Неправильная омега

Реджина делает очередной глоток скотча и закрывает глаза. Под веками словно насыпан песок. Работа в штабе Тилби напомнила ей службу в королевской гвардии, вот только приказы раздавала теперь не она. К концу второго дня, полностью переписав заготовленную для сенатора речь перед избирателями Бангора, она начинает подозревать, что кругом саботаж, а их пиарщики — тайные агенты Гая Грина. В общем, трудиться приходилось не покладая рук, и Реджина делала это добросовестно, как привыкла. Доставляли хлопот и сторибрукские вопросы: стоило ей уехать, и в мэрию полетели стаи заявок на въезд в город, который в глазах внешнего мира имел сейчас статус закрытой территории; она велела отклонить их все, решив, что чужакам нечего делать в ее городе в отсутствие мэра. Пока не приходилось и мечтать найти время, чтобы снять для утех омежку. Оставалась надежда на портлендский клуб; после встречи с местной прессой и избирателями у нее будет свободное время, и, как Реджина надеялась, его хватит на улаживание своих альфа-потребностей. Накануне Джейн Тилби пригласила ее на ужин и познакомила со своей супругой Хизер; омеге было немного за пятьдесят, как и сенатору, и Реджина почувствовала определенный интерес: ей всегда нравились взрослые холеные блондинки, знающие себе цену, красивые и ухоженные, как породистые кошечки; их так приятно было подчинять своей воле и наблюдать, как величественность сменяется жаждой, неприступность — животной похотью, а презрение — страстной мольбой. Реджина весь вечер оставалась дружелюбной, но немногословной, потому что тонкая летняя юбка никак не помогла бы скрыть эрекцию и, случись такое, сенатор, возможно, была бы польщена таким недвусмысленным комплиментом своей супруге, но, учитывая, что им еще полгода работать вместе, допустить такое было бы все же недальновидно. Черт. Ей действительно нужно как можно скорее трахнуть какую-то омежку. Миллс оставляет стакан недопитым и подходит к задрапированному окну своего номера. Отогнув занавеску, она наблюдает за течением реки и вспоминает, все ли запланированные дела были сделаны. Она поговорила по телефону с Генри и забронировала для Арчи и Свон номера в «Леонардо», провела удаленно тендер по благоустройству парка (победу одержала бригада Лероя — надо признать, заслуженно), и теперь, когда в ее организме находится около ста граммов шотландского скотча, жизнь начинает казаться приемлемой. Жаль только, что пора ложиться спать. Следующее утро оказывается суматошным. Она с двумя помощниками и телохранителем Тилби сопровождает сенатора на встречу с портлендскими избирателями, даже не заехав в гостиницу. Реджина, к своему удивлению, продолжает сохранять некоторую узнаваемость, и Тилби часто перенаправляет ей вопросы, видимо, руководствуясь этим соображением. Когда каждая вторая реплика начинает напоминать плакат с изображением Гая Грина, Миллс просит у сенатора позволения на короткий спич. Она вспоминает интонацию и улыбку, с которыми отправляла воинов убивать и грабить во славу своего имени, и, выйдя из-за стола, чтобы между нею и аудиторией не оставалось барьера, произносит: — Как и любой американец, сенатор Тилби озабочена тем, что происходит в обществе. Как и любой из вас, сенатор прекрасно осознает, что вопросы неравенства до сих пор остаются нерешенными. Но давайте рассмотрим это на конкретных примерах. Так, законодательством штата запрещено усыновление одиноким родителем-альфой ребенка-омеги. Это проявление неравенства? Да. Призываем ли мы устранить его? Нет. Я сама альфа, но этот запрет кажется мне разумным, потому что даже если на десять тысяч добропорядочных альф найдется хотя бы один, который… то… вы понимаете. Однако законодательство не запрещает семейным альфам усыновлять омег, и это тоже кажется разумным. К чему я веду? Мистер Грин предлагает простые, крайне примитивные решения: полностью изгнать альф из политической жизни страны, лишив нацию ее истеблишмента и отдав в руки таких же, как он, авантюристов. А я скажу так: современный мир не может быть устроен просто. Мы все — альфы, беты и омеги — должны бороться с несправедливостью и искать сообща такие решения, которые позволили бы обществу развиваться, а не возвращаться в каменный век! Эти решения и пути развития общества могут и должны быть сложными, и вырабатывать их должны профессионалы, а не самозваный народный трибун. — Мисс Миллс, — обращается к ней напрямую молодой бета, — используя ваш пример: вы поддержали бы Грина, если бы его лозунги касались только одиноких альф? Если бы в предлагаемом Грином законопроекте запрещено было бы баллотироваться только одиноким альфам? — Хороший вопрос, — мысленно чертыхнувшись, замечает Реджина. — Насколько я помню статистические выкладки, восемьдесят процентов альф-конгрессменов женаты. Что касается остальных двадцати процентов, то, полагаю, когда такой альфа избирает политическую карьеру, у него не остается ни времени, ни желания на что-то еще. — Но у депутата Джексона нашлось время изнасиловать своего секретаря! — выкрикивает кто-то из толпы. — Четверо из пяти серийных маньяков, осужденных в стране в прошлом году, были бетами, — мягко напоминает Реджина. — Ответственность за насилие должна быть равной для всех: для меня, для вас, для депутата Джексона. Напомню, кстати, что сенатор Тилби голосовала за отмену уголовного закона, который раньше признавал смягчающим обстоятельством состояние гона у альф при совершении ими преступлений на сексуальной почве. Сенатор? — оборачивается она к Джейн. Тилби благодарит ее коротким кивком и приступает к основным тезисам своей программы. Многие ее пункты касаются защиты прав детей, и уточняющие вопросы собравшихся заметно теряют остроту. Реджина может оценить облако идущих от сенатора феромонов — целеустремленная, уверенная в себе альфа. Неудивительно, что, несмотря на лишенную ярких черт внешность, ей удалось взять в жены такую роскошную омегу. По окончании брифинга сенатор благодарит Реджину и приглашает на семейный ужин в субботу. Реджина с ностальгией вспоминает породистые сухощавые лодыжки ее супруги и вежливо отказывается. — Простите, Джейн, но я очень скучаю по сыну, — объясняет она. — Я благодарна за приглашение; может быть, в другой раз. — Может быть, — кивает альфа. — Завтра у меня с утра несколько встреч один на один, но вы понадобитесь мне на встрече со студентами. — Да, ваш секретарь предупредил меня. Оказавшись в отеле, Реджина понимает, что она слишком устала для похода в клуб. С другой стороны, завтрашний день будет еще более сумасшедшим: приедут Свон и Арчи, и им надо будет найти и поговорить с Дороти, да и мероприятие со студентами тоже не будет легкой прогулкой. Она решает немного отдохнуть, а уж потом заказать такси и отправиться в веселый квартальчик. Теплый душ оказывает свое расслабляющее действие, и Реджина укладывается в постель прямо в гостиничном халате, с намерением поспать полчаса. Она просыпается бодрой и отдохнувшей, вот только за окном, к ее досаде, уже утро. Приходится вставать, плестись в ванную и на завтрак. В телефоне Миллс обнаруживает присланную Эммой фотографию цветущего кактуса без какой-либо подписи. Удивившись, она коротко благодарит ее ответным сообщением и добавляет, что после обеда будет ждать их с Арчи в отеле. Встреча со студентами, несмотря на участие в ней многих поклонников Грина, кажется ей плодотворной. Сенатор много говорит о законопроекте, предусматривающем квоты для бет в органах государственного управления, а Реджина помогает ей отбивать наиболее неудобные вопросы. Фирменный сарказм мадам мэр, словно острый клинок, иногда извлекается ею из ножен вежливости, и тогда его блеск заметно оживляет дискуссию. «Если все эти молодые люди позволили увлечь себя громкими лозунгами скандалиста и пустышки, то почему бы не воспользоваться тем же методом?» — думает Реджина. Его же оружием. Да. Его же оружием. — Вы еще более ценное приобретение, чем мне казалось, мисс Миллс, — задумчиво говорит Джейн Тилби после окончания встречи. — Извините за формулировку, — спохватывается она. — Все нормально. Как и вы, я не заинтересована, чтобы избиратели подхватили чуму под названием «Гай Грин». — Мне бы хотелось, чтобы вы участвовали вместе со мной в съемках ток-шоу на Эн-Би-Си, Реджина, — продолжает сенатор. — И, кстати говоря, я готова лично гарантировать, что многие бизнесмены, которых я знаю (включая мою супругу), станут более чем заинтересованы в инвестициях в Сторибрук. Даже принимая во внимание ваши условия по ограниченному доступу в город. — Думаю, я смогу выдержать съемки в еще одной передаче, — отвечает Миллс. — Отлично. Тогда обсудим детали позже. Единственное: поскольку ваша фигура становится более публичной, служба безопасности должна провести тщательную проверку биографии. Сами понимаете, соперники не побрезгуют использовать для очернения любую мелочь, даже штрафы за неправильную парковку. — Их у меня немало, — сразу признается Реджина, про себя недобрым словом поминая принципиальность шерифа. — Все мы не без греха, — снисходительно улыбается сенатор. — Секрет идеальной репутации политика — в тщательной подготовке легенды. «И какая же легенда у вас?» Реджина разумно решает оставить последнюю мысль при себе. Если Джейн Тилби что-то и утаивала, ее секреты явно и в подметки не годились биографии Злой Королевы, которая устраивала геноцид сказочных персонажей. Миллс усаживается в такси; ей звонит Эмма и сообщает, что они с Арчи уже в отеле. Они договариваются встретиться через час на ресепшене — этого времени должно было хватить для отдыха и мадам мэр, и омегам. Когда Реджина спускается вниз и видит мирно беседующих Сверчка и Свон, улыбка сама собой появляется на ее губах. Кажется, она действительно рада видеть этих двоих. И, судя по ответным улыбкам, они ей тоже рады. Из письма Зелины было известно, что Дороти в последнее время сильно увлеклась медитацией и сразу по приезде в Портленд планировала посетить Японский сад. Туда и было решено отправиться. — Вот план, — раздает Эмма, едва они усаживаются в такси, распечатки. — Я поделила сад на три зоны, так что каждому надо обследовать только треть территории и позвать остальных, когда Дороти найдется. — Насколько было бы проще, если бы мисс Гейл имела мобильный телефон, — ворчит Реджина. Арчи сочувственно кивает ей, а Свон выразительно смотрит на шпильки мадам мэр и усмехается. Все-таки из них троих именно Реджина обнаруживает Дороти. Девушка с закрытыми глазами сидит на скамье возле сада камней, неестественно выпрямив спину. Реджина отступает на несколько шагов и посылает координаты места Эмме и Хопперу. Когда их маленькая группа собирается, они единогласно решают подождать окончания медитации и усаживаются на скамейку немного поодаль. Заметив, что ее спутники не отвлекаются от объекта наблюдения, Реджина позволяет себе немного расслабиться. Она вслушивается в шум листвы и щебет птиц и рассматривает прочерченные на серой гальке бороздки и крупные камни, сложенные, как ей кажется, в хаотичном порядке, но при том соответствующем ее внутреннему чувству гармонии. Почему-то Реджине сейчас очень спокойно здесь, рядом с Арчи и Эммой, хотя впереди их и ждет непростой разговор с Дороти. Она вздрагивает, когда ее руки касаются пальцы Свон. Шериф глазами показывает на Дороти: та делает шейную гимнастику. Сторибрукская тройка встает со скамьи. Дороти замечает их и, судя по удивлению на лице, узнает. — Добрый вечер, мисс Гейл, — здоровается первой Реджина. — Мадам мэр, мистер Хоппер, Эмма, — кивает им девушка. — Вы здесь оказались случайно? Хотя, полагаю, что нет, — складывает она губы в слегка ироничную улыбку. — Говорят, вы собираетесь снова посетить Сторибрук, Дороти? — добродушно спрашивает Арчи. — Ваш источник не лжет, — скользнув изучающим взглядом по лицу Реджины, говорит девушка. — Если бы мы сегодня не встретились, то на днях я отправила бы в мэрию ходатайство о пересечении городской границы. — Мэрия перед вами, мисс Гейл, — с некоторой церемонностью произносит Реджина. — Вы можете рассказать устно о сроке и целях посещения Сторибрука, и решение будет принято. — Что ж, — задумывается Дороти, — я думаю прожить в вашем городе, по крайней мере, несколько месяцев. Я много времени провела, странствуя, и теперь нуждаюсь в отдыхе в тихом месте. — В таком, как этот сад? — уточняет Арчи. — Да. Здесь чудесно, — задумчиво протягивает Дороти. — Но лес в окрестностях Сторибрука мне еще больше по душе. — Очень хорошо, — говорит Свон и переходит к сути. — Мой вопрос будет обусловлен не тем, что я защищаю правопорядок, а тем, что Руби — мой друг. Скажи, Дороти, ты планируешь с ней встречаться? — Полагаю, Сторибрук слишком мал, чтобы избежать встречи с кем бы то ни было из жителей, — медленно подбирая слова, отвечает девушка. — И вы будете заниматься с ней сексом, возможно? — настаивает Свон. — Я одинока, шериф, — усмехается Дороти, — и, полагаю, даже мадам мэр не осудит меня, когда такое случится. — Не осужу, — холодно подтверждает Миллс. — Дороти, — вмешивается Арчи, — мы приехали, чтобы убедиться, что твой приезд не принесет ненужной боли тебе и мисс Лукас. Понимаешь ли ты, что, в силу ее природы, вам придется делить тело Руби с другими альфами? — Понимаю, — кивает Дороти, — и готова к этому. Если вы хотите моих заверений, что я не стану упрекать Руби и закатывать скандалы, то считайте, они у вас есть. Пока Арчи задает уточняющие вопросы, Реджина кидает быстрый взгляд на Свон. Она хорошо изучила мимику шерифа и сейчас замечает, что та кажется не вполне убежденной словами Дороти: брови Эммы немного хмурятся, а подушечки пальцев правой руки отстукивают ритм на обтянутой джинсами коленке. — Что вы будете делать, если мисс Лукас откажется заниматься с вами сексом? — не теряя доброжелательности, спрашивает Арчи. — Если это такое предложение встречаться с вами, доктор, — кокетливо улыбается Гейл, — то… — Это не оно, — поспешно оговаривается Сверчок. — В самом деле, Дороти, нам нужно понимать, какие у вас планы, — поддерживает психолога Реджина. — Она не откажет мне, — коротко отвечает альфа. — А если все-таки откажет? — настаивает Свон. — Тогда я сразу уеду, — обещает Дороти. Мадам мэр обводит глазами Арчи и Эмму. Пора озвучить решение. — Мне отойти в сторону? — правильно считывает ее взгляд Дороти. — Нет необходимости. Я разрешаю вам въезд в Сторибрук, мисс Гейл. С понедельника городская черта будет открыта для вас. — И что, не последует никаких «но»? — удивляется Дороти. — Вы умная девушка, — вздыхает Реджина. — И сами прекрасно понимаете, какие «но» мы просим вас соблюдать. Дороти кивает, и уголки ее губ поднимаются в еле заметной кроткой улыбке. — Считаете мое решение неправильным? — спрашивает Реджина, когда, простившись с Дороти, они идут к выходу из сада. — Совершенно очевидно, что девушка по-прежнему влюблена в Руби, — говорит Сверчок, — но пока трудно сказать, смирилась ли она с ее вынужденной полигамией. Возможно, да, но, быть может, ей лишь кажется, что принятие произошло. Только время покажет. Несмотря на возможные сложности, я рад, что ты решила дать ей шанс, Реджина. — Спасибо, Арчи. Шериф, а ты что скажешь? — Она не лгала, — задумчиво говорит Свон, — но в то же время как будто недоговаривала что-то. Не знаю, насколько это важно… При всей внешней приветливости Дороти очень закрытый человек. — Нам придется присматривать за этими двоими, — заключает Реджина. Она смотрит на часы. В клуб ехать пока рано. — Раз мы так быстро справились с делами, — говорит мадам мэр, — может, сходим куда-нибудь еще? Арчи, ты ведь в первый раз в Портленде? — Как замечательно, Реджина, что ты подумала об этом, — сияет Хоппер. — Конечно, с удовольствием! В его голосе мадам мэр явственно различает, кроме энтузиазма, еще и гордость за успехи самого сложного своего пациента. Реджина хочет рассердиться на него, а потом думает: «Ну и на здоровье, можешь заслуженно гордиться собой, Сверчок, я не стану жалеть о том, что ты научил меня думать и о других людях». — По дороге сюда я заметил вывеску розария, — говорит Арчи. — Это буквально напротив. Давайте сходим? — Отличная идея, — поддерживает Миллс, — я давно хотела его посетить, но каждый раз, приезжая в Портленд, была слишком занята другими делами. — Кхе-кхе, — скептически кашляет шериф. Вот зараза… — А вход в этот розарий тоже стоит пятнадцать баксов? — быстро спрашивает Свон, ощутив на себе тяжелый взгляд Реджины. — Насколько я помню, вход бесплатный, — морозным голосом сообщает Миллс. И они гуляют по розарию. У Реджины разгораются глаза, потому что она хочет посадить у своего дома и вон те, нежно-розовые, и невероятно пышные белые, и желтые, с маленькими цветками. Она без умолку делится своим восхищением с Арчи, который тоже кажется невероятно довольным прогулкой. Миллс часто наклоняется к цветущим растениям, чтобы с наслаждением втянуть в себя аромат роз, Арчи громко радуется теплу, которое не всегда балует в начале июня, а Свон плетется позади них со скучающим видом, украдкой зевая и часто поглядывая на часы. Они достигают панорамной площадки, откуда открывается чудесный вид на город, и по предложению Сверчка делают селфи. — Ну, теперь-то в отель? — нетерпеливо спрашивает Свон, когда ее спутники, наконец, оказываются довольными своим совместным фото. — Вас никто не задерживает, шериф, — замечает Реджина. — Дать вам денег на такси? Эмма резко отворачивается и засовывает руки в карманы. Ох, черт. Эта бешеная неделя сделала Реджину слишком раздражительной, и она сожалеет о вырвавшейся грубости. Эмма сейчас уязвима и будет оставаться такой еще долго, весь период нестабильности; как только Реджина вспоминает слова врача, она произносит: — Хотя, впрочем, эти шпильки, кажется, доконали меня. Пойдемте. И они отправляются к выходу. Сверчок галантно предлагает Реджине уцепиться за его локоть, а Свон по-прежнему плетется позади, не принимая никакого участия в обсуждении спутниками различных пород собак. Они усаживаются в такси, и доктор Хоппер кажется немного мечтательным, когда рассказывает по дороге, какими большими, должно быть, кажутся розы кузнечикам и маленьким букашкам; Реджина без остановки хихикает над его рассказом, а Свон сидит с угрюмой физиономией и скрещенными руками, так что, когда они рассчитываются с таксистом, тот что-то бормочет о том, что в гробу он видал возить наркоманов, и уезжает прочь с визгом шин. Они расходятся по номерам. Когда Реджина выходит из душа, солнце уже село, значит, пора собираться в клуб. На секунду припоминаются слова Тилби о тщательной подготовке биографии политика, но она сразу выбрасывает их из головы. Она согласилась помочь в выборах главным образом для того, чтобы легко заводить краткосрочные связи вдали от Сторибрука, и не собирается отступать от своей цели. За эти несколько дней Реджина смогла показать себя нужной, причем не только как однодневная сенсация и искусный оратор; руководитель штаба был сильно впечатлен умением Миллс формулировать краткие и хлесткие выступления, каждый раз исключительно точно «попадающие» в разные группы избирателей, — теперь все подготовленные спичрайтерами тексты проходили через жесткую редактуру сторибрукского мэра; когда Реджине довелось участвовать в обсуждении готовых планов поездок по городам, она смогла убедить сенатора расширить их перечень, потому что, несмотря на то, каким маленьким был их штат, оставались места, куда кандидаты в Конгресс ни разу не доезжали; накануне мнением Реджины по поводу серии статей сенатора о правах омег поинтересовался даже главный работающий на нее политтехнолог. Благодаря всему этому Миллс чувствует себя уверенно: даже если Тилби решит, что одинокая альфа, снимающая на ночь омежек, может скомпрометировать ее избирательную кампанию, и ограничит ее участие в активной публичной деятельности, она все равно останется необходима сенатору в предвыборной гонке. Реджина подкрашивает глаза и губы, выравнивает тон и надевает свободный, словно с мужского плеча, брючный костюм. Перед выходом Реджина смотрится в зеркало, расстегивает еще одну пуговицу на блузке и проверяет деньги и средства защиты. Все оказывается в порядке: два презерватива лежат в кармане брюк, а пара сотен — во внутреннем кармане жакета. Кажется, она готова. Настал час пойти и получить заслуженную разрядку. Она бросает еще один взгляд на зеркало и открывает дверь, в удивлении останавливаясь при виде Свон. — Собралась куда-то? — прищуриваясь, спрашивает омега.