Крестом и мечом

      Робб Старк сидел в кресле совершенно разбитый. Трехчасовое собрание в тесном, душном, провонявшем коноплей зале с людьми, большинство из которых он едва знал, довело его уже окончательно. И ладно если б дело говорили. Ведь по делу, большинству языками чесали, без толку. Сначала, обсуждали наличие армии и вооружения, а в частности судьбу Крайнских тяжелой и легкой бригады. Это подразделения, которые ранее использовались исключительно для набегов, охраны обозов и тому подобного. Легкая бригада состояла из драгунов, доробантов и секеев (народа жившего только в Крайне). Тяжелая бригада включала в себя приписанных к княжеству казаков и дворянского ополчения. Но в войне королей они показали себя очень плохо, а в Драконьем сражении были почти уничтожены, поэтому, большинство людей всё же хотело перевести их на основу ополчения, хотя некогда они были гвардией. Другая беда была в том, что проведенная четыре года назад крестьянская реформа начала тормозить. Из-за неудачного распределения земли и непропорциональной отмены крепостного права крестьяне начали очень волноваться.       И тут канцлер Белый встал со своего места и сказал — Я хотел бы восславить нашего короля Владимира — Это что, измена? — Нет, это всего лишь спасение нашей державы! — отвечал канцлер. — Значит измена, что ж вы переманили на свою сторону семьдесят человек и три сердюкских полка, но вы не учли одного — моего согласия…       Внезапно какой-то шляхтич достав кинжал ударил стоявшего в горло, канцлер закричал, а из горла и рта полилась кровь, раздался выстрел, и Черниговский господарь полетел с балкона с дыркой в сердце. Робб хотел вскочить, но Джон который всё это время стоял сразу за ним, поднёс к его горлу нож со словами — Дёрнешься кровь пущу! Старк вынужден был молча смотреть на то, как воевода Русский Ярёма Вишнивецкий душил верёвкой вдову Курцевич, а его сын бил ножом в живот её беременную племянницу княжну Курцевич. Пашенко достав пистоль сразил на повал «Первую саблю Румынии» Михаила Володыевского. Сопротивление становилось всё более слабым. Верные короне люди наседали, а стрельцы вышибали бердышами запертые двери. Михай правда смог зарубить саблей двух дворян, приехавших из Киева, но тут дверь другого хода вылетела и в бежали люди в кольчугах, с копьями и щитами. Сначала Робб думал было, что это его освободители потому, что северные лорды сидели в оцепенении, не зная кто за кого и кого бить надо. Но его надежды рухнули когда сразу три пики воткнулись в живот гетмана. Жемайтский староста схватив копьё бросился на Регента, в тоже время патриарх проломил череп своим крестом какому-то гроднецкому подчашию, который попытался проткнуть Князя мечом. Регент принял удар на палаш, после чего контратаковав, отсёк оберучником кисть противника. Дверь наконец-то вылетела и вбежали вооруженные копьями и бердышами стрельцы которых вел полковник Иван Богун. Он одним взмахом бердыша перерубил голову Яна Скшетуского…       Наконец, когда все оказывающие сопротивление были убиты или схвачены, пленников поволокли на майдан, когда их вытащили на крыльцо. Регент же вовсю распинался перед взбешенными людьми. — Эти люди виновны в том, что попытавшись силой сместить нашего государя, нарушили волю Господа нашего и детей его. Какое же наказание заслуживают они? — «Смерть!!! , смерть!!!» — и огромные толпы народа бросились к ним. Чекистов раскидали, как детей, хотя они наверно и не пытались спасти пленников. Роббу наверное одному повезло спастись, но и то потому, что он стоял окруженный вооруженными людьми и северянами. Несколько тысяч кинулись на обреченных и стали разрывать их в куски, воя и борясь друг с другом за возможность протиснуться к жертвам. Их топтали ногами, из их тел вырывали клочья мяса. Сброд топтался, сбившись вокруг них в жутком конвульсивном порыве разбушевавшейся толпы. Окровавленные руки то вздымали десятку бесформенных, потерявших вид человеческих трупов в воздух, то опять швыряли наземь. Те, кто не смог пробиться, вопили как резаные: одни требовали, чтобы жертв швырнули в воду, другие — чтобы затолкали в бочки с горящей смолой. Пьянь затеяла меж собой свару. В припадке безумия подожгли две огромные бочки с водкой, которые осветили эту дьявольскую сцену переменчивым голубоватым светом. С неба же взирал на нее тихий, ясный и погожий месяц.       Через несколько дней после попытки переворота Джона вызвали к Регенту. Тот сидел на своём ледяном троне. — Вызывали ваша светлость? — Да, было дело, скажи мне, Джон, что движет тобой, я если честно, думал, что ты поможешь своему брату. — У меня не было, нет, и не будет, ни братьев, ни сестер, ни родных, ни каких-то ещё родственников. — А с чего это? Мы убили твоего отца и дядю. Ты должен нас всех тут ненавидеть, а что делаешь ты? Ты помогаешь нам пресечь заговор, помогаешь вырезать всех его участников, кроме Старка. Я удивлён этому, впрочем, это не столь важно, а то, во что я сейчас хочу посвятить тебя — стОит внимания.  — И что же это? — Я собираюсь напасть на Вестерос, на весь Вестерос. Я хочу отомстить этим лживым, высокомерным выскочкам и подонкам. Они не сделали и дециллион того, что сделал я для своего народа. Но имеют наглости решать как нам тут жить. Я знал многих достойных Старков и я очень разочарован, что нынешнее поколение опустилось до такой степени. Помню, как-то сказал Торхенну Старку, что Эддард — Десница. Понимаешь, Старк будет служить даже не Таргариену, а всего лишь его бастарду, а потом и вообще — златовласому ушлёпку, бастарду бастарда. Он сказал мне — Да ладно, всё обойдётся, не каркай! Сейчас он наверно в гробу, в крипте вертится, а вместе с ним и Теон, Брандоны Крушитель и Строитель, Криган, Джон, Родрик, Калан и Дорен. — Сколько же вам тогда лет? — задал вопрос Джон. — Пятнадцать тысяч лет. Не смотри на меня так. Я кое-как замаскирован магией. Семь веков я был там за Стеной. Недавно вернулся. До Стены — мотался по Вестеросу. Зырил достопримечательности, заезжал в Валирийскую империю бывал в Моссовии. Добротное скажу сразу место, особенно если хочешь овладеть магией. Она, конечно, силам Севера и Детей Леса ни чета, но шарики огненные бросать научиться можно. — Но как вам всё это удаётся? — Просто, только моё кресло было здесь вечным. Мы ведём счет не от прибытия в Вестерос, а то я был бы просто Владимиром. Я вижу много, слишком много. Я должен пойти туда, я сожгу и вырежу Королевскую Гавань, сожгу бордели и сотру с земного лика септы и замки. Септонов сожгу в кострах за идолопоклонство и никто меня не остановит. Но мой конец близок меня убьют там. — Что же будет потом? — Ничего просто потом все мы погибнем. Я воюю, что бы проиграть. Тогда и только тогда «Отравленная земля поглотит всех, а освященная земля скроется под водой.» — Я не понимаю, — растерянно проговорил Джон. — Тебе пока не нужно это знать. Иногда, когда мы открываем дверь, мы можем лишиться головы не зная, что если мы не откроем, то станем богаче в двое, и знатнее в трое, чем до этого! — Да, но зачем вы говорите это мне? — Скоро война Джон, если точнее говорить, через два года потому, что именно столько продлится эта зима. Так я вижу, и это говорят ледяные ведьмы, ибо в нашей земле, ледяной магией кроме меня могут пользоваться лишь женщины. Когда зима кончится, мы нападём, а двух лет тебе хватит Джон, что бы определиться и решить, кому ты должен служить: мне, своему тестю, или своему дяде. Знаешь, во всех частях мира меня изображают скелетом с косой. Кто-то называет меня Смертью, а некоторые говорят, что я Неведомый. Я хорошо награждаю своих слуг… — сказал он и вдруг подойдя впился поцелуем в губы Джона — Теперь на тебе моя печать. Когда я уйду, а тебя убьют, ты не умрешь, нет, ты встанешь на один конец Великой восьмёрки и будешь убивать всех, кому надо умереть. А теперь иди, мне надо отдохнуть…