Неправильная омега

Реджина интенсивно работает: она перенесла на сегодняшний день пятничные встречи и пару совещаний, поручила помощнику заранее собрать со служащих недельные отчеты и теперь просматривает их, решив отказаться от обеда. Ей пришлось нагрузить себя работой еще и затем, чтобы не думать об утренней случке с Эммой. После странных снов Реджина проснулась сильно заведенная и не могла дождаться, чтобы погрузить отросток в теплую омежью пещерку. Свон тоже ждала: это было заметно по ее расширенным зрачкам и дыханию; даже если бы у альфы оставались сомнения, то их развеял бы наряд Эммы, состоящий из одной только длинной, до середины бедра, майки. Едва переступив порог, Реджина расстегнула ширинку брюк и потянулась в карман за презервативом; открыв упаковку и натянув его на конец, она оказалась в полной готовности. Эмма не отвернулась на этот раз, а с любопытством и некоторой растерянностью смотрела на член, и это напомнило Миллс их первую случку в переулке возле клуба. — Ну же, дорогая, нагибайся, — ласково попросила Реджина, и омега, судорожно вздохнув, повернулась лицом к стене и оперлась о нее руками. Картинки из сна, в котором она трахала Эмму, приковав наручниками к решетке камеры, пронеслись в голове Реджины, и она с животным рыком набросилась на Свон. Случка получилась короткой и яркой, и обе были несдержанными и громкими. В этот раз Эмма не заснула, наоборот, она почти сразу опомнилась и, кажется, удивилась, обнаружив себя в поддерживающем объятии Реджины. — У тебя все еще брюки расстегнуты, — заметила омега. — А в твоем гардеробе все еще наблюдается дефицит трусов, — беззлобно отозвалась мадам мэр. Эмма лишь фыркнула и, поправив майку, пошла в спальню. — Хочешь кофе? — спросила она, обернувшись. Реджина удивленно посмотрела на нее с порога ванной и вспомнила, что в утренней спешке не выпила свой кофе. — Да, спасибо, — поблагодарила она. И они действительно выпили на кухне по чашке кофе, хотя полностью избавиться от чувства неловкости обеим не удалось; Реджина косилась на ноги Свон, туго обтянутые джинсами, и гадала, надеты ли теперь на ней трусы, а потом поперхнулась напитком, поймав задумчивый взгляд Эммы в районе своего паха. Когда они прощались до вечера, то не смотрели друг другу в глаза. Без четверти четыре Реджина выключает компьютер и прощается с секретарем до понедельника, дав указание не беспокоить ее без крайней надобности. «Мерседес» заправлен и подготовлен к поездке еще накануне; вещи компактно сложены в небольшой чемодан в багажнике; информация о предстоящих съемках с номером контактного лица, а также оплаченная бронь отеля и свежая подборка информации о Гае Грине пришла на электронную почту утром, как и обещала сенатор. Эмма в участке одна; она с кем-то разговаривает по телефону и приветственно машет Реджине рукой, приглашая зайти. Компьютер шерифа еще не выключен, на столе неряшливо разложены какие-то бумаги и чашка с недопитым чаем, но мадам мэр решает не сердиться, ведь, выбирая время отъезда, она заложила полчаса на то, что ее спутница будет копаться. Завершив звонок, Свон одной рукой сметает бумаги в стол, другой выключает компьютер, а потом куда-то выбегает и показывается через полминуты с вымытой чашкой и рюкзаком. — Я готова, — рапортует она приятно удивленной Реджине. — Очень хорошо, дорогая. Женщины оценивающе смотрят друг на друга. Мадам мэр переоделась на работе в просторные удобные брюки и свежую светлую рубашку в бледно-розовую полоску, а привычные шпильки сменила на туфли на невысоком каблуке. На Свон то же, что и утром: серая футболка и тесные джинсы, и Реджина снова думает невольно, надето ли под ними белье. — У нас ведь есть несколько минут? — криво ухмыляется Эмма, и Миллс понимает, что омега нервничает. И еще мадам мэр понимает, о чем Свон ее спрашивает и, что, если они займутся сейчас сексом, это трудно будет оправдать их природой, потому что неумолимой физической потребности в эту минуту ни одна из них не испытывает, а еще она ясно понимает, что они все равно сейчас трахнутся. — Да, у нас есть время, — низким голосом отвечает Реджина и подходит ближе. На расстоянии шага явственно слышится аромат Эммы — не течки, но присущий самой Свон аромат свежести с нотками легких цитрусовых, и мадам мэр, не скрывая, глубоко вдыхает его. Резинки в портфеле, но сначала она хочет удостовериться, что не допустила ошибки, трактуя вопрос Свон. Реджина осторожно берет руку Эммы в свои и кладет раскрытой ладонью на свой пах, давая ощутить силу желания альфы. — Ты хочешь сейчас заняться сексом? — спрашивает Миллс. Лицо Свон немного потерянное, но она не убирает руку. — Эмма? Та молчит и не сводит с нее пристального взгляда, и Реджина пораженно вздыхает, когда пальцы омеги вместо ответа находят и уверенно дергают собачку молнии вниз. Мадам мэр снова вспоминаются обрывки сна, и она даже оглядывается, дабы убедиться в отсутствии в камере задержанных, а потом Свон сама тянет ее за руку в сторону рабочего стола, непривычно чистого сейчас. — Подожди секунду, — бормочет Реджина и кидается запереть дверь, а потом — к своему портфелю. Пока она готовится, Свон ждет, прислонившись задницей к столу, и по-прежнему не сводит с нее понемногу мутнеющего взгляда. Миллс самой приходится расстегнуть Эммины джинсы, потому что та в ожидании случки, кажется, снова погружается в полусознательное состояние и заметно слабеет. Тогда Реджина опрокидывает ее спиной на стол и под прямым углом задирает ноги омеги вверх, чтобы стащить тесные джинсы хотя бы до начала бедер. Когда это удается, открывшийся ракурс кажется альфе весьма привлекательным, и она, придерживая ноги Свон в той же вертикальной позиции, входит в нее и начинает движения. Это приятно, но внезапно ей хочется чего-то большего, ведь Эмма лежит на спине, а сквозь опущенные жалюзи проникает достаточно света и, сердито рыча, Миллс пытается освободить омегу из плена джинсов, чтобы сильнее развести ее ноги и насладиться целостной картиной, но ей с трудом удается стащить одну лишь штанину, и тогда мадам мэр бормочет, что запретит эти чертовы узкие штаны в Сторибруке, хотя, в принципе, достигнутого прогресса в раздевании оказывается достаточно, так что Реджина оставляет полуспущенные джинсы болтаться на одной ноге Свон, разводит сильнее ее бедра и, придерживая омегу за лодыжки, трахает в «офицерской» позе, каждый раз глубоко вводя член. Теперь она может наблюдать за лицом Эммы с зажмуренными глазами и закушенной губой, за колыхающимися в такт толчкам члена бугорками под тонкой хлопковой футболкой, за беспомощно раскинутыми руками с сжимающимися пальцами. «Это ведь Эмма… О черт, я ублажаю течную Эмму Свон», — думает Реджина, и это осознание наполняет ее сладким ужасом. Омега постанывает, и Миллс различает по изменившейся тональности, что та готова кончить, и помогает ей, немного меняя угол проникновения. Голова Эммы мечется из стороны в сторону, из раскрывшихся губ слетают сладкие стоны; узкие джинсы так и продолжают болтаться на ноге. Повинуясь все тому же странному импульсу, Реджина задирает к ключицам футболку Свон и по очереди сильно сжимает в руке упругие прохладные округлости. Все тело омеги пронзает вдруг сильная дрожь, а ее влагалище, как тесная перчатка, охватывает член Реджины, так что альфа незамедлительно приходит к собственной разрядке. Как и утром, Эмма быстро очухивается. Занимаясь собой, Миллс не сразу замечает растерянный взгляд шерифа, которым та окидывает свою позу и полный беспорядок в одежде. — Хорошо, что ты решила дать мне, — нейтрально говорит Реджина. — Теперь можно смело ехать в большой город; до утра никакие омега-феромоны не должны тебя беспокоить. Свон молча поправляет футболку и натягивает джинсы. — Кстати, я была приятно удивлена, обнаружив на тебе трусы, — пробует шутить Реджина, но получается неуклюже, и шериф лишь дергает плечом. Действительно, хотя трусы и были, зато теперь на омеге отсутствовал лифчик. — Эмма, — окликает мадам мэр, — я что-то не так сделала? Тебе было неприятно? Не то что бы это сильно волновало Реджину, но слова почему-то пришли на язык и были произнесены, так что оставалось дождаться ответа. — Все нормально, — спокойно отвечает Эмма, хотя угрюмо опущенные уголки рта плохо сочетаются со сказанным. — Ладно, — говорит мадам мэр, потому что, ну что она еще могла бы ответить. — Тогда поедем? Свон берет свой рюкзак, и они идут к выходу. Реджине приходит в голову, что если кто-то увидит их совместный отъезд, могут появиться вопросы, поэтому она сама звонит Генри и сообщает ему, что у Эммы неожиданно появились дела в Бостоне и потому они договорились поехать вместе; послушав разговор, шериф пишет аналогичное сообщение Снежке. — Мама спрашивает, когда ты поможешь избавить стены ее спальни от живописи Нила, — говорит Эмма, прочитав ответ. — Когда вернусь в Сторибрук, — неуверенно обещает Реджина. «Мерседес» преодолевает милю за милей; Эмма смотрит в окно, а Реджина — на дорогу. Молчание кажется Миллс не очень удобным, но она не находит темы для разговора, а слушать радио почему-то не хочется. — Может, теперь я сяду за руль? — спрашивает Эмма после часа езды. — Было бы неплохо. Но давай сначала заедем перекусить? Я пропустила обед. Они заезжают в первую же закусочную на трассе, и Миллс без аппетита ест сэндвич с индейкой, а Эмма цедит через трубочку сок. — Он захотел пометить меня, — говорит внезапно Свон, и Реджина непонимающе таращится в ответ. — Если бы ты знала, как мне все это ненавистно, — играя трубочкой, спокойно продолжает Эмма, — все эти графики и циклы, и особые дни, и обязательные дни отпуска, и таблетки, от которых больше вреда, чем толка… И эта гребаная необходимость быть покрытой, и невозможность свободно распоряжаться своим телом, и вечная настороженность… — Крюк хотел пометить тебя? — начинает понимать Реджина. — А ты… — Всегда презирала всю эту альфо-омеговую мутотень, — вздыхает Свон. — Пила таблетки с пятнадцати лет, едва прошла инициацию; воровала, чтобы только купить блокаторы. Однажды, когда мне было шестнадцать, украденных денег хватало или на пластинку блокаторов, или на две пиццы. И знаешь, я не ела к тому времени уже два дня, но все равно пошла и купила блокаторы. — Эмма… — побледнев, шепчет Миллс. — Что? Тебе и представить сложно… все это. — Ты ведь знаешь, что я была, по сути, женщиной бетой в Зачарованном Лесу. Да, это не то же самое, как быть омегой, но поверь: я понимаю, как тебе было тяжело. — Угу… Я слышала, твой супруг был тем еще мудаком, — жестко усмехается Свон. — Он был… да… — Наверное, ты была счастлива, когда Проклятие сделало тебя… другой? — с холодным любопытством спрашивает Эмма. — Я немного изучила этот мир… заранее, — отвечает мадам мэр. — И выбрала свою новую природу сама. Она с тревогой следит за реакцией на это признание; никому прежде Миллс не рассказывала о предопределенности своей новой натуры. — Подожди, так ты, получается, выбрала быть альфой? Сознательно? И… и ты таким же образом заранее выбрала принадлежность к группе всех, кого прокляла? — Нет, — поспешно отрекается Реджина. — Точнее, я сделала выбор, да, но только за еще одного человека. Проклятие… даже не столько само Проклятие, а перемещение в новый мир проявило в каждом человеке те черты, которые ему были свойственны, и преломило их, иногда давая новую сущность. Альфы — это лидеры, агрессоры или же авантюристы, новаторы, омеги — добрые, терпеливые, участливые, заботливые. Люди с не очень ярко выраженными чертами характера — беты. Ну, ты ведь знаешь эту теорию эволюции групп… — Знаю, — усмехается Свон, — точнее, слышала и всегда считала ахинеей. Терпеливая и заботливая? Точно не про меня. Мысленно Реджина соглашается, но все же произносит: — Это иногда срабатывает, а иногда нет. Именно поэтому я не стала полагаться на свои качества лидера и агрессивность и вписала в Проклятие принадлежность к альфа-группе. Это настолько глубинная настройка личности, что даже разрушение Проклятия ничего не поменяло. — Робин ведь стал альфой, когда перенесся из Зачарованного Леса, а он был твоей судьбой, — думает вслух Свон и, сощурив глаза, рассматривает Реджину. Та никак не комментирует это соображение, лишь повторяет: — Я решилась на сущность женщины-альфы, потому что на тот момент этот выбор казался мне лучшим из имеющихся, и вписала в Проклятие… Впрочем, хватит об этом. Продолжим путь? Они подъезжают к Бостону в сумерках, но все же не очень поздно; навигатор лагает, однако Эмме помогает хорошее знание города, так что вскоре они уже паркуются на гостиничной стоянке. По дороге Реджина размышляла о словах Эммы. Получается, свободолюбивая Свон не хотела становиться ничьей собственностью, даже парня, которого так сильно любила? И пират, обидевшись, развернул паруса подальше от Сторибрука… Шериф, в свою очередь, тоже казалась задумчивой и всю дорогу молчала, иногда бросая изучающие взгляды на Реджину. Может, не стоило им начинать этот разговор? Теперь в голову снова лезли мысли о Робине и напрасные сожаления… Номер оказался, как и обещала сенатор, просторным, двухкомнатным, с двумя ванными. Реджина решает встать пораньше и поэтому занимает первую, проходную, комнату. Перед сном она просматривает подборку фактов о Гае Грине, которую прислал помощник сенатора (терпеливо собрав, видимо, в этих целях продукт деятельности слезных желез кота), и думает о завтрашнем телешоу. Когда она выключает прикроватный светильник, полоска света под дверью в комнату Свон тоже гаснет. Миллс вспоминает обе сегодняшние случки и, как и накануне, начинает ворочаться. Она сделала много неправильного в последние дни: кончила на тело омеги, предложила ей случку, хотя в этом не было крайней, обусловленной ловушкой их физиологии, необходимости, а, самое главное, тратила слишком много времени на размышления об этом. Но потом Реджина вспоминает о главной цели своего приезда в Бостон: уже завтра Эмме окажут квалифицированную помощь, и они смогут вернуться в формат полудружеского, полусемейного общения. Эта мысль успокаивает ее, и она засыпает.