Мне это снилось

      Война окончилась победой, но радость от нее была переполнена печалью. Печалью по разрушенному спокойствию, по погибшим. Какаши скорбел по потерянному другу, скорбел, что они стали врагами.       Скорбел, что у него не осталось ничего. Уже почти неделя прошла как отгремел последний бой, а Какаши с тех пор почти не приходил в себя. Пока он спал его тело и чакра восстанавливались, раны медленно, но затягивались. А во сне было приятно пусто, не было потерь и огорчений.        Он приходил в себя, но не на долго. И реальность казалась ему сном, фантастической и размытой. Но он уверенно шел на поправку и врачи утверждали, что со дня на день он придёт в себя окончательно. Что же, это подтверждалось тем, что сон стал не таким глубоким.       Хатаке через сон чувствовал слабый запах гари, запах медикаментов и лечебных трав. Он слышал голос Наруто и Сакуры, которые иногда навещали его. Он слышал как приходил на костылях привычно весёлый и энергичный Гай. А ещё он слышал как возмущался врач, что с палаты Какаши сделали едва ли не проходной двор, а пациенту нужен отдых. Но посетителей было все так же много.       В этот раз сквозь сон пробивался далёкий, но знакомый запах. Какаши путешествовал по тьме сна и вместе с этим пытался найти на задворках памяти этот запах. Но вместо этого он вспоминал картины давно ушедшие. События, которым было уже почти четыре года.       Эти воспоминания отдавали уютным теплом. Вокруг бегал и веселился Наруто, упертый, наивный, сильный. От него, казалось, пахло солнцем. Саске сидел в тени дерева, иногда бросая взгляды на суетящегося товарища. Он напоминал мрачного призрака, не сумевший отпустить прошлое и от того от него разило, едва ощутимо, тлением и печалью, гневом и влажной сыростью.        Сакура сидела на солнце и едва заметно улыбалась, подставляя лицо теплым лучам. Она была на удивление спокойной, казалось, её разморило чувство уюта. Её волосы трепал слабый ветерок от чего они развивались и напоминали лепестки сакуры. От нее пахло этим цветением и шквалом. Её запах был так же противоречив, как и она сама. Сильный ветер и нежный цвет дерева.        Он не знал, что его память сохранила такие мелочи, как запахи. Для него было неожиданностью, что он знает, как пах тот день.        Немного в стороне сидела Сайго. Милая, вежливая и одинокая Сайго. Её образ отдавал в груди болезненностью и горьковатой тоской. Казалось, она сделана из тумана. Эфемерная, далёкая и печальная.       Она обнимала свои колени и смотрела на небо, слегка запрокинув голову. Солнечные лучи подсвечивали ее темные глаза и от того казалось, что они светятся изнутри каким-то магическим светом. Они распахнуты в каком-то удивлении и от того девочка казалась совсем ребенком. От неё всегда веяло светлой печалью, травой и лёгким ветром. Но эти запахи перекрывает насыщенный запах лаванды.       Такой же запах, какой сейчас выталкивает его из сладостного сна о прошлом, без чувства вины и беспокойства. Он тяжело приоткрыл веки, в этот раз пробуждение давалось тяжело, как будто он просыпался через силу, делая над собой усилие. Картинка перед глазами была слегка размыта, что не поймёшь сразу действительность это или сон, мираж.       Рядом с его кушеткой стояла табуретка, ту часто кто-то занимал, в этот раз её занимала девушка. Какаши всматривался в её образ до рези в глазах, не желая обмануться. Девушка сидела к нему в пол оборота, она склонилась над книгой, читая, держа ее левой рукой, а правая лежала на его койке. Её темные волосы спадали на лицо и спину черным водопадом.        Он не мог быть уверенным, что это Сайго, тот ребенок, что пропал бесследно, но внутренний голос утверждал, что это она. Он прошептал её имя, но так тихо, что сам не был уверен, сказал ли это.        Какаши немного подвинул руку и неуклюже коснулся пальцами к правой руке девушки, стремясь привлечь её внимание. Та вздрогнула, выронив книгу и та с громким стуком упала на пол, захлопываясь. Казалось, это все длилось бесконечно долго, но правда была в том, что девушка в следующее мгновение как её кожи коснулись мозолистые пальцы подняла глаза на своего учителя.        Широко распахнутые, темные глаза, которые светились чем-то изнутри. В этот момент Хатаке понял, что не ошибся. Это была Сайго.        Повзрослевшая, изменившаяся, но все та же его ученица, которая говорила с ним на равных и тренировалась до изнеможения.        На девушке не было протектора и от того была видна светлая кожа лба. Щеки утратили детскую пухлость, от чего лицо казалось более вытянутым, а глаза больше. Одна прядь, которую девушка до этого заводила за ухо, выбилась и ниспадала черным росчерком на молочную кожу. — Сенсей, — тихо сказала девушка, а после мягко улыбнулась.        Она улыбалась не широко, лишь приподняла уголки губ, но все равно выглядела радостной. С этой улыбкой её лицо приобрело какую-то мягкость, от чего хотелось улыбаться в ответ. Девушка положила свою руку поверх руки наставника, как будто позволяла ему убедиться, что действительно здесь. В этом жесте было столько мягкого стремления успокоить, что Какаши не мог противиться желанию вновь погрузиться в сон. — Спите, вам нужно набираться сил. А когда вы проснетесь я буду здесь, обещаю.        Как только эти слова прозвучали его глаза закрылись и мужчина погрузился в сон. Спокойный и размеренный, окружённый приятным запахом лаванды.       Четыре года назад Сайго как будто испарилась. Он пытался её найти, но это было бесполезно. Хокаге как будто намеренно не давал ему это сделать, несколько раз вызывал на разговор, где не скрывая своего недовольство отдавал приказ сделать вид, что никогда у него не было четвертого ученика. Хирузен уничтожил все документы, все подтверждения о существовании девочки, Хатаке был уверен, что это сделал именно он. От того единственное подтверждение, что Сайго когда-то жила в деревне была память людей. И фотография. Единственная фотография, на которой запечатлена вся команда, сделанная до исчезновения Сайго.        Наруто, Сакура и Саске были встревожены смутным объяснением того, что случилось. Но Какаши понимал, что скажи он своим ученикам, что возможно Сайго грозит опасность и Наруто не оставил бы попыток найти и спасти подругу. А это могло стоять ему даже жизни, если вспомнить навязчивые рекомендации Хирузена не распространятся и произошедшем.       А после начался экзамен на чунина, сорвавшийся джинчурики Гаара, смерть Хирузена, уход Саске. А после Наруто нашел себе учителя Джираю, Сакура ушла в ученики к Цунаде. Возле Какаши не осталось ни одного ученика и если он мог не беспокоиться о Сакуре и Наруто, даже в неком роде за Саске, Наруто не оставлял попыток вернуть того в деревню, то воспоминания о Сайго отдавали болью и тревогой. Неизвестность пугала, заставляла представлять самое худшее. Он даже не знал жива ли она. Не знал куда пошла, с кем и почему. Не знал, что с ней сделали. И если она мертва, он с ужасом понимал, что возможно никогда не узнает, кто её убил и где её тело. Даже когда Хокаге стала Цунаде он ничего не узнал о жизни или смерти Сайго. Женщина не была столь категорична как Хирузен, но она не дала ему ответа. В её словах, жестах и взгляде была жалость. Как будто ей действительно было жаль его и жаль Сайго. Но Цунаде все равно оставила его вопросы без ответов.       Какаши пугало, что Сайго была сном. От того он просыпался с некой неохотой, не хотелось покидать мир, где он знает, что с Сайго все в порядке. Знает, что она в Конохе.        Когда он открыл глаза он даже не удивился, что место возле его кровати пустует. Он надеялся, но понимал, что скорее всего, когда откроет глаза то не увидит Сайго. Но это все равно было болезненно. Она казалась такой реальной, а её рука была такой теплой. Ему кажется, что он до сих пор чувствует запах лаванды. — Большое спасибо, — услышал он приближающийся голос за дверью.        Сердце как будто пропустило удар, а после забилось в ускоренном режиме. Он знал этот голос! Как будто в один вздох он выпустил весь воздух из своих легких, а глаза удивленно распахнулись. Легкие шаги приближались, но были недостаточно близко.        Какаши, позабыв о своей не самом завидном положении, спрыгнул с кушетки, колесики той немного поехали и она стала наискосок, а легкое одеяло упала на пол половой тряпкой. Он преодолел расстояние к двери в один прыжок, не обратив внимания на пошатнувшуюся стойку с капельницей, иголка легко выскользнула с его руки. Ощущение от этого даже не были болезненными, скорее немного покалывающие. Такие легкие, что он даже не заметил этого.        Схватив ручку двери он в одно движение дернул дверь, та с грохотом распахнулась, давая возможность рассмотреть удивленную девушку замершую возле двери. Какаши с какой-то жадностью рассматривал удивленно распахнутые глаза. Девушка несколько раз моргнула в недоумении, глядя в его лицо, закрытое маской.        Это была Сайго. Все та же светлая кожа, темные волосы, но теперь во много раз длинее, те же темные глаза.        Хатаке сгреб её в объятия, уткнув девочку носом себе куда-то в ключицу. Вышло неловко, немного неуклюже, но он услышал как девушка тихо и как-то ласково рассмеялась. Она положила свои ладошки ему на спину. Верхняя часть его тела была прикрыта лишь бинтами, которыми перевязали раны, если не считать маску, от того прикосновение кожи к кожи ощущалась очень ярко.        Девушка повернула голову и Хатаке мог чувствовать легкую улыбку, которая была на губах Сайго. — Я тоже по вам скучала, сенсей, — с безобидной подколкой сказала девушка.       И это как будто привела его в чувства, он крепко вцепившись в её предплечья отодвинул от себя на расстояние вытянутых рук, внимательно её разглядывая. Девушка безоговорочно позволяла это делать, смотря в лицо, как будто могла видеть сквозь маску. Ран или шрамов на теле девушки он не заметил. Как и какого-то оружия или протектора шиноби.        Если раньше девочка выглядела не похожей на шиноби, то сейчас это только усугубилось. Одета в обычную гражданскую одежду — черные бриджи немного ниже колен и майку с V-образным вырезом. Глаза были немного подведены, а на губах светло-красная помада. Длинные для шиноби ногти окрашенные в черный цвет. — Где ты была? Что случилось? Я искал тебя! — взволновано сказал мужчина, а Сайго улыбнулась и это вызвало у него приступ нежности вперемешку со злость. Он волновался, извелся, а она улыбается! А нежность от того, что это ведь была Сайго. Та самая маленькая девочка. — Пойдемте, вам нельзя вставать. Я все расскажу позже.       Сайго приобнимая мужчину пыталась помочь добраться до кровати. Но того покинули все силы, как будто они все ушли на то, чтобы добежать до двери. Потому девушка практически тащила его на себе, тот повис на ней, одна рука свисала с её плеча, второй он опирался во второе плечо и болезненно морщился.        Усталость и тянущая боль мешала даже держать спину ровной, потому он утыкался подбородком в темную девичью макушку. В нос набивался, как вата, насыщенный запах лаванды и Какаши с жадностью вдыхал его. Прежде он не чувствовал такого насыщенного запаха.        Тонкая рука слишком явно чувствовалась на обнаженной коже. Как будто все рецепторы были слишком восприимчивы, от того даже это прикосновение отдавало тянущей болью. Девичьи руки были прохладными, но Какаши казалось, что они ледяные и от этого прикосновения как-то болезненно бежали мурашки вверх по спине, до самой кромки волос.        Путь к кровати показался бесконечно долгим. Если когда он спохватился с кровати ему казалось, что путь занимает всего секунду то теперь, когда сил не было, путь к кровати занял не меньше минуты. И только сейчас Какаши заметил, что в нескольких метрах от его кушетки стоит ещё одна. На той, покрытый бинтами, лежал человек. Плотный слой бинтов был испачкан чем-то желтоватым, что проступало даже через такое большое количество ткани. Кое-где виднелись кровавые разводы. Руки, лицо, ноги и туловище было как-то изломанно, он казался обрубком, не человеком. В горле появился комок и подступила тошнота.        Какаши отвёл взгляд и наклонился ниже, утыкаясь носом в волосы девушки, когда ему показалось, что даже на таком расстоянии ему показалось, что он может ощутить тошнотворно-сладкий запах гноения. Практически все лицо человека было покрыто бинтами и лишь вмятины и пятна говорили о том, как искажаться черты того. Его губы были практически белыми, сухими и приоткрыты в беззвучном стоне.        Какаши практически упал на кровать, а Сайго пришлось упереться ладонью в койку, чтобы не упасть вслед за ним. Мужчина тихо простонав неловко перевернулся, загнанно дыша, как будто это движение и эта короткая прогулка забрала все его силы. Сайго тоже загнанно дышала.       Она осталась такой же хрупкой от того было не удивительным, что для неё тащить на себя его — здорового тридцатилетнего мужчину весом почти семьдесят килограмм было сложнейшей задачей.       Грудь Какаши высоко поднималась при дыхании от того проступали ребра на глубоких вдохах. Он опустил взгляд, глядя на девушку. Та практически упала на стоящий рядом стул и легко, еле заметно улыбалась. Глядя на её лицо, на её хрупкую фигуру Какаши заполняла болезненная нежность, усталость и щемящая тоска. Он не рассчитывал уже когда-то её увидеть, потому сейчас он даже не мог понять, что же он чувствует. Сайго была болезненным воспоминанием, а теперь была явью и глядя на неё хотелось позорно разрыдаться.        Они сидели в молчании. У Какаши было так много вопросов, но он не решался задать их.       На эной минуте тишины девушка взяла с небольшой тумбочки яблоко, нож и маленькую тарелочку. Она умело и ловко начала чистить яблоко. Красноватая шкурка лентой повисала, закручиваясь, на некоторых частях грозясь оторваться. Какаши смотрел как тонкие пальцы осторожно сжимают сочную мякоть, как ловко нож по ведению девушки отрезает кожуру.       После она начала нарезать яблоко на дольки все в той же тишине. Он как-то завороженно смотрел на неровные части. Как Сайго аккуратно слаживает в их тарелку. Яблоко еле слышно потрескивало под ножом, по воздуху разнеся насыщенный яблочный запах, который мужчина с жадностью вдыхал.        Когда он был маленьким его отец запекал для него яблоки, когда не был на задании. Они вместе нарезали яблоки и кухня наполнялась этим запахом.        Он прикрыл глаза, глубоко вдыхая запах.        Когда они только стали командой — беззаботное сладостное время. После очередной миссии D ранга они упали под яблоню. Наруто тут же нарвал себе, с жадностью уплетая яблоки. Саске гордо отказался, Сайго взяла одно. Она сидела рядом с Какаши, слегка неловко протирая яблоко насыщено красного цвета, на боке которого поблескивал лучик солнца. Она укусила спелый бок и сочная мякоть брызнула, вымазывая губы девочки в сладком соке. Она неловко вытерла их тыльной стороной ладони, как-то по детски улыбаясь. В её темных глазах блестели лучи солнца, они казались ещё темнее, они казались волшебными. Её лицо стало очаровательно невинным и беззащитным. Она была как героиня вечной драмы. Она была самой трагедией. Пропитана светлой печалью, бесконечным одиночеством.       Глухой удар вывел его из воспоминаний.        Какаши распахнул глаза, глядя на упавший на пол нож. По среднему пальцу правой руки девушки скользила алая полоса, обвивая палец подобно объятиям питона. Темная капля сорвалась с кожи, падая на пол рядом с ножом, разбиваясь и оставляя за собой пятно.        Сайго подняла нож, а после положила его на тумбу. Вытерла кровь со своей руки, каким-то ужасающе привычным, лёгким движением. А Какаши с ужасом понял, что она все та же героиня трагедии. Её глаза все те же не сулящие ничего хорошо. В изгибе её губ, коже, волне волос было что-то, что делало её печально трагичной.        Она откусила от одной из долек где-то половину. Брызнул сок, делая ее губы сладко-липкими, но теперь в ней не было того детского очарования, как когда-то давно. — Возьмите, — девушка поставила тарелку возле него, проглотив оставшуюся часть яблочной дольки.        Какаши послушно взял дольку, как будто у него не было выбора. Девушка безропотно отвела взгляд, давая возможность не волноваться о тайне своего лица. А Хатаке с каким-то непониманием осознал, что если бы даже девушка не отвела взгляд он бы все равно снял маску.        Это яблоко показалось ему самым вкусным за всю его жизнь. Насыщенный вкус ударил по рецепторам, яблоко хрустело под зубами. — Я не могу рассказать, — еле слышно заговорила девушка, не поднимая не него взгляда. Она смотрела в белизну койки, нервно облизав губы, — хочу, но не могу.        Какаши молчал, внимательно глядя на девушку, давая ей возможность продолжить. Он хмурился, потеряв привычную беззаботность. — Кому как не вам меня понять! — как-то истерично воскликнула девушка, поднимая на него взгляд.       В её темных глазах читалась мольба, просьба понять её. Её губы болезненно искривились и девушка опустила взгляд, как будто устыдилась своей реакции. Какаши понимал, что должен сказать что-то, успокоит. Сайго нужно было утешение, она хочет слышать, что все нормально. Но Хатаке не мог ей этого дать, потому мрачно молчал, внимательно глядя на девушку.       Сайго стыдливо отводила от мужчины взгляд, потеряв свою вечную холодность и невозмутимость. Какаши с каким-то удивлением обнаружил, что девушка стала немного эмоциональней. — О некоторых заданиях нельзя говорить… — еле слышно сказала она, как будто пыталась оправдаться. Заслужить прощение и понимание. — Я знаю, — хрипловато ответил Какаши, — но я не могу сделать вид, как будто все нормально. — Я понимаю, — вздохнула девушка, нервно сжимая кулаки, все так же не поднимая взгляда. И пусть она согласилась, но по её вздоху было понятно, что она надеялась на совершенно другие слова.        Девушка подняла взгляд на часы, с каким-то сожалением поджав губы, и положила руку на кисть мужчины. — Мне сейчас нужно уходить, но я вернусь, — сказала Сайго сжав на мгновение его запястье, перед тем как выскользнуть тенью прошлого с комнаты.       Какаши перевел взгляд с двери на свое запястье. Перед тем, как исчезнуть на четыре года она так же само сжала его запястье. Это было последнее, что он помнит о ней.        Девушка закрыла за собой дверь и быстрым шагом пошла по коридору, как будто боялась встретить кого-то из знакомых. Но это была правда. Она не была готова к встрече с кем-то из её прошлого. Не была готова объяснять, не была готова принять. Её жизнь слишком изменилась, она слишком изменилась.       Наивная девочка, которая жаждет силы и признания осталась в прошлом. И она не знает, найдется ли изменившейся и повзрослевшей ей место в этой деревни.        Она не хотела возвращаться. Эти четыре года Коноха для неё была мрачным местом и с каждым днём проведенным вне деревни, с каждым днём когда она все больше и больше погружалась в свой нынешний быт она все больше ненавидела это место.        Её работа слишком переплетена с политикой и интригами, а её бывший дом — Коноха, занимал почетную нишу на этом поприще. Место, которое создаёт красивый фасад. Фасад благородства. Но она видела слишком много, чтобы повестись на это.        Пик её ненависти к этой деревни пришёлся на время, когда девочке только-только исполнилось шестнадцать. Она помнит ненависть, что поглотила её душу подобно какому-то потоку. А после началась война. И странно то, что как будто пролитая кровь смыла эту ненависть.        Коноха это не только то, чего она насмотрелась за эти года. Коноха это ещё шиноби. Шиноби, которыми она восхищается и по сей день. А ещё там её бывшая команда. И её бывший сенсей.        Девушка задумчиво завела темную прядь за ухо, отмечая боковым зрением прошедшее мимо зелёное пятно. Она обернулась встречаясь взглядом с недоуменным взглядом Гая, который тоже обернулся, глядя на неё. Сайго еле заметно улыбнулась, надеясь, что в этой улыбке не скользит растерянностью, которую она сейчас испытывает. А после попыталась быстро скрыться. По лицу Гая было понятно, что он не узнал ее. Но чем дольше он будет вглядываться в её лицо, тем большая вероятность, что он вспомнит ту маленькую девчушку с команды друга.        Гай как-то потерянно зашёл в палату Какаши, плюхнувшись на табурет, непривычно задумчивый. — Что-то случилось? — настороженно поинтересовался Какаши. — Только что встретил в коридоре девушку, — задумчиво сказал джонин, — красивую такую, брюнетку. Лет восемнадцати, наверное. И я не могу понять, на кого она похожа. Такое чувство, что я её где-то видел. — Это была Сайго, — спокойно сказал Хатаке, как будто в этой новости не было чего-то удивительного. Как будто не появилась будто из воздуха пропавшая четыре года назад девчушка. — Ты шутишь! — комично округлив глаза, завопил Гай.       Какаши слегка качнул головой, как будто говорил: «ты можешь не верить». — Нужно ее догнать! — возбуждённо воскликнул джонин.       Какаши молчал перевел взгляд на окно. За стеклом виднелась голубая гладь неба, напоминая о солнечных днях прошлого.        Сайго же вышла из больницы, низко опустив голову, скрывая лицо за волосами. Больше никто не обратил на неё внимания, не нашел знакомого в её чертах. Но девушка все равно опасалась быть узнанной.        У входа в больницу, настораживая окружающих, стоял высокий мужчина. Он натянул на голову капюшон и засунул руки в карманы. Как только Сайго вышла из дверей он медленно и как-то фривольно пошел в сторону девушки, а после кинул ей в руки такой же балахон как и у него, который Сайго тут же натянула.       Девушка низко опустила темный капюшон, скрывая лицо в тени. Лишь черты нижней части лица немного угадывались, аккуратный изгиб губ и острый подбородок.        Ткань была тяжёлой и в ней было жарко, укутавшись в такое лишь привлекаешь внимание. Но и у такого покрова было преимущество — никто с уверенностью не сможет сказать кто же скрывается в тени. Мужчина или женщина.        Сайго бросила быстрый взгляд на стоящего рядом. Пожалуй, никто не усомниться, к какому гендару он принадлежит. Слишком высокий и массивный, чтобы быть женщиной, слишком широкий разворот плеч.        Араши не был гигантом, он был выше среднего роста. Немного выше двух метров, что бывало встречается среди шиноби, но на фоне миниатюрной Сайго он как по волшебству казался ещё больше и устрашающе. Сайго же напротив казалась ещё меньше, ещё более хрупкой. Она всегда смотрела на Араши снизу вверх и от того без препятствий могла разглядеть нижнюю часть лицо того. Его тонкие губы были привычно растянуты в ухмылке и даже несмотря на темноту покрова Сайго могла разглядеть жёлтые всполохи звериных глаз мужчины.       Мужчина пошел вперёд и девушка пошла рядом. Рукава были слишком длинными и свободными, потому полностью закрывали руки, к счастью хотя бы длина балахона была отрегулирована и тот не волочился за ней шлейфом.        Но Сакуру как-то насмешливо глядела на настороженных людей, которые бросали на них взгляды. В глазах некоторых был страх, в глазах других откровенная враждебность. Что же, это можно понять. Некоторые слишком много потеряли, от того готовы наброситься с оружием на любого мало-мальски подозрительного человека.       Девушка скользила взглядом по восстанавливающимся улочкам. Сердце сжималось, на девушку нахлынули, подобно волнам, меланхолия и ностальгия. Она едва сдерживала себя от того, чтобы не побежать по забытым, но родным улочкам. Она прикусила губу, внимательно вглядываясь в дома и места, которые когда-то были домами.        Вот на этой качели она качалась, когда была крошкой. А вот на том месте когда-то был небольшой ларек с уличной едой, которую они когда-то ели вернувшись из задания. Лица были одновременно чужими и знакомыми. Она не была в этих местах четыре года и ей казалось, что она никогда не захочет возвращаться. Но вот она идёт по знакомым и чужим улочкам. Она и одновременно с этим не она. Идёт и ей кажется, что по щекам текут слезы.        Где-то там, под землёй, лежит ее мать. А где-то в той стороне дом, где она провела все свое детство и возможно там до сих пор живёт её бабка.        Девушка глубоко вдохнула. Дорога была в пыли, некоторые дома практически полностью уничтожены. Мимо прошла молодая девушка с корзиной цветов, а за ней тянулся шлейф боли. Боли и безысходности. Только война несёт за собой столько страдания.        Сайго прижала руку к груди, как будто старалась унять его безумные удары. Она плотно сжала ткань.       Боль. Кровь и смерть. Пустота и одиночество.        Этого ли она желала этим людям?       Она почувствовала тяжёлую руку на плече и шагнула немного в сторону, прижимаясь плечом к боку Араши.