Catch the Stars

Когда Вону приходит позже, Мингю с бабушкой как раз ужинают, поэтому, разумеется, она затягивает перепуганного парня в гостиную и усаживает его на полу рядом со своим внуком перед накрытым столом. Вону ведет себя так неловко, как никогда, бросая на Мингю беглый взгляд, когда отодвигается, чтобы выстроить между ними хоть немного пространства, потому что его бабушка буквально приклеила их боками друг к другу. Мингю пытается не поддаваться панике. Здесь не о чем переживать. Он просто ужинает со своим хеном, с другом, вот и все. Он определенно не замечает, как приятно пахнет от Вону, словно бы тот только что принял душ. Это либо его одеколон, либо гель для душа — в любом случае, пахнет чем-то свежим и мужественным со сладкой нотой, напоминающей Мингю о персиках. Кажется, носки Вону пахли так? Ему нужно будет обязательно спросить. Или лучше нет, а то он будет выглядеть абсолютнейшим психом. Его бабушка, к счастью, заполняет неловкую тишину историями о своем недавнем посещении врача и о том, как хорошо растет горох в ее саду. Мингю не может сдержать улыбку и невольно чувствует тепло, разливающееся внутри, когда он видит, как Вону общается с его бабушкой: старший словно превращается в совершенно другого человека, его голос смягчается и звучит нежным, он мило улыбается и слушает с большим вниманием; Вону ведет себя так уважительно — тот факт, что вся деревня так сильно любит его, начинает обретать смысл. Когда большая часть еды пропадает, они помогают бабушке убрать со стола, потому что Мингю замечает, что у нее снова болит спина; он заставляет ее прилечь. Вону споласкивает посуду, а Мингю складывает ее в посудомойку, и по большей части они делают все это в тишине, так что уже просто не может стать более неловко, чем уже есть. Хотя забудьте. Может — и становится. За окном начинается дождь, объявляя тем самым, что гамак на сегодня — не вариант, но Мингю отчаянно нуждается в том, чтобы поспать, и он знает, что использовать Вону таким образом немного жестоко, однако нет худа без добра, потому что Вону думает, что младший любит проводить с ним время так сильно только из-за возможности вздремнуть. Мингю предлагает посмотреть фильм, и Вону пожимает плечами, говоря, что тот все равно просто уснет — он даже не пытается отрицать. Поэтому он выбирает фильм на ITunes и укладывает ноутбук на кровать. Вону садится так близко к краю, что, кажется, может свалиться в любой момент. Мингю пытается не принимать это близко к сердцу. — Какой фильм будем смотреть? — спрашивает Вону. — «Сумерки». Вону задумчиво вытягивает губы, название определенно ни о чем ему не говорит (опять), но он расслабляется на подушках за спиной, раскинутых вдоль изголовья. Мингю вздыхает и подтягивает одну подушку себе на колени, едва ловя глазами начальные сцены — веки уже грозят закрыться. Вону подвигается ближе, его дыхание тихо звучит в комнате, и когда Мингю бросает короткий взгляд, чужой профиль мягко освещается с экрана ноутбука. Ему нужно подстричься: челка слишком отросла, она спадает на глаза так, что Мингю хочется пропустить сквозь нее пальцы. Если бы все было по-другому, если бы Вону был парнем из универа в городе, Мингю бы не был таким трусом. Конечно, всегда существует вероятность неправильно все понять и подкатить к натуралу, но в большинстве случаев ничего страшного из-за этого не происходит, да и вообще это случается редко, потому что, даже если внешне и не скажешь, Мингю же не идиот в самом деле. Обычно он может понять, натурал перед ним или нет, и он определенно может понять, нравится ли он данному парню, но с Вону? Мингю не имеет ни малейшего понятия, что происходит. Потому что Сынчоль был прав: Мингю не гоняется за натуралами. Такое всегда заканчивается плохо, потому что, как только такие парни закончат свою фазу экспериментов — именно Мингю будет чувствовать себя пустым местом, возможно, даже держа в собственных руках свое разбитое сердце. И Вону не то чтобы флиртует с ним или каким бы то ни было образом подначивает его. Мингю начинает казаться, что все это только у него в голове, отчего он чувствует себя абсолютно жалким. Он пинает ногами воздух от разочарования, и Вону смотрит слегка обеспокоенно. — Что такое? — Ничего, — выпаливает Мингю. — Почему ты дуешься? Мингю даже не заметил этого. — Я просто… Я за Джейкоба. «Тим Джейкоб», знаешь? — «Тим Джейкоб»? — Вону хмурит брови. — Есть какие-то команды? Мингю отпускает смешок, но звучит он как-то истерически. Он устал, и его мозг серьезно едва не лезет жидкой кашей из ушей. — Когда фильмы только вышли, фанаты разделились на два лагеря, типа кто лучше подходит Белле. Часть — за Джейкоба, часть — за Эдварда. Вону усмехается. — Это тупо. Очевидно же, что она все равно останется с этим шизиком. — С кем? С Эдвардом? — Ну, да? — Вону поворачивается, чтобы было удобнее смотреть на него. — Он же психопат. Мингю смеется полной грудью, откидывая голову на подушку, а затем снова смотрит на старшего. — За что ты с ним так? — В смысле, «за что»? — Вону фыркает. — Он пялился на нее весь фильм, как какой-нибудь сталкер. Мне кажется, он мог бы достать из помойки ее жеваную жвачку, чтобы положить ее в рот и подрочить на это. Или он мог бы нюхать ее волосы, пока она спит, и возбудиться, как наркоман или типа того. А еще он бы спал с ее отрубленной головой после убийства, и целовал бы ее перед сном и все такое. — Господи боже, — Мингю смеется. — Хен, какого вообще хрена? — А что? — он пожимает плечами. — Это правда. Я не представляю, как девчонки могут считать такое романтичным. Мингю не может угомонить растянувшуюся улыбку. Вону выглядит по-настоящему озадаченным, и это так очаровательно, что младший не знает, что с собой делать. — Ты смешной. Вону отрывает взгляд от экрана, глядя на Мингю суженными глазами, словно бы пытается вычислить, говорит ли тот серьезно. — Я знаю. Мингю сонно моргает, борясь с зевком. — Там еще три части, знаешь? — Ой, да пошли они, — Вону ворчит, удобнее устраиваясь на подушках. Он больше не зажат, и каким-то образом, кажется, придвинулся еще ближе. — С меня хватит этого сопливого дерьма. И вообще, почему они все выглядят так, будто им под тридцать, когда должно быть лет по шестнадцать? Мингю прыскает смехом. — Это же фильм, хен. Не относись так серьезно. Вону выпячивает нижнюю губу, и Мингю чувствует себя так, будто кто-то дал ему под дых, потому что он больше не выдерживает. Их ссора до этого кажется абсолютно забытой, что хорошо, потому что она была глупой и Мингю не хочет, чтобы Вону еще когда-либо смотрел на него таким же ледяным взглядом. Ближе к концу фильма, когда Эдвард спасает Беллу, высосав яд из ее запястья, и Белла выглядит при этом так, будто у нее одновременно и оргазм, и инсульт — Мингю начинает понимать, что физически не может больше держаться в сознании, не отключаясь. И, возможно, Вону замечает это, потому что бросает на младшего взгляд, скользя по темным синякам под глазами и покрасневшим векам, и Мингю кажется, что он видит, как беспокойство пропитывает чужие черты. — Из-за чего у тебя бессонница? Мингю требуется несколько секунд, чтобы понять вопрос. К этому моменту только половина его туловища упирается в подушки, и это определенно плохо для его спины, но он слишком устал, чтобы двигаться. — Стресс. — Стресс? — спрашивает Вону. — Из-за учебы? Мингю пожимает плечами. — Не думаю. В смысле, мои оценки были не лучшими, но было нормально. Я думаю, дело у меня в голове. — Можно поподробнее? — он продолжает. Мингю понятия не имеет, почему ему вообще не плевать, но он слишком сонный, чтобы спросить. Ему кажется, что он вот-вот упадет на порядок глубже — что уже случалось раньше — и обычно там он начинает подвергать сомнению собственное существование и думать, что весь остальной мир — лишь плод его воображения. Да уж, это было забавно. Сынчоль и Чихун жутко перепугались, когда обнаружили Мингю с ожогом на тыльной стороне ладони от того, что он держал ее над пламенем свечки, будучи уверенным, что ничего не произойдет, потому что весь мир — выдумка. Это случилось около четырех месяцев назад; в тот день Чихун посчитал, что с него хватит, и позвонил врачу, потому что Мингю никогда бы не сделал этого сам. — Я часто переживаю до такой степени, что мой мозг уже не может остановиться, — Мингю медленно поясняет. — Обычно это о моем будущем. Потому что он не уверен, какое будущее у него будет. Женится ли он в итоге на девушке, чтобы осчастливить своих родителей? Для Мингю это не вариант. Другая перспектива — это остаться одиноким до конца жизни, из чего следует, что ему придется открыться всей своей семье, когда те начнут задавать вопросы о его выборе не жениться и не заводить семью. Из того, что он видит сейчас — он никогда не сможет жить с любимым мужчиной, по крайней мере пока не переедет в какое-нибудь другое место на земном шаре, где живут более понимающие люди. — Почему ты переживаешь о своем будущем? — Вону снова спрашивает. — Ты учишься в университете, разве нет? Ты получишь диплом, найдешь работу, женишься. О чем тут вообще беспокоиться? И вот опять, он снова ведет себя, как невежественный придурок. Почему, блин, Мингю вообще нравится этот парень? Мингю закатывает глаза, и что-то в выражении его лица, должно быть, выдает, насколько он расстроен, потому что глаза Вону смягчаются совсем немного. — Ну, я просто говорю… У тебя будет хорошее будущее, — Вону облизывает губы. Он, правда, плох в таких вещах, и Мингю находит это даже очаровательным. — В смысле… только посмотри на меня. Мингю поворачивается, чтобы взглянуть, и проходится глазами по мягким чертам лица Вону; его сердце счастливо переворачивается в груди от этого вида. — Хорошо, смотрю. Вону теряется и краснеет, отчего Мингю кажется, что он может умереть прямо сейчас. — Я-я говорю посмотри на мою ситуацию. Идиот. Мингю тихо усмехается, чувствуя, как собственные щеки загораются без особых на то причин. — А что с твоей ситуацией? — Я автомеханик и работаю на стройках. Никакого нормального образования и, если смотреть правде глаза, никаких надежд добиться чего-нибудь в будущем. Но у меня есть мама, сестра, и они обе здоровы, и счастливы, и это… Не знаю, этого достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно в своем будущем. Короче, наверное, я пытаюсь сказать, что если я не переживаю, то и ты не должен, — Вону прокашливается под конец, неловко съеживаясь под тяжелым взглядом Мингю. Это, вероятно, большее, что Вону когда-либо говорил, и сердце Мингю дает трещину от чужих слов, от того, как Вону говорит о себе — будто он какая-то ошибка. — Из тебя уже человек лучше, чем из меня когда-либо выйдет, — Мингю произносит, не думая. — Ты, наверное, один из самых самоотверженных людей, каких я только встречал в своей жизни. Вону сглатывает и смеется как-то безжизненно. — Я просто выполняю свою работу. В этом нет ничего геройского. — Нет, хен, — Мингю двигается, заставляя себя сосредоточиться и оставаться в сознании ради всего святого. — Большинство людей — эгоисты, понимаешь? Они заботятся только о себе. Люди твоего возраста… Большинство из них уже собрали бы свои шмотки и съехали давным-давно. А ты все еще здесь, платишь за ошибки своего отца— Мингю затыкается, когда понимает, что только что ляпнул. Вону вскидывает голову, и в его глазах вдруг встают осторожность и опаска. — Йерим сказала тебе? — он хочет знать. Мингю отрицательно качает головой. — Она не говорила ничего конкретного, — отвечает он. — Не злись на нее. — Я не злюсь, — Вону вздыхает, и следует момент тишины. — Хен? — Мингю спрашивает чуть позже. Вону кивает, показывая, что слушает. — Почему ты не переедешь в город? — спрашивает он, поспешно продолжая, когда чувствует, как старший напрягается. — Ты бы мог найти работу получше, а? И тебе же всего двадцать три, ты все еще можешь подать документы в универ— — Мингю, перестань, — Вону перебивает, кривясь, словно от боли. Мингю ненавидит себя за то, что стал этому причиной. — Думаешь, я никогда не рассматривал этот вариант? Думаешь… Думаешь, мне нравится тут жить? — он смотрит на Мингю с вымученной улыбкой, и младшему требуется вся его сила воли, чтобы не податься вперед и не обнять Вону здесь и сейчас. — Тогда почему ты все еще здесь? — Ты все равно не поймешь. — Так убеди меня, — Мингю легонько пихает его локтем: они оба неосознанно придвинулись ближе друг к другу. — Нет, — Вону качает головой. — Забей. — Но почему? Хен, я же вижу, что ты несчастлив— — Ты меня едва знаешь, — Вону перебивает снова. — Я счастлив, ладно? И что это вообще должно значить? Ты живешь в городе, и посмотри на себя. Ты выглядишь, блять, жалко. Мингю чуть дергается назад от резких слов, и его брови на мгновенье сдвигаются от укола в груди, хотя он и пытается выглядеть невозмутимо. Злоба вымывается из взгляда Вону, когда он видит чужое выражение лица. — М-Мингю, прости. — Ничего, — он пожимает плечами. Тень опускается на лицо старшего, и он вдруг подтягивается ближе, протягивает руку, словно собираясь обернуть пальцы вокруг чужого предплечья, но ничего подобного не происходит. — Еще как чего. У тебя тяжелые времена, а я веду себя, как мудак. — У тебя же тоже тяжелые времена. Я понимаю. И выражение лица Вону ломается еще несколько раз в течение следующих трех секунд. От смятения к строгости, затем к нежности, к усталости, и обратно к тому выражению, из-за которого Вону выглядит так, будто едва понимает, что происходит. Если это правда, то он не один. Сердце Мингю продолжает громко долбиться в ребрах, словно бы оно стучит в дверь, привлекая внимание Вону, и Мингю отчаянно пытается успокоить его. Дождь барабанит по крыше где-то на фоне, и их деревянный дом поскрипывает словно предупреждающе — говорит Мингю отступить, потому что они слишком близко. — Мне пора домой, — Вону разрывает тишину. Мингю кивает. — Ладно. — Ты сможешь поспать? От этого губы Мингю трогает улыбка. — Как-нибудь справлюсь, хен. Вону кивает, но все еще выглядит прелестно обеспокоенным. — Если я останусь, это поможет? — Останешься? — Мингю повторяет, не уверенный, что расслышал правильно. — В смысле… — Вону выпаливает, сжимая пальцы в кулаки на своих коленях. — Пока ты не уснешь. Я уйду сразу после этого. — А, — Мингю глупо отвечает, едва не выплевывая собственное сердце. — Нет, хен, ты не должен. Тебе завтра на работу. Вону вертит головой, и, быть может, дело в том, как темно сейчас в комнате, не считая лишь света, исходящего от экрана, но Мингю кажется, что щеки Вону стали чуть более розовыми. — Не беспокойся обо мне. Хочешь, чтобы я остался, или нет? — Хочу, — Мингю говорит. — Хорошо, — Вону облизывает губы и указывает на ноутбук, на экране которого показываются финальные титры. — Выключи его. Мингю подчиняется команде, как щенок. Он уходит почистить зубы и переодеться в пижаму, прежде чем возвращается, чтобы обнаружить Вону играющимся с подушкой на своих коленях. Он выглядит расслабленным и действительно милым на кровати, и Мингю хочется лишь приткнуться старшему под бок и проспать следующие три дня. Он тихо залезает на кровать, не накрываясь: Вону сидит рядом поверх его одеял. Тишина затягивается на несколько минут, слышно лишь их легкое дыхание, тревожащий спокойствие звук дождя за окном, и мысли Мингю начинают переливаться через край. — Хен? — М? — Что бы ты сделал… — Мингю начинает, чувствуя, как где-то на периферии сознания возрастает паника, когда он понимает, что собирается спросить, — …если бы тебе нравился кто-то, кого бы не одобряла твоя семья. Ты бы продолжил держаться за этого человека или отпустил бы ради своей семьи? Он хочет сказать «ради общества», но так он выдаст себя с потрохами, а Мингю еще не настолько вымучен бессонницей, чтобы совершать подобную ошибку. Вону молчит недолго, а затем отвечает. — Я бы отпустил. Семья всегда важнее, — говорит он, и Мингю был готов к такому, но это все равно разбивает ему сердце. Глаза начинает жечь. Они устали без необходимого покоя, а еще Мингю просто хочется выплакаться, потому что он не спал нормально уже три дня, и он просто хочет… он хочет Вону. — Почему ты спрашиваешь? — Вону лениво бормочет, и Мингю крепко зажмуривается, пожимая плечами. — Просто так. — Ты… — Вону чуть двигается на месте. — Тебе кто-то нравится? Мингю делает успокаивающий вдох, медленно открывая глаза. — Возможно. — И твоя семья не ободряет? — голос Вону срывается. — Нет. — …Понятно. Мингю снова прикрывает глаза, качая головой. Он такой тупой. Что он вообще творит? Зачем он выстраивает свои надежды? Быть может, он всегда был мазохистом и даже не подозревал об этом. — Мне жаль, — голос Вону едва громче шепота, и если бы все существо Мингю не было так сконцентрировано на этом парне, он мог и не услышать. — О чем жаль? — Мингю поднимает взгляд на старшего, хотя это и тяжело, потому что он жутко изможден и ему больно двигаться. Вону пожимает плечами, заметно сглатывая, прежде чем наконец смотрит вниз и встречает взгляд Мингю. Все его черты утоплены в темноте, но где-то за окном горит подвесной фонарь, освещая половину чужого лица, и Вону, должно быть, самый красивый человек, которого Мингю только встречал. — Не знаю, — глаза Вону нервно стреляют по комнате, и Мингю понятия не имеет, что происходит. — Хен, — Мингю бормочет, приподнимая голову, чтобы найти глаза старшего. Несколько секунд кажется, что Вону не собирается обращать на него внимание, пока старший не вскидывает голову, ловя взгляд напротив, и тогда уголок его губ подкручивается в улыбке, которую он, наверное, и сам не замечает. — Твои глаза. — А что с ними? — Они выглядят ужасно, — Вону медленно моргает. — Такие красные. — Интересно, почему, — Мингю тихо говорит. — Я же так хорошо сплю. На этот раз Вону растягивается в полной улыбке — в такой, которой Мингю не может сопротивляться, улыбаясь в ответ; и, прежде чем младший успевает понять — Вону протягивает руку, а Мингю рефлекторно закрывает глаза. Дрожь пробивает тело, когда он чувствует легчайшее касание к своим прикрытым векам, и Мингю едва не тает на кровати, когда Вону нежно проходится подушечкой большого пальца над ресницами. Младший вздыхает, расслабляясь до такой степени, что почти засыпает, и он уже рассчитывает, что Вону остановится, но старший лишь льнет ближе и подносит вторую руку, чтобы проделать то же самое с другим веком. Мингю невнятно проговаривает что-то себе под нос на пороге сна. — М? — голос Вону глубокий и умиротворяющий, и Мингю думает, что хотел бы сейчас быть менее сонным, чтобы бежать до тех пор, пока не сможет думать ни о чем другом, кроме жжения в ногах. — Приятно. Он говорит с натяжкой, потому что небольшой массаж для его воспаленных глаз действительно приятен, но желание взглянуть на Вону намного сильнее. Мингю открывает глаза, пальцы старшего смещаются ниже к синякам под ними, едва касаясь кожи, и он выглядит так, будто даже не подозревает, что делает. Вону выглядит так, будто готов сбежать, как только Мингю двинет хоть мышцей. Поэтому Мингю двигает сразу всеми. Он протягивает руки, хватается за футболку Вону, стягивая того вниз немного слишком спешно, но его мозг словно бы срывается с цепей, и он просто делает, даже не думая. Вону глубоко вдыхает, когда в итоге Мингю чуть не сталкивает их лбами от того, как быстро валит старшего, и его глаза расширяются, прежде чем он резко отстраняется, забирая с собой тепло рук с лица Мингю. — Нет, — Мингю слабо протестует и чувствует, как Вону напрягается рядом с ним, наполовину лежа на кровати. — Еще. Скорее всего, он дуется. Чихун говорит, что он превращается в раздражающего детсадовца, когда не спит слишком долго, и Мингю начинает казаться, что эти слова не лишены смысла. Вону еще долго ничего не говорит, но одно его присутствие звучит набатом: чужое дыхание ускоряется на долю секунды, тело источает тепло, странный персиковый аромат окружает его, и Мингю думает, что это лучший сон в его жизни. Требуется время, прежде чем рука Вону снова находит лицо Мингю, касаясь так осторожно и нежно, что Мингю чувствует себя чем-то драгоценным, а не двадцатиоднолетним придурком с единственным талантом — умением доставать языком до локтя. Мингю приоткрывает левый глаз, который не накрыт пальцами Вону, и усталая, покорная улыбка растягивается на его лице. — Ты выглядишь напуганным. Вону не смотрит ему в глаза. Его щеки подсвечены румянцем, брови сведены вместе, и Мингю почти уверен, что чужая рука дрожит на его щеке. Мингю испытывает судьбу, подаваясь вперед, пока подбородок Вону едва не касается чужого лба, и рука старшего мгновенно замирает на коже. — Мингю, — он говорит, предупреждая, умоляя, или, может, все сразу. — Что? — Не надо. — Я ничего не делаю, — Мингю вздыхает, и сердце пробивает болью, когда он замечает, как часто вздымается грудь старшего. Ему действительно страшно, да? Мингю пугает его. — Прости, — он отодвигается, и мозг начинает погружаться в сон, хотя Мингю еще пытается оставаться на земле. — Прости, — он глупо повторяет, с трудом заставляя свои конечности двигаться, чтобы отползти и отвернуться от Вону, как вдруг старший отрывает руку от лица Мингю и опускает ее на чужое бедро, останавливая от движений. Вону все еще дышит слишком быстро, но его ладонь медленно соскальзывает к пояснице Мингю, не прижимая ближе, но просто… держа на месте. Мингю бы запаниковал, если бы не был так вымотан. Он едва может составить в голове цельную мысль, но даже так его сердце взволнованно подпрыгивает в груди. Он прикрывает глаза и опускает голову, пока лицо не оказывается в сантиметрах от шеи Вону. — Не бойся. Вону вздрагивает, крепче вцепляясь пальцами в футболку Мингю. — А ты не боишься? — Нет. — Ты вообще хоть знаешь, что меня пугает? — Вону шепчет, и в голосе слышится отпечаток улыбки, но Мингю даже не нужно открывать глаза, чтобы знать, что за его словами нет абсолютно ничего веселого. — Да, — Мингю бормочет. — Слишком хорошо знаю, хен. Вону больше ничего не говорит, но рвано выдыхает, щекоча тем самым лоб младшего; за окном все еще льет как из ведра, и Мингю чувствует, что сознание постепенно размывается, оставляя последним отпечатком реальности горячую ладонь Вону на его спине. Когда он снова открывает глаза, солнце поднимается из-за горизонта, а Вону уже ушел. Дождя больше нет. Мингю больше не чувствует свое тело ватным, и организм слегка наполняется энергией после целой ночи сна. Он проспал целую ночь. Мингю не помнит, когда такое случалось в последний раз. Он усаживается на кровати с опухшими глазами, взъерошивая собственные волосы, и чувствует, как одеяло сползает с тела. Подождите, одеяло? На нем не было никакого одеяла прошлой ночью, разве нет? За завтраком он спрашивает бабушку, не приходила ли она накрыть его с утра, и она отрицательно вертит головой. После этого Мингю не может перестать улыбаться. Раньше Мингю очень хорошо ладил с детьми. Когда он был в старшей школе, все в округе хотели, чтобы он посидел с их малышами, когда нужен был кто-то, чтобы присмотреть за ними, и Мингю с радостью соглашался, потому что ему нужны были деньги, и — как уже было сказано — дети просто обожали его. Это длилось до той ночи, когда он приглядывал за Ханылем, шестилетним сыном соседей, и случилось что-то ужасное. Мингю всегда удостоверялся, что дети находятся в поле его зрения все время; он ставил телефон на беззвучный режим, чтобы направить все свое внимание в дело. Ханыль был маленьким ураганом: этот ребенок бегал вокруг, пока не истрачивал всю энергию в своем маленьком теле и не засыпал без задних ног на полу посреди кухни или сидя на унитазе. Ханыль души не чаял в Мингю, как и его родители, и, наверное, это и стало причиной тому, что так ночь оказалась такой травмирующей для Мингю. Он отошел в туалет ненадолго, убедившись, что Ханыль был надежно устроен на диване, где они смотрели по телевизору детскую программу, которую тот всегда смотрел перед сном. Это не могло занять больше трех минут, он уже мыл руки в раковине, когда услышал звук разбивающегося стекла и Ханыля, завывающего изо всех сил. Мингю понесся к ребенку так быстро, что едва не раскроил себе череп, когда его носки заскользили по паркету, и его сердце обвалилось в пятки, едва он увидел маленького Ханыля сидящим на кухонном полу рядом с разбитой стеклянной чашкой в крови, льющейся фонтаном из его подбородка, как из какого-нибудь шланга. Ханыль плакал, заикаясь и содрогаясь от боли, пытаясь объяснить, что случилось — мальчик пытался достать чашку с полки, но его колено соскользнуло со столешницы, и он влетел подбородком прямо в стекло, когда упал. Мингю не особо помнит, что произошло дальше. Все было словно в тумане: Мингю вызвал скорую, пытаясь остановить кровь и успокоить перепуганного зареванного Ханыля, он сообщил соседям о том, что случилось с их сыном, и отец мальчика накричал на него, потому что был в ужасе, увидев своего ребенка покрытым кровью в окружении медиков. Мингю больше никогда не присматривал за детьми после этого, даже когда родители Ханыля извинились перед ним несколько дней спустя и пытались убедить его, что это был несчастный случай и Мингю был не виноват. Но это не имело никакого значения, потому что Мингю не мог даже подойти к ребенку, не вспоминая при этом залитое кровью лицо маленького Ханыля. Когда его двоюродная сестра родила своего первого ребенка, все нутро Мингю кричало ему взять на руки это маленькое чудо, потому что Мингю любит детей, но страх навредить малышу был настолько непреодолимым, что он выглядел, как мудак, когда отказался прижать ребенка к груди. Мингю сейчас не сравнивает Тыкву с ребенком. Но с другой стороны — сравнивает, потому что, когда пес ранится, Мингю чувствует себя перепуганным шестнадцатилеткой, каким был тогда с Ханылем, и он погружается в панику. Они даже не делали ничего опасного. Мингю просто отвлекся на проезжающую мимо машину и не заметил, как Тыква попытался пролезть под металлическим забором, от которого Мингю обычно держит его подальше, потому что на прутьях зачем-то установлены колючки. Он слышит, как собака взвывает, тут же оборачивается с беспокойством и резко бледнеет, потому что шерсть на спине Тыквы начинает окрашиваться в красный. Мингю падает на колени перед ним, неуверенно водя трясущимися руками над спиной пса, не касаясь, и болезненный полный страха скулеж Тыквы словно сжимает его сердце в тисках. — Э-эй, дружище, все в порядке, — Мингю пытается успокоить собаку, глядя его по голове там, где он не был задет. — Тыква, дай посмотреть, — глаза Мингю начинают слезиться, ему кажется, будто это Ханыль, и это так глупо, но он никогда не хотел больше иметь дело с чем-то подобным. Он никогда больше не хотел чувствовать, что кому-то больно под его присмотром. На спине Тыквы виднеется порез от задней части его шеи до плеч, может, сантиметров восемь в длину, но рана должна быть глубокой, судя по тому, какое сильное у него кровотечение. — Так, — Мингю делает успокаивающий вдох, смаргивая слезы и пытаясь мыслить здраво. — Так, друг, пойдем. В итоге Мингю несет Тыкву на руках, потому что пес не может идти, все еще тихо поскуливая Мингю в грудь, и это одна из тех ситуаций, когда Мингю благодарен себе за все часы проведенные в зале, потому что Тыква — взрослый акита-ину, и он весит около полусотни килограммов. Он натыкается на Чана, когда приближается к своему дому, и улыбка сползает с чужого лица, когда парень замечает кровь на шерсти Тыквы. — О нет. Хен, что случилось? — спрашивает Чан, расширяя глаза в беспокойстве. — Он порезался о проволоку, — Мингю объясняет чуть дрожащим голосом. — Ты не… Здесь где-нибудь есть ветеринар? Глаза Чана стреляют вокруг, словно бы он действительно тяжело раздумывает, а затем он быстро кивает головой. — Да! Да, есть в деревне неподалеку. Туда ехать, ну, минут пять! Точнее, технически она не ветеринар, но она умеет обрабатывать раны, одна лошадь как-то раз сломала ногу, и она— — Чан! — Точно, точно, прости, — Чан смущенно отвечает, уже хватаясь за руку Мингю и утягивая его за собой. — У тебя есть машина? — спрашивает Мингю, потому что он умеет водить, но у его бабушки нет машины. — Нет, но Вону-хен может тебя подвезти! — Чан ведет Мингю в направлении обратном от того, где находится дом бабушки. — Он дома? — Я видел его минуту назад. Думаю, он ушел сегодня с работы пораньше. Мингю так переживает за Тыкву на своих руках, что даже не думает о предыдущей ночи — по крайней мере до тех пор, как он оказывается перед домом Вону и парень выходит, когда Чан долбится в дверь, словно безумец. — Что с тобой не так? — Вону ворчит, переводя взгляд с Чана на Мингю — и здесь его раздражение смывается с лица, вместо этого сменяясь чем-то, от чего сердце Мингю перевернулось бы в его груди в любой другой ситуации. Но нежность в глазах Вону пропадает в ту же секунду, как он замечает Тыкву в руках Мингю, подступая ближе и хмурясь. — Что случилось? — Он порезался, — Мингю выпаливает, и его щеки загораются, когда Вону находит застывшие в чужих глазах слезы. — Нужно отвезти его к ветеринару. Ты можешь… Можешь подвезти нас? Знаю, ты, наверное, устал— — Да, — Вону перебивает. — Да, залезайте в машину. И так Вону везет их к ветеринару; Мингю сидит на заднем сидении его пикапа с Тыквой на коленях и пытается успокоить перепуганную собаку, гладя по голове и целуя шерсть. Чан остался, чтобы пойти сказать бабушке Мингю о том, что случилось, хотя парень хотел поехать с ними, и Мингю чувствует себя виноватым, потому что тот так ему помог — он решает как-нибудь загладить свою вину, когда они вернутся. Вону периодически бросает взгляды на Мингю через зеркало заднего вида, хотя все внимание младшего сосредоточено сейчас на Тыкве. Он чувствует на себе взгляд и смотрит в ответ лишь однажды, но этого достаточно, чтобы их глаза встретились, и достаточно, чтобы сердце Мингю прошило иглой от воспоминания о прошлой ночи. — Все будет хорошо, — говорит Вону, и его голос звучит так уверенно, будто он держит ситуацию под абсолютным контролем. — Тыква будет в порядке, ладно? Мингю сглатывает, проваливаясь в глаза старшего, и согласно кивает. Ветеринаром оказывается женщина средних лет, живущая в небольшом деревянном доме в деревне чуть глубже в горах. Она носит круглые очки, а ее поседевшие волосы собраны в крепкий пучок у нее на голове. Женщина узнает Вону, когда тот объясняет, что произошло, и торопит их зайти внутрь без колебаний, собирая нужные инструменты и прося уложить Тыкву на стол, застеленный чистой тканью. Чан сказал, что технически она не ветеринар, но комната выглядит хорошо оснащенной, напоминая настоящий кабинет в ветеринарной клинике. — Я училась в университете три года, — поясняет она, когда надевает латексные перчатки на руки и маску на лицо. — Может, у меня нет диплома, но я знаю, что делаю. А теперь уходите и дайте мне поработать. Мингю отрицательно вертит головой. — Я не оставлю его одного. — Малец, — женщина вздыхает и смотрит на него с раздражением. — Это всего лишь порез. Дай мне полчаса, и твой щенок будет опять счастливо носиться под ногами. — Пойдем, Мингю, — Вону вздыхает тоже и смыкает пальцы на его руке. — Просто пусть она сделает свою работу, м? — Но— Вону закатывает глаза и тащит его за собой из комнаты, прежде чем дверь захлопывается перед их лицами. Они усаживаются напротив дома на бревнах, служащих в роли лавочек, и Мингю снова не может сдержать собственные слезы. Вону слишком занят тем, что смотрит по сторонам, поэтому он не замечает сразу, но когда замечает — он бледнеет и каменеет рядом с Мингю, очевидно не зная, что нужно делать в такой ситуации. — Почему ты плачешь? Мингю шмыгает носом и трет глаза. — Потому что он поранился. Я плохо за ним следил. — Но это не твоя вина, — Вону хмурится. — Собаки постоянно творят глупые вещи. — Моя вина. Я не могу даже о собаке позаботиться. Бровь Вону вздрагивает, и он пододвигается на сидении, пока их колени не касаются друг друга. — Перестань, Мингю. Ты не виноват. С Тыквой все будет в порядке, и он все еще будет тебя любить. Я обещаю. — Но бабушка, она же доверила мне его, а я просто— — Перестань, — Вону перебивает, сильнее поворачиваясь к нему лицом. — Твоя бабушка не будет винить тебя в этом. Тыква — сумасшедший пес, знаешь? Однажды он отравился шоколадом, потому что съел половину торта, который твоя бабушка выбросила. Он тогда пережил это. Какой-то порез по сравнению с этим — ничто. Нижняя губа Мингю начинает дрожать, и он издает что-то между хныком и смешком. — Бедный малыш. Вону смотрит на него с небольшой улыбкой. — Не плачь больше, хорошо? Мингю вздыхает и поднимает взгляд, только сейчас понимая, как близко друг к другу они сидят, и его сердце пропускает удар. — Спасибо, что подвез. Глаза Вону пробегаются по чужому лицу, и он вздыхает, качая головой. — Конечно. И Мингю хочет сделать что-нибудь, например, схватить старшего за руку или поцеловать в щеку, но он не может, он не сделает этого, и поэтому Мингю чувствует себя опустошенным и жалким, несмотря на натянутую на лицо улыбку. Вону все еще смотрит на него, выискивая глазами и держась жутко скованно, пока мимо не проезжает машина и не сигналит, отчего они оба отскакивают друг от друга, как от огня. И так они сидят все следующие двадцать минут, прежде чем ветеринар зовет их зайти, и Мингю просто рад скрыться от Вону и от того, что тот делает с его сердцем. Тыква все еще лежит на столе, но он начинает вилять хвостом, как только замечает Мингю, и парень снова заливается слезами, подлетая к собаке, чтобы обнять, осторожно следя за тем, чтобы не касаться свежих швов на спине пса. — Тыква, — Мингю протягивает, лохматя шесть на собачьей голове, и дрожащая улыбка растягивается на его лице, когда тот лижет его в нос. — Прости меня. Обещаю, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось снова. Только не пугай меня больше так, хорошо? Тыква лишь сильнее виляет хвостом и спокойно моргает, уставившись на Мингю, что тот воспринимает как извинения и как обещание. Вону следит за ним из другого угла помещения со странным выражением лица, и Мингю пытается не обращать внимание. — Я дам тебе немного лекарства, которое нужно потолочь и прятать в его еде следующие три дня. И приглядывай за швами. Если кожа начнет выглядеть красной и опухнет, привези его еще раз, слышишь меня? — Мы привезем, — Вону отвечает, и сердце Мингю пухнет в груди, а щеки тут же загораются от чужих слов. Путь домой оказывается заметно более умиротворенным; Тыква засыпает на коленях Мингю, и теперь это младший даже не пытается перестать глазеть на Вону. Как он может не смотреть на него? Все, что делает старший, заставляет Мингю проникаться им сильнее и сильнее. Это похоже на притяжение, и у Мингю нет ни единого шанса спастись от неизбежного падения. Не то чтобы он очень хочет спастись. Когда Вону паркуется перед воротами к дому Мингю, он тоже выходит из машины, чтобы помочь Мингю вытащить Тыкву, хотя пес выглядит способным снова передвигаться самостоятельно. — Еще раз спасибо, хен, — Мингю говорит, когда они оба стоят перед входом лицом друг к другу, а Тыква сидит рядом и с любопытством рассматривает их. — Не за что, — отвечает Вону, глядя в землю мгновенье, прежде чем собирается и смотрит Мингю в глаза. — Обращайся. Мингю прикусывает язык. Как он должен… Как он должен держать свои чувства в узде, когда Вону говорит такие вещи? Когда он смотрит на Мингю, как сейчас? Они держат взгляд еще несколько секунд, сердце Мингю тяжело сотрясается в грудной клетке, Вону выглядит нервным, а затем младший просто делает шаг ближе и притягивает парня в объятия. Он чувствует, как Вону напрягается в его руках, и сердце Мингю замирает, потому что, ну, что вообще он творит? Мингю зажмуривается, готовясь к ответной реакции, но ничего не происходит. Вону теплый в его руках, от него божественно пахнет, и Мингю чувствует, как чужая грудь подается навстречу, когда старший отпускает дрожащий выдох. И затем… затем Вону обнимает его в ответ. Руки Вону касаются нежно и осторожно, прижимаясь к пояснице Мингю, и младший почти чувствует дрожь от того, как кончики пальцев проходятся по ткани его футболки. Мингю даже не осознает, что сдерживает дыхание, пока легкие не поднимают бунт — потому что существует лишь Вону, слегка поворачивающий голову и зарывающийся носом ему в шею, подаваясь сильнее в объятия на мгновенье, прежде чем они отпускают друг друга от звука приближающейся машины. — Я… — Вону запинается, отворачиваясь от Мингю, но проваливаясь в попытке скрыть румянец на щеках. — Увидимся позже. Мингю сглатывает и кивает. — Хорошо. Вону разворачивается на пятках, уходя своей самой быстрой походкой из всех, что видел Мингю, и младший начинает дышать лишь тогда, когда его машина скрывается из вида. Он не знает, как долго еще стоит на месте с участившимся пульсом и почти живым ощущением тела Вону против своего, пока Тыква не подает голос негромко рядом с ним. Мингю прочищает горло и игнорирует взгляд, которым на него смотрит пес. — Пойдем. Он открывает калитку и ждет, когда Тыква зайдет внутрь, но тот продолжает сидеть на месте, все еще уставившись на парня так, будто все знает. — Что? — Мингю вздыхает. — Ты можешь ходить, давай. Тыква не сдвигается и смотрит на него грустным собачьим взглядом, отчего броня Мингю тут же пробивается, и он выпячивает губу, когда находит глазами выбритый мех на шее Тыквы и болезненно выглядящие швы на коже. — Тебе повезло, что я так сильно тебя люблю, — Мингю ворчит, поднимая пса во второй раз за день. Тыква укладывает голову Мингю на плечо и виляет пушистым хвостом. В деревне перекрывают воду, и некоторые люди в ужасе от этого. Под некоторыми подразумеваются в основном Сокмин и Сыльги, которые не привыкли жить в подобных условиях, потому что не встречаются с такими проблемами в городе. В результате этого кто-то периодически заходит к Мингю домой помыться, потому что, очевидно, у его бабушки дома есть резервуар с водой, из чего следует, что никогда они не рискуют остаться в таком положении, в котором сейчас оказались остальные. Мингю вынужден уходить при этом из дома, потому что его бабушка говорит, что это неприемлемо, если он будет прокрадываться (как она говорит) по дому, когда Сыльги и Джухен по очереди принимают душ в их ванной. На улице стоит очередной удушающе жаркий день, так что он понимает, почему люди так отчаянно хотят помыться к вечеру. Он сидит в саду, Тыква улегся в его ногах, и его шерсть облита теплом солнечного света. Швы выглядят неплохо, кожа не покраснела и не опухла, хотя это только первый день, но Мингю все равно чувствует облегчение. Бабушка не злилась на него ни капли и лишь потрепала его за щеку, когда заметила, каким напуганным и взволнованным был Мингю от всего этого; она успокоила его тем, что Тыква постоянно попадает в опасные ситуации, и Мингю не виноват в этом. И все равно, Мингю просто приклеивается к Тыкве, тайно угощая его вкусностями, пока бабушка не видит. Цветочная пыльца в воздухе слегка затрудняет дыхание, щекоча нос, и Мингю смеется, когда пес чихает, очевидно, чувствуя то же самое. Вону еще не объявлялся, и Мингю задумывается, а объявится ли вообще. Он не удивится, если нет, учитывая, что произошло вчера. Сердце Мингю тревожно вздрагивает, и он зарывается пальцами в шерстку Тыквы, надеясь немного успокоиться. Да, это были всего лишь объятия, но ощущения были намного крупнее. Ему никогда не узнать, как на это отреагирует Вону. Из того, что приходит Мингю в голову, есть два возможных варианта того, как старший теперь будет вести себя с ним. Первый: он будет делать вид, что ничего не произошло, и это наиболее вероятный исход. Второй: он будет избегать Мингю, как было после того случая на поле, только теперь он действительно будет избегать его, то есть, их дружба будет просто разрушена. Он вздыхает и откидывается на спину, прикрывая глаза от солнца. Тень опускается на него спустя какое-то время, отчего Мингю медленно распахивает веки. Это Джухен, и ее влажные волосы собраны в пучок. — Что с тобой? Мингю усаживается на земле и тыкает собаку в живот, чтобы он подвинулся и дал Джухен присесть рядом. — Ничего. — Ты выглядишь так, будто кто-то тут обидел Тыкву, — она воркует с псом, треплет его за щеку, и Тыква при этом выглядит так, будто слишком уж наслаждается вниманием. — Это как-то связано с Вону? — Чего? — Мингю усмехается, играясь пальцами с травой. — Какого хрена это должно быть связано с ним? — Сокмин сказал, что вы поссорились на днях, — Джухен вскидывает подбородок, внимая чужую реакцию проницательным взглядом. Она его пугает. У Мингю от Джухен встают волосы дыбом, потому что она будто всегда знает, что он хочет сказать, еще до того, как он понимает сам. — А, нет, — Мингю вертит головой, нервно улыбаясь. — Мы уже помирились. — Понятно, — она сужает глаза, глядя на него, пока Мингю не просит перестать. — Прости, прости. Я просто… Думаю, я немного переживаю за тебя. — Что? — Мингю хмурится. — Почему? — Потому что ты напоминаешь мне меня, — она усмехается, но ее глаза остаются серьезными, и Мингю кажется, что он должен как-то приободрить ее, вот только он понятия не имеет, как. — Я не могу поговорить так с Вону. Он как ракушка, которую невозможно открыть. Мингю отпускает смешок, не удерживая тепло, приливающее к лицу, просто потому что думает о Вону. — Да уж, звучит похоже. — Просто будь осторожен, хорошо? Мингю спешно поднимает голову от ее слов, и паника наполняет его грудь, а разум кричит она знает, но это просто смешно. Откуда ей знать? — Я не понимаю, о чем ты. Джухен бросает ему улыбку, и, прежде чем она успевает сказать что-нибудь еще, Сыльги показывается из дома, подходя к ним с полотенцем на голове. Она плюхается на траву позади подруги, оборачивая руки вокруг ее шеи и устраивая подбородок на плече. — Я чему-то помешала? — спрашивает она, когда замечает повисшую неловкую тишину. Улыбка Джухен на мгновенье дает слабину, но она натягивает ее снова и хватается за руку Сыльги, качая головой. — Нет, мы просто обсуждаем сегодняшний ужин. Глаза Сыльги загораются от упоминания. — А! Точно, Мингю, ты же придешь, да? — Какой еще ужин? — Ну, у меня сегодня день рождения, — она ярко улыбается, и Мингю может поклясться, что Сыльги светится на солнце, как гребаный Эдвард Каллен во вчерашнем фильме: настолько она красива. — Весь дом в моем распоряжении, потому что бабушка с дедушкой уехали к кому-то в гости. У них есть огромный гриль, а еще они накупили нам мяса у мясника в городе, так что я устраиваю праздничный ужин. — А! — Мингю глупо отвечает. — Эм. Ты уверена, что хочешь, чтобы я пришел? В смысле, не то чтобы я не был бы рад прийти, просто ты меня едва знаешь— — Что за бред, — Сыльги качает головой, сильнее прижимая к себе Джухен. — Я хочу, чтобы ты пришел! Я обожаю твою бабушку, а ты ее внук, так что ты автоматически считаешься классным для меня. Будет весело! Еще я попросила Сокмина купить пива и соджу. Ты же придешь, да? Улыбка Джухен смягчается, и она оборачивается, чтобы взглянуть на все еще ярко улыбающуюся Сыльги. — Можно подумать, кто-то бы смог отказаться. Мингю неловко смеется, вдруг чувствуя, что он здесь лишний, но это просто тупо. — Конечно. Я приду. — Вуху! — Сыльги шепчет, и Мингю вдруг мечтает, чтобы он мог влюбиться в нее, потому что она такая прелестная, но единственное, что он видит, смотря в глаза напротив — Вону, его очаровательная улыбка и сморщенный от этого нос; и Мингю, кажется, готов разреветься. — Бабуль, мне нужна твоя помощь! — Мингю прыгает на диван, на котором его бабушка сидит, перебирая рис, чтобы убрать камни, затерявшиеся между крупицами. — Что это такое могло бы потребовать моей помощи? — спрашивает она. Ее стопы не достают до пола, настолько она маленькая, и Мингю прячет улыбку в сгибе собственного локтя, прежде чем она успевает разозлиться. — Сегодня у Сыльги день рождения, — бормочет он. — Она пригласила ребят на ужин, но у меня нет подарка. Его бабушка поднимает взгляд и смотрит на него поверх оправы своих очков. — Ну, это не проблема. Просто принеси ей красивый букет. Мингю поднимает голову, кривя нос. — Цветы? Разве это не банально? Не хочу, чтобы она подумала, будто я ее клею. — При чем тут клей? — Нет, бабуль, это значит показывать интерес в романтическом смысле, — или сексуальном, он мысленно добавляет, не произнося вслух в страхе довести свою бабушку до удара. — А, да нет, с чего бы ей так думать? — она усмехается. — Сыльги хорошая девочка. Она не поймет неправильно. Я помогу тебе нарвать красивых цветов в саду. Говорю тебе, ей понравится. Мингю вздыхает и поднимается на ноги. — Тогда я пойду переоденусь.