Неправильная омега

К середине недели Реджине кажется, что вот уже целую вечность у нее не было секса. Хотя лишь в прошлую субботу она, ни в чем не сдерживая себя, буквально до беспамятства оттрахала Свон и получила такую мощную и изматывающую разрядку, что рассчитывала продержаться до следующих выходных. Не вышло. Усугубляется все сновидениями, в которых она вновь и вновь оказывается в грязном портлендском переулке, со стонущей в ритм толчкам ее члена Свон — сторибрукским шерифом, матерью ее сына и дочерью заклятого врага. Снова и снова, до утра, Реджина видит сны, в которых трахает легкомысленную блондинку, пренебрегшую нижним бельем в надежде случки с первой встречной альфой. Иногда сновидения разнообразятся, и в них Миллс сношает омегу в коридоре ее дома или в гостиничном номере. В четверг Реджина просыпается с эрекцией, так что задача погрузить отросток в теплое гостеприимное лоно Руби Лукас становится первостепенной. Она надевает белую шелковую блузку, темно-синие брюки и, приготовив Генри завтрак, торопится выйти из дома. Иногда она удивляется, как заведению, на втором этаже которого ежедневно драли течную официантку, удается сохранять статус респектабельного семейного кафе; возможно, тому способствовал Бабушкин арбалет и ее неизменная, чуть прохладная вежливость. Впрочем, сегодня Реджине не до отвлеченных рассуждений — у нее даже начинает побаливать внутри, и как никогда нужен хороший оргазм. Всем одиноким альфам (да и вообще всему городу) было давно известно, что справиться с острой жаждой, которая охватывала несчастную омегу по утрам, Руби помогал бессменный доктор Вейл. Реджина втайне уважает в нем опрятность, столь чуждую Болванщику, и думает, что если Виктор будет все еще занят с Руби к тому моменту, когда она придет в угловой номер, то, оставив на время принципы, попробует присоединиться к ним. Это следовало сделать еще и затем, дабы показать Виктору, что она не забыла имевший место недели три назад эпизод: Реджина тогда пришла в свое обычное время, то есть часов в двенадцать, чтобы по-быстрому перепихнуться и заодно пообедать в кафе, и все шло по плану, и тело сладко стонущей Руби было податливым и приятным, и Реджина близилась уже к разрядке, когда внезапный приход Вейла заставил ее замедлиться и смутиться. — Хорошего дня, дамы, — ухмыльнулся тогда Франкенштейн и, галантно кивнув, прошел вглубь комнаты. — Голубушка, раз мое любимое местечко пока занято, не возражаешь, если я полечу твои гланды? Омега, стараниями Реджины пребывающая в полусознательном блаженстве, кинула на нее лукавый взгляд, в котором едва скользнуло извинение, и облизала в нетерпении губы. Вейл расстегнул ширинку, подмигнул Миллс, а потом задвинул член в рот Волчице и, ухватив ее за волосы, без церемоний стал двигать задницей, глубоко и часто трахая ее глотку. Увиденное поневоле завело Реджину, и она тоже участила ритм, отчего тело Руби стало сильно трястись и двигаться к изголовью высокого ложа, так, что если бы не придерживающий ее за волосы Вейл, она, вероятно, уже билась бы головой о стену. Реджина отстрелялась быстро и, пока приводила себя в порядок, видела, как Виктор переместился к своему «любимому местечку» и вскоре тоже кончил, но это, несмотря на свойственную Миллс брезгливость, не вызвало у нее неприятия. Они просто были заложниками своей природы и, когда делали то, что делали, в этом не было чего-то грязного и пошлого, а только грустная необходимость и желание поскорее выполнить неизбежный набор действий, чтобы вернуться к нормальной жизни — так больной диабетом вынужден время от времени колоть инсулин, чтобы жить дальше, до новой инъекции. Воспоминание о сексе втроем распаляет Миллс еще сильнее, так что она все ускоряет шаг и оказывается в кафе быстрее, чем ожидала. Посетителей на раннем завтраке не видно; лишь бессменная хозяйка кафе с зажатым в руке телефоном стоит посередине зала. Каждый раз при их встрече Реджина немного (надо признать, с каждым разом все меньше) смущается. Когда Проклятие пало и Руби охватила нескончаемая течка, перед которой бессильны оказались все зарекомендовавшие себя средства, Бабушка была в числе тех, кто штурмом взял особняк; с ненавистью вглядываясь в лицо Злой Королевы, она кричала: «Сделай с этим что-нибудь, черт возьми! Ведь это из-за тебя, из-за твоего Проклятия мы оказались здесь, это из-за тебя моя внучка превращается в шлюху!» Реджине мало кто поверил тогда. Мало кто согласился, что на мощную природную силу этого мира, которая побуждала альф и омег безрассудно совокупляться друг с другом, не найти магической управы; только Свон поверила и защитила, да еще Голд, смягчившийся после воссоединения со своей возлюбленной омегой, потом подтвердил, что Злая Королева не лжет. Скептики оставались, конечно, но со временем весь город узнал, что Миллс тоже приходится несладко; Руби сама поговорила с Бабушкой, а потом предложила мадам мэр «ходить» к ней в угловой номер, как «ходили» уже Вейл, Август и другие альфы без пары. И Реджина пользовалась предложением; да, пользовалась, не реже раза в неделю, если только не подворачивалась командировка, хотя и сталкивалась каждый раз при этом с неодобрительным взглядом Бабушки. Сегодняшнее утро неожиданно стало исключением. Завидев Реджину, хозяйка кафе с облегчением выдыхает и явственно произносит: — Слава Богу! Заметив озадаченный вид мадам мэр, она приближается и сама подталкивает ее к лестнице. — У Виктора срочная операция, а Руби там сходит с ума, бедняжка, все еще не покрытая… Давай, иди! — Конечно, уже иду, — сразу понимает сложность ситуации Реджина и зачем-то прибавляет, — и мне жаль… — Вижу я, как тебе жаль, — язвительно отвечает Бабушка, косясь на гульфик брюк Реджины, что заметно топорщится под бессовестным напором ее органа. Реджина, не тратя больше слов, взбегает по лестнице, чуя текущую омегу еще с первых ступенек. Когда она рывком распахивает дверь, обнаженная Руби, закатив глаза, тонко скулит и трется, как кошка, промежностью о деревянный столбик в изголовье своего ложа, скорее напоминающего подиум, и которое, как сейчас некстати вспоминает Реджина, изготовил по специальному заказу Марко и обил прочной красной кожей Лерой; учуяв альфу, Волчица стонет и кидается на спину, покорно и широко разводя ноги и выставляя, как доверчивый зверь, беззащитное, мягкое, розовое. Миллс старается действовать очень быстро, чтобы успокоить собственное либидо и помочь обезумевшей от желания омеге. Когда она движется в Руби, их запахи смешиваются, и скоро Волчица глубоко и освобожденно охает, кончая от члена Миллс, и безумная муть похоти на время отступает, развеивается в ее блестящих глазах. — Реджина, — умоляюще шепчет она, — ты сегодня первая, и мне надо… хотя бы немного… Нетрудно понять, о чем просит Волчица: Миллс, несмотря на всю неотложность, не пренебрегла и сегодня презервативом, но мощному либидо Руби, в отличие от большинства омег, не хватало для первого покрытия только лишь смешения запахов и самого процесса случки — для качественного успокоения ей требовалась еще и жидкость альфы. Реджина кончает, помня о просьбе партнерши, и, когда последние судороги стихают, выходит из омеги, снимает резинку с испачканного конца и, усмехнувшись, предлагает: — Хотите принять лекарство в рот, мисс Лукас? — Да! — без колебаний соглашается та. Реджина подходит к лицу едва успокоившейся омеги и тихо стонет, когда розовые губы и горячий ловкий язык охватывают ее член и, облизав головку, играют с ним по всей длине. — Эй, мы так не договаривались, — предупреждает мадам мэр, почувствовав, что, несмотря на недавний оргазм, может снова получить эрекцию. — И… мне на работу пора… Руби, ну хватит, правда. Лениво выпустив со звучным чпоком из своего рта начисто вылизанный отросток, Руби хищно улыбается и потягивается на своем красном подиуме. — Ох, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу… Ты хороша, Ваше Величество. — Лучше бы тебе все-таки пошевелиться; Бабушка не выглядела готовой обслуживать посетителей кафе в одиночку, — рассудительно замечает Реджина, отходя к столику, на котором всегда лежали презервативы и влажные салфетки. Она тщательно вытирает член, который уже съеживается, готовясь втянуться внутрь, а Руби, косясь на нее, хихикает: — Уф, это точно. Ты зашла очень вовремя. Теперь часов до двух смогу работать в кафе, ни о чем не беспокоясь! Реджина задумывается, смогла бы она на месте Руби с такой беспечностью говорить о том, что всего через несколько часов ей придется опять раздвинуть ноги перед любым захотевшим ее альфой, а к вечеру снова быть готовой к случке, и тяжело вздыхает. — Хорошего дня, мисс Лукас, — говорит она у порога.

***

Реджина все еще разбирается с завалом, накопившемся на работе за время недельной командировки, поэтому, когда ей звонит Снежка и приглашает присоединиться к семейному ужину в кафе, сначала хочет ответить отказом. Но потом она думает, что Эмма может принять его на своей счет, и все-таки соглашается. Она опаздывает к назначенному времени, но совсем немного, так что они вместе делают заказ приветливо улыбающейся Руби. Официантка сразу приносит Нилу альбом для рисования и фломастеры, и он, от излишка старания высунув язык, проводит на листе какие-то косые линии, при этом то и дело поднимая взгляд на Реджину. Снежка замечает первой и подталкивает локтем мужа, выразительно показывая глазами на сына, потом тонко хихикают Эмма и Генри, и много позже мадам мэр осознает, что выбрана юным художником в качестве модели. В ожидании заказа Снежка достает ребенку печенье, и Нил протягивает одно Реджине. — Джина, хочешь? Отрицательно покачав головой, мадам мэр говорит: — Зелина написала, что собирается приехать в Сторибрук. Будет неплохо познакомить этого юного джентльмена с моей племянницей Робин, а то сестра уже начинает переживать о ее манерах. — Да ведь ей и двух лет еще не исполнилось! — фыркает Свон. — Хорошая идея, — произносит Дэвид, — но я не рисковал бы оставлять детей без присмотра с фломастерами. — Кстати! — оживляется Снежка, и Реджина понимает по ее воодушевленному взгляду, что за просьба сейчас последует, и пихает ногой Генри, чтобы он что-то сказал, но по ошеломленному виду Свон понимает, что промахнулась. — Мам, — все же вмешивается в разговор Эмма, — ты что, разве не помнишь, что всякая магия имеет цену и тому подобное? И ладно бы речь шла о спасении жизни или еще о чем-то важном… — А мое психическое здоровье, значит, не так важно? — обижается Снежка. — Фломастеры были флуоресцентные. Нарисовал ими Нил обитателей дна морского — как смог, конечно… Представляешь, каково это — просыпаться в собственной спальне и бояться быть сожранной уродливым спрутом или стаей безглазых акул? — Ладно, я посмотрю, что можно сделать, — без большой охоты протягивает Реджина. «Надо будет непременно рассказать Нилу, что его мама в силу прошлых привычек сумеет больше оценить картинки леса и его обитателей…» Дождавшись заказа, они едят, смеются и непринужденно болтают, засиживаясь дольше, чем Реджина рассчитывала, но этот вечер получается теплым и по-настоящему семейным (даже Генри не уходит к друзьям, как собирался), так что она не жалуется. Когда Дэвид просит рассчитать их стол, Руби приносит комплимент от кафе в виде маленьких шариков мороженого; Реджина тянется к портмоне и готовит крупную купюру в дополнение к счету. Это сложилось давно: альфы, пользующиеся особым сервисом на втором этаже, не платили Руби непосредственно за секс, но, обедая или ужиная в кафе, непременно оставляли большие чаевые. Наконец, они выходят из закусочной: Дэвид несет на руках задремавшего Нила, Генри звонит приятелю, выпившая лишний бокал Снежка глупо и беспричинно хихикает, Реджина и Эмма запутываются в дверях, пропуская входящую внутрь компанию гномов; тем временем Руби догоняет мадам мэр и, легко потянув за рукав, останавливает ее. — Тут слишком много, Реджина, — тихо говорит она, — не надо. Ты буквально спасла меня утром, поэтому… — Что за глупости, Руби? Это был идеальный вечер с очень вкусной едой и прекрасным обслуживанием. И мне просто захотелось поощрить хозяек лучшего городского кафе. — Оно же и практически единственное, — смеется успокоенная официантка. — Детали, — отмахивается Реджина. Она замечает, что Эмма так и не вышла и, сохраняя незаинтересованный вид, слышит каждое слово их диалога с официанткой. Отчего-то становится неудобно, и, послав еще одну вежливую улыбку Руби, Реджина выходит на улицу. Чарминги с Нилом усаживаются в машину, Генри говорит, что забежит к другу, и мадам мэр почему-то соглашается на предложение Свон пройтись по Мейн-стрит. — Наверное, мне стоит сделать приветственный плакат или что-то такое, — усмехается Эмма. — Ты о чем? — Мне показалось, в ряду Спасителей прибыло. Ты ведь спасла на прошлой неделе меня, а теперь вот — Руби, — посмеивается шериф. — Ну… не то что бы спасла, — морщит лоб Реджина. — Просто… Она знает, что нет ничего постыдного в том, чтобы покрыть нуждающуюся омегу и при том снять собственное сексуальное напряжение. Делая это, Реджина всегда следит, чтобы контакт был безопасным, и, хотя и думает во время секса исключительно о своих потребностях, все же не причиняет омегам специально боли и не унижает их; однако чувство неловкости снова посещает ее, и она думает, что это, должно быть, из-за Генри — из-за того, кем он был для них обеих. — Я не хотела тебя смутить, — тихо говорит Свон. — Все нормально. Они медленно идут по Мейн-стрит, наслаждаясь теплым летним вечером. Солнце все еще в небе, хотя и близится к линии горизонта, и тени шерифа и мэра сейчас длинные и ломаные на мощенной неровными плитами дороге. — Скажи, — нерешительно начинает Свон, — а если бы магия могла… ну… исцелить Руби или сделать ее восприимчивой к таблеткам, ты бы… — Это невозможно, — отрезает Реджина. — Я не могу избавить ее от обращения. Если бы могла… Кровь оборотня в мисс Лукас делает бесполезными все дальнейшие магические упражнения. — Я верю тебе, — терпеливо говорит Эмма. — Я же сама тогда защищала тебя от нападок, помнишь? Но если предположить, что магии это подвластно, ты бы… помогла Руби? Реджина задумывается, чтобы ответить честно. — Да, помогла бы, — признает она. — Но как же тогда… я имею в виду, в сложившейся ситуации ты и другие альфы-одиночки… скажем так, имеете какие-то плюсы, а если бы Руби… — Я поняла твою мысль. Ну… В Америке сотни тысяч маленьких городков, и не думаю, что в каждом живет омега с такой же, как у Руби, особенностью. Я справилась бы. — И как? — не отстает с вопросами Свон. — Послушала бы твою мать, например, — ворчит Реджина, начиная сожалеть, что согласилась прогуляться с любопытной омегой. — Моя мать что-то говорила тебе?.. — изумляется Эмма. — О семейных ценностях? А ты думаешь, нет? — А… Ну… — Я только с третьего захода поняла, на кого она намекает, — ухмыляется Реджина воспоминанию. — И на кого же? — напряженно уточняет Свон. — На Арчи, конечно, — выдержав драматическую паузу, отвечает Реджина. Эмма, не удержавшись, прыскает со смеху, и мадам мэр, пихнув ее для порядка локтем в бок, присоединяется. Доктор Хоппер был омегой и, казалось бы, представить их с Реджиной союз было не так уж и странно, но все-таки… нет, все-таки это обеим казалось чертовски странным. — Давай возвращаться к машинам, — отсмеявшись, предлагает Эмма. Они идут обратно в тишине, думая каждая о своем, но когда наступает время прощаться, Реджина выражает словами общую мысль: — Что ж, похоже, мы в полном порядке, шериф? — Агась, — подтверждает с мягкой улыбкой Эмма и поворачивает к «жуку». Реджина вдруг вспоминает об одной вещи, и окликает: — Эмма, постой. Скажи, как ты думаешь, твоя мать… она может сохранить секрет? Недоуменно посмотрев, Свон переспрашивает: — Хочешь знать, научилась ли Снежка держать язык за зубами? — Да. Есть некоторая информация, которую я хотела бы обсудить с ней, но… — говорит Реджина. — Ты слышала, из-за чего мы с Крюком разбежались? — подумав, задает Свон неожиданный вопрос. — Нет, — чуть удивившись, отвечает Реджина. — Что ж, значит, моя мама действительно научилась хранить секреты.