Неправильная омега

Реджина не ожидает увидеть Свон раньше пятничной оперативки, поэтому утренний звонок в среду заставляет насторожиться. — Эмма? Все в порядке? — Не совсем… — Что-то с Генри?! — Нет. Он же сейчас у тебя… — Тогда что не в порядке? — Это… со мной… Ты не могла бы… в общем… — Где ты? — в волнении спрашивает Реджина и встает из-за рабочего стола. — Я сейчас дома, и… Не дожидаясь продолжения, Реджина выходит из кабинета и, стуча каблуками, торопится к «мерседесу». Через пять минут она уже стоит у порога дома Свон и звонит в дверь. Она успевает заметить криво припаркованный «фольксваген», а потом Эмма открывает, и Реджине сразу становится понятно, что не так. У Свон снова течка. Как же это? Ведь с окончания предыдущей не прошло и пары недель? Рациональный ход рассуждения замедляется с каждой секундой, которую Миллс стоит на пороге. У нее не было секса с прошлого четверга, и необыкновенно сильный и свежий запах стоящей в метре от нее омеги лишает разума. — Эмма? — хрипло зовет Реджина, и Свон отступает на пару шагов в дом. Следует ли пойти за ней? Хотела ли Эмма, чтобы Реджина снова помогла ей, покрыв, или ждала чего-то другого? Миллс понимает, что в ее распоряжении осталось не больше минуты, пока самоконтроль окончательно не покинет ее, и она входит, прикрывая за собой дверь, а потом, скрестив на животе руки, говорит: — Эмма, ты должна сказать мне, чего хочешь. Как тебе помочь? Скажи, потому что скоро мне придется срочно убраться отсюда, иначе… Свон охватывает небольшая дрожь, и она тоже обхватывает себя руками, жадно втягивая при этом идущий от альфы аромат. — Скажи, мне уйти? — почти нежно спрашивает Реджина, и Эмма отрицательно качает головой. — Тогда, может, у тебя есть таблетки, которые могли бы помочь? — После таблеток это и началось, — говорит, наконец, Свон, и в ее голосе звучит отчаяние. — Я приняла их в воскресенье и вчера, по графику, который составил гинеколог, но мой цикл, наверное, все-таки сбился, и вместо того, чтобы убрать симптомы течки, таблетки спровоцировали ее! Я… это началось еще вчера, по дороге домой, и мне теперь так худо, Реджина, — жалобно говорит Эмма. Альфе приходится сильнее прижать к телу руки, закрывая пах. — Эмма… Может, лучше позвать кого-то из твоих родителей или, например, Белль, чтобы они сопроводили тебя к врачу? — Я не хочу трахаться с Вейлом, — хмурит брови Свон. — Уж лучше… лучше ты. Реджина тяжело вздыхает, держась на остатках контроля. — Я имела в виду, они могут отвезти тебя к профильному врачу, чтобы он остановил течку какими-то лекарственными средствами, — поясняет она. — Ты уверена, что просишь меня именно об этом? Ты готова снова быть покрытой… мной? — Похоже, я чертовски к этому готова, — выдыхает Эмма. — Это… я знаю, что мы договаривались совсем о другом и этого не должно было повториться, но… так получилось и… пожалуйста? Реджина шумно и прерывисто втягивает ноздрями воздух, ощущая, как затуманивается сознание. Еще пять минут назад она готовилась к скучному совещанию, а теперь с эрекцией стоит здесь, напротив шерифа, которая, забыв о привычной дерзости, умоляет покрыть ее. Но остается ощущение запрета, странное, почти иррациональное чувство, что делать это с матерью своего сына не нужно и нельзя. Хотя… почему нельзя? Ведь прошлые случки ничего не испортили в их отношениях, так, может, просто засунуть поскорее член в изнывающую от желания омегу и получить удовольствие? — Ох, Эмма… — произносит она хрипло, не зная, на что решиться. Миллс отдает себе отчет, что никогда раньше запах омеги не сводил ее так с ума; она могла часами сидеть в клубе, битком набитым течными омегами, терпеливо дожидаясь той, что ей приглянется; но аромат Свон сбивал с ног. По крайней мере, трахать Эмму у стенки, не скинув шпильки, Реджина бы сейчас не рискнула: у нее буквально слабели коленки. — Пожалуйста… — снова шепчет Свон и смотрит на нее умоляющими русалочьими глазами. — Два момента, — говорит Реджина, стараясь делать неглубокие вдохи. — У меня нет с собой средств защиты. И если мы будем делать это… то в горизонтальном положении. На ногах… не получится у меня сегодня на ногах, извини. — Хорошо, — быстро кивает Свон, не скрывая облегчения. — Ляжем в спальне: там плотные шторы и будет темно, а презервативы совершенно точно оставались после Крюка, я сейчас найду. Они ведь… подойдут? — Должны. Если, конечно, у него не размер XXL. — Нет… у него… ну, обычный, наверное… — Тогда пошли, — командует Реджина, не находя целесообразным поддерживать беседу о величине достоинства в штанах прежнего любовника Свон. Миллс заходит в спальню и опускает рулонные шторы, Эмма в то же самое время включает ночник и начинает копаться в прикроватной тумбочке, что-то бормоча под нос. Реджина снимает жакет и аккуратно вешает его на стул возле двери, когда Свон восклицает: «Есть!» — и гордо демонстрирует три синих блестящих квадратика. — Положи на столик со стороны ближе к двери; я оставлю свою одежду в ванной, а ты пока раздевайся и ложись, — велит Миллс. — Приду, когда ты выключишь ночник; так нам будет менее неловко. Она дожидается, когда Эмма выполнит первое из указаний и, захватив один из квадратиков, идет в ванную. Реджина немного расстраивается, обнаружив, что ее кружевные трусы испорчены выступившей из головки смазкой, но решает, что это мелочи. Она раздевается, а потом внимательно проверяет на упаковке срок годности. В отсутствие маячившей под носом омеги ей становится проще мыслить рационально, и Миллс снова укалывает сомнение, не пожалеют ли потом они с Эммой о сделанном. Да, омега сама просила о сексе, но ведь совсем недавно они решили, что не будут больше случаться; не обвинит ли ее потом Эмма, что Миллс воспользовалась ее состоянием, не скажет ли, что предложила ей себя, не понимая значения своих действий и слов? Реджина качает головой своему задумчивому отражению в зеркале. Кого она обманывает? Едва Эмма открыла дверь, Миллс уже знала, что никуда не уйдет, пока не трахнет снова эту сладкую дырочку. Покончив с благородными рассуждениями, она почти физически ощущает, как выпущенное звериное радостно выпрямляет спину и рычит внутри нее. К черту любые размышления. Сейчас она будет думать только своим отростком. О том, как ему будет хорошо в теплой беспомощной омежке. Миллс надевает презерватив и, подмигнув зеркалу, выходит из ванной. В спальне почти ничего не видно, лишь намеки на очертания предметов, но Реджина помнит, что до кровати от двери около трех метров, и уверенно преодолевает их. Она сейчас чувствует Свон по запаху, и та тонко стонет, призывая альфу поскорее забраться на нее. Мадам мэр садится на кровать боком и медленно двигает руку к середине матраса, вскоре натыкаясь на теплое тело. Она крайне редко трогала омег, с которыми случалась, не считая Грэма; чаще всего секс происходил где-то на бегу, и она оставалась в одежде, а ее руки касались только задниц и бедер, поэтому сейчас ей не очень комфортно, но, в общем-то, раз Эмма могла представлять на ее месте Крюка, то, значит, получится и у нее. Только вот не было ли слишком странно представлять мертвого шерифа, пока трахаешь шерифа живого? Зрение Реджины приспосабливается к мраку, и теперь она отчетливо различает силуэт лежащей на спине Свон, и сразу накрывает ее своим телом. Черт. Когда их груди соприкасаются, Миллс понимает, что даже при всем желании представить Грэма на месте Свон ей бы не удалось. А что, интересно, ощущает Эмма? Отпрянув назад, Миллс берет член в руку и ведет его к лону омеги. Оно покорно подается навстречу, в ожидании случки, и Реджина быстрым привычным толчком оказывается внутри. Она старается не опускаться на Эмму всем телом и, синхронизируя движения их прижатых друг к другу промежностей, с удовольствием слушает ее громкие стоны. В комнате тепло, и тела обеих сильно разогреваются; капли пота катятся по лбу Реджины, и она оставляет упор на одной руке, а другой отирает щекочущую влагу со лба и подбородка. Эмма под ней пытается двигаться более хаотично и быстро, и Реджина отвечает ее движениям. Ах, как же неудобно трахаться, все время поддерживая свой вес на руках… Ей приходит в голову одно соображение, и она выходит из омеги, не обращая внимание на ее протестующий хрип. Уважая высказанное раньше пожелание Свон не разговаривать во время случки, Реджина крепко охватывает омегу за бедра и слегка тянет вбок, а сама, поправив резинку, ложится на спину и подталкивающими движениями направляет омегу, показывая, чтобы она села сверху. Эмма повинуется, но ей никак не удается насадиться на член, и она ерзает, все сильнее распаляя Реджину. Нетерпеливо вздохнув, альфа берет ее правую руку в свою и подводит к члену, позволяя охватить его, а потом помогает вставить. Почувствовав себя снова заполненной, Свон благодарно охает и скачет галопом; Реджина помогает ей, поддерживая за ягодицы, и вскоре кончает. Эмма все еще танцует на ней, и альфа думает остановить ее, но отросток думает по-другому, однако все же это не очень здорово из-за соображений безопасности, и Реджина сдергивает Свон с себя и швыряет ее на кровать ничком, после чего включает ночник и меняет презерватив. Когда она переводит взгляд на Свон, та продолжает лежать на животе, и ее разбросанные в стороны, как лучи звезды, руки и ноги конвульсивно подергиваются; выделения в ее бесстыдно открытом межножье блестят в свете ночника, и Реджина возбуждается еще сильнее, словно и не кончила только что. Эмма снова тихонько призывно стонет, и Миллс грубоватым движением ставит ее на колени, а сама тоже становится на коленки позади омеги и резко входит. Жесткость матраса позволяет им совокупляться в этой позе с достаточным комфортом, и это очень уместно, учитывая, что во второй раз Реджине долго не удается кончить. Она думает, что, скорее всего, Крюк приложил немало сил, сооружая для себя и принцессы этот траходром, и отчего-то испытывает мстительную радость, проживая ощущение «здесь и сейчас». Она так и не выключила ночник, так что теперь может видеть спину, напряженные плечи Свон и мечущиеся по ним локоны, но потом Реджина закрывает глаза, воссоздавая обстановку начала случки, и находит в этом дополнительную сладость, потому что в темноте давление стенок на работающий вовсю орган чувствуется острее, как и запахи пота и их смешавшихся альфа-омега-ароматов, и звуки тоже становятся более ясными и четкими — трение матраса о каркас кровати, вбивание отростка в сочащуюся вагину и смачные шлепки при соприкосновении чресел, стоны и хрипы Эммы, собственное тихое рычание. В какой-то момент Эмма стонет особенно протяжно и жалобно, как азиатка в порнушке, ее влагалище усиленно доит член, и Реджина, наконец-то, тоже оказывается в подступающем освобождении. Она выдергивает отросток и, сдернув презерватив, спускает на ягодицы и бедра Свон. Та что-то неясно бормочет, и ее локти и колени съезжают по простыне, так что она остается лежать на животе, а Реджина, все еще сжимая рукой член, остается стоять на коленях и с неловкостью смотрит, как дыхание Эммы замедляется, и влажные следы на ее теле все реже бликуют в свете ночника. Зачем она это сделала? Миллс не находит ответа на свой вопрос и все еще опасается реакции Свон, но та ничего не говорит и не оборачивается; секунд через двадцать Реджина понимает, что Эмма, должно быть, заснула. Все так же на коленях, Миллс отодвигается от оскверненного ею тела, а потом тихо слезает с кровати. Она смотрит в лицо Эммы, наполовину зарывшееся в подушку, и видит, что ее глаза закрыты, а уголок рта приподнят в усталой улыбке. Что ж. По крайней мере, их телам сейчас хорошо. Мадам мэр решает забыть на время о данном себе обещании ограничить магию, и машет рукой. Теперь все оказывается в порядке: с пола исчезают использованные резинки, бедра Эммы больше не выглядят так, будто на них беловато-прозрачной лавой извергся Везувий, а сама мадам мэр возвращает себе офисный вид. Миллс снова смотрит на утомленное, но довольное лицо омеги и натягивает простыню на покрытое испариной тело. Пора возвращаться в мэрию и начинать совещание, но, как и в прошлый раз, Реджине кажется неправильным оставлять Эмму так. Она осматривается в поисках бумаги и ручки, но, ожидаемо не найдя их, снова машет рукой. Уж коли выдался такой день нарушения правил, что теперь поделаешь. На появившемся рядом с ночником листке четким почерком Миллс написано: «Эмма, давай вечером встретимся и обсудим, как решать проблему. Позвони мне. Р.»