Неправильная омега

В это утро Реджина просыпается первой. Эмма раскуталась во сне и теперь прижимается к ее боку, сопя так по-домашнему уютно, что альфа невольно улыбается. Ей вспоминаются некоторые детали вчерашнего вечера, и улыбка становится еще шире. Эмма что-то бормочет и бодается головой, сдвигаясь ближе к Реджине. Когда она затихает, Миллс осторожно исследует рукой рассыпавшиеся по груди белокурые локоны; они оказываются шелковистыми и мягкими, как у ребенка. Свон причмокивает губами, и Реджина ощущает влагу на своей груди. Это уже слишком! Она пробует передвинуться, но Эмма набрасывает руку на ее талию и продолжает спокойно сопеть. Ну что с ней поделать? Потом, Реджина ведь сама позволила омеге остаться… Мадам мэр смотрит на часы: до звонка будильника остается ровно двадцать минут. Почему бы не провести их приятно? Одна мысль о том, чтобы засунуть член в сонную омегу, возбуждающе действует на отросток. Реджина сомневается, не слишком ли она оптимистична, ведь у Эммы сейчас нет течки, и она больше нуждается в ласковых прикосновениях и объятиях, а не в толчках члена внутри себя; в то же время и бостонское утро, и предыдущий вечер показывали, что Свон могла быть страстной вне зависимости от периода. Миллс решается. Ничего страшного не случится, если ей не удастся соблазнить принцессу утренним сексом; однако, если ее попытка будет воспринята омегой положительно… Она легонько поглаживает Эмму по спине, потом ныряет пальцами под просторную футболку. Кожа Эммы мягкая, как и у всех омег, особенно женского пола, но при этом под ней чувствуются мышцы; Реджина решает, что это ей нравится. Она возвращает руку на талию Свон и пытается подлезть под резинку трусиков. — Кхм-м… — мычит омега, но так и не просыпается. Как можно спать так долго? Реджине удается, наконец, протолкнуть руку в белье Свон. Она гладит лобок, неторопливо спускается ниже… Эмма по-прежнему неподвижна. Реджина теребит рукой складки Свон все сильнее, с удовлетворением отмечая, что омега становится влажной. «Пора», — решает Реджина и берет с тумбочки презерватив. Она умудряется открыть упаковку зубами и надеть его левой рукой, чтобы не побеспокоить праведный сон шерифа, а потом тоже поворачивается на бок, лицом к Эмме, осторожно разводит бедра омеги и приближает отросток к ее изножью, сдвигая в сторону мешающую полоску ткани. Реджина поднимается на локте и отводит опорную ногу немного назад, а потом легонько толкается между бедер Эммы и водит членом по ее влажности. Только в этот момент шериф начинает показывать признаки пробуждения, но все-таки, когда член оказывается внутри и Реджина совершает в омеге первые плавные толчки, та все еще находится на границе сна и яви. Наконец, зеленые глаза распахиваются и растерянно моргают, сталкиваясь — так близко — с возбужденными карими. Потом Эмма охает и бросает взгляд вниз, на их соединенные тела и собственную ногу, поддерживаемую сейчас альфой на весу. — Доброе… утро, — с блудливой ухмылкой шепчет Миллс и на всю длину вдалбливает член в омегу. — Ох… Реджина… — только и может пробормотать в ответ недоумевающая спросонок Эмма. Реджина, не выпуская из руки бедро Свон, кончиками пальцев поглаживает ее по ягодицам, успокаивая, и немного рычит — не агрессивно, но заявляя права, и на лице Эммы показывается растерянная улыбка, и такая омега становится трогательная и милая, что Миллс на короткий миг хочется ткнуться губами в ее подбородок и губы, но она сдерживается и только продолжает неотрывно смотреть в зеленые глаза с расширяющимися зрачками, пока внизу ее член продолжает таранить сдавшуюся без боя крепость. — Сможешь сейчас кончить? — шепчет Реджина, чувствуя, что уже близка. — Хм… Омега чуть нахмуривается, а потом Миллс с удивлением ощущает, как рука Свон сползает с ее талии ниже, на ягодицы. Теперь каждое движение Реджины встречают не только подающиеся вперед бедра Свон, но и сильное давление на зад. Мадам мэр возмущенно рыкает, но омега, не обратив на это никакого внимания, со все большей бесцеремонностью заставляет ее ускорить темп. Когда Эмма кончает, ее ногти впиваются в идеальные ягодицы Реджины, а лицо с силой вжимается в плечо альфы — так, что Миллс может чувствовать прикосновение ее губ. Это непривычное, забытое почти ощущение — чувствовать на своем плече жар чужого дыхания и легкую дрожь другого тела; Свон не торопится убирать руки с израненных ягодиц мадам мэр, и тогда Реджина снова обиженно рычит и, переложив Эмму на спину, двигается над ней, агрессивно работая поясницей. Сочные звуки от соединения их гениталий заполняют комнату; теперь уже Реджина упирается лбом в плечо Свон и сразу чувствует, как руки омеги обвивают ее шею. — Да-а-а, — стонет Реджина и тоже приходит к финалу. Она на какое-то время оставляет член в Эмме — омега не высказывает никакого неудовольствия по этому поводу — и продолжает успокаивающе поглаживать затылок и шею мадам мэр. Это приятно, и Реджина позволяет себе на минутку забыться в чужом согревающем тепле. — Тебе тяжело, наверное, — спохватившись, говорит она и пытается подняться. — Все в порядке… Давай полежим так еще чуть-чуть, — просит Свон и перемещает руки на лопатки и поясницу Реджины, круговыми поглаживаниями заставляя ее умиротворенно и счастливо урчать. Судя по происходящему, Свон положительно восприняла ее утреннюю инициативу. Подумав об этом, Реджина улыбается в плечо омеги. — Тебе сейчас хорошо? — спрашивает Эмма тихо. — Да. Хотя ты могла быть и нежнее с моей задницей… А тебе хорошо? — Очень. Я… думаю, что я не против была бы иногда просыпаться с тобой вот так… это куда приятнее будильника. Словно откликаясь на имя, устройство на тумбочке Реджины начинает вибрировать и издавать мелодичный сигнал. — Вот-вот, я именно об этом, — хмыкает Свон, когда альфа, скатившись с нее, выключает будильник. Реджина присаживается в кровати и снимает резинку. Эмма с любопытством наблюдает за ней. — Хочешь снова посмотреть? — понимающе усмехается альфа, заметив ее взгляд. — Да! — Ладно. Но тогда сначала помоешь его. — Я? — Не хочешь? — Очень хочу! Тогда… пойдем в ванную? — Пошли, — улыбается ее энтузиазму Реджина. Они залезают в ванну, и Свон, немного стесняясь, под руководством альфы протирает под душем отросток мягкой губкой с ph-нейтральным средством, а Миллс, коротко спросив позволения, омывает спину и грудь Эммы. Когда Реджина подводит лейку душа к ее промежности, взгляд Эммы становится настороженным, но феромоны Реджины и плавные, неторопливые движения успокаивают омегу, и она сама немного шире расставляет ноги, позволяя Миллс помыть ее половые органы. Эмма первой выходит из ванны и подает руку, чтобы помочь Реджине. Та пользуется предложенной помощью, которая, хотя немного смущает ее, но все же кажется очень приятной. «Галантная». Реджина расставляет ноги и говорит: — Смотри. Эмма с любопытством таращится в межножье альфы и, как и накануне вечером, открывает рот, когда отросток, сильно уменьшившись в размерах, сантиметр за сантиметром подтягивается внутрь, пока полностью не исчезает между складок. — Офигеть! — только и произносит Свон. — Это словно какой-то фокус… Реджина усмехается лаконичному комментарию и снимает с крючка пушистый белый халат. — Вот, накинь это. — Спасибо. Миллс тоже набрасывает на себя халат. Что теперь? Кажется, омега получила от нее не только удовлетворение, но тепло и заботу, вот только было ли этого достаточно? Реджина позволила Свон разделить с ней глубоко интимные моменты, и, хотя это было непросто, сейчас она не жалеет об этом. А Эмма? Оценила ли она продемонстрированное альфой доверие? Почувствовала ли, что Миллс пыталась невербально ей передать? Играющая на губах Эммы довольная улыбка кажется ей хорошим признаком. — Мы с Арчи договорились после завтрака прогуляться по набережной, а потом уехать в Сторибрук, — говорит Эмма, когда они возвращаются в комнату. — Хорошо, — кивает мадам мэр. — А я приеду домой завтра к обеду. Встречи назначены на сегодня и на завтрашнее утро. — Присоединишься к семейному ужину у родителей? Нил очень по тебе скучает… — Пожалуй. — Здорово! Ну… я пойду к себе? — Да, — кивает альфа. Эмма снимает халат и переодевается в свою вчерашнюю одежду, с неожиданной стыдливостью отворачиваясь, чтобы надеть нижнее белье. Реджина подглядывает и не сдерживает усмешки, когда девушка несколько раз подпрыгивает, втискиваясь в узкие джинсы. Когда Свон меняет гостиничные тапочки на собственные кроссовки и останавливается на пороге, они на какое-то время замирают и смотрят друг другу в глаза. Реджина снова ловит себя на мысли, что не прочь коснуться губами щеки или даже губ Эммы, но запрещает себе думать об этом и волевым усилием заставляет взгляд оставаться на уровне глаз омеги. — Я… уже пойду тогда? — говорит снова застеснявшаяся вдруг Свон. И самоконтроль Реджины резко сбоит, когда она вдруг делает два шага вперед. Эмма смотрит на нее испуганными глазами, в ожидании каких-то действий, и тогда альфа притягивает ее к себе и — на короткое мгновение — обнимает, сразу получая такой же ответ. — Пока, Свон. Будь осторожнее, передвигаясь на своей колымаге, хорошо? — бормочет Реджина на ухо шерифу и размыкает их объятие. — Угу, я всегда осторожна… Пока, Реджина. Я… знаешь… Мне очень понравился вечер. И ночь. И, особенно, утро. Покраснев после этого признания, Эмма неуклюже проводит по своей шее рукой и, бросив еще один взгляд на раскрасневшуюся от похвалы Реджину, выходит из номера. Оставшись одна, Миллс кидает гордый взгляд на помятую постель. Да, черт возьми, да, она была на высоте! И дело не только в количестве оргазмов; Реджина осознавала, что Эмма благодарила ее за нечто большее, что она как альфа все-таки смогла ей дать. Из прочитанной литературы о физиологии и психологии омег (после разговора с доктором Стивенсом она заказала на Amazon целых четыре такие книги) Реджина помнит, что если случки нестабильной омеги с партнером между течками будут регулярными, то такая омега станет более спокойной и не обидчивой (а Реджина недавно осознала, как приятно было иметь дело с необидчивой Свон). Пожелание Эммы о повторении их ночи из-за прозвеневшего будильника повисло в воздухе, но Реджина решает, если подвернется возможность, провести в одной постели с Эммой еще одну такую ночь. Или даже не одну. Накануне вечером Эмма опять была «большой ложечкой», и засыпать в ее объятиях было на удивление приятно: Реджина чувствовала себя одновременно и уверенной, и в то же время защищенной. Миллс смотрит на часы и понимает, что оставшегося времени хватит только на завтрак, чтобы не заставлять сенатора ее ждать. Она задумывается, зачем ей вообще теперь участвовать в избирательной кампании Джейн Тилби, но потом малодушно решает положиться на судьбу. Возможно, ищейки сенатора уже нарыли на нее компромат. Возможно, уже завтра ее попросят уйти в тень. Реджина не станет расстраиваться. Однако все происходит с точностью до наоборот. Следующим утром Джейн благодушно разговаривает с ней, а потом неожиданно приглашает на финал кубка «Тройной короны» в Бельмонт Парк, до которого остается всего три дня. — Это наша семейная традиция, — гордо улыбается сенатор. — Меня будут сопровождать супруга и дочь; конечно, приглашение распространяется не только на вас, но также и на сына, и на ваш «плюс один». — У меня не будет «плюс один», а вот Генри наверняка не откажется: мы в прошлом году посещали с ним дерби в Кентукки, и он остался в восторге, — непроизвольно вырывается у Реджины. — Только, послушайте, Джейн, я представляю цену билетов на финал; мне неудобно принимать от вас… — Никакого неудобства, — отмахивается Тилби. — Так, значит, у вас нет серьезных отношений, Реджина? — Нет, и довольно давно, — кивает Миллс. Сенатор задумчиво смотрит на нее и никак не комментирует это заявление. Женщины договариваются встретиться непосредственно на ипподроме; Тилби заверяет, что ее секретарь пришлет Реджине именные приглашения на почту, так что самой мадам мэр остается только купить авиабилеты из Портленда в Нью-Йорк и обратно. После непродолжительной встречи с руководителем штаба Реджина наконец-то возвращается в Сторибрук. Генри уже ждет ее в особняке и почти безропотно позволяет приемной матери обнять и поцеловать себя. — Мам, я подстриг лужайку и кустарники, — гордо заявляет подросток. — А Нил тебе кое-что нарисовал, но это секрет! Мы ведь пойдем сегодня на ужин к бабушке с дедушкой? — Конечно, сынок. Реджина с любовью отводит со лба сына длинную челку. Разве думала она, впервые взяв на руки теплый писклявый сверток, что ее малыш вырастет таким высоким и замечательным юношей? — Ты пригласил на ужин Пейдж? — интересуется она. — Вы ведь уже давно встречаетесь… — М-м… Вообще-то нет. Но, может, в какой-нибудь из следующих обедов, — неуверенно обещает он, заметно смущаясь. Реджина снова испытывает чувство вины. За собственными страстями и решением работать в штабе сенатора она могла пропустить самые важные моменты взросления Генри, и эта мысль мучительна. — Сынок, ты ведь знаешь, что обо всем можешь поговорить со мной? — решается сказать она. — Я женщина, но при этом я альфа. Вы с Пейдж сейчас в том возрасте, когда… — Мам, это дьявольски неловкая тема, — ноет Генри. — Я лишь хотела попросить тебя быть аккуратным и заботиться о девушке, с которой встречаешься. Все подростки считают себя самыми умными, и эта самоуверенность прекрасна, но все же процент подростковых беременностей очень высок. — Я знаю, мам, ну правда! И, ради Бога, не надо опять показывать мне обучающий ролик про то, как правильно надевать презерватив; я прекрасно помню, что надо оставлять пространство на кончике и не проводить по нему ногтями, когда надеваешь… — Все верно, — кивает немного успокоенно Реджина. — И еще, как бы ни получилось, я всегда поддержу тебя и твою девушку, ты ведь знаешь? Если, несмотря на все предосторожности, Пейдж забеременеет, ни в коем случае не рискуйте ее здоровьем, не обращайтесь к сомнительным способам, не скрывайте это от меня… и от Эммы тоже. Хорошо? — Да, мам, — кивает совсем покрасневший Генри. — Вот и славно. Миллс улыбается смущенному сыну. Ох уж эти импульсивные подростки! Реджина хорошо помнит свою юность и первую — такую искреннюю — влюбленность в Даниэля. Скромный конюх боготворил свою госпожу, как истинный — не по рождению, но по духу — рыцарь. Как же хорошо, что Реджине хватило смелости самой предложить стать ближе, ведь иначе ее девственность досталась бы ненавистному Королю… И пусть у них с Даниэлем было так мало времени вдвоем, и оба они были неопытными и неуклюжими, но только благодаря их связи она не возненавидела потом физическую любовь; только ценой жертвы Даниэля она знала, каким прекрасным может быть секс с желанным партнером. Она помнит все: редкие встречи на конюшне — короткими летними ночами, перед рассветом; долгие часы наедине в лесной сторожке, когда Даниэль становился не только любовником, но и горничной, заботящейся о ее платье. Их последний раз — в сторожке на берегу ручья, в пору, когда маленькие желтые цветы, названия которых она так и не узнала, сладко источали аромат, и жужжащие пчелы гудели над ними, собирая нектар. В тот день Реджина почувствовала себя особенно любимой и желанной, когда Даниэль, испачкав ее бедра собственным нектаром, горячо прошептал: — Пусть я не стою тебя и мое низкое происхождение не дает мне надежды… но… я не могу и дальше молчать, Реджина! Скажи, станешь ли ты моей женой? Согласишься ли разделить жизнь с безродным конюхом, захочешь ли жить с ним в простом доме и рожать ему детей? И она счастливо рассмеялась и, прижав его голову к своей груди, ясно ответила: — Да, любимый, конечно, да! Вечером Даниэль подарил ей колечко. Еще через сутки его сердце было обращено в пепел. Какое-то время потом Реджина ждала, одновременно страшась и надеясь. Но нет. Их любовь не успела дать плоды. Миллс стряхивает с себя тягостные воспоминания и погружается в домашние дела. Когда от секретаря сенатора приходят электронные сертификаты приглашений, Реджина, ничего не говоря, просто пересылает их сыну, и Генри превращается в вопящего от радости ребенка (так что Миллс даже начинает казаться очень преждевременной их недавняя беседа о сексе). Сын устремляется изучать информацию об участвующих в скачках лошадях, и Реджина мысленно смиряется с тем, что он снова просадит все свои скромные сбережения, упрямо ставя на аутсайдеров; однако это такая ерунда по сравнению с азартом и счастьем в его зеленых глазах! Реджина немного отдыхает, потом звонит Голду. Она поясняет ему ситуацию с приездом Дороти, и Темный соглашается поколдовать вместе с Реджиной над городской чертой. Договорившись о встрече, Реджина завершает разговор. Она печет кексы, столь высоко ценимые Нилом, и упаковывает их в бумажный пакет. Времени остается как раз на то, чтобы встретиться с Голдом, а потом вернуться за Генри и отправиться вместе с ним на ужин в лофт. Реджина думает, что Эмма тоже наверняка будет там, и эта мысль кажется ей приятной. Та дружба-вражда и вечная конкуренция, которая несколько лет определяла их взаимодействие, сейчас сменялась заботой друг о друге, и Реджина надеялась, что, когда ее помощь как альфы будет больше не нужна Свон, они сохранят в своих отношениях обретенное лишь в последние недели свойство — быть друг с другом откровенными, быть надежным плечом — и не только тогда, когда вокруг рушится мир.