F - это Fatum

      Никита помнит, как несколько месяцев назад проснулся в незнакомой квартире, и впервые за долгое время ему это совсем не понравилось. Раньше его совершенно не волновало, где и с кем он проводил время, но, видимо, с годами всё поменялось. Никите было неприятно обнаружить себя в постели с какой-то помятой девицей с потёкшим макияжем. Он быстро оделся, вызвал такси и поехал домой. Там он долго стоял под горячим душем, пытаясь понять, что с ним происходит. Он давно заметил, что его уже не так привлекали одноразовые связи на одну ночь. Вся эта череда готовых прыгнуть к нему в постель девушек и парней порядком ему надоела. Да, раньше ему льстило, что столько людей хотели его, но теперь ему захотелось чего-то большего и более осмысленного что ли.       А потом случилось кое-что, что поставило привычную жизнь Никиты с ног на голову. Они с Геной опять задержались на студии, и Никита, как водится, поехал ночевать к другу, который жил намного ближе. Конечно же, вечер закончился страстным сексом. Уж где-где, а в постели, как, впрочем, и много где ещё, у них всегда всё было охуительно хорошо. Однако, дело было не совсем в сексе, точнее, совсем не в нём. Просто Никита проснулся и ничего не почувствовал. Он встал с кровати, матрас, подушка, одеяло и бельё которой полностью его устраивали, надел свои тапочки, пошёл в ванную, забрался под душ, помылся своей мочалкой и гелем для душа, почистил зубы своей щёткой, побрился своей бритвой, вытерся своим полотенцем, обвязался им же и привычно пошлёпал на кухню.       Как обычно, на кухонном столе нашлась записка от Гены: "Яичница в сковороде под крышкой, кофе - в чайнике. Если завтрак остыл, то ты опять проебался, засоня. Я у Хэва. Не верь Багире - я её уже покормил :)". Никита усмехнулся, положил записку на место, пошёл в спальню, надел чистые трусы и майку с шортами - естественно, у него была сменная одежда в доме у лучшего друга - забрал телефон и вернулся на кухню. Он достал хлеб из хлебницы и масло с молоком из холодильника, выложил яичницу на тарелку, налил пока ещё даже почти тёплый кофе в свою кружку, добавил туда молоко и две ложки сахара и сел завтракать. Он кушал свою любимую глазунью и параллельно просматривал новости в социальных сетях, когда на него накатило внезапное осознание - ему было никак.       Никите было настолько удобно и комфортно, что создавалось ощущение, что он у себя дома. Его полностью устраивало всё, что было вокруг. Он не мог объяснить, почему это было так. Курскеев задумался о том, где ещё ему было бы так же комфортно. На ум пришли лишь собственная квартира и их с Геной общая студия. Со своим домом всё было понятно, со студией, где находило свободу их творчество - тоже, а вот с квартирой Гены всё было не так однозначно. А потом Никита подумал ещё немного и пришёл к выводу, что дело было не только в том, что его окружали его вещи в гениной квартире, но и в том, что тут были вещи Гены. И в этом была одна простая, но такая непостижимая истина - Никите было хорошо в месте, в котором жил Гена, потому что тому было тут хорошо.       Спустя пару дней он опять остался у Гены. Назавтра был выходной, и Гена в кои-то веки не вскочил спозаранку, чтобы бегать по своим бесконечным делам. Вообще, несмотря на то, что сам Фарафонов любил поспать до обеда, неуёмная жажда развития поднимала его с кровати рано утром, так что Никите предоставилась редкая возможность посмотреть на спящего Гену. В сущности у того было совершенно обычное лицо. Густые ресницы, крупный нос, пухлые губы, растрёпанные волосы с седой прядкой - совершенно обычная картина. Но почему-то Курскеев не мог оторвать глаз. Боже, они дружили уже полтора года и чуть больше года спали друг с другом, но Никита пялился на Гену и чувствовал что-то, чего ещё не испытывал. Что-то, что нашёптывало: "Просыпаться бы так всегда".       Никита понял, что перерос стадию поиска ничего не значащих связей. Он был готов к чему-то настоящему. А Гена был тем, с кем бы ему этого хотелось. Оставалось лишь понять, чего хочет сам Фарафонов и готов ли он к серьёзным отношениям. Курскеев перестал спать с другими, старался проводить с Геной как можно больше времени, ухаживал за ним, наблюдал за его реакцией, стал чаще у него ночевать. Фарафонова как будто ничуть не смутили изменения в его поведении. Никита заметил, что Гена тоже не спит ни с кем другим и не против проводить с ним время. Всё это внушало надежду на благоприятный исход. И Гена, как потом выяснилось, был готов к серьёзным отношениям. Только вот не с Никитой, а со Славой, с которым Фарафонов начал встречаться после случая в 1703.