполненным нежности и гордости. Осторожно приобняв ее за плечи одной рукой и положив ее ладошку в свою другую, доктор Джекилл склонил голову набок так, что их лбы соприкоснулись. Они сидели, тесно прижавшись, будто стремясь стать одним целым, ни говоря ни слова и даже не глядя друг другу в глаза, словно боялись, что это волшебство в лаборатории вмиг исчезнет, как нарушенное молчание. Они не говорили ничего, но в каждом дыхании и в каждом новом стуке сердца явственно слышалось: «Я тебя люблю». Мисс Миллиган не знала, как долго длилась эта добрая магия момента, ей не хотелось ни о чем думать, лишь чувствовать тепло рук Генри и слышать, как бьется его сердце. - Ты молодец… Моя хорошая, храбрая Айрин! Твой отец и доктор Лэньон могут тобой! Внезапно Джекилл резко встал. Айрин инстинктивно потянула к нему руки, но он жестом остановил ее, двинувшись к Филиппу. - Как вы, мой друг? Вы можете идти? - Благодарю, уже все в порядке, - отозвался Преображенский, кивнув шотландке и слабо улыбаясь. - Вы можете шевелить здоровой рукой? - Думаю, да… - Хорошо… - Джекилл обернулся к юной леди, как-то странно глядя на нее, будто бы видел впервые, - Айрин, пожалуйста, оставь нас. - Зачем? – Мисс Миллиган настороженно переводила взгляд от доктора к Филиппу. - Не спрашивай меня ни о чем и не возражай. Прошу, выйди отсюда. Генри встал вполоборота, будто нарочно избегая встречи их глаз, а Преображенский вдруг переменился в лице. - Джекилл, нет, - его голос стал непривычно низким и хриплым, - я не могу этого сделать… - Мистер Преображенский, Филипп, ради нее… Вы дали мне слово, вы обещали. - Обещание, которое я не могу исполнить. - О чем вы говорите? – Айрин непонимающе уставилась на доктора, - Генри, что за обещание дал тебе Филипп? Мужчины переглянулись, будто обоюдно отказываясь от права заговорить первым. Наконец, Преображенский шаркающей старческой походкой перешел на противоположную сторону к барышне. - Я не стану этого делать, - уверенно повторил русский студент, - мисс Миллиган не простит это ни мне, ни вам, вы и сами это знаете. - Генри… - мисс Айрин вдруг осенила жуткая догадка, о чем шла речь. - Да, - вопроса не прозвучало, но у Джекилла уже был готов ответ, как тогда, когда он поведал ей историю появления Эдварда Хайда, - этой ночью я послал Филиппу письмо. Письмо, в котором просил убить это чудовище. - И я отказываю вам в просьбе, в обеих просьбах! – горячо воскликнул Преображенский, сжав здоровую руку в кулак. – Потому как уверен, что есть иной выход… - Другого пути нет! – этот возглас, вырвавшийся из груди несчавстного доктора, заставил вздрогнуть их обоих, громовым раскатом прокатившись по секционной и уносясь под потолок к продолговатым окнам, за которыми уже сгущались вечерние сумерки. – Нет! Хайд навечно останется со мной, до самого последнего вздоха. Покуда жив я, и он будет здравствовать. Мы прикованы друг к другу, и эти цепи никому не дано разорвать. - Но ты же можешь ему противостоять, Генри, - по щеке мисс Миллиган пробежали слезы, - ты же можешь владеть собой, значит, не все потеряно… Доктор подошел к своей невесте, бережно проведя рукой по ее лицу. Она опустила глаза. - Айрин, посмотри на меня… - она не сразу решилась встретиться с бездной обреченности в его умном взгляде, - посмотри! Я живой мертвец, жалкое трусливое подобие человеческого существа. Бедный Лэньон был прав. Я потерян, Айрин. Навсегда и для всех. Что бы я ни делал, на какие бы хитрости ни пускался, мне никогда не избавиться от Хайда. Я пытался, о, сколько раз пытался, и вы пытались, но тщетно! Все каждый раз возвращалось на круги своя. И каждый раз я заставлял своих самых дорогих и любимых людей проходить по этим кругам ада со мной… Ты сама теперь все знаешь, гораздо больше, чем мне хотелось бы. Хайд не оставит тебя в покое, пока не растерзает. Я принес тебе лишь боль и ужас, я отравил твои надежды, я убил твоего дядюшку… Я не заслуживаю твоей любви. Так оставь же меня! К чему жалеть лжеца, грешника и убийцу? Айрин молчала, сглатывая слезы, а Джекилл боролся с порывом крепко прижать ее к своей изнывающей груди. - Я не буду вас убивать… - Преображенский впервые в жизни не знал, как поступить, он выглядел таким растерянным и сбитым с толку, будто не было за его плечами анатомических театров и практики в земских лечебницах. - Тогда заберите Айрин отсюда! – Джекилл, украдкой взглянув на мисс Миллиган, подошел к висящему стеклянному шкафу, достав какой-то пузырек и шприц, - действия этого снотворного хватит до утра, Хайд будет спать как убитый, а когда очнется… Вас не должно быть в Лондоне! Мистер Преображенский, прошу, умоляю вас, увезите ее как можно дальше, туда, где он ее не найдет. Нет времени возиться с чеками, но в моей комнате вы найдете наличные, возьмите все до шиллинга. Вы оба будете в безопасности… - А ты? – подала голос Айрин. – Что будет с тобой? Газовые рожки окрашивали мрачные стены в оранжево-желтые тона, будто развешивая знамена и разгоняя ими воинство теней. Прозрачные стенки шприца, отливающие зелено-бурой жидкостью, поблескивали огоньками. Блестели и слезы в уголках голубых как шотландские озера глаз. Доктор Джекилл был совершенно спокоен, будто готовился к привычным опытам или собирался на променад. Отложив снотворное, он подошел к барышне, положив свои руки ей на плечи, словно желая снять с них непосильную ношу или укрыть чем-то. - Я не могу обещать тебе, что останусь с тобой… И не могу допустить, чтоб ты осталась с ним. Айрин, это мой долг. А значит, надо делать не то, что хочешь, а то, что должно. Поезжай с Филиппом. Она молча слушала его, как глухонемая, неотрывно и пронзительно глядя в умные карие глаза. - Ты ведь понимаешь, что мы не можем поступить иначе. Прости меня, мой Ангел. - Обещай мне, - безжизненными губами произнесла мисс Миллиган, - что будешь оставлять Артуру и Элизе письмо для меня, хотя бы раз в год, чтоб я знала, что ты жив. Я сразу узнаю твою руку, Генри. Мне этого будет довольно. - Я буду писать тебе каждое Рождество, мой Ангел… - доктор, не совладав с собой, все-таки обнял ее, Айрин закинув руки ему на плечо, зажмурилась и глубоко вздохнула, пытаясь запомнить этот запах, чуть горьковатый, с примесью лекарств и реагентов, запомнить приятный мягкий голос, аристократичные черты, пенсне на тонком длинном носу, глаза. – Обещаю. Прощай. - Прощай, мой гений! Мисс Айрин сама отстранилась, медленно развернувшись и нетвердой походкой направившись к выходу. Так же молча и не прощаясь пошел за ней Преображенский. Каждый шаг давался ей с трудом, будто она поднималась на Голгофу, на которой высился крест. Она с безнадежной ясностью понимала, что Генри прав, юная леди сама совсем недавно была готова сбежать от мистера Хайда при любой возможности. Но от этого было не легче. Они оба будут нести один крест до самой смерти. Мисс Миллиган никогда не сможет полюбить кого-то другого, кроме доктора Джекилла, никто ей не заменит ее гения. Даже милый добрый Филипп, которому она так благодарна, и за которого, разумеется, выйдет замуж, ибо иного статуса для них быть не может. Она постарается быть для него примерной благодетельной женой, нежным другом и никогда не очернит будущего доктора Преображенского в глазах света. Он очень славный, порядочный, умный… Но он не Генри… Когда мисс Айрин и Филипп уже дошли до массивных бархатных гардин, закрывающих проход из лаборатории в коридор, до слуха шотландки донесся странный звук, будто что-то разбилось… - Постойте!- липкой смолой растеклось по стенам и своду. – А я еще не попрощался! В следующий миг над их головами просвистела пуля, впившись в балку, грянул выстрел. Преображенский и мисс Миллиган врассыпную бросились по разные стороны от выхода, как лисицы на охоте. Онемев и вжавшись спиной в стену, барышня увидела, как Эдвард Хайд, покручивая барабан в своем револьвере, приближается к Филиппу, абсолютно безоружному. Кроме того, молодой человек при беге споткнулся о ящик с соломой, повалившись возле зеркала, в котором отражалась испуганная девушка. - Мне жаль вас огорчать, друзья мои, но ваш вояж отменяется, - наставив дуло револьвера на русского студента, лже-лекарь осклабился, - разве что, ты на дрожках поедешь на кладбище. Он повернулся к шотландке спиной, и она крадучись шагнула ближе, суетливо соображая, что предпринять. Однако Хайд, по-звериному будто что-то почуяв, резко развернулся к ней и выстрелил ровнёхонько под ноги. - Стой, где стоишь – приказал он, вновь взяв Филиппа на прицел, - или твой полюбовничек будет долго мучаться. Что скажешь, Светлячок, сперва прострелить ему колено или пальнуть по второй руке для полноты образа? А может, заставить танцевать джигу, как ручную мартышку? Хайд криво усмехнулся, пустив пулю в пол, в нескольких дюймах он кисти Преображенского. Филипп следил за револьвером, боясь, что в любой момент эта скотина может выстрелить в девушку. - Но особо не горюй, Айрин… Его смерть будет казаться одолжением по сравнению с тем, что ждет тебя! Филипп попытался подняться, ухватившись здоровой рукой за раму зеркала, но это ему не удалось, поскольку рама была на шарнирах, наклоняясь, как Ванька-встанька. Зеркало было подвижным… В голове еще слабого Преображенского родилась шальная идея, за которую он ухватился, как утопающий за соломинку. Это последний шанс им спастись. Подпустив Хайда ближе, пока тот прицеливался, русский рывком толкнул раму вверх так, чтоб газовый свет отразился от зеркальной глади. Ослепленный мистер Хайд изрыгнул ругательство, заслонившись и стрельнув наугад. Пуля сбила керосиновую лампу, упавшую на пустые ящики с ворохом соломы, тотчас вспыхнувшие, подобно факелу. Филипп не знал, откуда взялись силы, но он через секунду уже был на ногах, а через две хорошенько приложил лже-доктора по физиономии кулаком. Пламя, разыгравшееся ни на шутку, уже подбиралось к столам и шкафам с порошками и тинктурами. - Скорее, мисс, - Преображенский схватил Айрин за руку, увлекая ее вглубь особняка, - сейчас будет пожар, надо всех вывести наружу!***
- Святые небеса… - причитал Пул, держась за сердце и с тоской глядя на особняк, из которого они только что все выбрались, из-за задней стены которого уже вырывались огненные языки, озаряя темное вечернее небо, - тридцать лет я отдал этому дому, а теперь он сгорит, как свеча, на моих глазах! Боже Милосердный, я этого не вынесу! - Мистер Пул, прошу вас, успокойтесь! – Айрин как могла пыталась утешить старого дворецкого, прижимая к себе дрожащую Сару, явно не понимающую, что происходит. Энни и миссис Линдон стояли как вкопанные и смотрели, как Брэдшоу и Филипп вытаскивают какие-то нехитрые вещи из настежь распахнутых дверей, через которые валит сизый дым. Повинуясь командам Преображенского и одевая девочку, мисс Миллиган выполняла все как по заведенному механизму, не раздумывая, а теперь маялась и чувствовала себя разрубленной пополам. Одна половина должна была стоять здесь на улице, дрожа на вечернем холодном ветру, потому что так велел Филипп, а вторая рвалась к Генри. Все произошло так молниеносно, что юная леди только сейчас осознала, какая мучительная смерть ему грозит. Вокруг них меж тем уже собралась приличная толпа из лавочников, прислуги с соседних домов и даже состоятельных обывателей, привлеченная шумом и едким запахом гари. За пожарными уже послали, но было очевидно, что вскоре весь старинный особняк запылает как огромный языческий костер. Филипп что-то отчаянно пытался втолковать констеблю, Джозеф обнимал плачущую Энни, а мистер Пул лежал на широкой скамье в окружении сердобольных девушек-цветочниц. - А где дядя Генри? – тихо спросила Сара и вскрикнула, когда очередная огненная лента взвилась над крышей. – Он остался внутри? Айрин Миллиган колебалась меньше минуты. Передав ребенка в руки кухарки, она посмотрела на прощанье на Преображенского. - Айрин… - перехватив ее взгляд, молодой человек побелел, - не вздумай! Шотландка одарила его легкой улыбкой, странной, неземной, какой-то блаженной. - Берегите Сару… Прощайте! - Айрин, стой! – но рыжеволосый Светлячок уже скрылся за дверью.***
Оказавшись в особняке, мисс Айрин первым делом заперла замок, чтоб Филипп не последовал за ней, он и так достаточно настрадался, она все должна сделать сама. В холле и гостиной уже стояла плотная завеса дыма, было трудно дышать. Кое-как добравшись до спальни Джекилла, мисс Миллиган быстрым движением отрезала кусок от подола своего платья и окунула его в кувшине с водой. Обмотав этим лоскутом нос и лицо на манер янки из Техаса, носящих такие повязки во время песчаных бурь, или в традициях беглых каторжан, барышня достала ключ от черного хода из ключницы над кроватью. Затем предстояо долгий путь к объятой пламенем секционной… По мере приближения к лаборатории, в коридоре становилось все жарче, как в печке, дым нещадно щипал глаза и забивал дыхательные пути, забираясь под повязку и обжигая кожу. Сказать по совести, так, как боялась Айрин сейчас, она не боялась никогда прежде в своей жизни. Ноги стали будто чугунными и не слушались, но она заставляла себя идти вперед, взывая уже к инстинкту выживания, ибо назад дороги в прямом смысле уже не было, если она сейчас остановится, то останется в этом пылающем доме навсегда. Когда мисс Миллиган увидала горящие гардины перед входом в секционную, ей показалось, что она стоит перед вратами в ад. Но там был ее любимый человек, которому нужна помощь. Айрин всхлипнула, зажмурилась и бегом пронеслась в лабораторию, маневрируя между струями огненного водопада. - Генри! – крикнула она в горящую бездну, но ее голос, приглушенный смоченной повязкой и дымом, будто растаял в огне. – Генри, где ты? Вся лаборатория была объята пламенем, чьи ненасытные языки пожирали привычное ей убранство, доползая до самого потолка. От горящих химикатов было невозможно душно, медный ключ, начавший нагреваться, теперь обжигал ладонь, как каленое железо, которым выжигали метки в древности. - Генри! Вдруг из расплавленной янтарной дымки к ней навстречу шагнула высокая фигура. Черты лица расплывались, но Айрин с надеждой и радостью бросилась к этому человеку. - Генри! – вдруг в огненном мглистом вихре у безликого силуэта сверкнули глаза, которые показались ей красными в отблесках пламени. - Не Генри, детка, - из клубов дыма вынырнула рука и сдавила юной леди горло, сорвав повязку и заставив выронить ключ, - Хайд! У мисс Миллиган потемнело в глазах, она медленно осела на пол, мучительно пытаясь впустить в свои легкие хоть глоточек свежего воздуха. Все вокруг смешалось в одно серо-кумачовое зарево. Эдвард Хайд, подбрасывая ключик в ладони, взял Айрин за подбородок, чуть приподнимая ее голову. - Премного благодарен, мой маленький Светлячок, что подарила мне свободу! Мне будет не хватать тебя, моя дикая шотландка, но ты сама себе выкопала могилу! А ради чего, дура ты рыжая?! – испепеляя ее взглядом, полным ненависти, он ткнул пальцем ей в грудь, прямо сердце, будто желая вырвать его голыми руками. – Твое глупое маленькое сердечко сейчас сожрет огонь, Джекилл захлебнется во мне, ты никого не спасешь! Ну, и где же твой Бог?! Что ж тебе не помогает? Айрин уже изнемогающе закатила глаза, теряя сознание, а Хайд склонился к самому ее уху, щекотливым движением заправив рыжую прядь. - Потому что лучше быть с Сатаной! Лучше жить, как хочется, только это освобождает! Я буду жить, а ты умрешь! - Освобождает только Любовь… - мисс Миллиган уронила голову и отдернула от своей груди его руку, - я не боюсь… Презрительно усмехнувшись и оставив упрямую девчонку беспомощно валяться на полу, мистер Хайд бросился к двери, ведущей на улицу, озадаченный лишь сохранностью своей жизни и своего состояния. Он насвистывал песенку, играючи вставляя ключ в скважину… Но вдруг, после одного оборота он застрял, никак не желая ни двигаться дальше, ни поворачивать вспять. Более того, чем больше усилий прилагал джентльмен, тем прочнее ключ протискивался в щель, изгибаясь и скручиваясь из-за нагретого металла. - Что за чертовщина?! – Хайд не сразу понял, что угодил в ловушку. – Какого дьявола!!! Балку, нависшую прямо над его головой и почти изъеденную огнем, он тоже заметил не сразу. Мисс Миллиган, будто очнувшись, открыла глаза, видя все ту же огненную завесу. Опираясь на локоть, барышня с большим трудом приподнялась, щурясь и усиленно моргая. И увидела, что огромный кусок древесины опасно накренился и затрясся, угрожая в любой момент сорваться на голову чертыхающегося над скважиной Эдварда Хайда. И Генри Джекилла. Если Хайд умрет, то и Генри погибнет. Если спасать, то не выбирая, обоих. Айрин Миллиган, дочь шотландского нищего аптекаря, не мешкалась ни секунды, она даже не успела подумать и все логически взвесить. И откуда только взялись силы подняться во весь свой маленький рост и ринуться к своему мучителю? Хайд тоже не успел ничего осознать, его вдруг с силой кто-то оттолкнул, раздался грохот, посыпались щепки и искры. Облокотившись на стену, он обернулся. На полу возле черного хода лицом вниз лежала юная шотландка в неестественной позе, погребенная под тлеющей огромной балкой, придавившей ей спину…