Мне это снилось

Воду озера покрывала едва заметная кромка льда. Он был настолько тонким, что напоминал паутину. Дотронешься едва ощутимо и лёд превратится в воду с тихим треском.       Девочка сидела у воды на коленях. Штаны были в пятнах, а губы побелели от холода. Она сосредоточенно их сжимала, хмуря тонкие темные брови. Она немного сутулилась и от этого темные волосы спадали на её лицо, открывая шею, та не была прикрыта шарфом или какой-то одеждой и сквозь светлую кожу проглядывались позвонки, а у самой кромки волос на затылке была еле заметная точка-родинка.        Её волосы уже порядком отросли с тех пор, как она ушла с Конохи. Что не удивительно — прошло уже пол года. Настала раняя зима. Ещё не было действительно холодно и не начались метели, но мелкие снежинки уже сыпались с неба. Многие таяли не долетая до земли, но все же несколько запутались в темных волнах волос.        Сайго было уже тринадцать. Исполнилось не так давно и это был её первый день рождения проведенный вне деревни. Первый, после того, как она приняла решение уйти.        В этот день в доме, в котором она сейчас живёт, на её кровати валялся большой плюшевый лис. Араши подарил его ей, когда узнал о её взрослении ещё на год. Лисенок был совсем не симпатичным, таких обычно детям не дарят, но Сайго он полюбился. Большой и мягкий. Первая игрушка на её памяти, которую ей подарила не мама. Кеншин же проявил свой изысканный вкус и в подарке. Он вручил ей удивительной красоты заколку для волос и только ради того, чтобы как-то одеть эту драгоценность украшенную переливающимися камнями, стоит отрастить волосы.       Девочка потянулась к воде, задержав дыхание от волнения. Она пропадала на этом озере часами уже на протяжении двух недель и единственный результат, который она получила — это лихорадка. Уже на протяжении нескольких дней температура тела не спадала до нормальной отметки, а щеки были постоянно слегка покрасневшими. Араши и Кеншин ходили вокруг нее, бросая встревоженные взгляды, но как будто не знали с какой стороны подступиться. Они оставили у ее кровати лекарства и даже попытались дать указание переждать болезнь без походов к озеру, но девочка проявила упертость, что граничила с глупостью. Хотя раньше она не замечала за собой такой недальновидности и глупости.       Под её пальцами разломался лёд и девочка опустила пальцы в холодную воду. Руку тут же сковал кандалами холод, но она уперто не вытаскивала пальцев из воды. Казалось, холод полз вверх по руке, к самому плечу и сковывал морозными оковами.        Кеншин говорил, что её предшественнику за всю свою жизнь и долгие тренировки, что длились годами, лишь однажды удалось повлиять с помощью своих способностей на окружающую его температуру. Но Сайго была уверенна, что у нее получится. Она чувствовала, что ей это по силам. Хотя вновь же, это было глупо. Её предшественник был старше за нее на двадцать лет и мог контролировать свои способности столько же лет, она же начала обучение лишь пол года назад. Но Кеншин и Араши не возражали, они как будто тоже чувствовали, что ей это под силу.        Впрочем у них была возможность убедиться в том, что Сайго намного сильнее их бывшего сокомандника. Если тот обучался некоторым техникам на протяжении пяти лет, то Сайго смогла ними овладеть за считанные недели, за что Кеншин, высокомерно ухмыляясь, говорил о том, что это он увидел её потенциал. А Араши поощрительно называл маленьким гением. Для Сайго это был повод стараться ещё более усердно.       Она немного повернула руку и от её пальцев тонкими нитями потянулся лед. Он обволакивал прозрачной пленкой её пальцы, а после медленно распространялась все дальше. Девочка завороженно смотрела на это, широко распахнув глаза и казалось, совершенно позабыв о том, что нужно дышать. Лёд растягивался невероятно красивым узором по воде от её руки.        Девочка медленно вытащила руку из воды, а лёд все креп с еле слышным треском, пока по нем не поползла глубокая трещина.       Сайго вскочила, загнанно дыша, все ещё глядя на воду широко распахнутыми глазами. На них навернулись слезы то ли из-за холодного воздуха, то ли из-за эмоций. Она со всех сил рванула в сторону небольшого домика, с дымохода которого поднималось облако темного дыма. Её дыхание практически сразу же сбилось и от её дыхания появлялись небольшие облачка пара, напоминающие вату. Волосы ветром откинуло назад, а кожу лица пощипывало от холодного воздуха. От него кожа покрывалась мурашками, но девочка не обращала на это внимания. Горло начало саднить и хотелось кашлять, но девочка упрямо сжала губы.        Она громко распахнула деревянную дверь, ворвавшись в дом. Растрепанная, с покрасневшим носом и щеками, но светящимися счастьем глазами. Волосы напоминали безумный вихрь, а на одежде виднелись пятна, но в темных глазах звёздами блестел восторг, делающий девочку поразительно красивой. — Араши! Кеншин! — слегка хрипловато воскликнула девочка, когда даже ещё не успела забежать в дом.       Восторг улетучился буквально за мгновение и девочка испуганно сделала шаг назад, прижав сжатые кулачки к сердцу, испуганно глядя на людей перед собой.        Кеншин и Араши стояли рядом друг с другом, утратившие свою беззаботность, казалось они готовы принять бой в любое мгновение и сражаться до последнего вздоха. Их фигуры были пропитаны силой и угрозой, которые она чувствовала до этого лишь смутным отголоском. Напротив них стояли четверо мужчин в масках АНБУ. Это был первый раз, когда она увидела кого-то из Конохи за эти пол года. Незваные гости повернулись в её сторону и девочка испуганно сжалась, чувствуя как сила внутри нее бунтует, желая вырваться, чтобы защитить свою хозяйку.        Араши сделал несколько шагов, полностью закрывая её от АНБУ. Теперь она видела только его широкую спину. Сайго положила руку ему на спину, испуганно сжимая в кулачки ткань его кофты, как маленькие дети сжимают подол маминой юбки, когда та знакомит их с новыми людьми.        Сайго сделала небольшой шаг вперёд, пододвигаясь ещё ближе к Араши, ища защиты. — Мы не работает на Коноху, — услышала она холодный голос Кеншина, — мы не обязаны делиться с вами информацией, которая нам известна. — Эта организация грозит безопасности Конохи. — И чего вы хотите? — Сайго услышала злую ухмылку в голосе Кеншина. Пусть тот ухмылялся часто, но так лишь тогда, когда был в ярости. Она не слышала её ни разу по отношению к себе или Араши. — Дайте нам наводку на местоположение. — Там не только торговцы секретными техниками, — подал голос Араши и его голос стал глухим, каким-то приглушённым, рычащим и гортанным. Сайго ещё сильнее сжала руки на спине, испуганно жмурясь, — и это всего лишь одно из звений цепи. — Пока мы просим сотрудничества, — спокойно сказал один из АНБУ, — пока. Дальше мы не будем такими добрыми. Если вы не способны выполнить то для чего вы нужны, то зачем нам сохранять вам жизнь? Не шиноби и не нукенины. Сайго услышала смешок в голосе Кеншина. — И вы думаете, что справитесь с нами? — С вами нет, — спокойно ответил шиноби, — но ведь не все среди вас способны защитить себя. Сайго почувствовала, как напрягается Араши, подобно дикой кошке перед прыжком. — Проваливайте, — глухо прошипел он. Девочка дернулась. Она впервые слышала у этого мужчины такой голос.       Один из АНБУ издал смешок, а после с глухим хлопком они растворились в воздухе. И только теперь она почувствовала, как дрожит.       Молодая девушка вынырнула из воспоминаний. Перед ней стояла чашка с чаем и в гладкой поверхности жидкости она видела свое отражение. Девушка с грустными и испуганными глазами. Она прикусила губу и закрыла глаза, глубоко вдыхая и выдыхая, стараясь успокоиться.       Это было давно, но воспоминания не исчезают. Если подумать, она тогда была ребенком и воспоминания должны притупиться, но этого не происходит. Ей кажется, что она помнит каждое мгновение этих четырех лет. Помнит каждую смерть.        Она педантично повернула чашку, поднимая голову, глядя на цветущее дерево. Это поразительно, но война не уничтожила все красоты природы. Лес у Конохи был уничтожен не меньше, чем на половину, но вот в самой деревни или же на окраине, где она поселилась, все ещё были поразительной красоты цветущие деревья и даже кое-где цветы.       Белый цветок сакуры сорвался с ветки, медленно кружа в причудливом танце. Девушка следила за его медленным полетом. На фоне синего неба лепесток казался ослепительно белым, в темных девичьих глазах отражалось небо с ярким солнцем, от чего казалось что удушающая чернота глаз перекрывалась светом.        Она протянула руку вперед ладонью к небу. Широкий рукав кимоно оголил её руку практически до локтя. Белый лепесток приземлился на кончик указательного пальца, скользнув своим шелковым боком по коже, перед тем как продолжить свое падение. Она закрыла глаза, рука безвольно упала на колени. Ночью она проснулась как будто от какого-то толчка. Девочка села, стараясь утихомирить безумно бьющееся сердце, прижав к груди ладонь. Но то встревоженно билось, а дыхание сбилось. Кожа покрылась холодной испариной от чего ночное кимоно прилипло к коже, а девочка начала едва заметно дрожать от холода.       Её интуиция вновь встрепенулась, как будто она услышала удары колокола и девочка вскочила на ноги. Теперь она знала, что у нее нет права не обращать внимание на свою интуицию.        Она подобно посаженому в камеру узнику подбежала к окну, положив на холодное стекло ладони. По ту сторону медленно падали хрупкие снежинки. Но от их белизны было больно глазам, по ту сторону все покрывала неестественная белизна.        Она бросила быстрый взгляд на дверь, возле той висел её плащ и девочка сдернула его с вешалки одним быстрым движением, тут же накинув на плечи. Она подбежала к окну с какой-то обреченностью и с глухим стуком распахнула его, надавив на раму. В комнату тут же ворвался обжигающе холодный воздух. Он откинул волосы девочки назад и прошёлся холодными потоками по шее и лицу, прокрался под не завязанный плащ, под тонкую ткань белого ночного кимоно.        Девочка быстро облизала губы, а после плотно сжала их, надеясь, что Араши и Кеншин не проснулись. Она вцепилась тонкими пальцами в раму, дерево кололо и грозило занозами, но она уперто подтянулась и перекинула ногу через раму. Кимоно задралось, обожая белую острую коленку. Дерево рамы содрало немного чувствительной кожи с бедра, от чего та покраснела.        Девушка спрыгнула, но не удерживались на ногах упала на колени, едва успев выставить руку перед собой. Темная волна волос упала вперёд, закрывая обзор. Девочка подняла голову, все так же стоя на четвереньках, уперто хмуря брови, от чего стала чем-то схожей на небольшую волчицу. Колени, ладони и голые стопы обожгло холодом, а на выпавшем снегу остались её следы. Ещё один удар колокола где-то в её голове и девочка сорвалась с места.        Легкие обжигало холодным воздухом, на губах чувствовалось что-то соленое, а глаза жгло. Дыхание сбилось, от ветра наворачивались слезы. Она уперто сжимала кулаки, но пальцы рук немели от холода, казалось, что её ноги вот-вот подогнутся. Она даже не понимала как далеко и куда она бежит. Она оставляла на снегу отпечатки босых ног, кое-где виднелись следы от коленей или ладоней, когда она все же падала.       Она загнанно всхлипывала, чувствуя слезы, что бежали по щекам, но от этого становилось лишь ещё более невыносимо холодно, от того она рваным движением вытерла их со своего лица.       Она остановилась мгновенно от чего едва не упала. В безмолвном крике открылся рот, а с распахнутых в ужасе глаз покатились слезы.       Старое деревянное двухэтажное здание было разрушено едва ли не полностью. Куски дерева валялись между искореженными телами. Те лежали поломанными куклами.       Девочка опустила взгляд на лежащего возле нее тело мальчишки. Ему было двенадцать. Мальчишка с курносым носом и постоянно смущённо краснеющий, он разносил заказы. Его кожа посерела, а тусклые, какие-то обесцвеченные глаза смотрели в небо. А горло пересекала горизонтальная рана с которой натекла бардовая лужа крови. Темная кровь казалась ещё темнее на белоснежном снегу, которым было засыпано все, как будто кто-то за его белизной пытались скрыть ужасающую картину. Девичий полный ужаса крик разнеся по округе.       Она упала на колени, не в силах отвести глаз, но продолжая лить слезы за каждым, что был убит этой ночью.        Она ходила в этот бар вместе с Араши и Кеншином лишь несколько раз, но этого было достаточно, чтобы впасть в ужас увидев такое ужасающее изменение.       Этот бар был одним из звеньев через которые передавали свитки с украденными техниками. Но там постоянно ошивались и обычные наемники. Парочка проституток, бедняки, бродяги, официантки. Смерть постигла всех. — Тише, — услышала она над своей головой.        Девочка подняла обреченный взгляд, как будто просила сказать ей, что это все ложь. Возле нее стояли Араши и Кеншин, обратился к ней второй. В его чертах была ожесточенность, Араши же выглядел так, как будто чувствовал вину. Казалось ему было искренне жаль, что девочка это увидела и он стыдливо опускал голову.       Кеншин поднял её на руки, положив большую ладонь на затылок, спрятав лицо девочки на своей груди и она заревела ещё отчаяние, вцепившись отчаянно в его плащ, захлебываясь слезами.       «Безопасность Конохи превышен всего», — иронично ухмыльнулась девушка, вспомнив, как горько сказал это Араши.       И АНБУ готовы устранить все и вся, что хотя бы немного несёт угрозу безопасности деревни. И не только безопасности, но это ей не сказали, она услышала это между строк в словах Араши и Кеншина. Устранению подлежит все, что несёт угрозу политике деревни, заработку и замыслу. Этот бар был перевалочным пунктом, люди, что были там не заслужили такой жестокости. Но те кто отдают приказы это не волнует. Они готовы удерживать свое положении на враньё, предательстве, крови и костях.        Половицы немного скрипнули, но девушка даже не вздрогнула, глядя на позолоченное закатом небо. Даже не глядя она знала, что это Кеншин, а так же она знала, что он позволил половице скрипнул, позволил Сайго узнать о своем присутствии. Казалось, быть беззвучным он впитал с молоком матери. Быть идеальным убийцей.        Но Кеншин не был наемником, у Сайго бы не повернулся язык так его назвать. Возможно лишь из глубочайшей привязанности. Кеншин и Араши стали её семьей, теми, кто принял её, теми кто поверил в неё. Она противоречила сама себе, утверждая, что ненавидит АНБУ за их жестокость. Ненавидит их за бесчисленное количество убиенных. Но она понимала, что почивших по вине Араши и Кеншина не меньше, но не могла винить их.        Ни для одного из них чья-то смерть не стала бы трагедией. Противоречия впечатлению, которое создает именно Кеншин был воплощением жестокости в их трио. Его оружие, казалось, было отображением его кровожадности. Он не часто его доставал, предпочитая использовать свои врожденные способности — в их команде все были обладателями улучшенного генома.        Его оружие было уникально, модифицировано для большой разрушительной мощи. Нечто напоминающее кусаригами, но лезвия по мановению руки выростали с двух сторон. Вооружившись двумя этими смертоносными косами Кеншин заливал кровью своих врагов абсолютно все.        Кеншин наслаждался смертью и болью других людей. Смотрел как те корчатся в муке с безразличным-холодом во взгляде, смотрел как иссыхает кожа, превращая тех в живых мумий. Даже если он будет идти по пути героя, встав на защиту какой-то деревни, он никогда не сможет стать одним из этих славных «справедливых» шиноби из-за того, что он не знает милосердия. По крайней мере не знал.        Если Араши приобретал жестокость постепенно, как то, что может защитить его и тех, кто ему дорог, то Кеншин как будто был рожден с ней. С самого детства он шел по головам, по крови, не испытывая раскаяния и жалости. Потому не удивительно, что ему даже не исполнилось пятнадцати, когда он встал на путь преступности. Слишком нарциссичный, жестокий и любящий нарушать правила. Он был тем, для кого правил не существует. Кеншин был прирожденным злодеем и его силу невозможно направить во благо.        Кеншин и Араши встретились примерно, когда обеим было по двадцать лет, и казалось не замечали друг друга. Их не волновало существовании друг друга, пусть они оба были в мире преступности. Между их мировоззрениями и между ними была слишком большая пропасть. Но после Кеншин проявил первую слабость, в которой не признавался — он привязался к Араши, к этому высоченному дитю, которому скоро будет третий десяток.        Вторая его слабость — это Сайго. Прошли года, прежде, чем он понял, что она меняет его, заставляя становиться более человечным. Эта маленькая девочка с грустными глазами, как будто пробуждала в нем стремление быть не только приносящим гибель ради гибели, но и защищать кого-то. Ему захотелось быть для кого-то опорой, заботиться о ком-то. А Сайго пусть и скрывала это, но жаждала, чтобы о ней заботились.        Кеншин с веселостью отметил уже спустя пару месяцев, как девочка перестает их бояться и буквально льнет, стоит Кеншину потрепать девчушку по голове или же купить какую-то сладость. Спустя четыре месяца она впервые громко и искренне засмеялась в их присутствии, как будто пружина напряжения, что сжималась где-то внутри наконец-то разжалась и девчушка смогла расслабиться. А спустя пол года она сама начала тянуться к ним, как котенок, который хочет ласки. Араши не привыкший к этому, глядя на тонкие косточки девочки и слабое телосложение, убегал, практически, в ужасе, шарахаясь от девчушки, боясь навредить ей. Но Кеншин пользовался возможность с жадностью впитать человеческое тепло.       Для него чужая смерть не была горем, но вот рискнуть домашним гением не хотелось. Потому в ту роковую ночь он взял ответственность на себя.       Араши, пусть и выглядел кровожадным и жестоким, старался не убивать и не приносить другим людям лишних мучений. Для него было бы слишком болезненно стать причиной гибели тех людей, пусть он и понимал необходимость. Кеншин был способен взять это на себя.        Он потушил светильники с едва слышным щелчком. На улице было на удивление тихо, а Араши едва слышно дышал в соседней комнате, в которую дверь была слегка приоткрыла. Дверь в комнату Сайго была плотно закрыта — нельзя было допустить, чтобы она узнала о его намерениях. Впрочем, девочка самолично часто плотно её закрывала, но если ночью ей снились кошмары она со скрипом приоткрывала её и это дарило ей чувство безопасности.        На утро они не говорили об этом, хотя и Кеншин и Араши просыпались от едва слышного скрипа, а после слышали как медленно успокаивается детское дыхание, становясь глубоким и размеренным. Если даже после этого девочке продолжали сниться кошмары, Араши мог пойти в её комнату, громко пыхтя, и свернуться на крою кровати подобно собаке, которой не разрешают спать с хозяином.        Кеншин обернулся на приоткрытую дверь. Араши лежал на боку, спиной к нему и казалось, что он даже не дышит, настолько недвижимым он был. Спина и плечи были слишком напряжеными, он как будто весь подобрался, что не давало поверить в то, что он спит. Но Араши не шевелился, не мешал ему, давая молчаливое согласие. Они знали друг друга слишком хорошо, чтобы не понять намерений. Кеншин великодушно брал грязную работу на себя.        Кеншин накинул на себя плотный плащ — он терпеть не мог снег и холод. Дверь скрипнула и мелкие снежинки залетели внутрь дома пока Кеншин не закрыл за собой дверь.       Он знал, где найти АНБУ. Те не скрывали от них своего местоположения правильно рассудив, что Кеншин и Араши не пожелают расставаться с новоприобретенный членом команды и потому выполнят условия, которые они предъявили. Но те просчитались, злорадно думал Кеншин.        АНБУ полагали, что их можно шантажировать жизнью и смертью Сайго из-за того, что та оказалась очень способной и полезной, но это было не так. Он шел на это соглашение из-за искренней привязанности и это вызывало у Кеншина, который привык рассчитывать на логику и холодны расчет, ярость. Он не позволит жить свидетелям своей слабости. Даже если они не догадываются о ней.        Кеншин пойдет на соглашение, сыграет в поддавки. Но АНБУ поплатятся за это. Он маниакально и с каким-то блаженством улыбнулся представляя картины мести за то, что своя собственная слабость заставляет его действовать.        Он по звериному облизал губы. АНБУ оказались слишком легкомысленными. Они поселились всего в пятнадцати минутах бега от их жилища, то ли решив напугать, постоянно напоминая о своем присутствии, то ли из-за того, что не рассчитывали, что роли в их игре поменяются.        Дом в котором они остановились был старой двухэтажной гостиницей. В той постояльцев было мало, едва можно было насчитать пять человек помимо самих АНБУ. Слишком непопулярное место и обветшалое здание. В таких обычно останавливались пьяницы или выбившиеся из сил путешественники, а чаще всего преступники, которым не стояло светиться в местах более популярных. Здесь можно было заткнуть рот владельцу парой монет, в более многолюдных местах так легко не отделаешься от лишнего внимания.        АНБУ расположились в одной комнате и наверняка почувствовали приближение Кеншина задолго до того, как он начал неторопливо подниматься по ступенькам. Он не скрывал своего присутствия и под его ногами скрипели ступеньки. Он засунул руки в карманы, высокомерно задрал нос, слегка ухмыляясь. Он даже не потрудился вытащить руку из кармана и постучать в обветшалую дверь, та и так раскрылась перед ним.        АНБУ, подобно тараканам, расселись по разным концам комнаты, напряженно следя за ним сквозь прорези в масках. Кеншин захлопнул дверь за своей спиной ногой, лениво оглядывая комнату, а после брезгливо скривился. — Вроде бы уважаемые шиноби, а живете в таком клоповнике, — Кеншин поморщил нос и достал одну руку из кармана, растопырив пальцы, принявшись разглядывать свои ногти, как будто рассматривать комнату было больно для его эстетического вкуса.        Он слегка перебирал пальцами и аккуратные овальные ногти иногда поблескивали в слабом освящении. Они были подстрижены и ровно подпилены. — Ты пришел для этого? — грубовато бросил, видимо главный этой малой компании. Кеншин вздохнул, качнув головой, как будто искренне был разочарован грубостью этого человека. — Вроде бы злодей я… — как-то устало, начал он, лениво доставая свиток из кармана, — а манер нет у вас. Вот. Забирайте.       Он помахал рукой со свитком перед лицами шиноби, а после вновь брезгливо поморщившись подкинул свиток и тот приземлился на расстеленный на полу желтоватый футон, как будто бросил подачку голодной дворовой собачонке. АНБУ не двинулись, а Кеншину послышалось, как будто он может расслышать скрежет зубов. Наверняка те уловили смысл этого жеста, то что они настолько ему противны, что ему невыносима даже мысль о том, чтобы они взяли что-то с его рук. Это напоминало маленькую шалость, но она принесла долю облегчения от мысли, что он хотя бы немного смог их поддеть. — В следующий раз, — заговорил холодно главный, наклонившись и подняв свиток, — мы не будем предупреждать. Хокаге не будет против, если мы преподадим небольшой урок зарвавшейся псине. Ослушаешься ты или твой чокнутый дружок и мы выпустим мелкой суке кишки.        Кеншин яростно сжал зубы, чувствуя как это отдает болью в скулы. Он с усилием натянул на губы ухмылку, но это вышло слишком жалко. Он облизал губы и ему показалось, что он уже чувствует соленый привкус крови, от чего захотелось зарокотать большим котом, предвкушая вкус метала, который он будет глотать большими глотками, подобно живительной воде. Десна заболели так, как будто с них лезут клыки, чтобы разорвать жертву. Но это было не по его части.        АНБУ будут здесь ещё несколько дней, думал Кеншин, возвращаясь домой. И он сможет расправиться с ними завтра, сегодня же хотелось лечь спать, слушая мерное дыхание ребенка за стенкой. Ему даже удалось осуществить это. Он заснул мгновенно сном младенца убаюканный слабыми потоком чакры Сайго и звериными переливами чакры Араши.        Проснулся он как будто от толчка, резко садясь и сразу же понял, что не так. Чакры Сайго не было в доме, Араши подбежал к нему в тот же момент, встревоженный и как будто принюхивающийся к чему-то. Наверняка тот проснулся на несколько секунд раньше, все-таки его звериные инстинкты работали немного быстрее безоговорочных, но человеческих инстинктов Кеншина.        Они нашли её быстро, они даже не сомневались, где её искать. Но слишком поздно. Девчушка дрожала от страха и ужаса. С её глаз катились слезы, а все тело сотрясала крупная дрожь. Если бы её так испугала кровь и смерть Кеншин испытал не больше легкой жалости вперемешку с пренебрежением, но девчушка боялась того, что она осознала. Она в полной мере осознала весь ужас мира, в котором живет, осознала абсолютную несправедливость и безнаказанность.        Они укутали её в одеяло, Араши даже безоговорочно согласился обнять девчушку, посадив к себе на колени. Кеншин же дал ей теплого молока, в которое щедро бухнул лекарство, которое её успокоит и погрузит в долгий и спокойный сон. Молоко из-за этого приобрело немного розоватый оттенок, но девочка ничего не заметила или сделала вид, что не заметила. Она обнимала двумя руками большую кружку с молоком, закутанная в плед, дрожащая, боком сидящая на коленях Араши. Тот приобнял её оной рукой и немного покачивал, как будто та была совсем маленьким ребенком. А после, когда её глаза закрылись, он подхватил выскользнувшую из ослабевших рук кружку и поставил на пол, все так же осторожно приобнимая девочку. Он обменялся понимающим взглядом с Кеншином. — Останься с ней на случай если она проснется, — тихо сказал Кеншин, не приказывая, скорее прося. Араши немного качнул головой. — А пойду с тобой. — Ей достаточно на сегодня ужасов. Не стоит нашему маленькому гению оставаться одному. Только представь, что будет, если она проснется.        Араши помолчал, а после легко кивнул. Кеншин постоял в комнате, пока Араши аккуратно положил девочку на кровать, плотно кутая в одеяла. Из-за этого она перестала быть такой мертвенно бледной, а так же из-за горячего молока. Её щеки слегка порозовели, а губки приоткрылись. Казалось, она превратилась в беззаботного ребенка.        Араши подоткнул одеяла и сел на пол верной собакой, как будто вознамеривался сторожить сон девчушки.        Когда Кеншин вышел из дома, ему казалось, что его оружие вибрирует от жажды крови, а серебро на нем нагревается. Пальцы подрагивали, а глаза светились голодным блеском. Но он не спешил. Шел прогулочным, но неслышным шагом, как будто рок, от которого невозможно уйти.        Он зашел в гостиницу через главный вход, на ресепшене стоял старикашка, которому на самом деле было едва за сорок. Когда он столкнулся со взглядом Кеншина его пробрала крупная дрожь, хотя ему было не привыкать контактировать с преступными личностями. Кеншин подошел к нему, упрямо глядя на дрожащую и скукожившуюся фигуру. — Старик, я не по твою душу. Не хочешь подохнуть — свали на пару часов.        Скажи это кто-то другой, он и не подумал бы выполнять просьбу-приказ, но глядя на этого слишком уверенного и спокойного мужчину, он не взяв ничего, выскользнув прочь из своей убогой гостиницы. Кеншин проводил его насмешливым, но все равно холодным взглядом и начал медленно подниматься на второй этаж по ступенькам. На этот раз ни одна не скрипнула под его весом.        Он остановился возле двери, ему казалось, что вокруг него от напряжения потрескивает электричество. Он как животное, готовое к атаке, вслушивался в шорохи, по ту сторону двери. Когда шорох приблизился к двери, наверняка кто-то что-то почувствовал — не чакру, он её скрыл, опасность, Кеншин ударом ноги снес дверь с петель.        АНБУ, который подошел к двери, отбросило назад вместе с ней. Не давая ему отойти от шока мужчина схватил его за лицо, под пальцами крошился белый материал маски, осколками падая на пол, впивался в кожу ладони и в лицо. Кеншин на вытянутой руке приподнял шиноби над землей, все так же вцепившись в его лицо, чувствуя как под пальцами трещат кости. Маска полностью раскрошилась, казалось, это происходило до бесконечности долго, но на самом деле не больше нескольких секунд. Парень, без маски его не назвать мужчиной, кривился от боли. Его переносица превратилась в пыль, а рот наполнила кровь вместе с кусками обломков зубов.        Глаза были в ужасе распахнуты, смотря куда-то ввысь мутным взглядом. Белки покраснели от полопавшихся сосудов и с глаз катились слезы. Рот был открыт в ужасе, а кожа утончалась, как будто превращалась в пергаментную бумагу.        Кеншин по-звериному зарычал ещё сильнее сжимая пальцы, ноги и руки АНБУ судорожно задергались, как будто в припадке. С левой стороны на Кеншина кто-то напал, но он не глядя вытянул из-за спины рукоять косы — лезвие мгновенно появилось и с звонким скрежетом метала об метал отразил удар куная.        Пальцы парня скрючились, а после руки согнулись в локтях, рот так и остался открыт, как и глаза. Волосы выпали клочками, обнажая голый череп, казалось, местами кожа отвалилась вместе с волосами. Молодой парень в мгновение как будто превратился в мумию вековой давности. Даже его глаза превратились во что-то мутное и сухое, как у засушенной рыбы.        Кеншин вытащил из-за своей спины вторую косу. Его губы дрожали в попытках сдержать ухмылку. А в следующее мгновение он сорвался с места. Его скорость не была столь поражающая, как у Араши, он не обладал такой же невероятной, животной силой. Но столкнуться с ним в схватке не хотели. АНБУ даже не успели заметить как им перерезали сухожилия, превращая в стонущие комки на полу, которые даже не могли постоять за себя. Кеншин оставил их живыми, скрученными в агонии боли, а сам старался не убить их главаря. Тот был сильнее всех, опытней, более жестоким. Ситуацию усложняло то, что Кеншин не хотел его пока убивать. От того сражался с ним не меньше получаса и обзавелся парочкой новых шрамов, которые вызвали у него ещё большую ярость.        Но похоже даже АНБУ не сравнится с ним в любви к грязным трюкам. Тот не ожидал, что Кеншин резко приблизившись к нему всунет ему в шею иглу, загоняя как можно глубже, желая причинить как можно больше боли, и введет белую жидкость от которой тот мгновенно потерял сознание, корчась на полу.       Кеншин расслабился, расправив плечи, как будто скинул с них тяжеленную мантию или роль, к которой был непривычен. Теперь он мог делать то, что ему нравилось и к чему он был привычен, а это не бои, — это пытки.        По его лицу расплылась какая-то добродушная, покровительская ухмылочка. Он медленно подошел к одному АНБУ, которому перерезал сухожилия. Тот стонал, смотрел на него через прорези в маске, не в силах повернуть голову и от того видел не выше пояса.        Кеншин поддел маску концом своей туфли скидывая ту и принялся с любопытством рассматривать лицо. То кривилось от боли и упертости. Кеншину было не важна внешность, возраст, шрамы. Для него роль играло лишь выражение лица, отражение эмоций, чувства, что искажают черты лица. Он наслаждался, когда видел искаженные болью рты, изогнутые брови и распахнутые в ужасе глаза. — Тому парнишке повезло, — доверительно сказал Кеншин, присаживаясь на корточки, выставив руку вперед, демонстрируя её мужчине, — он умер быстро. А моя техника способна растянуть страдания на долго. На очень долго.        Он приподнял обездвиженную и окровавленную руку, крепко сжимая пальцы на запястье. Под ними кожа тут же начала сохнуть, подобно листве по осени. Мужчина же начал кричать практически мгновенно, его упертости хватило лишь на несколько секунд.        Иногда Кеншин убирал руку, делая передышку и позволял разглядеть дело рук своих АНБУ, от чего тот заливался бессильными и отчаянными слезами. Его рука выше локтя высохла, подобно старому дереву. Вены начали проступать, а кожа сжалась. Его рука как будто стала мертвой, не его рукой, а рукой мумии, но ужас был в том, что он продолжал получать сигналы о боли, даже когда хватка Кеншина пропадала. В одно мгновение его рука до самого запастья распалась пеплом и не появилось даже капли крови, как будто той не было вовсе, но боль была оглушающей.        Мужчина закричал то ли от боли, то ли от отчаянья. Кеншин же улыбался, улыбался, как будто умилительно и доверительно. Пока не прошептал о расплате, вновь взяв руку АНБУ, но на этот раз забрал всю жизнь за несколько секунд, не став растягивать. Второй к этому моменту и к сожалению Кеншина уже умер — тот истек кровью, к своей удаче.        Кеншин брезгливо скривился, как будто был безгранично разочарован этим и пошел к оставшемуся. Для этого он приготовил нечто особенное. Расплату за попытки угрожать.        Он привел его в себя, а после медленно вскрыл, как рыбу. Под крики ужаса и боли с располосованной брюшины вываливались органы, ленты кишек, но мужчина не умирал. Человек может быть в таком состоянии до нескольких часов и Кениш отошел на несколько шагов, наблюдая как мужчина в ужасе пытается запихнуть органы обратно в брюшину, обнимая те покрытыми кровью руками.       Лениво Кеншин отметил лужу крови на полу — наверняка на первом этаже на потолке проступило. Он лениво вытер с лица брызги крови, а после достал платок с кармана, пока мужчина продолжал вопить, напоминая свинью. Кеншин лениво вытер лицо, а после руки, на кожа оставалась розоватой от разводов крови и мужчина пошел в ванную, не закрыв за собой дверь, чтобы слышать трепыхания АНБУ. Он выбросил полностью покрытый кровью платок в унитаз — вода там сразу же стала розоватой. Он открутил кран — вода была ледяной, а кровь не хотела оттираться, особенно из-под ногтей. Только спустя несколько минут с его рук стекала не розовая, а чистая вода. Только тогда он вышел из ванной, обнаружив уже мертвого мужчину. Глаза того были все так же в ужасе распахнуты, а пальцы скрученные на кишках, передавливая их в предсмертной судороге.