Catch the Stars

В течение дня есть такие моменты, когда Мингю кажется, что бессонница собирается окончательно уничтожить его. Обычно он чувствовал себя так на парах, когда еще посещал их — он засыпал прямо посреди занятий, пока один из помощников преподавателя не будил его; профессора тогда угрожали отдать его место на курсе кому-нибудь другому. Когда он получил сообщение с учебы, в котором говорилось о том, что он не сможет начать следующий семестр, если не улучшит свои отметки по трем дисциплинам, Мингю помнит эту четкую мысль: Я не смогу. Блять, да я даже не помню свое имя— В то время он держался едва ли на восьми часах полноценного сна целую неделю, и его мозг начал переключаться в спящий режим, когда ему только хотелось. Не имело значения, была ли это середина экзамена или, может, Мингю был за рулем. Именно тогда доктор и сказал ему взять перерыв и не брать никаких курсов на следующий семестр. Мингю казалось, будто вся его жизнь была разрушена. Он только открылся своим родителям, а теперь нужно было сказать им, что он берет академ, потому что «у него всего лишь проблемы со сном», как любит говорить его отец. Но, опять же, его отец понятия не имеет, насколько больные идеи генерирует мозг, когда ты не делаешь ничего, кроме того, что думаешь всю ночь напролет, если недостаток сна уже начинает испытывать тебя на прочность. Становится пиздец как страшно. Его бессонница стала чуть полегче, когда пропала нужда справляться с давлением надвигающихся экзаменов и напрягающей необходимостью посещать занятия, но теперь Мингю преследовали мысли о том, что он лишь ошибка природы и ничего не стоит, раз даже не может заставить себя спать, как любой нормальный человек. Доктор рекомендовал ему подумать о терапии, но где-то внутри Мингю всегда чувствовал, что должен решить эту проблему сам. Просто чтобы доказать себе что-то. Или доказать отцу, что тот неправ. Он листает ленту в Инстаграме, пока ждет Вону; его глаза уставшие, как и всегда, а мозг работает, словно после четырех чашек эспрессо, и Мингю просто знает, что не уснет этой ночью. — Мингю! — зовет его бабушка из гостиной. — Вону пришел. Мингю берет толстовку, которую бабушка дала ему в качестве подарка, и надевает через голову, захватывая по пути свои капли для глаз. Вону стоит, прислонившись к стене около их двери, когда Мингю выходит, невольно подсвечивая свое лицо экраном телефона. На нем надет мягкий на вид свитер, и парень выглядит так, будто недавно принял душ: кончики его волос все еще немного влажные. — Привет, — невнятно начинает Мингю, натягивая кроссовки. Вону окидывает его долгим взглядом. — Ты поспал? — Нет. — Выглядишь очень уставшим. Мингю отвечает слабой улыбкой. — Так и есть. Вону вздыхает и отталкивается от стены. — Пойдем. Может, пара банок пива поможет. И так они идут к школе. Деревня кажется какой-то жуткой в ночи, и даже если Мингю идет немного ближе к Вону, никто из них не упоминает об этом. Все собрались в пустом классе: в середину сдвинуты несколько столов, кругом уставленные банками пива и закусками. Запах дыма разрывает воздух внутри, и Мингю кажется, что его глаза полыхают огнем. — Слушайте сюда, ребят, — объявляет Сокмин, когда они с Вону заходят в помещение. — Это вот Мингю. Он из старого доброго города, но мы уже проверили его, он нормальный. Прошу любить и жаловать! Вону закатывает глаза и хватается за запястье Мингю, утягивая его за собой, чтобы присесть за другой конец стола. Он помогает Мингю всем представиться: не так-то просто разобраться с таким количеством имен. Ситуация усугубляется еще и тем, что у парней практически одинаковые прически. Большинство его новых знакомых выглядят на несколько лет старше, но они все равно кажутся довольно классными. А затем следуют Джухен и Йерим, и оба имени звучат немного знакомыми. Джухен только-только исполнилось двадцать три, и она прожила в деревне всю жизнь, потому что у семьи нет денег отправить ее в университет. Она, правда, очень красива, почти пугающе, однако ее улыбка оказывается теплой и доброжелательной. Йерим мгновенно начинает засыпать Мингю вопросами о его жизни в городе, и он совсем не против ответить, пока еще трезв, потому что пьяный Мингю обычно делает и говорит весьма опрометчивые вещи (как, например, с энтузиазмом проставлять лайки на целой куче всякой гейской фигни в Инстаграме, чтобы все родственники увидели это — классная ведь идея). Поскольку Джухен немного старше их, видимо, она одна в здравом уме за этим столом, и поэтому периодически говорит остальным перестать курить в помещении и проветрить. Йерим просто милашка, правда. Кажется, она сдерживается из-за Вону, но это не останавливает ее от желания услышать абсолютно все о городе, в котором живет Мингю, включая то, как там одеваются девушки — по крайней мере, до тех пор, пока Вону не тыкает указательным пальцем ей в лоб, заставляя откинуться на спинку своего стула. — Хватит вопросов, Йерим, — он вздыхает, смотря таким братским взглядом, что она дуется и отпивает немного своей колы. Вону улыбается и берет в руки пиво, открывая банку, прежде чем передать ее Мингю. Мингю смотрит, как Вону подает знак Сокмину, и тот со вздохом снова достает пачку сигарет из кармана, протягивая одну вместе с зажигалкой в нетерпеливые руки. Вону поднимается, чтобы подойти к открытому окну, и поджигает сигарету, вдыхая дым так, словно это снимает всю его боль в теле. Его плечи тут же расслабляются, и Мингю очаровывает факт того, с какой скоростью чужие пальцы перестают дрожать. Он даже не осознает, что все это время неотрывно смотрел на Вону, пока Йерим не пинает его под столом. — Ты пялишься, — говорит она, приподнимая бровь, и Мингю паникует на долю секунды: в его выражении лица было что-то, что его выдало? — Я просто переживаю за него, — Мингю пожимает плечами и делает глоток пива. — Это очень вредно. — Поверь мне, — она начинает ворчливо, — мы пытаемся заставить его бросить уже несколько лет. Это бессмысленно, если он сам не хочет бросить. — Как давно он курит? — Лет с… — она поджимает губы, и милый пучок на ее голове вздрагивает, когда она наклоняет голову, — восемнадцати? Вроде бы. Мингю прикусывает щеку изнутри, снова скользя взглядом по Вону. Тот просто смотрит в темноту, выглядя уставшим. — А сколько ему, кстати? — Двадцать три, — отвечает она. — Ему уже становится лучше. Раньше он выкуривал по целой пачке в день, представляешь? Мингю чувствует, как его сердце падает в пятки от этой информации. Какого хрена Вону творит? Он, правда, хочет умереть? — Он не всегда был таким, — тихо говорит Йерим, понижая голос, словно бы рассказывает секрет. — Это из-за отца. — Вашего отца? — Из-за того, что он нас бросил— — Йерим, — Джухен, прерывает ее и бросает предупреждающий взгляд. — Мне кажется, уже достаточно, милая, м? Йерим вздыхает и кивает, как-то печально пожимая плечами и мило улыбаясь Мингю. Его глаза снова находят Вону и так там и остаются, хотя не должны. Он совсем не замечает на себе чужой взгляд с другого конца стола и понятия не имеет, что в голове Джухен рождаются определенные мысли, когда она прослеживает линию его наблюдения. И Мингю абсолютно упускает хитрую усмешку на ее лице. Остаток вечера проходит под аккомпанемент слишком пьяных и громких голосов Сокмина и Чана, все обмениваются забавными историями обо всяких случаях, которые бывали в деревне, и Мингю слушает все это, словно изгой, потому что, по сути, так и есть. Может, он и стал одним из них на этот вечер, или на следующие несколько недель, но на самом деле он совсем не их часть. Всего лишь гость, ничего больше. — Мингю! — Сокмин кричит без особой на то необходимости, потому что Мингю сидит буквально в двух стульях от него. — А ты знал, что в этой школе есть призраки? Мингю поджимает губы. — Что, правда? Джухен закатывает глаза. — Он придурок, не слушай его. — Нет, но хен прав, — говорит Чан, широко распахнув глаза, словно он вдруг стал серьезен на все сто процентов. Мингю смеется от этого и слышит, как Вону усмехается рядом тоже. — Вот на прошлой неделе мы тут опять собрались, и произошло что-то реально пиздецовое! Ребят, вы же тоже тут были— — Чан, это был не призрак, господи, — Джухен смеется и прикрывает лицо рукой, качая при этом головой. — А что тогда? — выпаливает Чан в ответ, поворачиваясь обратно к Мингю. — Короче, смотри: мы все сидели тут, пили пиво— — Ты пил апельсиновый сок, — перебивает Джухен, довольно улыбаясь, когда Чан вспыхивает в смущении. — Неважно, так вот, сидим мы, и вдруг стул Сокмин-хена издает какой-то странный звук и тупо ломается прямо под ним, — он смотрит на Мингю ожидающе, словно бы ждет какой-нибудь реакции. Мингю бросает взгляд на Вону, который просто пожимает плечами, а затем поворачивается снова к Чану. — ...Ладно? — Так вот, стул ломается, Сокмин, конечно, приземляется на пол. Мы все начинаем ржать, и прямо в следующую секунду Юнги-хен тоже полетел на пол! — он показывает пальцем на парня, сидящего за другим концом стола, и тот лишь закатывает глаза, спокойно отпивая из своей банки. — Мы там все чуть не пообоссывались от смеха, а потом, прикинь, сломался стул Вону-хена! Все просто завизжали— — Все? Ты один визжал, — Йерим иронично смотрит, из-за чего Чан спотыкается на полуслове, и румянец растекается по его щекам. Мингю улыбается: кто-то здесь влюблен. Какая прелесть. — Но, Мингю-хен, это же странно, разве нет? Три стула просто сломались вот так? Причем секунд где-то за тридцать? Здесь есть призраки, я точно это знаю! — Чан обнимает себя руками и оглядывается вокруг с ужасом на лице. — Ну, типа, — Мингю начинает со смешком, вскидывая плечи, — это довольно подозрительно, но, я так понимаю, стулья уже просто старые? Логично, что они ломаются. — Спасибо! — вскрикивает Джухен, подмигивая Мингю, отчего он замирает на секунду, но та в ответ лишь смеется над его выражением лица, и Мингю расслабляется снова, поняв, что она всего лишь дразнит. — Но три? Почти одновременно? Да ладно тебе, хен. Я не тупой, и ты тоже, — Чан закатывает глаза. Это порождает целую дискуссию о существовании призраков. Мингю и Вону откидываются на спинки своих стульев одновременно, обмениваясь довольными взглядами. В какой-то момент Мингю просто сидит, слушает, как остальные смеются над шуткой, которую рассказал Чан, и чувствует легкую вибрацию алкоголя в крови, отчего ему не хочется больше ничего, кроме того, как прилечь поспать прямо здесь. Они с Вону особо не разговаривают, но его локоть прижимается к руке Мингю, и непонятным образом это даже лучше, чем обмениваться какими-либо словами. Чан уходит пораньше вместе с Йерим, кивая, когда Вону просит отвести ее домой и не отпускать одну. Видимо, он очень заботится о своей сестре, и Мингю снова задумывается, был бы он хорошим братом, если бы родители не решили закончить заводить детей на нем. Мингю, должно быть, разочаровал их так сильно, что они просто испугались того, каким мог выйти второй ребенок, так что, наверное, они решили не рисковать. Он знает, что все не так, и мама любит его больше всего на свете, но для него это просто очень забавная мысль. Мингю поднимает руку, чтобы потереть свои горящие глаза, а затем достает из кармана пузырек с каплями, и Вону безмолвно наблюдает за ним сбоку. — Ты в порядке? — спрашивает он, его голос низкий и согревающий сквозь всеобщий смех и крики других ребят. — Хочешь выйти ненадолго? — Да, мои глаза просто… — Мингю пожимает плечами, и Вону кивает в ответ, уже подтягивая его за руку со стула. Они двигаются на выход молча, подальше от спертого воздуха в прохладу ночи, но только до тех пор, пока Вону не просит еще одну сигарету у Сокмина, на что тот стреляет недовольным взглядом и говорит, — Последняя. Они снова усаживаются на ступеньки, Вону поджигает свою сигарету, и Мингю откручивает крышку маленького пластикового пузырька. Он понятия не имеет, что делать в такой ситуации: обычно ему тяжело закапать капли в глаза даже с зеркалом, не то что без него. Вону, кажется, улавливает его внутренние метания. — Нужна помощь? — Эм, — Мингю нерешительно протягивает ему пузырек. — Да, просто по три капли в каждый глаз. Вону хватает сигарету губами и кивает, жестами показывая Мингю откинуться назад. Он придвигается ближе, пока не нависает над Мингю, укутывая одной ладонью его щеку, чтобы наклонить голову назад. Мингю пытается не думать о том, как близко друг к другу сейчас их лица, пытается не обращать внимания на чужую ладонь на своем лице, потому что Вону, наверное, ни на секунду не осознает, насколько интимно их положение. Однако он не может остановить себя от того, чтобы смотреть на Вону, прямо в его темные глаза, чуть суженные, словно бы у него есть небольшие проблемы со зрением; Мингю смотрит, как выгоревшие пряди скрывают его брови, и на маленький шрам справа на скуле. — Посмотри вверх, — Вону бормочет с сигаретой между губ, на секунду встречая взгляд Мингю, но тут же отводя глаза в сторону. Вону аккуратно капает жидкостью в его глаза и, наконец, отодвигается, давая Мингю пространства, чтобы дышать. — Спасибо, — голос Мингю срывается, и слово выходит на октаву выше; он хочет спустить себя с лестницы, особенно после того, как Вону коротко смотрит на него с усмешкой. — Это из-за дыма или из-за твоей бессонницы? — спрашивает Вону, делая очередную затяжку. Мингю смотрит, как тот чуть закидывает голову, выпуская дым, и это, вообще-то, не должно быть таким привлекательным: курение отвратительно, но выглядит захватывающе, и Мингю с большим трудом отклеивает свой взгляд от выступающего кадыка Вону. — Не знаю. И то, и другое? — Мингю пожимает плечами и убирает пузырек в карман. — Такое ощущение, что местный воздух тоже не помогает. — Слишком чистый для тебя? — Наверное. Вону хмыкает, и Мингю исподтишка смотрит, как тот курит. — Тебе, правда, нужно перестать, — он не удерживается и говорит. — Что перестать? — Курить. Вону молча моргает, а затем усмехается и отворачивается. — А тебе-то что? — Ты умрешь молодым. — Класс, — Мингю кажется, что он слышит, как Вону бормочет что-то такое, но он просто надеется, что это его слух играет с ним злые шутки. Наконец, Вону выкидывает окурок и откидывается назад, опираясь на ступеньки локтями и поднимая взгляд в ночное небо. — Там, где ты живешь, звезды выглядят так же? Мингю смотрит вверх тоже, и вдруг чувствует, как в легких заканчивается воздух. Он приподнимается, чтобы сесть ровно, и прищуривается. — Какого хера? — Чего? — Они настоящие? — Мингю спрашивает, раскрыв рот. — П-почему они такие огромные? Вону приподнимается тоже, улыбаясь. — Я так понимаю, это «нет»? — Блять, конечно, нет! — восклицает Мингю, все еще сидя с открытым ртом. Звезды тут… Они выглядят как минимум в три раза крупнее, чем в городе, а еще их так много. В городе нужно быть везунчиком, чтобы увидеть хоть одну, из-за того, насколько сильно обычно загрязнен воздух. Но сейчас Мингю действительно кажется, что он мог бы сорвать звезду с неба, лишь протянув руку. — Выглядит, будто это из какого-то фильма! — он поворачивается, чтобы поделиться с Вону своим восхищением, и обнаруживает, что тот уже смотрит на него в ответ с примесью чего-то странного в глазах. Вону отводит взгляд, как только его ловят, и задирает голову. — Красиво, да? — Да, — Мингю кивает. — В городе ничего такого не увидишь. — Так и знал, — протягивает Вону и смотрит на звезды еще несколько секунд, прежде чем оборачивается обратно к Мингю. — Сколько ты здесь пробудешь? — Пять недель. — Пять недель, — Вону тихо вторит ему. Мингю кивает и находит чужие глаза, открывая рот, чтобы сказать что-то, но в итоге лишь широко зевает. Вону морщит нос. — Ты устал. — Это ты тут целый день работал. — Да, но я знаю, что смогу поспать потом, — отвечает он. — Ты бы мог сейчас уснуть? Ну, знаешь, в моем успокаивающем присутствии и все такое? Мингю склоняет голову в непонимании, а затем прикрывает глаза и мгновенно чувствует в своей голове волну тяжести, которая смывает его в сон. Мингю пугается и распахивает веки, когда слышит сдавленный смешок Вону. — Извини. Бля, я просто… — Устал, да, — и Вону улыбается ему. Он усаживается так, чтобы опереться на перила, и кивает. — Прикорни немного. — А как же ты? — Мингю пытается держаться в сознании, но его глаза продолжают закрываться. Лицо Вону расплывается у него в глазах. — Поиграю на телефоне или что-нибудь придумаю, — он отвечает. — Спи, — Вону придвигается, чтобы подтолкнуть тело Мингю назад, пока его спина не натыкается на стену; их ноги практически переплетаются между ними. — Прости. Постоянно при тебе засыпаю, — бормочет Мингю с прикрытыми глазами, и его мозг уже теряет связь с миром. Вону что-то отвечает, но Мингю уже не слышит. — Эй, Мингю. Мингю глубоко вдыхает и открывает глаза, когда чувствует, как кто-то трясет его за плечо. — Ч-что? Вону склонился над ним, слегка сжимая его руку. — Пойдем домой. Уже поздно. — Черт, — Мингю поспешно трет глаза, чтобы прогнать остатки сна, и подрывается на ноги. — Бля, я долго был в отключке? — Всего час, — Вону успокаивает его. — Не переживай, остальные все еще внутри, но мне завтра рано вставать, так что… — А, да, конечно. — Можешь остаться, если хочешь— — Нет-нет, пойдем, — говорит Мингю; его разум все еще затуманен. Он надеется, что останется в таком состоянии до того, как дойдет домой. Мингю кажется, что он сможет уснуть обратно, и он, правда, очень надеется, что это сработает. Они прощаются с остальными перед уходом, и Вону ничего не говорит, когда Мингю беспрестанно врезается в него по пути домой. Более того, он, кажется, получает от этого удовольствие. Вону открывает для него калитку его же дома. Немного хмеля в организме Мингю вкупе с его изголодавшимся по сну разумом создают определенно не лучшую смесь. — Ладно, как думаешь, с остальным справишься? — Мгм, — Мингю проходит во двор и начинает закрывать калитку, металл слегка скрипит в тишине ночи. Он широко улыбается Вону, который с весельем в глазах смотрит на него сквозь металлические прутья. — Спокойной ночи, хен. — Хен? — Одна птичка напела, что ты старше меня. — Правда? — Вону склоняет голову. — Ага. На два года. — Вот же черт. Так ты и есть ребенок. Мингю просовывает руку сквозь забор, чтобы ударить Вону, но парень лишь смеется и отходит так, что до него теперь не дотянуться. Мингю дуется, но, когда Вону обратно подходит ближе, чужие пальцы смыкаются на его запястье, и от этого незамысловатого касания дыхание Мингю сбивается. — Иди поспи, ладно? Мингю отрывает взгляд от того места, где Вону все еще держит его руку. — Я постараюсь. — Хорошо, — Вону кивает и отпускает его. — Пока, соня. — Пока, хен, — Мингю улыбается, и Вону засматривается на мгновенье, а затем отворачивается со смехом, качая головой. Мингю смотрит, как тот пропадает в темноте, а затем с усилием отрывает ноги от земли и двигается к дому, здороваясь с Тыквой и запуская его в очередной раз в дом. Он уверен, что скоро получит по шее от бабушки, потому что собачья шерсть покрывает все горизонтальные поверхности в доме, но Мингю примет любой удар, если после этой жертвы Тыква перестанет смотреть на него, как побитый щенок, каждый раз, как Мингю его видит. Сон не приходит к нему этой ночью… То есть, совсем. Он натягивает воротник своего свитера повыше и прячет пальцы в рукавах, подвигая стул, чтобы сесть у окна; он греет босые ноги под теплым животом Тыквы, который спит на полу. До восхода солнца время тянется, как резина: к тому моменту, как оно встает из-за горизонта, глаза Мингю совсем сухие и зудят, и ему отчасти кажется, будто какая-то часть его души покинула тело. Следующим утром бабушка просит его забрать ее посылку с лекарствами в небольшом магазинчике, который Мингю заприметил еще из автобуса, когда приехал сюда. — Но туда же идти, наверное, минут тридцать, — бормочет Мингю, вытирая рот салфеткой после завтрака. — Что ты, пешком пойдешь, глупенький? — отвечает она. — Поймаешь фургон дяди Чанхо. Он ездит в Чымсан каждый день в двенадцать. Социофобия Мингю говорит ему, что это очень плохая идея. Он уж лучше пройдет пешком полчаса в летней жаре, чем сделает что-то такое пугающее, как сядет в фургон дяди Чанхо. — Ладно, конечно, — отвечает он, потому что не хочет, чтобы бабушка считала его гребаным младенцем. И поэтому к тому времени, как стрелка часов близится к полудню, Мингю выходит из дома и делает вид, будто очень спешит, чтобы успеть за фургоном дяди Чанхо. Недолго он все же раздумывает над тем, чтобы пойти к мужчине и поехать вместе с ним, но затем он видит, насколько пиздецки много людей залезают в фургон — и Мингю быстро отбрасывает эту идею. Он поступает так, как поступил бы любой нормальный человек: прячется за деревом и ждет, когда фургон уедет, а после выходит из своего укрытия и… …идет пешком. Мингю шагает вперед и сожаления мгновенно обрушаются на него, когда он чувствует спускающуюся по спине каплю пота спустя десять минут. Он стоит посреди пустоты, вокруг нет ни единого следа цивилизации. Лишь бескрайние поля и многострадальная дорога, по которой он идет. Стоит дикая жара. Солнце занимает свою наивысшую точку в небе, такое испепеляющее и абсолютно безжалостное, и Мингю задумывается, зажарится ли он, как яйцо на сковородке, если снимет футболку и ляжет на асфальт. — Классная работа, Мингю, — ворчит он себе под нос, агрессивно пиная камень. — Ебучий же ты придурок. Надеюсь, у тебя будет тепловой удар. Несмотря на все это, он все же добирается до магазина спустя полчаса; его одежду можно выжимать, а пряди волос прилипли к вискам. Мингю вздыхает и чувствует, будто вот-вот свалится без чувств, когда заходит внутрь. Пожилой мужчина за кассой смотрит на него с любопытством. — Боже, сынок, ты что, пешком шел? — Да. Мужчина смеется и поднимается, чтобы достать бутылку воды из холодильника с напитками позади него; он протягивает бутылку Мингю, и тот едва не хнычет от того, как быстро она запотевает. — У меня нет с собой денег. Мужчина хмурит свои густые брови и просто трясет бутылку, пока Мингю не принимает ее. — Это же вода, малец. Я не собираюсь брать с тебя за нее денег. — Спасибо, — говорит Мингю, выглядя при этом, наверное, как идиот, со своим удивленным выражением лица. Он открывает бутылку и почти до дна опустошает ее в один глоток. — Не думаю, что видел тебя раньше, — мужчина задумчиво обращается к Мингю. — Ты же не отсюда, да? Он отрицательно машет головой, опустив бутылку. — Я из города. Приехал навестить бабушку. — Как ее зовут? — Енджа. — А! — он восклицает. — Так ты один из Кимов! Чего же ты раньше не сказал? Иди сюда, — мужчина вдруг подходит и стискивает его в крепких объятиях. — Эм, — Мингю неловко позволяет себя обнять. Мужчина смеется и отпускает его. — Да уж, ты точно не из местных. Что ты хотел? — Я просто пришел забрать бабушкины лекарства. Она сказала, что их обычно забрасывают сюда. — Да, конечно. Сегодня утром доставили, — он возвращается за кассу и опускается под нее, выуживая оттуда маленький пакет и протягивая его Мингю. Мингю скользит быстрым взглядом по содержимому, но видит лишь кучку разнообразных коробочек со странными названиями. — Спасибо. — На кой черт ты шел оттуда пешком? — мужчина смеется, качая головой. — Ты сгоришь, как в аду, если пойдешь так обратно! Я бы отвез тебя, но я не могу оставить магазин. — Да нет, все в порядке. Я выносливый. Он, правда, выносливый, но не тогда, когда на улице тридцать градусов. Мужчина, видимо, не верит, потому что смеется снова и протягивает Мингю еще одну бутылку воды. — Вот, в дорогу. Мингю отчасти хочется расцеловать его полные щеки, но он решает остановиться на дружелюбной улыбке. — Спасибо, правда. Вы очень добры. — Не стоит, сынок. Мы все здесь как одна семья. — Ладно. Еще раз спасибо. Хорошего вам дня! — он машет рукой на прощание и выходит из магазина; тело сопротивляется, и его тянет обратно, как только солнечные лучи касаются кожи. Мингю размышляет над тем, чтобы вылить всю бутылку себе на голову. Он уже собирается начать свой путь, когда машина останавливается прямо напротив магазина, и Мингю не обратил бы на нее никакого внимания, если бы человек, вышедший из нее, не позвал его по имени. — Мингю? И это Вону, потому что, ну, конечно, это он. Мингю оборачивается, чтобы посмотреть на него, щурясь от ослепляющего солнца, и Вону подходит ближе, гравий на земле хрустит под его ногами. — Хен. — Что ты тут делаешь? — он спрашивает, чуть наклоняя голову. На его висках замерли капли пота, футболка немного прилипла к торсу, а руки исполосаны чем-то похожим на машинное масло. Он окидывает Мингю взглядом с ног до головы, но совсем не оценивая. Скорее будто старший брат, который осматривает ребенка в поисках ссадин, и Мингю для себя решает, что ему такое не по душе. — Забираю бабушкины таблетки, — он поднимает пакет. Вону хмурится и оглядывается, словно бы ищет машину. — Ты пешком? — …Нет? Вону моргает, улыбка рисуется на его губах, и он опускает тихое «идиот» себе под нос. — Подожди меня тут, ладно? Я тебя подброшу. — Нет, хен— — Заткнись. Ты не пойдешь домой по такой жаре, — ворчит он в ответ, мотая головой, а затем отворачивается и скрывается в магазине. Мингю недовольно стонет. Лучше бы он просто послушался бабушку: теперь он тратит время Вону из-за своей тупости. Вону возвращается несколько минут спустя, удерживая в руках несколько здоровых бутылок воды и что-то похожее на пачку печенья. — Давай, залезай. Внутри машины прохладно, и Мингю вздыхает с облегчением, откидываясь на кресле, когда Вону заводит двигатель и отъезжает. По радио играют популярные песни, и Мингю подпевает, когда слышит мелодию, которая звучит в каждом продуктовом, ресторане и в каждой рекламе. — Жесть, — бормочет он, оглядывая магнитолу. — Здесь даже диск вставить некуда, хен. Вону поворачивается, прослеживая линию его взгляда, и бросает усталую улыбку. — Ага. Только кассеты. — Господи, — пальцы Мингю неуверенно замирают над слотом. — Их вообще еще продают? Вону пожимает плечами. — Без понятия. Я все равно ничего, кроме радио, не слушаю. Мингю выпячивает нижнюю губу. Как Вону выживает? Мингю из тех, кто расстраивается, даже когда в машине нет кабеля, чтобы подключить телефон. Но гребаные кассеты? Он, правда, не может вспомнить, когда в последний раз видел их, не считая того раза, как лектор заставил всех смотреть «13 причин почему» в рамках какого-то проекта по профилактике суицида. Ему в голову вдруг приходит потрясающая идея. — Хен! — он восклицает, хотя скорее вскрикивает, потому что рука Вону соскальзывает с руля, и машину уводит на секунду. Мингю неловко смеется в ответ на злобный взгляд, брошенный Вону, когда тот снова берет контроль над машиной. — Что? — У моей бабушки в подвале есть магнитофон, — он объясняет. — Я вчера видел. Я уверен, у нее еще осталась парочка кассет. Я могу сделать тебе что-то типа микстейпа. Вону хмыкает. — Не уверен, что доверяю твоему музыкальному вкусу. — Мой музыкальный вкус просто превосходен, — фыркает Мингю. — Но я могу записать и что-нибудь из твоего тоже. Как тебе идея? Тогда не придется слушать одни и те же чарты каждый день. — Ладно, — Вону вздыхает. — Почему бы и нет. Мингю широко улыбается и возвращает взгляд к широким полям, ветер перебирает его спутанные от пота пряди волос сквозь опущенные стекла. Он бросает взгляд на Вону: тот держит руль одной рукой, свесив вторую с открытого окна. — Откуда все это масло? — Мингю спрашивает, указывая на черные пятна на чужой коже. Вону убавляет звук радио. — У нас было ЧП. Трактор сломался, и фермеру конец, если он не заработает до завтра. Мингю понимающе хмыкает и поджимает губы. — Ты, кажется, много работаешь. Вону пожимает плечами. — Наверное. — Тебе стоит иногда отдыхать. — Я не могу позволить себе отдых, Мингю, — Вону смотрит на него с улыбкой, усталость читается во всех его красивых чертах. Мингю отводит глаза, разочарованное лицо его отца всплывает перед глазами от собственных мыслей. — Ты… задолжал кому-то или что? — Нет. — Тогда зачем ты так много работаешь? — Нужно же как-то зарабатывать на еду. Мингю хмурится. — С чего бы это твоя забота? — Кто-то должен позаботиться о Йерим и моей маме, — Вону смыкает челюсть, и это верный знак того, что Мингю стоит сменить тему. — А как же твой отец? — но он не может удержаться от вопроса, вспоминая, что Йерим собиралась сказать ему вчера ночью. Мингю видит, как все существо Вону каменеет, прежде чем тот отворачивается и устремляет взгляд в окно. — Он не живет с нами. И Мингю улавливает намек: очевидно, ему не стоило ломиться за эту границу, поэтому он затыкает рот и высовывает голову в окно. — Что ты делаешь? — Сушу волосы! — кричит Мингю. Он слышит сдавленный смешок Вону и улыбается. Мингю собирает свои вещи, когда Вону останавливает машину около входа в дом его бабушки, под звуки все еще заведенного мотора. — Спасибо, хен. И прости, что потратил твое время. — Не потратил, — Вону отрицательно машет головой. — Но больше не ходи так. Здесь очень легко получить солнечный удар. Мы высоко над уровнем моря и все такое. Мингю кивает и выбирается из машины, обходя ее, пока не останавливается около двери Вону, прогоняя нескольких соседских куриц с дороги. Он прочищает горло, почесывая затылок. — Ты… Я тебя сегодня увижу? Глаза Вону мгновенье бегают по лицу Мингю, подсвеченные чем-то неизвестным. — Не знаю. Я пока не уверен, как долго буду на этой работе, понимаешь? — А. Да, конечно, — Мингю встряхивает плечами. — Тогда как-нибудь еще увидимся. Вону кусает свою нижнюю губу. — Ты нормально поспал прошлой ночью? — Как младенец, — врет он. — Хорошо, — Вону улыбается, ветер путает его волосы. — Ладно, мне пора. Увидимся позже. Он кивает и отходит от машины, смотря, как Вону уезжает. Мингю ломает голову на тем, почему, блин, он вдруг чувствует такое разочарование. Он лежит в кровати спустя несколько часов, устроив ноутбук на коленях, и смотрит эпизод «Черного зеркала» про сумасшедшую женщину, которая убила ребенка — когда слышит знакомый голос из сада. — Тетя Енджа! — кричит Сокмин. — А Мингю выйдет погулять? Мингю прыскает смехом и закрывает ноутбук, поднимаясь с кровати, чтобы спуститься и узнать, чего хочет Сокмин. — Привет, ребят, — говорит он, осторожно стараясь не наступить на грязную землю своими носками, когда спускается. Сокмин стоит перед ним вместе с Чаном и Йерим. — Что делаешь? — Ничего. Время трачу. — Хочешь по-ничего-не-делать вместе? — спрашивает Сокмин. — Как насчет того, чтобы помочь мне с капустой вместо того, чтобы ничего не делать? — вдруг озвучивает бабушка Мингю, появляясь между ними. — С капустой? — осторожно уточняет Йерим. И таким образом они вчетвером оказываются посреди сада в цветастых кухонных перчатках в окружении редиса и разнообразных контейнеров, в которых бабушка Мингю обычно маринует овощи. Тыква бегает за бабочками, не заботясь ни о чем на свете. — Не могу поверить, во что превратилась моя жизнь, — ворчит Йерим, втирая соль между листьев капусты. Сокмин соглашается. — Я приехал повеселиться и вот, что я получаю. Я реально трачу свои каникулы на кимчи. — Ну, не знаю, по мне это довольно прикольно, — встревает Чан, уклоняясь от капустного листа, которым в него бросает Сокмин. Мингю вздыхает и падает на зад вместо того, чтобы сидеть на корточках; его спина ноет от неудобного положения. — Бабуль, слушай, не то чтобы я не хотел помогать, но что это вообще, блин, такое? Ты же никогда не съешь столько кимчи сама! Его бабушка пожимает плечами и опускает перед ними на землю два огромных таза. — Я же не для себя все это делаю, глупенький. Я раздаю часть соседям, а еще часть продаю на рынке в Чымсане. — Погодите-ка… — Сокмин замирает и поднимает взгляд. — Кимчи моей бабушки ее или ваши? Бабушка Мингю смущенно улыбается ему. — Но это не значит, что ее кимчи плохие— — Блять, это предательство. — Не матерись, бля, при моей бабушке, — выпаливает Мингю, скрючиваясь, когда та щипает его за загривок. — Я пойду доделаю соус. Обязательно тщательно промойте листья, хорошо? Не хочу, чтобы на них осталась какая-нибудь грязь, — она вздыхает и уходит в дом. Сокмин тихо ворчит и продолжает поливать листья из садового шланга. — Ребят, можно у вас кое-что спросить? — Мингю начинает через какое-то время. — Конечно, что? — Это про Вону, — он бросает взгляд на Йерим, которая лишь с любопытством моргает, уставившись на него своими большими глазами. — Ну, конечно, — Сокмин усмехается, и Мингю хмурит брови в смятении, но решает пропустить это мимо ушей. — Твой папа… Ну, то есть, Йерим, ты вчера сказала, что он вас бросил, так вот, ты это в смысле «ушел» или...? Чан и Сокмин выглядят сбитыми с толку: очевидно, им некомфортно от вопроса. Йерим разрывает неловкую тишину, вскидывая плечи. — Ну, он не умер, если ты об этом. Мингю прочищает горло. Он не хотел произносить это вслух, но Йерим не выглядит особо задетой, так что, может, он слишком переживает. — Тогда где он, если это ничего, что я спрашиваю? — Я не знаю, — она выпячивает нижнюю губу, играясь с водой. — Он просто ушел как-то утром и больше не вернулся. — Он буквально бросил их маму много лет назад, — Сокмин объясняет. — Он был ебучим трусом. Единственное, что он им оставил — это долги, которые теперь приходится отрабатывать Вону. Плечи Йерим чуть проседают, и она уже не может поддерживать свой вечный оптимизм на виду. Чан кажется беспомощным рядом с ней, и он брызгает на нее немного воды, чтобы отвлечь. Это срабатывает, потому что она снова улыбается и направляет шланг прямо ему в лицо; Чан падает на спину и умоляет остановиться. Мингю вздыхает и опускает голову. Он такой идиот. Какого черта он полез спрашивать все те вещи у Вону? — Не говори Вону, что мы тебе сказали, — предупреждает Сокмин до странного серьезно. — Он не любит говорить об этом. Он, наверное, дал бы нам всем по задницам, если бы узнал, что мы все выложили. — Нет, не переживайте, — Мингю отвечает. — Я ему не скажу. Остальные быстро погружаются в другую более беззаботную тему для разговора, но Мингю все еще сидит в раздумьях. Он не может перестать думать обо всей этой ситуации с Вону и Йерим, не может унять огонь гнева в груди от того, насколько несправедливым все это кажется. Сокмин щелкает пальцами у него перед глазами, чтобы привлечь внимание, и смеется, когда Мингю от испуга откидывает половину кочана в сторону. Мингю со сдвинутыми от усердия бровями помогает ребятам переложить чистую капусту в тазы, принесенные ранее бабушкой, когда он снова смотрит на красную пластиковую емкость. — О, я помню этот таз, — бормочет он, отчего остальные смотрят на него в ожидании. — Бабушка мыла меня в нем, когда я был маленьким. — Хен! — Чан наполовину смеется, наполовину кривится в отвращении. — И твой член был здесь? — Сокмин указывает на таз. — Значит, вся деревня пробовала его на вкус. Приятно знать. — Я был маленьким, ты, извращенец! — Мингю закатывает глаза, глядя, как Йерим закрывает уши руками. — А вообще, чел, я тоже помню, как плавал в таких штуках, — отвечает Сокмин. — Мне казалось, будто это был гребаный бассейн, когда мне было года четыре. Смотри, какие они маленькие, бля, это вгоняет меня в депрессию. — Плюсы детства в нищете, да? — Чан смеется, и они все улыбаются. Бабушка выносит соус многим позже, и следующие полчаса они тщательно покрывают им капусту, а затем складывают в плотные контейнеры. Мингю чувствует себя абсолютно изможденным к тому времени, как они относят все контейнеры в бабушкин подвал, и он надеется, что физическая усталость позволит ему немного поспать ночью. Но этого не случается. Стрекот сверчков за окном начинает звучать так, будто они издеваются над ним, к моменту, когда часы отбивают три утра, а сна все еще ни в одном глазу, и Мингю может поклясться, что чувствует свой пульс абсолютно везде. Каждый раз, как он держится так долго без нормального сна, его тело словно бы вырабатывает седьмое чувство: он ощущает и слышит вещи, которых на самом деле нет. Другие бы назвали это паранойей, но Мингю кажется, что седьмое чувство звучит намного круче и меньше походит на то, что у него медленно, но верно едет крыша. В этот раз он не идет на пробежку, а просто усаживается на свой печальный стул и прячет подбородок в сгибе своей руки, взмахивая ресницами в сторону звезд и умоляя их передать его мозгу просьбу заткнуться и дать ему немного поспать. И, быть может, звезды в небе не только для того, чтобы красоваться: может, в них есть какая-то магия. Потому что Мингю просыпается под первыми лучами солнца три часа спустя с ужасной болью в шее, но он спал. Это, правда, единственное, что имеет значение. — Мингю! — кричит бабушка, и Мингю медленно открывает глаза, лежа на диване, на котором он пытался дать своему телу отдохнуть, пока день постепенно перетекает в вечер. — Вону пришел! Мингю подрывается так быстро, что в итоге спотыкается об собственные ноги и падает на пол с глухим грохотом. — Что это было? — спрашивает его бабушка. — Ничего! — он кричит в ответ, пытаясь не обращать внимания на то, как быстро забилось его сердце ни с того ни с сего. Мингю спускается по лестнице и открывает дверь, находя взглядом Вону, устроившегося в гамаке в их саду с чуть склоненной в сторону головой и прикрытыми глазами; тот гладит Тыкву, лежащего у него в ногах и лениво виляющего хвостом. Еще совсем рано, солнце вот-вот начнет клониться к горизонту, но воздух уже охладился до более приятного тепла. Мингю напяливает какие-то уродливые шлепки и подходит к Вону. Он видел старшего всего чуть больше суток назад, так что Мингю, если честно, не знает, почему так взволнован тем фактом, что тот пришел его увидеть. — Хен, — он говорит, чтобы привлечь внимание, и смеется, когда перепуганный Вону поспешно подлетает на ноги. — Привет, — он тихо отпускает, выглядя немного странно. Сегодня на нем нет рабочей одежды, это просто джинсы и белая футболка, отчего он выглядит очень юным. — Бабушка разбудила тебя? Я просил ее не будить. — Я не спал, — он качает головой. — Выглядишь уставшим. — Ты тоже, — Вону следит за тем, как Мингю укладывается в гамак, едва не теряя равновесие и не вываливаясь обратно, если бы не быстрые рефлексы Вону. Он смеется и придерживает гамак, и его улыбка становится только шире, когда Мингю бросает в ответ злобный взгляд. — Я думал, ты хорошо спишь. Ты же сам сказал. — Ну, — Мингю пожимает плечами, — я хорошо вру. Вону смотрит на него так долго, что Мингю съеживается на месте. — Чем ты тогда занимаешься всю ночь? — Ничем? — Мингю поджимает губы. — Чаще всего просто жду восхода солнца. — Мингю, — Вону вздыхает. — Это плохо. — Ну, да, — он слабо усмехается и потирает глаза, а затем подвигается. — Ложись сюда, хен. — Он не выдержит нас. — Ой, да ладно тебе. Ты выглядишь, как каланча. — И так ты разговариваешь со своим хеном? — спрашивает Вону, все равно усаживаясь рядом с ним. Гамак выдерживает их, как и предсказал Мингю. Они крепко закрепили его на деревьях, так что ткань едва проседает под дополнительным весом. — Я сказал лечь. Почему ты сидишь? — Потому что мы не уместимся. — Почему ты такой пессимист? Вону недовольно стонет, но в итоге сдается и скидывает свои ботинки, укладываясь зеркально положению Мингю с головой на другой стороне от него. Выходит довольно тесно, если честно, но их устраивает, даже если это значит, что стопы Мингю практически упираются Вону в лицо. Он отпихивает их, когда Мингю тыкает ему в щеки своими грязными носками и громко смеется, смотря на растягивающуюся по губам старшего улыбку. Гамак слегка раскачивается на ветру, и Мингю чувствует, как теплый летний бриз скользит по его коже и взбивает волосы, но, честно говоря, ему плевать. Тыква лежит под гамаком: Мингю время от времени высовывает руку и гладит его, чтобы он не чувствовал себя слишком одиноко. Мингю тепло, уютно и… кажется, он может уснуть. Он с трудом старается держать глаза открытыми и устремляет взгляд на Вону, который уже смотрит на него. — Что? Вону пожимает плечами. — Интересуюсь, собираешься ли ты спать. — Я могу. — Хорошо, — Вону делает глубокий вдох и прикрывает глаза. — Хен. — М? — Ты когда-нибудь… — Мингю не должен спрашивать, но он идиот, так что все равно делает это, — ты когда-нибудь хотел уехать отсюда? Вону никак не реагирует поначалу, но в итоге медленно поднимает веки и встречает взгляд напротив. — Почему ты спрашиваешь? — Просто интересно. Вону отрицательно вертит головой. — Куда бы я поехал? — Не знаю. Ты мог бы поехать куда угодно, — Мингю пожимает плечами. — Я нужен своей семье. Я бы не смог их оставить. — Ты бы мог взять их с собой. — У меня нет на это денег. — Но ты— — Мингю, перестань, — Вону хмурится. Мингю прикусывает свою щеку изнутри на мгновенье, его глаза горят вызовом, но в итоге он просто кивает. — Ладно. Прости, что спросил. Вону вздыхает и снова закрывает глаза. — Хватит смотреть на меня, — бормочет он спустя какое-то время. — Бля, как ты… — Мингю невнятно бубнит, румянец разливается по его щекам. Вону улыбается. — Закрой глаза, соня. И Мингю слушается, засыпая. Вообще-то, засыпают они оба, и бабушка Мингю обнаруживает их двумя часами позже, когда на улице становится темнее и заметно холоднее. Она смотрит на спящих парней, руки которых свисают с гамака, касаясь травы под ним, и печально улыбается от выделяющихся темных кругов под глазами обоих. Мингю просыпается от ее голоса, немного теряясь в пространстве, пока не приходит в себя и не останавливает свой взгляд на умиротворенных чертах Вону и линии его медленно и размеренно вздымающейся широкой груди. У него почти не хватает духа разбудить Вону, но на улице холодно, а Мингю не хочет, чтобы тот заболел, так что он осторожно трясет чужую лодыжку. Вону зевает и очаровательно потягивается, потирая глаза. — Сколько времени? — он спрашивает низким и хриплым ото сна голосом. И Мингю просто сидит на месте, как идиот, не в состоянии двинуться или хотя бы оторвать взгляд. Он рассматривает взъерошенные волосы Вону, его съехавшую футболку, которая теперь открывает вид на одну из ключиц и на кожу, исцелованную солнцем; он уставляется на запятнанные маслом чужие ладони, борясь с желанием протянуть собственные руки, чтобы схватиться за них — и сердце начинает набирать скорость, ударяясь об ребра. Вот же блять.