Ничей иной

Гарик помедлил, прежде чем раскрыть перед Гесером папку с очередной партией документов. - Похоже, вы были правы, Борис Игнатьевич. Этот Евгений Лютов не так прост. По крайней мере, стал непростым, после комы. Я провел... ну, скажем так, расследование. Восстановил все его "подвиги" с самого первого дня и до аварии. Пообщался с местным Дозором... Только я одного не пойму - как? Разве такое возможно? - Все возможно, Гарик, - Гесер выглядел то ли задумчивым, то ли очень усталым, - За всю историю человечества придумано столько невозможных, противоречащих всем существующим законам вещей... - Но, переселение душ! Это вообще из области фантастики! - Почему? Заклинание "Аватара" даже тебе известно. Как и "обмен телами". - Это происходит только при обоюдном согласии. Разве нет? - Любые законы можно обойти. При особом желании. - Но это же... подсудное дело! - Когда ОН боялся суда? * * * На следующий день его перевели в общую палату. Изначально негативное отношение главврача немного напрягало. А, хотя... Хрен с ним. В палате, рассчитанной на четверых, сейчас обретались шестеро, включая новенького. Курить хотелось неимоверно, и количество тех, у кого в перспективе можно будет стрельнуть, только радовало. Вадим Львович зачем-то проследил за его комфортным переездом на каталке до самой койки, постоял, держа руки в карманах халата, глядя так, словно решал - то ли сейчас усыпить, то ли подождать часок. Шагнул ближе, уже когда сердобольная толстая санитарка поправила подушку под головой и удалилась. - Твоя мать звонила, Евгений. - сообщил он. - Я сказал, что тебя можно навестить. Не зная, что ответить, он только кивнул. - Не знаю, зачем я это говорю... - врач вздохнул, - Тебе небеса дали еще один шанс. Второй уже, заметь. Но ты же его опять прогадишь. Такие как ты... не останавливаются, не меняются. Но может быть, все же... Хотя бы ради матери... - не закончив, безнадежно махнул рукой и вышел. Он пожал плечами. Он не был в курсе всех тех событий, что предшествовали госпитализации. Да ему, собственно, было на это плевать. Он намеревался побыстрее встать на ноги, и уйти отсюда. Взять новые документы, найти деньги и... Вернуться в Москву? Нет. Только не туда. Не сейчас. Но все, что происходило прежде с этим телом, его мало касалось. Так он думал. - Мужики, угостите покурить. - попросил он. - Ишь ты, не успел очнуться, уже курить ему, - добродушно отозвался низкорослый пузанчик в трико и белой майке, бесцельно круживший по палате. - Здесь нельзя курить. - сообщил тип с соседней койки, на носу очки, он решал сканворд в газете. - А до балкона ты не дойдешь. Где бы найти зеркало? Это мучительное желание было на втором месте после сигареты. - Дойду. Он не спеша, очень осторожно перевернулся на бок, а потом сел. Комната закружилась перед глазами. Незнакомые лица заходили колесом, как стеклышки в калейдоскопе. С минуту он приходил в себя. А когда вновь огляделся, оказалось, что его новые соседи столпились рядом, наблюдая с опаской. Только тот, в очках, продолжал вписывать буквы в клеточки. - Ты как, коматозник? - спросил небритый доходяга в темно-синей футболке. - Нормально. Удивительно. Все эти люди видели его первый раз в жизни, но уже сочувствовали и очень хотели помочь. А вот врач почему-то не хотел. Что он там говорил про еще один шанс? Он запахнул на себе рубашку просторной казенной пижамы из темной фланели, уцелевших пуговок было слишком мало, чтобы толком застегнуться. Оказалось, на табуретку рядышком водрузили утку, прикрытую клеенкой. Кажется, никто не ожидал, что он так скоро покинет список лежачих. Фыркнув, он забросил горшок под кровать. Оказалось, добрая санитарка все же оставила ему под кроватью допотопные кожаные тапочки. Напялил их, попутно рассмотрев собственные ступни, узкие, худые. Господи, какое все тут... трехсотлетнее, обшарпанное, растянутое и застиранное. Впрочем, чего еще ожидать от больнички в заштатном городке? Встал, тяжело опираясь на спинку железной кровати. Двое мужиков поддержали его за плечи. - Неужели и правда до балкона пойдешь? - А покурить дашь? - Дойди сперва. Ага, вот и зеркало, над раковиной умывальника, одной на всю палату. Ч-ч-черт... Понятно, чему так удивились мужики. Понятно, что говорил врач о дополнительном шансе. Наверное, лучше бы было и в самом деле умереть. Двадцатилетний юнец, худой, изъеденный наркотой (он уже видел "дороги" на своих руках), волосы светлые, грязные, как попало стриженные, смазливая родинка под правым глазом, а сами глаза - бледно-простоквашные, мутные. Плечи дрогнули, он хохотнул, едва не зайдясь в истерике. Что же ты сделал?? Дурак... Оказалось, собственно по наркологии здесь проходило не так много народу - только те, кто в его палате, крохотное отделение пятиэтажного стационара. Видимо, скука больничной жизни, в которой так мало происходит нового, сыграла свою роль. Все его соседи по палате поплелись с ним за компанию. Кроме кроссвордиста, который даже не повернул головы. На балконе "коматозника" усадили в одно из древних кресел, сколоченных в ряд, сунули в зубы какую-то сигарету, подожгли. Он затянулся... И вот тут понял, что новое тело делает это впервые. Закашлялся так, что чуть не свалился с кресла. Мужики сочувствовали и похохатывали одновременно. Да-а-а, надо быть поосторожнее. Однако, приятно загудевшая голова сразу полегчала, мысли сделались не такими тягостными. Окружающие стали будто прозрачными, во всех плоскостях. - Гляди, коматозник, курить вредно. Загремишь обратно. - это от доходяги в синем, который и поделился сигареткой. - Кто бы говорил, - вырвалось неожиданно для самого себя, - С твоими легкими, еще немного - и на встречу с братом отправишься. Доходяга ахнул и сел рядом, заглядывая в лицо: - Ты откуда про брата знаешь? - пояснил остальным, - Брат два года назад у меня загнулся. - Так ведь он, это, с того света вернулся. - заметил другой, здоровенный, в клетчатой рубашке с короткими рукавами, расстегнутой до пупка. - Может, брат привет и передал? Вроде, пошутил, но все призадумались. - А ну, скажи, как брата моего звали? - потребовал доходяга. - Митька. - отвечалось легко и просто, как на духу. - Печень пропил, неделю под капельницами провалялся, и привет. Все замерли, открыв рты. Долгую минуту переваривая открывшееся им чудо. А потом тот, что в белой майке протянул ему сигарету из своих запасов: - Марью мою не видел там, жену? Как она? - Она-то хорошо. - он принял сигарету и сунул в карман рубашки, про запас. - Только за дочку переживает. Поступит ли она в институт, или нет. Да ты еще, как бы квартиру не пропил. Тут уж заказы посыпались со всех сторон, взамен тянулись сигареты и папиросины разного калибра. Он охотно отвечал: - Мать твоя хочет, чтобы ты дом в деревне продал. Съезди, чего он пустой зря стоит? И на кладбище у нее давно не был... Верка передала - не ходи больше к Лёньке. У него спирт хреновый, траванешься, не откачают. И вообще, чем пить, лучше бы сыну ее помог на квартиру накопить... Плачет бабка твоя, говорит - пороть тебя некому. Жену бросил, детей. Совсем дурак. И все в таком духе. Он без зазрения совести считывал информацию о каждом и выдавал самодельные пророчества, не забывая при этом сканировать пространство на предмет присутствия поблизости иных, способных учуять колебания Сумрака. Незаметно подобрался отшельник-кроссвордист. Протянул вдруг початую, но почти полную пачку дорогих сигарет: - Мне что скажешь? Весь его вид говорил, что в новоявленного медиума он совсем не верит. А глаза - настороженные до испуга, но тоже хочет знать. В груди нехорошо кольнуло. В этом шкафу, как и в твоем, хранятся не просто скелеты, а кровоточащие, гниющие, смердящие трупы. - В церковь сходи, помолись. - глядя прямо в эти холодные, с примесью страха глаза, ответил он, - Только нихрена не поможет. Работу потерял, жену потерял. Себя тоже скоро потеряешь. Никто тебя не вылечит, добрый дядя доктор, как и ты не лечил. Такое не лечится. Кроссвордист стал серо-белым, как больничная простынь, шагнул назад, пытаясь скрыться от этого взгляда за спинами набежавших на спектакль больных из других палат. Коматозник покрутил в руках сигаретную пачку. Хороший улов. - Всё, мужики, я устал. Продолжим представление в другой раз. До палаты его провожали чуть ли не с почестями. Обсуждали балконное представление и то, что следует спросить у коматозника в следующий раз. А он с наслаждением плюхнулся на кровать, укрылся одеялом и сразу заснул. * * * После обеда, доставленного ему прямо в палату, и дневного сна, появилась мать. Она плакала, упав на грудь, бормотала что-то. На тумбочку посыпались какие-то апельсинки-конфетки. Он смотрел, стараясь не морщиться при этом брезгливо. Его мать, настоящая мать, даже после атомной войны и зомби-апокалипсиса не выглядела бы ТАК. А ведь этой не больше пятидесяти. Нищая старуха с плохими зубами и в труху угробленным здоровьем. Но, к чести ее, держится. Хотя, с таким сыном... - Леночка звонила, хочет зайти, - подуспокоившись сообщила она. - Я ей сказала, в какой ты палате. Леночка? Кто такая Леночка? Подружка? Очкарик-кроссвордист с соседней койки давил косяка и сильно раздражал своим уничижающим взглядом. Кажется, появился первый враг в этом новом мире. А "мать" уже шепчет на ухо: - Лена сказала, Сережка заявление в полицию написал, - и опять слезы в голосе, - Женя... ведь посадят тебя... Ладно, это не на долго. День-другой, и меня тут не будет. А "старушку дряхлую мою" чуть подуспокоим принудительно (Сумрак в помощь) и отправим домой. За сигаретой на балконе он сразу дал желающим понять, что представления пока не будет. Ему есть о чем подумать. Разогнать любопытных слабым магическим импульсом не составило труда. Нет, это не больница, а проходной двор. Не успел расслабиться, на балконе появилась дешево и вульгарно одетая девица лет двадцати. Симпатичная, впрочем. Распущенные, длинные, светлые волосы по плечам, хорошая грудь, и... Мать твою... Не такая уж она и девица. - Привет, Жень. Она села рядом, а он никак не мог прийти в себя. Эта Леночка... она носила ребенка. Его ребенка. Ну что за наказание! Черт! Черт! Черт! - Ты что, куришь? - недоверчивое удивление. - Здесь все курят. Надо же мне чем-то заниматься. - и не выдержал, - Зря ты пришла. Отвернулась, борясь со слезами. Помедлила, прежде чем повернуться вновь. - Женя... Я тебе хотела сказать... Сперва не хотела. Думала, что сама справлюсь... Господи, да ведь она совсем еще девочка. И как быть с ней? Он обхватил ее обеими руками за плечи, прижал к себе: - Не реви, ладно? Все хорошо будет. Вот я выпишусь, и все сразу будет хорошо. Обязательно. - вздохнул, как перед прыжком в омут, - Пойдешь за меня замуж? - Женя? - она подняла голову, накрашенные глаза кажутся просто огромными, - Ты правда? - шмыгнула носом. Тушь-то у нее не потечет, надеюсь? - Конечно. У моего ребенка будет все, чего он заслуживает. - А как же Сережка? - теперь она боится, как бы внезапное счастье кто не разрушил. - Что Сережка? - Ну, если он заявление не заберет... И родители... Я не знаю, что они скажут. Ты же у него машину угнал. - и загорелась надеждой, - А может ее вернуть можно? Он тогда не будет... - Не говори глупостей. Не угонял я никакую машину. - Правда? - она теперь во что угодно поверит, даже если сказать, что сейчас ночь, а вместо солнца луна светит. Ну хорошо. Пусть будет пара лет. Навести тут порядок. Устроить эту Леночку и ребенка. Матери помочь. В конце концов, он ведь в долгу у этого... Как его? - Евгения Ивановича Лютова. * * * - Здравствуйте, Вадим Львович. - Не дам. Ничего не дам. - врач демонстративно не отрывался от каких-то там больничных карточек, что-то просматривал, вписывал, подписывал. - Что? Нет, я... Вадим Львович, я хотел поговорить, спросить. Тот наконец поднял голову, глянул из-под тонких очков. - Евгений, имей совесть. Твоя мать здесь только что распиналась, какой ты стал хороший, и что ничего больше "такого" употреблять не будешь. - Я и не буду. - Тогда к чему эти фокусы? И, да, что ты там на балконе за представление устроил? - Курить хотел. Подумаешь, пошутил с мужиками. Развлек. - Развлек? Стационар весь гудит, что ты с покойниками общаешься. Хватит, а? Я тебя прошу. - Ладно. - пожал плечом и все-таки сел напротив, через стол. - Больше не буду. - Так что тебе надо? - Помощь. Врач шумно выдохнул: - Евгений... - Мне не нужны никакие... препараты. Честно. Мне нужна информация. - Какая еще... - Вадим Львович, я после комы ничего не помню о себе. Все, чего я прошу, рассказать мне, кто я, как здесь оказался. Это ведь можно? - Ты... серьезно? - недоверие медленно сменяется беспокойством. - Я могу пригласить специалиста, если амнезия действительно... Если это не очередная твоя уловка! - Нет! Да нет же! Я просто хочу знать. Вы расскажите, что знаете, а остальное я сам вспомню. Он все равно не верит, но лезет за картой в шкаф, наблюдая краем глаза за беспокойным пациентом. А потом начинает рассказывать. Да - передоз. Да - уже второй. Наркоман со стажем. Отец неизвестен. Мать работает уборщицей в школе. Один условный срок за кражу уже есть (это не из карты, конечно), и если загремишь снова, то окончательно. Кражи, это потому, что из дома выносить уже нечего (это со слов матери). Работы нет, толкового образования нет. Нет вообще ничего. - Доволен? - Спасибо. - Эй, здесь нельзя курить. Он посмотрел на сигаретную пачку, что в задумчивости извлек из кармана. Зря. Подпалить-то все равно нечем. Врач подумал, оценил наметанным глазом, и кажется, что-то понял. Встал, отворяя окно. Подвинул пепельницу. Подумал еще, и подал зажигалку. - Спасибо. Правда, спасибо. Если тебе все еще не надоело таких говнюков откачивать. Врач чуть приподнял в удивлении бровь, но промолчал. - Я... даже не знаю, как тебя отблагодарить. А хотя... - полез снова в карман, достал одну из принесенных матерью конфет, покрутил в руке, насыщая специфической начинкой, оплетая в Сумраке сетью заклятий, - На вот. Отдай дочке, пусть съест. Ну вот, теперь врач засопел раздраженно: - Если ты думаешь, что у моей дочери нет конфет... - Конфеты есть. У нее другого нет. Возьми, хуже-то не будет, верно? Сразу ничего не обещаю, но дня через два улучшения пойдут. Церебральный паралич, да? Так вот, где-то через месяц начнет вставать на ноги... - Что??? - начал вставать сам доктор, пыхтя, как бык на корриде, - Ты тут издеваться надо мной будешь?? Мне плевать откуда ты знаешь... - Я много чего знаю. Например, что ты себя винишь за это. Зря, конечно. Ты думаешь, что это наказание тебе за то, что ты жене изменил, пока она ее рожала. Сам знаешь, что зря, но все равно винишь. - Ты!!! - Ты ведь и сейчас можешь свою Катю потерять. Любишь ее, а не ценишь. Продолжишь в этом духе, она найдет того, кто будет другим, будет ее на руках носить. - он тоже встал, затушил сигарету в чистой хрустальной пепельнице, - И вот еще что... Врач молчит потрясенно. Верит сейчас или нет - не важно. Глубоко внутри он все равно надеется на чудо. Все люди надеются, даже если не верят. - Не рассказывай никому, ладно? А расскажешь - все насмарку пойдет. Неохота пугать, но лучше перестраховаться от возможных неприятностей. Как выясняется, он тут надолго. * * * Ночи тут хороши. Теплые, мягкие. И темные. Это правильно, ночью не должно быть светло. Ленка спит, положив руку на живот. Так измениться за месяц - это нечто. А казалось бы, что такого особенного? Приодеть как следует, успокоить, наобещать всего... Ах, да, еще колечко на пальчик и печать в паспорте. Пока они в квартире матери, но завтра уже переезд в собственную трехкомнатную. За прежнюю жизнь он скопил немало денег на счету, о котором неизвестно никому, кроме него самого. Ленке наврано с три короба, что деньги - наследство от соседа по палате, который скончался, завещав ему свой счет в банке. Матери тоже наврал, что отдали старый долг. Ужас, до чего женщины доверчивы. Обе думают, что у него уже есть работа, хорошая работа. Одна трудность - секс с этой девочкой никак не входит в его планы. Ну никак не переступить через себя. Пока наврал, что еще не совсем здоров, и вообще... Господи, как врать надоело! Надоело все здесь, чужое и чуждое, даже собственное тело! И душно в квартире, как же душно! Он быстро оделся, мимоходом укрепив сон новоявленной жены, вышел в прихожую. - Женя, ты куда? - тут же высунулась из своей комнаты мать. - Прогуляюсь немного. Ты иди, отдыхай. Ложись. Я на пару часов. - Женя! - вскрикивает шепотом, почти со слезами. Приходится возвращаться, брать за плечи, снова успокаивать через Сумрак приглаживая встревоженное сознание: - Я всего лишь погулять, мама. Я ничего не буду себе покупать. Я же тебе пообещал. И Лене пообещал. Больше это не повторится. Иди спать. Сил приходится потратить немало, прежде чем она все же успокаивается и ложится спать. Фух, получилось. Теперь можно и погулять. Только оказавшись на улице, он понимает, с какой целью на самом деле вышел. Где же это? Принюхался, определяя направление. Да, действительно. За последний месяц он неплохо начал разбираться в этом незнакомом городе. Тихо вокруг, только где-то пьяно поют народную песню. Вот здесь, недалеко, одна из частных гостиниц. Ладно, посмотрим. Он шел не спеша, покуривая, все еще не уверенный в том, что собирался сделать. Мимо, навстречу, прошлась парочка светлых дозорных. Стоило большого труда не похихикать вслед. Гуляйте, господа, гуляйте. На одной из скамеек возле гостиницы сидел неприятный парень лет тридцати, увлеченно болтал по телефону. Несмотря на позднее время, товарищ делом занят. Хотя, при его работе, в это время - самый сенокос. - Привет. - Евгений уселся рядом с парнем. Тот тут же прекратил разговор, повернулся, с подозрением рассматривая собеседника: - Тебе чего? - Поразвлечься. - Да? - в голосе насмешка, - И в каком же виде? - Известно в каком. - Тебе хватит карманных денег, мальчик? Евгений сунул руку в задний карман джинсов, извлек из бумажника крупную купюру, позволил рассмотреть ее в фонарном свете, а потом воткнул собеседнику в нагрудный карман рубашки. - Какую хотим девочку? - он сразу оживился. - Парня. - Ага. - глаза хитро блестят. - Это дороже. Возраст, рост, вес? - Не существенно. Главное - не старше двадцати пяти, и наименее попользованного. - Слушай, а тебе сколько лет? - не выдерживает сутенер. - Тебе есть разница? - Да, такое ощущение, что ты старше, чем кажешься. Ладно. - махнул рукой на подозрения, - Где? У тебя? Здесь, в номере? - Еще варианты есть? - Есть. Съемная квартира, здесь, недалеко. Чисто, уютно, белье, электрочайник. - Чайник? - наступает время клиента хмыкать насмешливо, умиляясь. - Пойдет. - Ладно, пойдем, провожу. На ходу сутенер набирает номер на телефоне: - Лёвушка, привет. Есть заказ. Нет, на Партийной. Ага. Десять минут. - отключив трубку, он поясняет. - Городок у нас маленький, а он тут, рядышком, в общежитии живет. - Лёвушка? - Ну да. Родители учудили, назвали Львом. А какой из него Лев? - Почему в общежитии? - Студент потому что. Художественное училище местное. Слыхал? - Неплохая подработка. Для будущего художника. К тому времени, как они не торопясь добираются до подъезда, к ним быстрым шагом приближается стройная фигура в ветровке, застегнутой под горлышко. Лицо закрыто от фонарного света козырьком бейсболки. - Лёвушка, где твои манеры? Сними головной убор! - ласково журит работодатель. Евгений смотрит в открывшееся ему лицо, оценивает сразу поджарую фигуру и длинные светлые вьющиеся волосы, завязанные в хвост. Нет, судьба, ты издеваешься надо мной, да? Молча протягивает сутенеру вдвое больше, чем было заявлено ранее. - Ого! - снова оживляется тот, только что хвостом не виляет от радости, - Лёвушка, у вас два часа. - Ясно. - и голос подстать, мягкий, тихий. В квартире приходится одергивать его, чтобы не включал свет. Фонаря под крышей вполне достаточно. А потом еще раз хватать за руку. Пока отвлекся на созерцание обстановки, Лёвушка уже нашарил у себя в кармане какую-то дрянь, готовый употребить ее прямо сейчас. - Не надо. Поверь, так будет лучше. Секс - не та сторона жизни, где требуется что-то дополнительно. Лёвушка фыркнул недовольно в ответ, принялся раздеваться дергаными, злыми движениями. Потом заметил, что его клиент все еще стоит, прислонившись плечом к дверному косяку и наблюдает. Сразу смутился. - Что? - Любуюсь. Снова фыркнул, отвернулся. Евгений медленно подошел сзади, провел ладонью по голому бедру, нежно, бережно. - Не сердись. У меня давно не было секса. И я не хочу торопиться. Время у нас есть. Давай-ка поваляемся, поговорим. Лежать рядом с ним, просто лежать, приятно. Только казенный запах белья смущает немного. - Тебе этот твой... работодатель таблеточки продает? - Какие? - нервное движение плечом. - Такие, которые в кармане лежат. Что они делают? Тебе становится пофиг? Или наоборот, начинаешь радоваться жизни? Не отвечает, сопит недовольно. - На-ка выпей. - Евгений протянул ему припасенную фляжку с коньяком. Он выпил, крякнул одобрительно, коньяк хороший, дорогой. - Как тебя зовут? - Евгений. Но ты зови лучше Джей. Я так привык. Тебя целовать можно? - Конечно. Что за вопрос? - Я слыхал, что люди твоей профессии... - Что это слишком интимно? Глупости. Если я минет делаю, это что, менее интимно, чем поцелуй? - А ты делаешь? Сообразил, что разговор затянулся, ожил. Заскользил губами по телу. - Извини, Лёвушка, я еще не совсем привык... - К чему? - К этому телу. Вот теперь целовать, целовать и целовать, удивленные глаза, ровные, чуть пухловатые губы. Это не Леночка. Этого он хочет сам. * * * До конца сеанса добрых полчаса. Есть время принять душ, сделать по паре глотков коньяка, а потом поболтать немного. Теперь уже сам Лёвушка смотрит, не отрываясь, наблюдает за одевающимся недавним партнером. - Что? - Ты странный. - Чем это? - Кажешься старше, чем выглядишь. - Мне это говорили. - Так сколько тебе на самом деле? - Неважно. Держи. - Что это? - Мой номер телефона. - Зачем? - У меня есть предложение. - помедлил еще, затягиваясь сигаретой, - Видишь ли... Я задержусь здесь еще, по всей видимости, на пару лет. Учиться тебе примерно столько же. Я буду снимать тебе квартиру, платить хорошо... Ну, я думаю раза в неделю нам будет вполне достаточно. Но... Платить буду только я. Понятно? - Нет. - он щурится недоверчиво. - После того... что сейчас было... Я вообще не уверен, кто и кому должен заплатить. - Ай, брось. - Нет, правда. Зачем тебе платить, если ты можешь просто завести себе друга для встреч совершенно бесплатно... - Не могу. Видишь ли, у меня жена. Скоро будет ребенок. Я должен быть уверен, что у тебя не появится желания потребовать от меня больше, чем я могу дать. Я хочу иметь только то, за что заплатил. Деловые отношения, понимаешь? А не какие-то другие. Так что скажешь? - Не знаю. Это слишком... неправдоподобно. И такие обязательства... не для меня. Я вообще в этом деле... ненадолго, только пока проблемы с деньгами. - Ладно. - он не спорит и не уговаривает, - Но телефончик оставь. Если передумаешь, позвони. На улице он вновь закуривает. Полчетвертого - это утро или еще ночь? И на месте ли еще наш приятель, торгующий удовольствиями? Оказалось, на месте. Позевывает, ежится от свежеющего к утру воздуха, собирается уходить. На площади перед гостиницей слишком светло, выходить не стоит. Когда-то он научился имитировать вампирий зов. Полезное умение. Если кто и учует, будут искать вампира, не его. Сутенер прислушивается, медленно встает, сонно пялясь по сторонам плетется к нему, прячущемуся за углом здания. - Как тебя зовут? - Рома. - он смотрит растерянно, сонно. - Вот что, Рома. Слушай меня и запоминай. Для Лёвушки у тебя больше не будет заказов. Ты больше не хочешь иметь с ним никаких дел. Ясно? - Да... - Свободен. Вот теперь можно идти домой. Конечно, любой, кто узнает о том, что ты делаешь, скажет, что ты - свинья, сволочь, и гад вообще. И сам Лёвушка, когда узнает обо всем, ни за что не простит. Он будет не первым и не последним из тех, кто ненавидит этого иного, искренне и заслуженно. Но лучше пусть он хотя бы пока, остается художником, человеком, подрабатывающим телом в свободное от учебы время, кем угодно, а не одним из иных, которых тысячи, не умеющих и не имеющих ничего, кроме своей магии.